и
остается... Но не вы же, надеюсь? - Тут  голос  доктора  Коровкина  дрогнул,
лицо вытянулось.
   - Позвольте взглянуть. - Мура протянула руку и взяла Псалтырь. -  Дешевое
издание. Ничего особенного. Только на последней страничке что-то  нацарапано
карандашом. Милый Клим  Кириллович,  давайте  выйдем  на  свет,  тут  что-то
написано.
   Они вышли из беседки  и  склонились  над  желтой  страничкой  брошюры.  В
светлом  прозрачном  сумраке  белой  ночи  прочесть   написанное   оказалось
нетрудно. Чей-то властный карандаш с  отчетливым  нажимом  вывел  непонятные
буквы и слова:

   "ТСД. Саркофаг Гомера"

Глава 2

   Летняя жизнь петербургских дачников строилась и соответствии  с  негласно
принятыми законами. И семейство Муромцевых стремилось их соблюдать - если не
все, то хотя бы некоторые из них.
   Основные рекомендации по разумной организации  дачной  жизни  летом  1901
года сводились к следующему постулату: "Пить, есть, спать  и  гулять  -  вот
образ жизни, который вернет вам силы. Откажитесь от газет, будьте чужды всех
этих проклятых вопросов  и  живите  в  свое  удовольствие.  Противопоставьте
городской жизни отдых от умственной деятельности, режим дня,  здоровую  еду,
сон, физический труд, купание и спорт".
   Правильный образ жизни включал  в  себя  и  особый  режим  дня,  которого
стремились придерживаться все дачники: подъем в шесть-семь часов, чай,  кофе
в восемь часов, первый завтрак, до двенадцати  часов  -  чтение  и  игры.  В
полдень можно было поспать часа полтора или перекусить - второй завтрак -  и
отправиться на прогулку или купаться. Обедать  следовало  в  пять  часов,  а
ужинать в восемь. В десять-одиннадцать - отход ко сну. Спать рекомендовалось
не  более  семи-восьми  часов.  Только  малокровные  и  нервные  люди  могли
позволить  себе  более  длительный  сон,  не  вызывая  при  этом   осуждения
всезнающих соседей. Дачная жизнь  невольно  располагала  к  большей,  чем  в
городе, осведомленности о жизни соседей.
   Одобрялись  занятия  чисто  физические:  устройство  цветников,   ведение
птичьего двора, заготовка на зиму запасов грибов, ягод, варенья,  маринадов,
солений - все это называлось моционом. Конечно, можно было  прочесть  газету
или легкую  книжку,  час-другой  позаниматься  музыкой,  особенно  в  дурную
погоду, но ни в коем случае не следовало предаваться серьезному  умственному
труду - он утомлял и сокращал время пребывания на воздухе.
   Главным   же   времяпрепровождением    являлись    прогулки,    приятные,
неизнурительные, - в лесу или по берегу Финского залива. Но и здесь  имелись
некоторые ограничения: в солнцепек желательно было находиться  в  тени  -  в
саду, в лесу, - дабы избежать вредного изнеможения от усталости и жары,  что
явно вело к истощению организма. Не следовало -  если  кто-то  по-настоящему
заботился о своем здоровье - оставаться на лугу во  время  росы  или  вблизи
воды после заката. В дождь прогулки не исключались, но только под зонтами  и
в непромокаемых пальто. Чтобы придать прогулкам некое разнообразие, дачникам
рекомендовалось собирать ягоды, грибы, цветы.
   Предпринимались и дальние путешествия, для обозрения  окрестностей,  -  в
экипаже, верхом, на велосипеде. Но и тут приходилось считаться  с  тем,  что
целый день, проведенный  на  велосипеде,  лошади  или  в  лодке,  действовал
ослабляюще на здоровье. Недостаток имелся и  в  рыбной  ловле  -  отсутствие
движения, и в охоте - излишество движения. Чтобы привести в порядок  нервную
систему,  следовало  полностью  отказаться  от  театральных  зрелищ,  балов,
танцевальных вечеров,  карточных  игр,  разве  что  допускалось  потанцевать
один-два часа в дурную погоду.
   Конечно, полностью подчинить свою жизнь  на  даче  подобным  предписаниям
Муромцевы не собирались. Но и они в полной мере наслаждались  всеми  благами
природы  после  разгоряченной  городской  сутолоки  -  по  возможности   они
проводили большую часть времени на воздухе, а так как к людям малокровным  и
нервным себя не относили, то предпочитали вставать  не  позднее  семи  часов
утра.
   Но Клим Кириллович Коровкин, не включившийся еще в священный для дачников
режим, проснулся довольно поздно. Впрочем, еще лежа и нежась в  постели,  он
продолжал перебирать вчерашние события, кажущиеся теперь скорее забавными  и
нелепыми,  нежели  неприятными  и  неожиданными.  В  том  числе  и   обморок
Брунгильды.
   Доктор,  закинув  руки  за  голову  на  белоснежную   подушку,   радостно
рассмеялся.  Вот  они  -  девичьи  тайны.  Страшную  клятву  молчания  вчера
потребовала от него Мура, прежде чем все-таки призналась в  том,  что  виной
обморока ее сестры стал какой-то безобидный мотылек. Да, конечно,  выглядеть
он мог неприятно, но не кусаются же мотыльки!
   Впрочем, это происшествие не уронило в его глазах  Брунгильду  -  смешная
причина обморока  лишь  еще  раз  подчеркнула  тонкую  душевную  организацию
девушки,  ее  необыкновенную  чувствительность,  ее   мощный   эмоциональный
потенциал.
   То ли от забавных вчерашних переживаний, то ли от обилия свежего  воздуха
и кислорода, свободно проникавшего в комнату через открытые окна,  затянутые
от комаров кисеей, но  Клим  Кириллович  спал  в  минувшую  ночь  долго.  Он
взглянул  на  часы:  время  близилось  к  одиннадцати.  Издал„ка  доносились
приятные звуки  музыки  -  как  хорошо,  что  и  на  даче  Брунгильда  имеет
возможность заниматься, хотя и не на своем бесценном бехштейновском рояле, а
на взятом в аренду на лето более скромном.
   Доктор  совершил  утренний  туалет,  облачился   во   вчерашний   костюм,
показавшийся ему теперь старым и скучным. (Посыльный с вещами из  Петербурга
должен был прибыть не раньше полудня.) Затем вышел из флигеля и огляделся по
сторонам.  Щедрый  солнечный  свет  заливал  широкую  лужайку  перед  домом,
причудливую вязь дорожек. Некоторые из них вели к веселым клумбам,  хаотично
разбросанным по дачному участку: готовились явить  миру  свою  красу  пышные
пионы с темно-бордовыми бутонами, еще цвели стройные нарциссы  с  крохотными
желтыми диадемами внутри белоснежных  венчиков,  пока  не  склонили  тяжелых
пунцовых голов тюльпаны, распустились нежные ирисы  и  сказочные  аквилегии.
Все говорило о молодости начавшегося лета, веселило мыслью о грядущих долгих
солнечных днях.
   Другие,  более  широкие  дорожки  соединяли  дом  с  флигелем,   вели   к
хозяйственным постройкам, расположенным в сорока-пятидесяти шагах  от  дачи.
Разросшиеся кусты жасмина и сирени почти скрывали от глаз ледник,  сарайчик,
летнюю баньку.
   Напротив хозяйственных построек, сразу за ажурной беседкой,  утопавшей  в
кустах белой сирени, начинался небольшой яблоневый сад, уже потерявший  свой
бело-розовый флер.
   Окруженный  ярко-желтым  деревянным  забором,  обширный  участок  имел  и
естественную изгородь: вдоль забора росли живописные кусты  бузины,  калины,
акации. С севера и востока они  тянулись  плотной  высокой  стеной,  надежно
защищая дачу  от  возможных  холодных  ветров.  В  центре  участка  высилась
капитальная деревянная постройка  -  двухэтажный  особнячок,  выкрашенный  в
зеленый цвет.
   Фасад дома, с двумя шестигранными  башенками  но  углам,  покрытыми  одна
остроконечной,  другая  плоской  причудливой  формы  крышами,   выходил   на
юго-запад, наиболее солнечную сторону. Здесь же располагалась поместительная
веранда с раздвижными белыми рамами, на которой вчера вечером и  происходило
чаепитие.  Над  верандой  нависал  почти  игрушечный  балкон  с   затейливой
деревянной балюстрадой. Со стороны флигеля  доктор  не  видел  крыльца:  его
загораживали густые  ветви  плюща,  сквозь  прихотливые  сплетения  которого
просвечивали  резные  белые  наличники.  Усадьба  носила  вполне  подходящее
название - "Вилла Сирень".
   Доктор неторопливо двинулся в сторону дома и  еще  издали  услышал  голос
Муры - она с непривычной строгостью,  внятно  и  громко,  почти  по  слогам,
произносила бессвязные слова:
   "Так, хорошо, молодец. Давай попробуем еще раз. Алле! Алле!  Алле!  Умер!
Умер, я сказала! Умница. Гений. Все печенье придется тебе отдать. Ну что  ты
смотришь на меня своими круглыми глазищами?"
   Обогнув веранду и  оказавшись  перед  крыльцом  дачного  дома,  доктор  с
изумлением остановился.
   На ступенях, в кружевной тени плюща, сидела  в  легком  светлом  платьице
младшая дочь профессора Муромцева.  А  перед  ней  стояла  на  задних  лапах
пятнистая  дворняжка  -  энциклопедия  собачьих  пород.  Тело  ее  покрывала
кудрявая шерсть с проплешинами, на землю  опускался  тонкий  гладкий  хвост,
узкую морду странным образом украшали жидкие  терьерские  "бакенбарды".  Уши
псине достались от овчарки, затесавшейся в предыдущие поколения, - огромные,
острые, одно черное, другое рыжее.
   - Доброе утро, милый  Клим  Кириллович!  Надеюсь,  вы  хорошо  отдохнули?
Первый завтрак проспали. Но скоро второй.
   - Доброе утро, Мария  Николаевна,  -  бодро  ответил  доктор.  -  Чем  вы
занимаетесь? Что за чудо природы перед вами?
   - О, действительно чудо. Сидеть, Пузик, сидеть.
   Собака, не сводя глаз с Муры, уселась  перед  ней  в  ожидании  следующих
команд.
   - Пузик. Странная кличка.
   - Я сама придумала ему имя, хозяина-то у песика нет. И ничего  странного,
после того как, он поест, у него появляется оч-чень  славное  тугое  пузико.
Наш песик - герой, о нем даже в газетах писали, он настоящая знаменитость.
   - В самом деле? И чем же он знаменит?  -  Доктор  недоверчиво  осматривал
подозрительную с медицинской точки зрения дворнягу.
   -  Он  совершил  подвиг,  -  гордо  изрекла   Мура.   -   Спас   ребенка.
Представляете, на станции малыш сбежал от мамаши и уселся играть на рельсах.
Мамаша  заговорилась  и  заметила,  что  малыша  рядом  нет,  только   когда
приблизился поезд. Ни один человек не  успел  бы  выхватить  ребенка  из-под
колес: малыш очень далеко отошел. Тогда эта славная псинка бросилась к  нему
и залаяла. Малыш испугался и сам бросился наутек.
   - Хм... Забавно. А как смотрит на присутствие этого чуда природы  Николай
Николаевич? - осторожно полюбопытствовал доктор.
   - Папа не одобряет, - призналась Мура, - но терпит. Да Пузик у нас  и  не
живет. Мы его только подкармливаем,  как  и  все  в  нашем  поселке.  Но  он
почему-то чаще бегает за мной. Вот я и решила его немного  подрессировать  -
смышленая собачка оказалась.
   - Все собаки смышленые. Иван Петрович Павлов это доказал своими опытами.
   - Только не говорите мне, что Пузика нужно отдать для опытов  Павлову.  -
Мура вскочила.
   - Нет-нет, я ничего подобного не имел в виду,  -  стал  в  замешательстве
отрицать свое намерение доктор. -  Но  вы  уверены,  Мария  Николаевна,  что
собачка здорова? Нет ли у нее блох? Не больна ли она лишаем?
   Эклектичный  Пузик,  казалось,  понял  оскорбительный  смысл   сказанного
доктором, повернул к нему свою безобразно беспородную голову и тихо рычал.
   - Я его не трогаю, - примирительно  заметила  Мура.  -  Хорошая  собачка.
Сидеть. Если папа согласится оставить его у нас, мы, конечно, его  вымоем  и
подлечим. Но и он еще должен привыкнуть к нам. Вдруг он не захочет  лишиться
свободы?
   - Все-то вы толкуете о свободе - и  даже  с  утра,  -  на  крыльцо  вышла
Елизавета Викентьевна. - А между тем уже пора садиться за стол. Доброе утро,
Клим Кириллович! Как вам спалось на природе?
   - Благодарю вас, великолепно.
   - Ну вот и хорошо. Прошу в дом. Мура, отпусти собачку. Я смотрю, она  уже
съела все, что ей вынесла Глаша. Пора и  нам  подкрепиться.  Погода  сегодня
чудесная. Вы не хотите прогуляться по поселку?
   - Не знаю, смогу  ли  я  сегодня,  -  состроила  сосредоточенно-серьезную
гримаску Мура. - Боюсь перегреться на солнце. Что тогда будет?
   - Что? - поинтересовалась, чувствуя лукавство дочери, мама.
   - Солнечный удар. И тогда я не смогу поехать на концерт в  Сестрорецк.  К
тому же мне надо читать Грегоровиуса.
   - Хорошо, хорошо, Николай Николаевич приедет, и поговорим. А Грегоровиуса
лучше приберечь для пасмурных, дождливых дней - слишком серьезная книга  для
такой прекрасной погоды.
   - Пузик, гулять! - крикнула с порога  Мура  все  еще  сидящей  собачке  и
вместе с матерью и доктором вошла в дом.
   За вторым завтраком присутствовала и Брунгильда -  живая,  здоровая  -  и
прекрасная, как  всегда.  На  ней  было  надето  нечто  воздушное,  светлое,
просторное:  расширяющуюся  книзу  юбку  украшала  голубая   тесьма,   узкая
кружевная рюшка  легкой  блузки  подступала  к  тонкой  шейке,  присборенное
кружево  обхватывало  нежные  запястья.  Лето  в  этом  году  наступило  так
внезапно, что тюль, кисея и соломенные шляпы почти сразу же пришли на  смену
тяжелым сукнам и шевиотам. Не удивительно,  что  новая  прелесть  Брунгильды
поразила Клима Кирилловича.
   К удивлению доктора, барышни отказались  сопровождать  его  на  прогулку,
ссылаясь на необходимость придерживаться режима, заниматься привычным  делом
- музыкой и чтением, при этом они странно  и  заговорщицки  переглядывались.
Пришлось доктору Коровкину отправляться одному на морское побережье.
   "Вилла Сирень" - а все дома в поселке, как правило,  имели  романтические
названия  -  была  снята  на  лето  семейством   Муромцевых   и   находилась
относительно недалеко от залива.  Следовало  пересечь  две  тихие  улочки  и
свернуть на  широкую  гравийную  дорогу,  ведущую  вниз.  Среди  лиственниц,
высоких  елей,  черной  сосны,  карельской   березы   прятались   диковинные
деревянные дачки с причудливыми башенками, шпилями, с замысловатыми  резными
украшениями, с пестрыми разноцветными стеклышками веранд.  Дачная  местность
находилась на высоте ста  футов  над  уровнем  моря,  но  по  склону,  круто
сбегающему к воде, тоже лепились постройки и домишки  местного  населения  -
правда, более скромные, без затей. Приезжие, несмотря на  близость  к  морю,
здесь старались не селиться:  склон  пропитывала  влага  и  в  диких  лесных
зарослях, кустарниках, хвощах и осоке ощущались постоянные духота и сырость.
К тому же любили гнездится в этих местах  полчища  крупных  черных  комаров,
спасти от которых не могло ни одно из рекламируемых средств.
   Внизу, вдоль берега, вилась Большая дорога,  по  которой  можно  было  на
извозчике или автомобиле доехать до Сестрорецка  и  Петербурга.  А  за  ней,
собственно, и начинались пляжи, куда вели неширокие бетонированные  дорожки.
Между редкими живописными соснами, отгораживающими Большую дорогу от пляжей,
стояли  скамейки  и  тенты,  располагались  ресторанчики   с   обязательными
террасами - с плоскими  крышами,  с  приземистыми  резными  балюстрадами,  и
посетители ресторанчиков могли в  хорошую  погоду  наслаждаться  живописными
видами и принимать воздушные ванны. Тут же мелочные торговцы предлагали свой
немудреный  товар:   особым   успехом   пользовались   лимонад,   мороженое,
сосательные финские конфетки в ярких фантиках и семечки.
   На пляже выделялось несколько специальных купален с очищенным от камней и
валунов  дном,  и  на  этом  "культурном"  мелководье  плескались   в   свое
удовольствие детишки, и родителям не  приходилось  за  них  волноваться.  По
всему пляжу беспорядочно стояли легкие деревянные будки -  для  каждой  дачи
своя, отдельная, - в них хранили шезлонги, купальные принадлежности, большие
зонты. Более опытные, взрослые  купальщики  могли  воспользоваться  дощатыми
мостками, проложенными  по  мелководью  к  глубокой  воде,  -  либо  своими,
частными, либо за небольшую плату общественными.
   После полудня, когда доктор Коровкин оказался на  побережье,  солнце  уже
припекало  довольно  сильно  и  пляж  заполняли  толпы  отдыхающих.   Многие
предпочитали укрыться от палящих лучей под огромными пестрыми зонтами  -  их
основания намертво закреплялись в песке. Пляж гудел  от  детских  голосов  -
радостных,  испуганных,  требовательных,  от  строгих  окриков  родителей  и
воспитателей;  шумное  многолюдье  напоминало  разворошенный  улей,  правда,
пространство - песчаное и водное - несколько приглушало гул.
   Доктор не имел с собой купальных принадлежностей  и,  постояв  немного  в
созерцании копошащейся толпы, отправился к террасе открытого ресторана,  над
которым красовалась аляповатая вывеска  "Бельведер".  Там  стояло  несколько
уютных столиков, застланных клетчатыми скатертями с  расставленными  на  них
белыми  фаянсовыми  кувшинчиками,  в   кувшинчиках   благоухали   колокольца
ландышей. Доктор сел за один из столиков и осмотрелся по сторонам.
   За крайним столиком, ближе к лесной полоске, отделяющей пляж  от  Большой
дороги, удобно устроились мужчина и женщина в огромной, похожей  на  слоеный
пирог, шляпе из тюля и газа. Пара сидела спиной к доктору, но короткие пряди
пышных белых волос, тоненький, чуть  вздернутый  носик,  мелькнувший  из-под
широкополой шляпы, когда дама повернулась к своему  собеседнику,  подсказали
Климу Кирилловичу, что судьба дарит ему возможность непринужденно продолжить
вчерашнее знакомство. Однако доктор почему-то  испугался  и  отвел  глаза  в
сторону. Рядом с красавицей певицей сидел,  без  сомнения,  граф  Сантамери.
Так-то  он  решает  свои  торговые  проблемы!   Сидит   с   девицей   весьма
сомнительного толка в пляжном ресторане, потягивает с утра вино...  Впрочем,
дачи для того и существуют, чтобы забыть о работе.  Вот  и  приличного  вида
господин в сером чесучовом  костюме  и  соломенной  шляпе,  стоящий  чуть  в
стороне от террасы, вряд ли думает о службе. Руки завел за  спину  вместе  с
тростью, голову запрокинул - любуется полетом  чаек,  невыносимо  крикливых.
Приличный господин - только его облик немного  портят  огромные  рыжие  усы,
обегающие  рот  и  свисающие  ниже  подбородка.  Теперь  таких  и  не  носят
нормальные люди. Только на сцене  и  можно  увидеть  подобное.  Но  там  они
накладные, наклеенные.
   Доктор Коровкин обрадовался, когда его беспорядочные размышления прервало
появление официанта. В легкой белой косоворотке, в белой атласной жилетке, в
длинном белом фартуке, официант стоял, ожидая заказа и загораживая стол,  за
которым расположились граф и его спутница. Доктор поймал себя на мысли,  что
ему, пожалуй, не хочется общаться с  новыми  знакомцами,  и  постарался  как
можно дольше задержать расспросами официанта.
   Из его ответов он узнал, что многие дачники приходят  на  пляж  на  целый
день, особенно семьи, где есть дети. Для детей  здесь  рай:  серсо,  крокет,
кораблики, плоты из высохшего тростника, родители охотно присоединяются к их
играм. Отдыхающие часто приносят с собой провизию на весь  день,  закапывают
бутылки с молоком в холодный песок. Утром и вечером  совершают  обязательные
променады по берегу, но не в жару. По солнцепеку мало  кто  решается  просто
погулять, предпочитают купания. Заходят и к ним в ресторан - он  работает  с
самого утра до позднего времени:  редко  кто  откажет  себе  в  удовольствии
съесть в жаркий день мороженое, выпить прохладительной  ягодной  воды,  пива
или легкого столового вина.
   Доктор заказал ягодной воды, и официант ушел, явно  недовольный  скромным
заказом. Клим Кириллович  долго  провожал  его  глазами,  опасаясь  случайно
встретиться взглядом с графом или его спутницей. Когда официант  скрылся  из
виду,  доктор  отвел  глаза  к  заливу,  как  бы  любуясь   серовато-голубой
бесконечной  рябью,  сверкающей  на  солнце  и  простирающейся   до   самого
горизонта. На  горизонте  ясно  виднелся  темный  контур  форта  "Тотлебен",
похожий на плоскую низкую сковороду. Мимо него проходили буксиры, тянущие за
собой на канатах белые щиты - мишени  для  артиллерийских  учебных  стрельб.
Залпы выстрелов напоминали глухой стук открывающейся бутылки шампанского.
   В конце концов Климу Кирилловичу пришлось отвести взор от  залива,  чтобы
принять свой заказ, - при этом он с облегчением, боковым  зрением,  заметил,
что, так и не увидав его,  вчерашние  знакомцы  п