ал является командующим фронтом, Звягинцев  понял  из
разговора  сразу  же.  "Но  как  же  Ворошилов?  Значит,  маршал  уже   не
командующий?" - недоуменно думал он.
   Лицо генерала показалось Звягинцеву знакомым,  хотя  он  никак  не  мог
вспомнить, где и когда видел его.
   Резкий вопрос командующего привел Звягинцева в замешательство.  Выручил
Королев - доложил за него:
   - Майор Звягинцев из нашего инженерного управления...
   - А чего здесь болтается, раз инженер? - прервал его Жуков.
   - Товарищ командующий! - обретя вдруг дар речи, громко и даже с вызовом
проговорил вытянувшийся в положение  "смирно"  Звягинцев.  -  Я  болтаться
привычки не имею.  Выполнял  боевое  задание  на  Лужской  линии.  Получил
ранение. До выезда на фронт был  прикомандирован  к  оперативному  отделу.
Поэтому из госпиталя явился сюда.
   Королев слушал Звягинцева  и  в  душе  клял  его  на  чем  свет  стоит.
Уверенный, что  сейчас  разразится  буря,  он  из-за  спины  Жукова  делал
отчаянные  знаки.  Но,  вопреки  его  опасениям,   Жуков   спросил   почти
добродушно:
   - Из госпиталя?.. То-то они тебя вырядили, как чучело  огородное.  Куда
угодило?
   - В ногу.
   - Осколочное, что ли?
   - Так точно.
   Уловив явную перемену в тоне командующего, Королев сказал:
   - Вот, товарищ командующий, не хочет в штабе работать,  опять  в  строй
просится!
   - А ну, пройди по комнате! - приказал Жуков Звягинцеву.
   Звягинцев сделал несколько шагов, слегка припадая на левую ногу.
   - Шкандыбаешь, - усмехнулся Жуков и обернулся к Королеву: - Пошлете его
на Кировский завод. Ясно?
   - Так точно! - поспешно ответил Королев.
   - Товарищ командующий!  -  чувствуя,  как  загорелось  от  обиды  лицо,
воскликнул Звягинцев.  -  Разрешите  обратиться.  При  чем  тут  завод?  Я
прошу... настаиваю, чтобы меня послали на фронт. Я знаю, в частях  большая
убыль командного состава... Я...
   - Отставить! - оборвал его Жуков. -  "Я  знаю"!  А  то,  что  в  районе
Кировского из пулеметов стреляют, это ты знаешь? А что  от  Кировского  до
Дворцовой площади танку полчаса ходу, ты знаешь?!
   Он пошел к двери и уже с порога бросил:
   - Сегодня же направить на Кировский!
   Некоторое время в  комнате  царило  молчание,  нарушаемое  лишь  мерным
стуком метронома.
   Наконец Королев заговорил:
   - Я думаю, ты все понял. Это новый командующий  фронтом  генерал  армии
Жуков.
   "Жуков! - вспомнил Звягинцев. - Ну конечно  же  я  видел  его  тогда  в
Кремле, на совещании..."
   - А где же маршал? - спросил он.
   - Отозван в распоряжение Ставки.
   -  Павел  Максимович,  ты  прости  меня,  -   взволнованно   проговорил
Звягинцев, - понимаю, не мое дело обсуждать... Но скажи откровенно...  Что
же, он... лучше Ворошилова?
   Королев медленно прошелся по комнате. Остановился напротив Звягинцева.
   -  Знаешь,  Алексей,  хотя  действия  старших  начальников  никогда   с
подчиненными не обсуждаю, но на этот раз... сделаю исключение. Сядь.
   Он подождал, пока Звягинцев сядет у стола, сам сел напротив и продолжал
задумчиво, как бы размышляя вслух:
   - Понимаешь, сам уяснить хочу. Тут такое дело случилось.  В  первый  же
день,  как  он  приехал,  попался  я  ему  под  горячую   руку.   Подробно
рассказывать нет времени.  Словом,  думал,  разжалует,  рядовым  на  фронт
пошлет - у него это запросто. Но обошлось...
   - Но разве у него есть право?.. - недоуменно начал было Звягинцев.
   - Обстановка дает право, Алексей! - с  горечью  в  голосе  прервал  его
Королев. - Враг под Ленинградом стоит, погнать его вспять пока не удается.
Наоборот, сами ежечасно под угрозой вторжения живем. И вместе с  тем  есть
перемены  при  новом   командующем,   есть,   -   продолжал   Королев,   и
чувствовалось, что он хочет и себе  ответить  на  вопрос,  над  которым  в
горячке дел ему некогда было задуматься. - Перемены  эти  прежде  всего  в
том, что Жуков потребовал изменить  тактику.  Раньше,  что  греха,  таить,
закопаемся в землю, и, если противник молчит, мы и рады. Он в атаку, мы  -
"стоять насмерть, ни шагу назад". А теперь иначе. Немец лезет - защищайся.
Затих, перестал атаковать - не жди, не радуйся передышке, атакуй сам.  Это
не только новая тактика. Это... иная психология, если  хочешь  знать!  Вот
чего требует новый командующий. Хочешь сказать - резок?  Согласен,  резок,
иной раз жесток даже. Но...
   Королев задумался, стараясь  точнее  сформулировать  свою  мысль,  взял
папиросу, затянулся и продолжал:
   - Утверждать, что новый командующий все, так сказать, с ног  на  голову
поставил, словом, все отменил и какой-то  новый  сверхплан  предложил,  не
могу. В общем-целом он действует в  том  же  направлении,  что  и  старый.
Приказы прежние не отменял, хотя, разумеется, и много  новых  отдал.  Это,
так сказать, с одной стороны... А с  другой  -  есть  новое!  Что  именно,
спросишь?  Отвечу  так:  точность,   категоричность,   последовательность.
Никаких тебе дискуссий, никаких накачек. Не выполнишь приказ - худо будет.
   - И тем не менее он сам сказал, что немцы могут ворваться в город.
   - Да. Они вышли к окраинам, - внезапно упавшим голосом сказал Королев.
   - Послушай, Павел Максимович, - наклоняясь к Королеву,  тихо  заговорил
Звягинцев, - мы с тобой военные люди.  И  оба  коммунисты.  Положение  под
Ленинградом катастрофическое, так?
   - Так... - почти беззвучно ответил Королев.
   - Теперь скажи мне искренне - ты знаешь, я не  трус  и,  пока  дышу,  с
врагом буду драться... И все же скажи: есть надежда?
   Королев резко выпрямился, как от удара.
   - Ты... ты что это такое спрашиваешь?! - сквозь зубы процедил он.
   - Я видел карту, Павел Максимович...
   - А-ах, ты карту видел?! - с бешенством повторил Королев. - Да  как  же
можно только по карте судить! - Лицо Королева покраснело, жилы  на  висках
надулись. - Навалялся по санбатам да госпиталям, - крикнул он,  -  боевого
духа армии не знаешь!
   Он вскочил, сделал несколько быстрых шагов взад и вперед по кабинету  и
уже спокойно, однако с усмешкой сказал:
   - Противоречие в моих словах имеется вроде? С одной стороны,  положение
- на волоске, а с другой - вера и надежда? Да, с точки  зрения  формальной
логики, может быть, и противоречие! Но по этой паршивой  логике  фриц  уже
давно в Москве и в Ленинграде быть бы должен. А его там нет! И  не  будет!
Пусть после победы историки разбираются, как, что и почему.
   Королев умолк, потом взглянул на часы и растерянно сказал:
   - Что же мы, черт возьми, делаем? Двадцать минут прошло с тех пор,  как
командующий приказал... Слушай, Алексей, тебе надо немедленно отбывать  на
Кировский...
   Королев решительно поднялся.
   - Павел Максимович, - тоже вставая, сказал Звягинцев, - разреши  только
два слова. Знаю, ты  можешь  накричать  на  меня,  выгнать.  Понимаю,  сам
командующий приказал... Но ручаюсь, он забыл обо мне, как только вышел  из
этой комнаты. Прошу тебя, как друга, как старшего товарища: пошли  меня  в
действующую часть. Ладно, согласен, командовать еще не могу, хромаю,  нога
проклятая... Но пошли хотя бы  дивизионным  инженером.  Или  полковым.  Не
доверишь - снова в саперный батальон пошли. Прошу тебя, ради дружбы  нашей
сделай это!
   - Отставить! - резко произнес Королев. И потом, уже мягче сказал: -  Не
только в том дело, Алексей, что командующий приказал. Дело в том,  что  он
прав. Иди сюда!
   И Королев направился к длинному столу, на котором были разложены карты.
Он отыскал нужную и сказал Звягинцеву:
   - Гляди. Вот район Кировского. А вот здесь уже  враг.  Масштаб  видишь?
Кировский не просто завод, а  главный  наш  танковый  арсенал.  На  другие
фронты танки отправляем по Ладоге! Понял? Немцы вторые сутки  беспрестанно
бьют по Кировскому и по Ижорскому. Ижорский танковую броню поставляет  для
Кировского. Значит, у противника замысел  вывести  эти  заводы  из  строя.
Понял, что к чему? Но это еще  не  все.  Кировский  завод  не  только  наш
арсенал, но и важнейший узел обороны. По крайней мере, должен быть  таким.
Нужно осмотреть,  проверить  все  тамошние  оборонные  сооружения,  помочь
построить дополнительные. И сделать это должен именно ты. У тебя  опыт  не
только инженера, но и общевойскового командира! Будешь  представлять  штаб
фронта, понял? Теперь слушай:  отсюда  пойдешь  в  инженерное  управление.
Скажешь, что получил  приказ  от  меня.  И  на  командующего  тоже  можешь
сослаться. Потом в кадры зайдешь. Впрочем, я сейчас позвоню...
   Звягинцев молча стоял у стола.
   - Давай, Алексей, действуй, - уже сердито заторопил его Королев.
   - Слушаюсь, - ответил Звягинцев и сделал уставный поворот.
   - Стой! - внезапно сказал Королев. - Говори как на духу: долечился  или
удрал из госпиталя?
   - Товарищ полковник...
   - Ладно. Выяснять не буду. Не то время. Все. Иди оформляй документы.
   Звягинцев направился к двери.
   Королев  угадал:  майор  уговорил  врача  выписать  его  из   госпиталя
досрочно, заверив, что будет работать в штабе, далеко от передовой. Сейчас
он пытался идти твердой походкой, с отчаянием сознавая, что  припадает  на
левую ногу...
   Звягинцев уже взялся за ручку двери, когда Королев снова окликнул его:
   - Подожди!
   Звягинцев застыл в страхе, что сейчас будет отменено и это назначение и
вместо    Кировского    завода    придется     идти     на     медицинское
переосвидетельствование.
   Но Королев, подойдя  к  нему,  спросил,  смущенно  покрутив  в  пальцах
папиросу:
   - Послушай, Алексей... Я ведь тот наш последний разговор помню.  Она...
Вера-то... вернулась ведь в Ленинград, выбралась! Видел ее?
   Звягинцев ожидал всего, чего угодно, но не разговора о Вере.  И  теперь
едва сдержался, чтобы не спросить,  где  теперь  Вера,  как  ее  здоровье,
вспоминала ли она хоть раз о нем... Но  заставил  себя  промолчать.  "Нет,
нет, нет! - мысленно приказал себе Звягинцев. - С этим все кончено". Те же
слова он молча твердил, беспомощно лежа на  носилках  там,  в  лесу...  Он
понял тогда, что радость Веры от встречи с ним не шла ни в какое сравнение
с той радостью, с тем счастьем, которое отразилось на ее лице  при  вести,
что Анатолий жив и находится в Ленинграде. Тогда Звягинцев  в  первый  раз
сказал себе: "Нет. С этим кончено". И эти же слова  он  мысленно  повторил
сейчас.
   - Я из госпиталя направился прямо сюда, - сухо ответил он  Королеву.  -
Была попутная машина. Даже к себе на квартиру не заходил.
   Королев несколько удивленно взглянул на него.
   - Вот оно как!.. Ладно. Ты прав. Для личных дел сейчас времени нет. Ну,
бывай! - Он переложил папиросу в левую руку, а правую протянул Звягинцеву.
   Прихрамывая, Звягинцев медленно шел по гулким коридорам Смольного.
   "Кировский завод - узел обороны!.. - с горечью думал он. - Кто же будет
оборонять его? Ведь немцы проникнут туда лишь в том  случае,  если  фронт,
который держит сейчас сорок вторая армия,  будет  прорван!  Кто  же  тогда
сможет остановить их у Кировского? Отступающие войска? Или  сами  рабочие?
Но, наверное, те из них, кто в состоянии держать  оружие  в  руках,  давно
ушли в ополчение. Даже старик Королев где-то на фронте..."
   Подумав об Иване Максимовиче Королеве, которого последний раз он  видел
в ополченской дивизии на Лужской оборонительной линии, Звягинцев мгновенно
вспомнил двух других людей, с которыми разлучила его судьба:  Суровцева  и
Пастухова.
   Лежа на госпитальной койке, он не раз  вспоминал  о  них,  расспрашивал
каждого нового раненого, не встречал ли кто, случаем, командиров с  такими
фамилиями...
   Знай Звягинцев, где они сейчас, он уговорил бы Королева послать их  как
специалистов-саперов вместе с ним  на  Кировский.  Впрочем,  что  об  этом
думать! Живы ли они?..
   В ушах Звягинцева еще звучало эхо боев на Луге.
   Оказавшись в санбате, а потом в  госпитале,  он,  раньше  столь  хорошо
осведомленный о положении дел  на  фронте,  теперь  был  вынужден  черпать
информацию лишь из газет, радиопередач и сбивчивых,  часто  противоречивых
рассказов раненых - соседей по палате.
   И, входя в кабинет полковника  Королева,  он  еще  не  подозревал,  что
кратчайший путь к фронту пролегает  по  улице  Стачек  и  что  седьмая  от
Кировского  завода  трамвайная  остановка  находится  уже  на  территории,
занятой врагом.
   То, что Звягинцев услышал от Жукова и Королева, потрясло его.
   На карте он ясно увидел, что район Кировского завода действительно стал
фронтовым.
   И тем не менее не мог себе этого реально представить.
   В памяти Звягинцева  и  Нарвская  застава  и  улица  Стачек  оставались
такими, какими он  видел  их  в  конце  июня.  Тогда  этот  рабочий  район
Ленинграда выглядел мирным и оживленным, хотя из ворот  Кировского  завода
выползали танки, окна  домов,  как  и  повсюду  в  городе,  были  заклеены
крест-накрест узкими полосками бумаги, а на площадях и в скверах люди рыли
траншеи-укрытия на случай воздушных налетов.
   Но тротуары, как и в мирные дни, были  заполнены  спешившими  по  своим
делам  людьми,  позвякивали  трамваи,  на  стендах  Дома  культуры  висели
объявления о предстоящих лекциях и концертах.
   Да и сам Кировский завод-гигант привычно воспринимался прежде всего как
глубоко мирное  предприятие,  хотя  в  силу  своего  служебного  положения
Звягинцев знал, что еще накануне  войны  завод  начал  перестраиваться  на
выпуск продукции оборонной - тяжелых танков "КВ" и артиллерийских орудий.
   И вот теперь, после всего того, что  он  слышал  в  кабинете  Королева,
Звягинцев старался представить себе, что же происходит на Кировском заводе
и в его окрестностях.
   В коридоре Звягинцеву встретился бывший сослуживец по штабу фронта.  Он
спешил, но остановился, спросил, где майор был, куда ранен.
   Тот отвечал неохотно, односложно, словно чувствуя за собой вину за  то,
что почти месяц провалялся в госпитале.
   Звягинцев пошел в отдел инженерных войск. Там ему сказали,  что  звонил
Королев и передал приказание командующего фронтом.
   В отделе кадров тоже знали, куда и зачем надлежит  ему  отправиться,  -
командировочное  предписание  было  отпечатано  и  передано   на   подпись
начальнику штаба.
   Звягинцев посмотрел на часы - стрелки показывали десять минут восьмого.
Он вспомнил, что с утра ничего не ел.
   И хотя есть Звягинцеву не  хотелось,  он  решил  спуститься  в  штабную
столовую, чтобы хоть немного перекусить. Продовольственный аттестат  лежал
у него в кармане, но становиться на учет в АХО штаба фронта  уже  не  было
смысла.
   В этот неурочный час в столовой было пусто. Звягинцев  сел  за  столик.
Подошла официантка и вопросительно посмотрела на него:
   - Талон на ужин, товарищ майор.
   Звягинцев растерянно ответил, что талонов у него нет. Официантка, пожав
плечами, сказала, что без талонов кормить не имеет права.
   В это время мимо проходила другая официантка, знакомая Звягинцеву еще с
довоенных времен. Звягинцев подозвал ее, и она объяснила,  что  порядки  в
столовой изменились, потому что карточные нормы в городе  сильно  урезаны.
Без талонов теперь разрешается отпускать только чай без сахара.
   - Что ж, - покорно сказал Звягинцев, - значит, придется попоститься.
   Он встал и направился к выходу.
   -  Вы,  никак,  ногу  зашибли,  товарищ  майор,  -  сказала  ему  вслед
официантка. - Ой, да вы, наверно, ранены?..
   Она заставила Звягинцева снова сесть, куда-то  убежала  и,  вернувшись,
победно сообщила, что начальник столовой  разрешил  в  порядке  исключения
накормить раненого майора за наличный расчет.
   "Вот я и начинаю извлекать выгоды из  своего  ранения,  -  с  невеселой
усмешкой подумал Звягинцев. - В строй не пускают, зато  как  инвалида  без
талонов кормят..."
   Он проглотил несколько ложек супа, с трудом  разжевал  кусочек  сухого,
жилистого мяса, поблагодарил официантку и снова пошел в отдел кадров.
   Его командировочное предписание было уже оформлено.  Вручая  Звягинцеву
документ, работник отдела  кадров  посоветовал  выяснить,  когда  в  район
Кировского завода пойдет какая-нибудь машина.
   Звягинцев посмотрел на  часы.  Было  восемь  вечера.  "Может,  все-таки
заскочить домой? - подумал он, но тут же сказал себе: - Зачем?"
   И в самом деле, зачем ему было ехать в пустую холостяцкую комнату, куда
он не заглядывал с тех пор, как получил приказ выступить с  батальоном  на
Лужскую линию?
   "Не поеду", - решил Звягинцев и направился в диспетчерскую.
   ...Штабная "эмка",  к  ветровому  стеклу  которой  были  прикреплены  с
внутренней  стороны  несколько   пропусков   -   на   передвижение   после
комендантского часа, на проезд во время обстрела и воздушной  тревоги,  на
выезд в прифронтовую полосу, - мчалась по затемненному городу  к  Нарвской
заставе, и водитель лишь время от времени освещал путь короткими вспышками
окрашенных в синий цвет фар.
   Положив свой чемоданчик и шинель рядом с водителем и расположившись  на
заднем сиденье - там удобнее вытянуть больную ногу, - Звягинцев то и  дело
поворачивал голову, стараясь разглядеть улицы, по которым они проезжали.
   Шел только одиннадцатый час, но улицы были совершенно  пустынны.  Да  и
громады домов с черными, затемненными изнутри окнами казались нежилыми.
   Призрачный свет фар на мгновение выхватывал из темноты прилепившиеся  к
угловым домам, похожие на огромные  утюги  доты,  нагромождения  мешков  с
песком, прикрывающие витрины магазинов, и снова все погружалось в сумрак.
   Звягинцев почувствовал, что его охватывает тревожное волнение. "Что это
со мной?" - подумал он и попытался объяснить свое состояние тем, что через
какие-нибудь десять - пятнадцать минут  ему  предстояло  прибыть  к  месту
нового назначения.
   Но Звягинцев обманывал себя и знал, что обманывает. Просто машина ехала
теперь по улице, где жила Вера.
   Он опять сказал себе: "Нет, нет, нет!",  но  чувствовал,  что  какая-то
непреодолимая сила заставляет его прильнуть лицом к стеклу кабины.
   Машина поравнялась с Вериным домом. В темноте он  увидел  лишь  смутные
его очертания. Как  и  соседние  здания,  дом  казался  брошенным  людьми,
нежилым. Ни одного луча света не пробивалось из мертвых окон.
   Звягинцев мысленно представил себе знакомый подъезд, лестницу, дверь на
втором этаже, ярко освещенную комнату, в которой  увидел  себя,  Анатолия,
Веру... Воспоминания властно овладели им.
   Машина уже давно миновала Верин дом, а Звягинцев все не  мог  заставить
себя не думать о прошлом. "Нет, нет, нет!" - убеждал он себя,  боясь,  что
сейчас прикажет шоферу повернуть назад.
   Внезапно Звягинцев почувствовал  толчок.  Машина,  скрипнув  тормозами,
резко остановилась.
   - Все, товарищ майор, приехали - улица Стачек! - сказал, оборачиваясь к
Звягинцеву, водитель. - Мне теперь налево сворачивать нужно, а вам если на
завод, то прямо.
   - Спасибо, - сказал Звягинцев, берясь за ручку двери.
   - Вещички ваши...  -  Шофер  протянул  ему  дерматиновый  чемоданчик  и
видавшую виды, прожженную в нескольких местах шинель.
   Звягинцев взял вещи, вышел из машины и шагнул в темноту.
   - Прямо, прямо идите! - крикнул ему вслед шофер.


   Звягинцев стоял в темноте, пытаясь сориентироваться. Теперь  он  слышал
далекую перестрелку и глухие артиллерийские разрывы.
   Но это не удивило Звягинцева, - он уже знал, что линия фронта  проходит
недалеко отсюда.
   Поразило другое: здесь почему-то было гораздо  темнее,  чем  на  других
улицах города. Он взглянул на небо в надежде увидеть звезды, но не  увидел
не только звезд, а и  самого  неба.  Ему  казалось,  что  он  находится  в
каком-то странном туннеле.
   Прошло несколько минут,  прежде  чем  Звягинцев  догадался,  что  улицу
прикрывает сплошная маскировочная сеть. Потом привыкшие  к  темноте  глаза
различили расположенные по обе стороны тихие и, казалось, вымершие дома.
   Звягинцев не мог понять, где он находится, хотя хорошо знал этот район,
не раз бывал здесь до войны. Он  мучительно  старался  вспомнить,  ка