иректор  завода
Длугач, секретарь  парткома  Алексеенко,  возглавлявший  теперь  партийную
организацию вместо  Козина,  начальник  заводского  штаба  МПВО  Дашкевич,
представитель штаба обороны Южаков и он, Звягинцев.
   Сюда, в бомбоубежище, их загнал начавшийся полчаса назад обстрел. Время
от времени Дашкевич  снимал  трубку  одного  из  телефонных  аппаратов  и,
продолжая слушать говоривших, вполголоса спрашивал: "Как там?.."


   - ...Не менее ста человек, - повторил Звягинцев.
   Никто не произнес ни слова.
   Наконец Длугач спросил:
   - Вы в цехах-то были, товарищ майор?..
   - К сожалению, побывать в цехах я еще не успел, - ответил Звягинцев.
   - Так вот, людей нет, товарищ майор, - тихо сказал Длугач и добавил еще
тише: - Ну... пригодных для вашего дела.
   "Как  это  нет?  -  хотел  спросить  Звягинцев.  -  Должны  быть,   раз
требуются!" Но сдержался и, стараясь говорить спокойно, сказал:
   - Вы,  видимо,  плохо  представляете  себе  ситуацию,  товарищи!  Я  не
отрицаю, что кое-что для укрепления западной  части  заводской  территории
уже сделано. Но, к сожалению, с военной точки  зрения  эти  укрепления  не
выдерживают критики. Пулеметные точки установлены  так,  что  огонь  можно
вести лишь в  одном  направлении.  Расчеты  там  могут  укрыться  лишь  от
осколков. А немцы,  как  правило,  предваряют  свои  атаки  артиллерийским
обстрелом и воздушными налетами. В случае попадания в такую огневую точку,
скажем, тяжелого снаряда от нее не останется даже следа. Теперь о  дзотах,
- продолжал Звягинцев. - Они у вас расположены здесь, здесь и здесь. -  Он
ткнул пальцем в отметки на карте, лежавшей на столе, вокруг  которого  они
сидели. - Все на открытой местности. Но подобный дзот, если  он  не  имеет
броневого перекрытия, в случае направленного артобстрела не продержится  и
десяти  минут.  Следовательно,  нужно  сделать  перекрытия.  Это  то,  что
касается дзотов.  Однако  необходимы  также  и  доты.  Я  понимаю,  что  в
существующих условиях их построить трудно. Но  почему  для  этой  цели  не
использовать  расположенные  на  западной  окраине   пустующие   заводские
помещения? Полагаю,  что  это  возможно.  Итак,  нужно  усилить  имеющиеся
укрепления и построить новые. Для этого, как вы понимаете,  нужны  рабочие
руки. Люди нужны. Минимум сто человек. И немедленно.
   Снова наступило молчание.
   В этот момент открылась дверь, и вошел Королев.
   - Обстрел прекратился, - сказал он с порога.
   Только сейчас Звягинцев,  прислушавшись,  уловил,  что  метроном  снова
стучит спокойно и размеренно.
   - Ну как, товарищ майор, провел ревизию? - спросил  Королев,  опускаясь
на табурет.
   - Ревизия проведена, -  с  невеселой  усмешкой  ответил  за  Звягинцева
Южаков, - обнаружена крупная недостача.
   - Товарищи, - сказал Звягинцев, - я отлично понимаю,  чего  стоило  при
создавшемся положении построить и эти укрепления. Но все измеряется... ну,
как бы это сказать... точкой отсчета.
   - Здесь, майор, люди не военные и, как говорили в гражданскую  морячки,
академиев не кончали, - вмешался Королев, - ты попроще выражайся.
   - При чем здесь академии? - вскинулся Звягинцев.  -  Просто  я  имел  в
виду... ну, как бы это сказать... критерий! Если мерой являются физические
возможности изможденных, обессиленных людей, то  сделано  очень  много.  А
если взять другую меру, ну, иную точку отсчета... способность  построенных
оборонительных сооружений противостоять возможному наступлению  врага,  то
она... - Звягинцев хотел  сказать  "почти  равна  нулю",  но  сдержался  и
сказал: - ...минимальна.
   - Значит, на минимуме кировцы застыли, - с горечью сказал Королев.
   - Дело не в словах, товарищ Королев, -  несколько  смутившись,  сухо  и
официально сказал Звягинцев, - а в существе. В том, что оборона  завода  с
запада слаба. Надо немедленно приступить к созданию  таких  оборонительных
сооружений, которые смогут стать реальной преградой на пути противника.
   - Товарищ Звягинцев, - возразил Длугач, - мы и сами прекрасно  понимаем
необходимость укрепления западной стороны нашей территории. Как видите, мы
построили там оборонительные  укрепления.  Но,  наверное,  вы  правы,  они
недостаточно совершенны. - В отличие от  Королева  Длугач  говорил  внешне
спокойно. - Мы  понимаем,  -  продолжал  он,  -  что  работы  эти  следует
продолжить, тем более что теперь существует на этот счет приказ. Но  нужно
смотреть на вещи реально. А реальность эта такова, что значительная  часть
кадров, которыми  мы  располагали,  теперь  за  тысячи  верст  отсюда,  на
востоке, ведь там, по существу,  новый  Кировский  создавать  пришлось!  А
рабочие, оставшиеся здесь, еле на ногах стоят!
   - Но на заводе  есть  вооруженный  отряд,  -  нетерпеливо  прервал  его
Звягинцев.
   - Есть отряд, - кивнул Длугач, - командует им начальник литейного  цеха
Лепель,  а  комиссаром  до  недавнего  времени  был  сидящий  перед   вами
Алексеенко. Бойцы вооруженного отряда не только несут дежурства по  охране
завода, ими и были построены те самые укрепления, которые  вы  критикуете.
Более того, силами этого отряда с территории завода были  вывезены  тысячи
тонн железных конструкций для возведения дотов в тылу сорок второй  армии.
Однако скажу вам прямо: за последнее время  отряд  поредел,  люди  заметно
ослабели. Конечно, бойцы помогут вам. Но вы  отлично  знаете,  что  задача
отряда -  защищать  завод,  если  враг  действительно  прорвется  сюда,  и
превращать  всех  его  бойцов  в  строителей   -   значит   лишить   отряд
боеспособности. Ни о каких ста человеках не может быть и речи. Рабочим же,
которые с трудом простаивают свою  смену  у  станка,  копать  после  этого
мерзлую землю, месить бетон не под силу.
   - Вот что, - решительно сказал Звягинцев, - я сам  пойду  по  цехам.  И
найду людей.
   В  сегодняшнем  Ленинграде  все  было  невозможно,  если  мерить   силы
человеческие обычными мерками, - в этом Звягинцев уже отдавал себе отчет.
   Но он понял и  другое.  Все  невозможное  здесь  становится  возможным.
Невозможно было держаться на ногах,  а  люди  держались.  Невозможно  было
стоять у станков, но завод действовал. Невозможно было сдерживать врага на
подступах к Ленинграду, но врагу не давали сделать вперед ни шага.
   Следовательно, возможно построить  и  новые  укрепления,  убеждал  себя
Звягинцев.
   Состояние ленинградцев он понимал умом, рассудком.  Он  еще  не  ощущал
сосущего  чувства  голода,  не  испытывал  головокружения,  глаза  его  не
застилал  туман...  Звягинцев  жалел  людей,  которые  его   окружали,   и
восхищался ими. И все же он еще не был одним из них.
   - Хорошо, - сказал Королев. - Пойдем вместе.
   Они поднялись по лестнице и вышли во двор.
   Небо было безоблачным,  и  все  вокруг  заливал  мертвый,  безжизненный
лунный свет: здания заводских корпусов  с  пробоинами  в  стенах,  снежные
сугробы и автомобильную дорогу, проложенную в этих снегах.
   - Плохая ночь... - вздохнул Звягинцев.
   - Чем плохая?
   - Луна. В случае воздушного налета...
   - Нет их, налетов-то.
   - Как нет?
   - А зачем? Зачем Гитлеру на  нас,  доходяг,  фугаски  тратить?  Да  еще
самолетами рисковать... Надеется, что сами перемрем, - зло сказал Королев.
   - Много народу на Урал уехало?
   - Много. Новые танки там будут выпускать.
   - Новые? А "Климы"?
   - Тяжелы наши "Климы" оказались, Звягинцев. И броня не та, и  вооружены
плохо, и скорость мала. Производство "тридцатьчетверок" там разворачивают.
   - А ты почему не поехал?
   - Я?.. - с тяжелым вздохом переспросил Королев. -  Не  могу  я  уехать.
Отказался. Камень я лежачий, майор. Слишком глубоко в  фундамент  заложен.
Нельзя меня с места трогать. Каждому - свое... Так куда для начала зайдем?
Может, в механический? Погляди, полезно.


   Из дверей цеха доносился негромкий,  неритмичный  стук.  Королев  вошел
первым, Звягинцев последовал за ним. В прошлом он не  раз  бывал  здесь  и
помнил, что тут стояли ряды  станков,  токарных  и  фрезерных.  С  потолка
свисали  прикрытые  металлическими  колпаками   яркие   электролампы,   на
стеллажах  поблескивали  металлические  детали  и  аккуратно   разложенные
инструменты.
   Ничего этого Звягинцев сейчас не увидел. Первое, что  бросилось  ему  в
глаза, это железная печка - маленький таганок. Дверца печки была  открыта,
и оттуда на пол падали желтые пятна света.
   И на этом небольшом  освещенном  пространстве  сидели  люди  -  десятка
полтора. Перед каждым из них стоял низкий деревянный  брусок,  на  котором
лежал кусок алюминия, и они медленно, точно нехотя, били по этому алюминию
деревянными молотками.
   Никто из них не взглянул на вошедших.  Они  продолжали  свою  странную,
непонятную Звягинцеву  работу:  медленно  поднимали  молотки,  ударяли  по
алюминию сверху или с боков и не сразу поднимали  молотки  для  следующего
удара, точно в предыдущий уже вложили все свои силы.
   Глаза Звягинцева постепенно привыкли к сумраку, и он увидел,  что  там,
где  раньше  стояли  станки,  сейчас  пусто,  от  некогда  стоявших  здесь
механизмов остались только следы на цементном полу.
   - А где же станки? - тихо спросил он.
   - Уехали, - так же тихо ответил Королев. - На восток уехали.  Часть  на
самолетах  перебросили,  а  остальные  недавно  через   Ладогу.   Впрочем,
несколько осталось. - И он кивнул в темную сторону цеха.
   - А... а что делают эти рабочие?! - недоуменно спросил Звягинцев.
   - Что делают? - горько усмехнулся Королев. - А ты  спроси.  Спроси,  не
бойся!
   Звягинцев молчал. Только теперь он заметил, что  на  дальних  стеллажах
вповалку лежат люди. Спят они или просто вконец обессилели?
   - Здорово, ребята! - громко сказал  Королев.  -  Вот  товарищ  майор  с
фронта приехал. Может, кто его помнит - в  сентябре  оборону  нам  помогал
строить. Вот  видите,  стоит  и  молчит,  понять  не  может,  что  это  вы
сколачивайте - танк или пушку полковую. Может, кто объяснит майору?
   Несколько человек повернули головы, скользнули взглядом по Звягинцеву и
снова начали обивать насаженные на деревянные болванки куски алюминия.
   - Не желают объяснять, стесняются, - снова  с  усмешкой,  на  этот  раз
грустной, сказал Королев. - А почему стесняются, знаешь, Звягинцев? Потому
что мастера они классные. Это вот токарь  седьмого  разряда,  это  слесарь
шестого, а это фрезеровщик,  мастер  -  золотые  руки,  -  перечислял  он,
поочередно тыча пальцем в закутанных в бабьи платки поверх ушанок людей. -
А что делают? Объясняю: тарелки алюминиевые делают,  чтобы  было  из  чего
похлебку хлебать. До столовой довольно далеко, не все дойти могут, вот  им
сюда суп в котелках и таскают. Как буржуям - кофе в койку.
   - Значит, станки... бездействуют?
   - Почему бездействуют? Как энергию дают - люди к станкам становятся. По
полтора часа в сутки ток дают. От движков. По норме. Можно  сказать  -  по
карточкам. Как хлеб насущный.
   Звягинцев снова посмотрел на делавших тарелки  рабочих,  потом  перевел
взгляд на неподвижно лежавших на стеллажах людей. Надеяться, что  кто-либо
из тех, кого он здесь увидел, окажется  в  силах  долбить  мерзлую  землю,
таскать груженные цементом тачки, было бессмысленно.
   - Пойдем отсюда, Максимыч! - сказал Звягинцев  и  первым  направился  к
двери.
   Несколько минут они молча  шагали  по  облитому  желтым  лунным  светом
поскрипывавшему под их валенками снегу.
   - Сколько же рабочих осталось на заводе? - спросил наконец Звягинцев.
   - Всех считать? И тех, кто на стеллажах лежит и подняться не  может?  И
тех, кто вчера на заводе был, а сегодня уже  не  вышел,  до  проходной  не
дошел, - их тоже считать? Тогда процентов  пятнадцать  от  прежнего  числа
наберется. А может, и поменьше.
   Они приближались к  хорошо  знакомому  Звягинцеву  длинному  кирпичному
зданию, где осенью  ремонтировали  танки.  В  нижних  его  окнах,  забитых
досками или заложенных кирпичом, чернели амбразуры для пулеметов.
   - Зайдем? - полувопросительно сказал Королев  и  направился  к  дощатой
двери.
   Вслед за Королевым Звягинцев  вошел  в  цех  и  остановился  у  порога,
изумленный. В двух десятках метров от двери он увидел тяжелый  танк  "КВ",
вокруг него столпились подростки - ребята и девушки в ватниках  и  надетых
на них спецовках. Они держали кто инструмент -  гаечные  ключи,  штангели,
молотки, кто - коптилки. И  все,  задрав  головы,  смотрели  на  человека,
который стоял на танковой башне. Нет, он не стоял, а скорее висел,  потому
что под мышками его  были  продеты  ремни,  прикрепленные  к  спускавшимся
откуда-то с высоты цепям. В руках у него была дрель.
   В тот момент, когда Королев и Звягинцев подходили к танку, человек этот
сказал:
   - Все, ребята. Снимайте. Ток кончился.
   Передал кому-то дрель и  медленно  освободился  от  поддерживавших  его
лямок. Десятки ребячьих  рук  подхватили  его  и  бережно  опустили  вниз.
Оказавшись на полу, человек пошатнулся, но его снова поддержали.
   - Что, Маркелыч, циркачом,  что  ли,  заделался?  -  грубовато  спросил
Королев. - На трапеции стал работать?
   - Не держат ноги-то... - сумрачно ответил тот.
   - Познакомьтесь, - сказал Королев. - Это  Губарев  Василий  Маркелович,
знатный наш токарь.  А  это  Звягинцев,  майор,  к  нашему  штабу  обороны
прикомандирован.
   Звягинцев  протянул  руку,  и  Губарев  вложил  в  нее  свою   холодную
замасленную ладонь.
   - Или профессию сменил? -  продолжал  спрашивать  Королев.  -  Ты  ведь
пушкарь, до сих пор танками не занимался.
   - Да вот  ребята  попросили  помочь...  Башню  к  чертям  заклинило.  И
смотровой люк.
   - Что же, ребята просверлить не  могут?  Токарь  восьмого  разряда  для
этого понадобился? - Королев обвел взглядом подростков.
   - Мы можем, можем! - раздались нестройные голоса.
   - Как же, можете! - не  то  с  иронией,  не  то  с  горечью  проговорил
Губарев. - Вы все можете... Пойдем-ка, Максимыч, разговор есть.
   Они отошли к воротам. Звягинцев, поколебавшись, пошел за ними.
   - Вот что, Максимыч! - сказал Губарев. - Менять систему надо.
   - Какую еще систему? - не понял Королев.
   - Забрать надо карточки у фабзайцев.
   - Это... в каком же смысле?
   - В прямом. Забрать и сдать в столовую. А им талоны на питание  выдать.
А так знаешь что получается? Они продукты на неделю вперед забирают  и  за
два дня все съедают. Дети! А потом пять ден в кулак  свищут.  Ремни  жуют,
подметки старые в кипятке вываривают. Словом, на ногах еле держатся.
   - Сам-то ты  не  больно  крепко  держишься,  если  тебя  на  кронштейне
подвешивать надо.
   - Я-то после стационара сейчас ничего. Недели на две сил  хватит.  А  с
ребятами худо. При мне один с брони  наземь  хлопнулся.  Унесли.  Голодный
обморок.
   - Ладно, Маркелыч, продумаем, - вздохнув,  ответил  Королев.  -  А  под
потолком тебе висеть хватит. Дело есть.  Пушку  выправить  надо.  Вчера  с
фронта доставили.  Винт  покорежен.  Начали  его  вот  такие  же  фабзайцы
править, кувалдой взялись, а он возьми и  тресни.  Ну,  пополам  сломался.
Новый надо выточить. И быстро.
   - Быстро?! - хмыкнул Губарев. - Да ты винт-то пушечный видел? Он метров
пять длиной! Где я тебе металл возьму? И опять же -  где  энергия?  Рукой,
что ли, станок вертеть прикажешь?
   - Приказывать такую глупость права не имею, а посоветовать могу. Двигай
на филиал. Там вчера новый движок пустили. Возьми себе токаря  подручного.
Металл из проката отыщешь. Словом, через сутки винт должен быть  готов.  А
теперь бывай! Идти надо. Я человек подневольный. Вон у майора под  началом
состою. Пошли, майор...
   Они вышли из цеха.
   - Иван Максимович, - сказал Звягинцев, - я все видел и все понял. Но  я
получил приказ  и  должен  его  выполнить.  Любыми  средствами.  Я  должен
заставить людей построить укрепления.
   - Заставить? - воскликнул Королев. - Кировцев - заставить?!
   - Но пойми, Иван Максимович. Ведь  положение  угрожающее!  Может  быть,
сейчас, вот когда мы с тобой тут стоим, там, - он махнул рукой  в  сторону
Финского залива, - немцы к штурму готовятся! Ведь нужно укрепить имеющиеся
дзоты и построить новые, прорыть не меньше трех километров траншей, Это  я
тебе уже теперь, после первого, предварительного осмотра говорю!  Как  это
сделать? Какими силами? Да, прав Длугач, еле на ногах люди  держатся.  Это
ты мне хотел доказать? А что дальше?
   - Жалко мне тебя, Звягинцев, если ты только это увидел, Не для  того  я
тебя по цехам водил... Слушай, ты человек образованный, историю, наверное,
изучал.
   - Какую историю?..
   - Ну, древнюю. Я вот помню, раз вечером книжки Веркины от нечего делать
листать стал. Одна попалась про то, как люди раньше жили,  ну,  сотни  или
тыщи лет назад.  Какие  там  царства-государства  на  земле  существовали.
Любопытно! Я-то церковноприходскую только  закончил,  а  университеты  мои
совсем другие были, там древнюю историю не проходили,  там  ее,  нынешнюю,
делали...
   - Холодно, Максимыч, - прервал  его  закоченевший  Звягинцев,  -  давай
куда-нибудь в помещение зайдем. Да мне пора в штаб обороны,  ночь  лунная,
можно не откладывая с инженерами осмотреть территорию.
   - Сейчас, майор, потерпи, - не двигаясь с места, продолжал Королев. - Я
тебе досказать хочу. Вычитал я в книжке той  Веркиной  про  парня  одного.
Решил он характер свой испытать. Ну, по-нашему, силу воли. Положил руку на
огонь и стал терпеть. До кости руку сжег, а стерпел.
   - Муций Сцевола, - подсказал Звягинцев.
   - Во-во, кажись, так, Муций. Выходит, значит, не зря тебя учили.
   - Это общеизвестный, хрестоматийный факт.
   - Ну, для тебя известный, а я первый раз в жизни прочел, Может, правда,
а может, байка. Только хочу тебе сказать, что таких Муциев на Кировском не
одна сотня наберется.
   - Эта война и не таких героев рождает. У нас в армейской газете писали,
что на Западном один комсомолец грудью на пулеметную амбразуру лег.
   - Про то и речь. Так вот скажи кировцу - руку на огонь  положить,  если
для победы это нужно, или вот на амбразуру лечь, - ляжет. Только... только
дойти до этой амбразуры у него сил не хватит.
   - Так что же делать?.
   - Завтра в девять соберем отряд, -  после  минутного  раздумья  ответил
Королев. -  Ну  и  тех,  кто  от  работы  свободен.  Выступишь,  обрисуешь
положение. А там посмотрим.


   Почти половину ночи Звягинцев вместе  с  двумя  членами  штаба  обороны
завода, под  руководством  которых  строились  уже  имеющиеся  укрепления,
осматривал западную часть территории.
   Вернувшись в штаб, попробовали рассчитать, сколько  потребуется  брони,
тавровых  балок,  труб,  цемента,  рабочей  силы.   Результаты   оказались
печальными. Выходило, что необходимо не сто, как предполагал Звягинцев,  а
не менее двухсот человек.
   Было уже два часа ночи, когда Звягинцев вернулся в ту самую  комнату  -
смежную с кабинетом директора, - где жил тогда, в  сентябре.  Королев  еще
днем сказал ему, что  ночевать  он  сможет  на  том  же  месте.  К  своему
удивлению, на соседней койке, где  раньше  обычно  спал  Козин,  Звягинцев
увидел не нынешнего секретаря парткома Алексеенко, как  этого  можно  было
ожидать, а самого Королева.
   Когда Звягинцев вошел, Иван Максимович высунулся из-под шинели, которой
был укрыт с головой, и ворчливо сказал:
   - Подкинь уголька в печь. Утром один зуб другого не найдет.
   Звягинцев молча снял полушубок,  повесил  его  на  вешалку,  подошел  к
железной печурке и, опустившись на корточки, бросил в открытую дверцу один
из рыхлых угольных брикетов, лежавших горкой возле  печки.  Хотел  бросить
еще один, но услышал предостерегающий возглас Королева:
   - Поэкономнее, майор! Жизнь человеческую жгешь...
   - Это в каком же смысле?
   - В каком?.. А ты знаешь, откуда этот уголь берется?
   Откуда берется  уголь?  Откуда  берется  вода?  В  прошлом,  до  войны,
подобные вопросы просто  не  возникали.  Никто  из  горожан  над  этим  не
задумывался.