Прекрати болтовню,  майор  Звягинцев!  -  гаркнул  он  с  неожиданной
злостью. - Ты что думаешь, мы с тобой в номере гостиницы  "Москва"  сидим?
Идет война, и она не на трибунах решается! Можешь ты это понять?!
   - Я все могу понять, товарищ полковник, - с глубокой  горечью  произнес
Звягинцев, глядя в упор на Королева, - именно поэтому я сейчас еще  более,
чем раньше, убежден, что мое место не в штабном кабинете, а в  войсках.  У
меня, наконец, есть опыт финской войны, я строевой командир...
   Он запнулся и умолк, увидя, как сжались огромные кулаки Королева  и  по
его полному, одутловатому лицу пошли красные пятна.
   - Ах, вот оно что!.. - медленно произнес Королев,  отступая  на  шаг  в
сторону и насмешливо меряя Звягинцева с  головы  до  ног  тяжелым,  бычьим
взглядом. -  Как  ваша  фамилия,  товарищ  майор?  Суворов?  Или  Кутузов?
Руководство войсками изволите взять на себя? Может быть,  на  белом  коне,
шашку наголо и рысью на танки марш-марш?! Я уже говорил тебе: есть  разные
трусы...
   - Товарищ полковник, - напрягаясь  каждым  своим  мускулом,  возмутился
Звягинцев, - вы... не имеете права! Я коммунист и командир Красной  Армии!
Я знаю свое место и готов принять батальон, саперную роту, наконец!
   - А дальше? - снова тоном едкой насмешки произнес Королев.
   - А дальше - не  ваша  забота!  -  ослепленный  обидой  и  возмущением,
забывая о субординации, воскликнул Звягинцев. - Во  всяком  случае,  я  не
побегу от врага, как некоторые другие, и, если надо,  сумею  умереть  там,
где буду стоять, - на своем рубеже! И вы не  имеете  права  называть  меня
трусом!
   - Имею! - опять гаркнул Королев. - Ты что думаешь, меня громкой  фразой
обмануть можно? Думаешь, я в тайную твою мыслишку проникнуть не  сумею?  А
хочешь, я ее  сейчас  тебе  вслух  разъясню?  Ты  укоров,  ответственности
боишься! Тебе важное дело поручают, оборонительный  рубеж  строить,  сотни
тысяч советских людей от врага заслонить! А ты о репутации своей печешься!
Это, мол, не я - другие отступают!  Я  за  Красную  Армию  ответственности
нести не хочу, а только за себя, за свою роту! Я насмерть  стоял,  умереть
не побоялся! А то, что моя смерть врага не остановила, -  тут  уж  с  меня
взятки гладки!
   - Кто может сказать, что стоять насмерть - значит быть трусом?! - снова
негодующе воскликнул Звягинцев.
   - А ты стой и умирай там, где тебя  партия  поставила!  Место  себе  не
выбирай! - перебил его Королев, махнул рукой и добавил: - Эх ты! И  такого
мы в партбюро выбирали!..
   Наступило молчание. Звягинцев молчал, подавленный.
   А полковник стоял в двух шагах от Звягинцева, все еще тяжело  дыша.  Он
расстегнул воротник гимнастерки,  и  стали  видны  набухшие  вены  на  его
короткой шее.
   - Что мне надлежит делать? - автоматически спросил Звягинцев.
   - Выполнять приказ, -  отрывисто  бросил  Королев.  Потом  он  покрутил
головой,  застегнул  ворот,   провел   пальцами   под   ремнем,   оправляя
гимнастерку, подошел к Звягинцеву и  положил  руку  на  его  плечо.  -  Не
обижайся. Что заслужил, то и получил, -  сказал  он  неожиданно  мягко,  -
готовностью  умереть  не  кичись.  Нам  побеждать,  а  не  помирать   надо
учиться... И рефлексии  свои  брось.  В  мирное  время  они  еще  так-сяк.
Терпимы. Кое-кому даже нравятся,  -  вот  он,  мол,  какой!  Не  бурбон  -
философ! А сейчас - война. Жестокая  вещь.  Кончится  -  в  военно-научное
управление пошлем. Будешь анализировать. А сейчас...  не  присваивай  себе
права только критиковать и спрашивать, Алексей! Спрашивать  всегда  легче,
чем отвечать. Понял, ну?..
   Он пристально посмотрел в глаза Звягинцеву. И тому показалось,  что  он
снова прочел во взгляде Королева тайную мысль: "Пойми,  ни  я,  ни  ты  не
виноваты, что все так сложилось. И выяснять все это сейчас ни к  чему.  Не
время. Получил приказ - и выполняй его. И высший смысл нашей жизни  сейчас
- это выполнять свой долг. И больше мне нечего  тебе  сказать.  Сегодня  -
больше нечего".
   - Разрешите идти? - тихо спросил Звягинцев.
   - Идите, - ответил Королев.
   Звягинцев сделал строевой поворот и вышел из кабинета.


   Не только Звягинцев, но  и  еще  ряд  командиров  штаба  и  инженерного
управления получили в тот  поздний  час  приказ  немедленно  приступить  к
рекогносцировкам  и  разработке  плана  строительства  рубежей  к  югу  от
Ленинграда.
   Звягинцеву был задан район  города  Луги  -  в  центре  направления  со
стороны Пскова.
   Вернувшись в свой маленький кабинет на  первом  этаже,  с  единственным
окном, прикрытым изнутри решеткой, а теперь еще и синей, из плотной бумаги
маскировочной шторой, Звягинцев взглянул на часы, открыл сейф, вынул карту
и разложил ее на столе.
   Как и многие командиры в инженерном управлении  округа,  Звягинцев  был
достаточно хорошо осведомлен  о  состоянии  оборонительных  сооружений  на
границе с Финляндией. В  том,  что  новый  Выборгский  укрепленный  район,
прикрывающий Ленинград на самом близком направлении, хотя и  не  полностью
оборудован, однако находится в состоянии  боевой  готовности,  он  недавно
убедился сам.
   Но с юга Ленинград не имел такого прикрытия. Об укрепленных районах под
Псковом и Островом - на бывшей границе с Латвией и  Эстонией  -  Звягинцев
знал только то, что два года назад они были законсервированы, а  часть  их
оборудования и вооружения демонтирована.
   Карта  у  Звягинцева  была  крупномасштабной,  и  он  после   некоторых
размышлений и предварительных набросков на ней встал из-за стола и подошел
к другой, висевшей на стене мелкомасштабной карте Ленинградской области  и
стал вглядываться в ее общие очертания, в расположение на  карте  городов,
рек и озер.
   Остров, Псков, река Плюсса, Луга, озеро Ильмень...  Звягинцев  бывал  в
тех местах и сейчас пытался зрительно представить разные варианты  рубежей
по  рельефу,  по  расположению  городов,  как  вдруг  вздрогнул  и,  точно
притянутый невидимой нитью, почти вплотную  приблизил  лицо  к  карте.  Он
увидел черную, едва заметную  точку,  над  которой  микроскопическими,  но
четкими буквами шла надпись: "Белокаменск".
   "Вера! - мысленно воскликнул он и повторил недоуменно, точно  сам  себе
не верил: - Как же это так? Ведь там же Вера!.."
   Звягинцев напряженно вглядывался в маленькую черную точку, и перед  его
глазами возникли  туманные  картинки  глухого  провинциального  городка  -
немощеные улицы, обсаженные деревьями, колодцы или  водоразборные  колонки
на них, садики, домики со ставнями...
   И в одном из них она, Вера,  совершенно  не  подозревающая  о  грозящей
опасности.
   Звягинцев взглянул на масштаб карты и снова на черную  точку.  Еще  час
назад он считал  эти  места  если  не  глубоким,  то,  во  всяком  случае,
достаточно отдаленным тылом. Теперь все изменилось! Полученное им  задание
свидетельствовало, что  у  командования  есть  самые  серьезные  основания
считать весь тот район возможным театром военных действий.
   Что  же  делать?  Как   предупредить   Веру,   чтобы   она   немедленно
возвращалась? Через ее отца? Но ведь они виделись два дня назад в Смольном
и говорили о том, что Вере следовало бы вернуться... Может быть,  она  уже
вернулась?.. А если нет? Что, если после сообщений в  газетах  о  попытках
налетов фашистской авиации на  Ленинград  и  родителям  Веры  и  ей  самой
показалось, что там,  в  этом  тихом  Белокаменске,  безопаснее  переждать
войну?..
   "Переждать войну!.." - мысленно повторил он с  горькой  усмешкой.  Нет,
надо немедленно выяснить, вернулась ли Вера. А если нет,  то  предупредить
ее отца. Разумеется, предупредить спокойно, не вызывая лишних  опасений  и
вопросов. Не говорить ни слова о решении строить оборонительные рубежи  на
Луге - пока это военная тайна, - но дать ему понять, что  для  Веры  будет
лучше, если она немедленно вернется в Ленинград.
   Так или иначе, но надо срочно переговорить со старшим Королевым.  Номер
телефона Веры Звягинцев  знал,  аппарат  стоял  на  столе,  он  решительно
потянулся к трубке...
   Но в этот момент другая мысль заставила  его  опустить  руку;  "Поздно!
Половина первого ночи!" Звонок в такое время неминуемо вызовет переполох в
доме Королевых!
   Но что же делать? Надо все же звонить... Не  исключено,  что  Вера  уже
вернулась и теперь сама подойдет к телефону. Тогда можно будет, не называя
себя, спокойно повесить трубку. А если ответит ее мать? Как он  сможет  ей
объяснить? Попросит разбудить Ивана Максимовича?..
   Несколько мгновений Звягинцев продолжал колебаться,  раздумывая,  стоит
ли звонить именно сейчас или дождаться утра. Посмотрел на  разложенную  на
столе карту, где  он  уже  отметил  вчерне  район  и  границы  предстоящих
рекогносцировок и работ. Потом решительным движением снял трубку и  назвал
знакомый номер. Некоторое время никто не отвечал.  Звягинцев  все  сильнее
сжимал трубку в надежде, что пройдет еще секунда и ему ответит сама  Вера,
но в трубке царило молчание.  Внезапно  раздался  щелчок,  и  приглушенный
мужской голос произнес:
   - Слушаю.
   - Товарищ Королев? Иван Максимович? - нерешительно  спросил  Звягинцев,
хотя сразу же узнал его голос.
   - Я.
   - Простите, что разбудил, - начал Звягинцев, чувствуя,  что  голос  его
звучит взволнованно, изо  всех  сил  стараясь  говорить  спокойно,  -  это
Звягинцев.
   - Кто? - недоуменно переспросил Королев.
   - Я, я, Алексей Звягинцев!.. Наверное, разбудил вас?
   - А-а, майор!.. - раздалось в трубке. - Что случилось?
   - Нет, нет, ничего, -  поспешно  ответил  Звягинцев,  все  еще  пытаясь
придать своему голосу обычное звучание. -  Я  не  разбудил  вас?  -  снова
повторил он, сознавая, что на этот раз вопрос его звучит глупо.
   - Ничего ты меня не разбудил,  -  ворчливо  ответил  Королев,  -  я  на
казарменном живу. Зашел домой белье сменить. Что случилось-то, спрашиваю?
   - Нет, нет, ничего! Просто хотел узнать... Вера вернулась?
   - Еще нет, - ответил Королев после короткой паузы.
   - Она все еще  там?..  В  Белокаменске?  -  спросил  Звягинцев  упавшим
голосом.
   - Послушай, майор! -  Голос  Королева  звучал  строго,  и  в  нем  явно
прозвучали нотки тревоги. - Я тебя спрашиваю, что случилось?
   - Иван Максимович, ей надо вернуться! Вы же  помните,  мы  еще  там,  в
горкоме, об этом говорили! Вы  должны  ей  велеть  срочно  возвратиться  в
Ленинград.
   - Ве-леть! - насмешливым тоном повторил Королев.  -  А  ты  вот  всегда
делал то, что родители велели?
   - Но поймите, это очень серьезно! - уже не думая о том, как скрыть свое
волнение, почти закричал Звягинцев. - Ведь война идет!
   - Спасибо, что объяснил, - с горечью ответил Королев, помолчал  немного
и сказал: - Для нас с тобой война, а у  нее...  Заболел  там  кто-то.  Ну,
парень ее, понял? Я сегодня с родными по междугородному разговаривал.
   - Но... разве она поехала не одна?! - вырвалось у Звягинцева.
   - Выходит, что не одна.
   - Да... да... Я понимаю, -  бессвязно  пробормотал  Звягинцев  и  вытер
рукавом гимнастерки взмокший лоб, - но вы все-таки скажите... скажите  ей,
что надо обязательно возвращаться.
   Не дожидаясь ответа, он медленно положил трубку на рычаг.
   "Ну, вот так... - мысленно произнес Звягинцев, - все ясно. Нечего мне о
ней беспокоиться..."
   Кто этот парень? Как его  зовут?  Николай?  Нет,  Анатолий.  Тот  самый
студент. Ну конечно, она поехала  с  ним.  Что  же,  значит,  у  нее  есть
надежная защита.  Высокий,  широкоплечий...  На  руках  вынесет  в  случае
чего... Заболел? Что с ним могло случиться, с этим верзилой?
   Но, странное  дело,  несмотря  на  чувство  горечи,  которое  испытывал
Звягинцев, он в то же время ощущал и облегчение от сознания, что  в  такое
время Вера не одна, что рядом с  ней  находится  человек,  который  сможет
защитить ее в трудную минуту.
   Раздался телефонный звонок. Звягинцев поспешно схватил трубку с  тайной
надеждой, что снова услышит голос Королева-старшего. Не сознавая того, что
тот позвонить ему не мог, хотя бы  потому,  что  не  знал  его  служебного
телефона, Звягинцев поспешно спросил:
   - Товарищ Королев?
   - Я, - ответил немного удивленный полковник.  -  Ты  что,  через  стены
видишь?
   - Нет, нет, простите, - сбивчиво ответил Звягинцев, - просто я  работаю
над вашим заданием и...
   - Ну и хорошо, что работаешь,  -  удовлетворенно  сказал  полковник,  -
предупреждаю: генерал  Пядышев  из  Смольного  звонил,  справлялся.  Скоро
вернется, тогда вызовет всех, кто  работает  над  заданием.  У  меня  все.
Действуй!
   - Слушаю, - сказал Звягинцев и, повесив трубку, с тревогой посмотрел на
часы...
   К заместителю командующего адъютант вызвал Звягинцева в два часа  ночи.
Генерал  выслушал  короткие   сообщения   всех   работавших   над   планом
строительства, сделал необходимые  коррективы  и,  напомнив,  что  задание
весьма срочное, приказал продолжать уточнять все расчеты.
   Звягинцев вернулся к себе, бросил взгляд  на  стоявшую  у  стены  узкую
койку-раскладушку, на которую не ложился уже третью ночь, и  погрузился  в
работу.
   Он работал  сосредоточенно,  тщательно,  но  чем  больше  углублялся  в
расчеты, тем сильнее  его  одолевала  тревога.  Теперь  уже  не  сам  факт
необходимости возводить укрепления под Лугой волновал его, с этим  он  уже
свыкся, будучи поглощен выполнением задания. Другая мысль,  другой  вопрос
неотвратимо  вставали  перед  ним:  как,  какими  средствами  можно  будет
реализовать это задание, реализовать не на картах,  не  в  расчетах,  а  в
реальности? Откуда возьмет командование целую армию? Ведь для того,  чтобы
воплотить все расчеты в бетон, металл, построить дзоты, эскарпы, блиндажи,
земляные укрепления, потребуются десятки тысяч людей, тысячи и тысячи рук!
Может  быть,  у  командования  есть  договоренность  с   Москвой   и   эту
дополнительную армию перебросят сюда, под Ленинград, из резервов?..
   ...Ночь кончалась, когда Звягинцев, чувствуя, что обозначения на  карте
и цифры расплываются перед его глазами, встал из-за стола, сел  на  койку,
снял сапоги, поясной ремень и, расстегнув ворот гимнастерки, собрался было
уже прилечь хотя бы на час, но в этот  момент  снова  раздался  телефонный
звонок.
   На этот раз  звонил  лично  генерал  Пядышев.  Он  приказал  Звягинцеву
немедленно, взяв карту и свои расчеты, выехать в Смольный, к Жданову.
   Несколько мгновений  Звягинцев  растерянно  молчал.  Затем  переспросил
генерала, правильно ли понял приказание и надлежит ли ему явиться лично  к
Жданову.
   - Не тратьте времени, товарищ майор, машина за вами послана,  -  сказал
генерал и добавил: - Член Военного совета Жданов хочет поговорить с  одним
из непосредственных исполнителей расчетов. Поедете вы.
   - Но о чем я должен докладывать товарищу Жданову? - все еще  растерянно
спросил Звягинцев.
   - Ответите на вопросы, которые будут заданы, - с некоторым  нетерпением
сказал генерал и добавил: - В пределах вашей компетенции и вашего задания.
У меня все.
   Раздался разъединяющий щелчок.
   Звягинцев повесил трубку и после нескольких  мгновений  нерешительности
стал торопливо складывать в портфель карты и расчеты, пытаясь  представить
себе, какие именно вопросы  задаст  ему  Жданов,  секретарь  ЦК  и  обкома
партии, член Военного совета фронта.
   ..."Эмка", выкрашенная в серо-зеленые, камуфлирующие цвета,  уже  ждала
Звягинцева. Сидевший за рулем молодой красноармеец при виде выходящего  из
подъезда майора потянулся к противоположной  двери  кабины  и  открыл  ее.
Звягинцев сел рядом с водителем, положил портфель на колени и сказал:
   - В Смольный. Побыстрее!..
   Шофер повернул ключ зажигания, рывком, со звоном  включил  скорость,  и
машина тронулась.
   Только сейчас Звягинцев заметил, что по небу шарят лезвия  прожекторов.
Он  прислушался.  Откуда-то  очень  издалека,  заглушаемый  шумом  мотора,
доносился гул зенитной стрельбы.
   - Сейчас объявят тревогу, - сказал он.
   - А она уже два часа как объявлена! - охотно откликнулся шофер.
   "Вот как?" -  удивленно  подумал  Звягинцев,  за  работой  он  даже  не
расслышал предупреждений по радио.
   - А я люблю ночью ездить, - продолжал словоохотливый водитель, - всегда
в разгон прошусь! Ни тебе людей, ни машин! Мчишься, как царь дорог! Но-но!
- предупреждающе воскликнул он, увидя, как с тротуара,  наперерез  машине,
шагнул было милиционер. - Глядеть надо! - И  ткнул  пальцем  в  пропуск  -
квадрат картона, прикрепленный к ветровому стеклу.
   Звягинцев с улыбкой посмотрел на своего водителя. И ему подумалось, что
этот молодой, с  белесыми  глазами  парень  в  лихо  надвинутой  на  бровь
пилотке,  наверное,  еще  воспринимает  войну  как  нечто   романтическое,
тревожно-волнующее, но отнюдь не  опасное.  "Если  бы  ты  знал,  с  каким
заданием я еду в Смольный!" - подумал Звягинцев.
   - Товарищ майор, - снова заговорил шофер, - а правду говорят, что  наши
под Берлином десант высадили? С тыла, значит?
   - Не знаю, не слышал, - ответил Звягинцев.
   - А в городе говорят! - не унимался водитель. - Я  вот  вечером  одного
генерала возил, тоже спрашивал. Молчит! По виду его чувствую, что знает, а
молчит. А вам, выходит, неизвестно?
   Эти последние слова он произнес с нотками снисхождения в  голосе,  явно
давая понять, что и не ожидал другого ответа от командира столь невысокого
по сравнению с генералом звания.
   Он гнал машину по пустым улицам, не соблюдая  правил  движения,  то  по
правой, то по  левой  стороне,  явно  наслаждаясь  своими  неограниченными
возможностями.
   За какие-нибудь пятнадцать минут они  миновали  большое  расстояние  от
штаба до Смольного. Не доезжая  метров  тридцати  до  ворот,  шофер  резко
остановил машину - она жалобно скрипнула тормозами - и сказал:
   - Приехали, товарищ майор. Дальше нельзя - новый  приказ  вышел.  Я  за
углом ждать буду, где трамвайный круг. Туда в подойдете.
   Звягинцев вышел из машины и собирался было уже захлопнуть дверцу, когда
снова раздался голос шофера. Перегнувшись через сиденье,  он  крикнул  ему
вслед:
   - А вы, товарищ майор, если к случаю придется, узнайте у начальства-то!
Ну, насчет десанта. Там-то, - он кивнул в сторону Смольного, - небось  все
известно. Вы не думайте, в случае чего я молчок. Службу знаю...


   Прошло всего трое суток с тех пор, как Звягинцев вышел из Смольного, но
ему показалось, что он не был здесь очень давно. И не только  потому,  что
за это время  неузнаваемо  изменился  внешний  вид  Смольного,  подъезд  к
которому был прикрыт гигантской маскировочной сетью,  а  для  того,  чтобы
проникнуть в само  здание,  Звягинцеву  пришлось  трижды  предъявить  свое
удостоверение на постах, начиная от ворот, и трижды молодые лейтенанты  из
охраны тщательно сверяли его фамилию со своими списками.  Изменилась  сама
атмосфера  внутри  Смольного.  Обычно  тишина  царила  в  его  бесконечных
коридорах и люди как бы терялись в них, становились незаметными.
   Правда, уже в ту предвоенную ночь, когда Звягинцев шел на  совещание  к
Васнецову, на втором этаже царило необычное оживление.
   Но сейчас  уже  весь  Смольный,  все  его  коридоры  чем-то  напоминали
Звягинцеву тот старый Смольный, который он  знал  только  по  кинофильмам,
посвященным Октябрьской революции. По коридорам озабоченно  сновали  люди,
многие из них были в военной форме, армейской и морской, и Звягинцев,  как
кадровый командир, мгновенно заметил, что  форму  эту  они  надели  совсем
недавно. Бойцы-связисты, стоя на лестницах-стремянках,  тянули  по  стене,
под карнизом, телефонный провод. Торопливой походкой, но не  смешиваясь  с
остальными людьми, обгоняя их,  проходили  фельдъегеря  -  их  легко  было
узнать по фуражкам с синим  верхом  и  по  одинаковым  большим  клеенчатым
портфелям. Время от  времени  на  пути  Звягинцева  по  длинным  коридорам
открывались двери и из комнат выходили люди, на ходу читая какие-то  листы
бумаги или узкие телеграфные  ленты,  а  вслед  им