е?  Вот о чем идет речь, а не о каких-то
провинциальных интригах в Венецуэле; действовать нужно только осмотрительно,
согласованно,  взвесив все "за" и  "против",  не бросаться в авантюры очертя
голову и  не  ставить себя в  зависимое положение к  такому разбойнику,  как
Гитлер.
     - Что из этого следует?
     - А  то,  что ваш хозяин должен умерить свои авансы нацистской шайке...
Понимаете?
     - Потому что Морган считает себя главным ее покровителем?  - с усмешкой
проговорил Ачес. - Каштаны Моргана - ему одному?.. Так, так...
     - Ну  его к  дьяволу,  Моргана!  -  огрызнулся Гопкинс.  -  Вы два часа
препираетесь со  мной,  как старая прачка.  Будьте же мужчиной:  речь идет о
чем-то неизмеримо большем, чем нефтяные источники всего мира.
     - Что может быть важнее недр: нефть, сырье, уран...
     - Уран? - Гопкинс подозрительно покосился на собеседника.
     - Лечение рака и все такое... Мы друзья человечества, а не враги его, -
не растерявшись, ответил адвокат.
     Но  Гопкинса  не  легко  было  провести.  Он  не  верил  в  филантропию
Рокфеллера.  Если Рокфеллер заинтересовался ураном, значит, пронюхал кое-что
о деле, которое Гопкинс считал своим собственным секретом. Но Гарри понимал,
что  расспрашивать Ачеса бесполезно.  Лучше пропустить это сейчас мимо ушей.
Еще  будет  время выяснить,  как  могло попасть в  лапы  Рокфеллера дело,  о
котором  знали  только  двое-трое  ученых  да  сам  Гарри.   Он  вернулся  к
прерванному разговору.
     - Послушайте,  Дин, если вы поймете, что Морган и другие имеют право на
свою  долю  в  Европе,  то  ваши интересы там  тоже только расширятся.  Одно
цепляется за другое.
     - В  том  смысле,  что  Морган пытается выкинуть нас с  поля банковской
деятельности в Европе? Да тут все цепляются друг за друга.
     - Я  хочу сказать:  мы не можем позволить втянуть нас теперь в  войну в
Европе только потому, что это угодно Рокфеллеру.
     - Мы же не мешаем развязывать войну,  где кому вздумается,  так пусть и
"другие" нам не мешают.
     - Мало не  мешать,  Дин,  -  злясь,  но  не теряя выдержки,  проговорил
Гопкинс.  -  Необходимо  действовать вместе.  Понимаете:  сообща...  Честное
слово,  можно подумать,  что вы даже в  школе никогда не участвовали в драке
заодно с другими.
     - Я действительно предпочитал драться в одиночку.
     - Ну, теперь другие времена. Этак многого не добьешься.
     - Мы  никогда не  отказывались от  разумных планов,  готовы действовать
сообща,  -  тоном примирения проговорил Ачес, но тут же поспешно прибавил: -
Если нас не пытаются оставить в дураках.
     - Ну,  Дин,  с  такими малыми,  как вы,  Рокфеллер,  кажется,  может не
бояться, а?
     Гопкинс, в волнении ходивший по кабинету, устало опустился в кресло.
     - Поскольку речь идет не о какой-нибудь южноамериканской республичке, а
о мире,  Дин, о целом мире, то нельзя лезть в это дело очертя голову. Только
овладев  всем,  вы  сможете поделить между  собою  и  все  сокровища.  Иначе
рискуете остаться и без мира и без его сокровищ. Понимаете?
     - Я-то все понимаю, но мне сдается, что не все понимаете вы, Гарри.
     - Например?
     - Вы не понимаете,  что не выборы президента, а ситуация в Европе - вот
главное на сегодня.
     - В этом мы сходимся.  Я только не соглашусь с тем, что одно не связано
с  другим.  На  чорта вам  будет выгодная ситуация в  Европе,  над созданием
которой  мы  столько потеем,  если  в  Штатах  не  станет  умного  человека,
способного ее использовать. А такой человек у нас один.
     - Мы бросили бы свою гирю на его чашу, если бы были уверены...
     Ачес,  не договорив,  вопросительно уставился на Гопкинса. Тот неохотно
спросил:
     - Вы хотите, чтобы я поговорил с ним?
     - Да.
     - Поговорю.
     - Не откладывая.
     - Да.
     - И откровенно.
     - Он чертовски щепетилен.
     - Нам миндальничать некогда.
     - Грубостью у него можно провалить все дело.
     - Тогда мы будем знать, что делать.
     - Пояснее, Дин.
     - Мы бросим гирю на другую чашу выборных весов.
     - При нынешнем настроении американцев это не решит дела в  вашу пользу.
Американцы за Рузвельта.
     - Тогда напомните ему,  что  американские президенты не  бессмертны!  -
угрожающе выпалил Ачес.
     Гопкинс приподнялся было в кресле с гневно сжатыми кулаками,  но тут же
в бессилии упал обратно. Задыхаясь, проговорил:
     - Ваше счастье, что мы одни...
     - Я же адвокат, Гарри, - с недоброй усмешкой заметил Ачес.
     - Ваше счастье...
     - Хорошо,  можете не  напоминать об этом ФДР,  достаточно того,  что вы
будете помнить о судьбе Гоу. - И прежде чем успел прийти в себя ошеломленный
Гопкинс, Ачес поспешно предложил: - Вернемся к делу?
     Гопкинс пробормотал что-то невнятное.
     - Вы должны сказать президенту,  -  продолжал Ачес,  -  что,  по нашему
мнению,  главенство в  мире обеспечено той  державе,  которая господствует в
Тихом океане.
     - Это ему понравится.
     - Тем  скорее он  поймет,  что  все разговоры о  независимости Филиппин
нужно  оставить.   То-есть  болтать-то   можно  что  угодно,   но   мысль  о
самостоятельности островов -  бред.  Филиппины - ключ. Владея им, мы владеем
Тихим океаном. Океан требует флота. Мы за флот.
     - Это ему тоже понравится.
     - Тем лучше.  Мы  за то,  чтобы корабли понесли американский флаг туда,
где сейчас полощутся вылинявшие тряпки святого Георга.
     - И это ему понравится, - монотонно ответил Гопкинс.
     - Тем лучше. С американским флагом укрепятся и американские порядки. От
этого не  станет хуже и  вашему Моргану.  Дальше:  океан -  путь на  Восток,
Восток - это Китай.
     - И Япония, - поправил Гопкинс.
     - О джапах - отдельно. Сначала Китай: дать там по рукам англичанам.
     - Хозяин будет в восторге.
     - Тем лучше. Англичанам должны дать тумака джапы.
     Гопкинс рассмеялся.
     - Для этого джапам понадобится усиление армии и флота. Усиление армии -
стратегическое сырье. Стратегическое сырье - Рокфеллер. Готовый флот требует
нефти. Нефть - тоже Рокфеллер...
     - Мы с вами - не дети, Гарри. В конце концов мы готовы со своей стороны
сделать все, чтобы запах нефти не казался вам таким отвратительным. Мы ценим
ваш ум, вашу энергию, ваши связи...
     - Оставьте в покое мой ум и мои связи,  - раздраженно произнес Гопкинс.
- Они уже оплачиваются.
     - Морганом?
     - Нет, президентом.
     - За счет Моргана.
     - Нет, за счет федерального казначейства.
     - Значит, и за наш счет.
     - Безусловно.
     - Вы циник,  Гарри. Тем лучше: мы можем повысить ставку. Это не значит,
что вы должны отказаться от денег Моргана, то-есть я хотел сказать: от денег
казначейства.
     - К делу, Дин!
     - Я  хотел  бы,  чтобы за  те  деньги,  которые вам  платит федеральное
казначейство из нашей доли налогов, вы внушили Тридцать второму...
     - Я не гипнотизер.
     - Тогда просто расскажите ему:  чем  дальше джапы влезут в  Китай,  тем
лучше. Двоякая выгода, Гарри: слабеет Китай, слабеет и Япония.
     - И усиливаются позиции России в Азии.
     - Ни  в  коем случае!  До  этого дело не  должно дойти.  Чтобы этого не
случилось, ослабленным Японии и Китаю понадобится доппинг. Доппинг - это...
     - Опять сырье и нефть Рокфеллера.
     - И кредиты банков Моргана.
     - Разумно.
     - Если  в  Китае  произойдет что-нибудь подобное инциденту с  "Пенеем",
надо еще раз проглотить пилюлю, хотя она и довольно горькая.
     - Это не понравится хозяину.
     - Тем хуже!  В  большой игре не  стоит обращать внимания на  булавочные
уколы.
     - Президент заботится о достоинстве звезд и полос.
     - Значит, ему должно понравиться: пусть японцы потопят сегодня еще пять
американских "Пенеев", чтобы укрепить нашу возможность завтра пустить ко дну
весь японский флот.
     Гопкинс в сомнении покачал головой:
     - ФДР  может ответить:  я  хочу потопить японский флот,  не  потеряв ни
одной канонерской лодки.
     - А вы скажете ему,  что в наших интересах потерять пять,  десять, даже
пятьдесят канонерок. Чем больше, тем лучше... для Моргана.
     - А для вас?
     - Мы большие альтруисты, Гарри.
     - Вам прямая дорога в монахи, Дин.
     - Я и то собираюсь.
     - Как было бы хорошо!
     - Вам?
     - Я был бы избавлен от разговоров с вами.
     - В  сутане  иезуита я  допек  бы  вас  вдвойне.  Сейчас  я  дьявольски
сдержан...  Но  вернемся к  делу.  По японским следам мы должны пробраться в
Синьцзян и Индонезию...
     - Уже и в Индонезию? - с деланым удивлением спросил Гопкинс.
     - Рано или поздно джапы должны разинуть на  нее пасть.  Пусть разевают.
Потом придем туда мы.
     - Что там есть, кроме нефти?
     - Все, что нужно нам и Моргану.
     - Дальше.
     - Упаси  бог  Тридцать второго повторять ошибки  его  предшественников.
Тафт  и  Теодор  Рузвельт  были  крикливыми крохоборами.  Они  наделали кучу
ошибок.  Нам приходится их исправлять. В наше время требовать часть - значит
не  получить ничего.  "Требуйте все,  чтобы получить что-нибудь",  -  сказал
Христос.
     Гопкинс покачал головой:
     - Если бы Иисус был жив, он привлек бы вас за клевету.
     Ачес со смехом ответил:
     - Не беда.  Всякий американский судья оправдал бы нас:  это единственно
здравая позиция. Изречение должно войти в американское издание евангелия.
     - Ладно,  сойдемся на  том,  что "формула Христа" не противоречит нашим
интересам, - согласился Гопкинс.
     - Тем  лучше...  Было бы  опасно повторить ошибку Вильсона в  отношении
России. Нужно не приглашать батальон гангстеров к участию в дележе России, а
взять ее себе целиком - вот единственно здравая и приемлемая для нас схема.
     - А как же Гитлер?
     - Взломщик!  -  безапелляционно заявил Ачес.  - Тип для грязной работы.
Повесим, как только откроет нам ворота России.
     - Это едва ли понравится хозяину.
     - То,  что  Гитлер прикончит Россию,  или  то,  что мы  его повесим?  -
спросил Ачес.
     Гопкинс уклонился от прямого ответа. Только сказал:
     - ФДР не выносит ефрейтора и боится коммунистов.
     Ачес поднялся с кресла.
     - Мы  можем быть  уверены,  что  эти  предварительные соображения будут
переданы ФДР?
     - Да.
     Голос адвоката сделался вкрадчивым:
     - Гарри, дружище, а вы не могли бы устроить мне свидание с ним, чтобы я
сам мог внести полную ясность?
     Гопкинс демонстративно смерил  Ачеса  взглядом с  ног  до  головы  и  с
наслаждением проговорил:
     - Не выйдет! ФДР дьявольски чистоплотен. - Заметив, как густо покраснел
Ачес  и  задрожали кончики его  усов,  Гопкинс смягчил тон:  -  Если вас  не
устраивает откровенность,  могу  привести вполне официальную причину отказа:
на-днях  мы  отправляемся в  небольшую предвыборную экскурсию на  юго-запад.
Оттуда прямо в Уорм-Спрингс. Вот!.. Вы не обиделись, Дин?
     Ачес презрительно выпятил губы.
     - Дорогой Гарри, на вас?..
     И, не прощаясь, вышел из комнаты.


        "2"

     Пятна последнего снега еще смутно белели кое-где у корней деревьев. Пар
от  просыхающей земли заволакивал лес  прозрачной дымкой.  Было знобко Руппу
казалось,  что Клара иногда вздрагивает,  и ему было неловко, - будто в этом
был виноват он.  А,  пожалуй, Рупп и был немного виноват: кто же, как не он,
затеял  эту  беседу  с   функционерами-подпольщиками?   Кто  дал  ему  право
пригласить сюда вдову Франца? Разве сам он не мог провести это собрание? Ему
казалось, что передача директивы, пришедшей из тюрьмы, от самого Тельмана, -
такое  многозначительное событие!  Хотелось,  чтобы  товарищи услышали слова
вождя из уст старого партийца -  Клары, лично знавшей Тельмана. Она работала
с ним,  наконец,  она была вдовой и сподвижницей такого человека,  как Франц
Лемке...
     Все, что говорила Клара, звучало особенно многозначительно. Молодежь, -
а  все пятеро пришедших на  беседу в  лесу были молоды,  -  слушала,  затаив
дыхание.
     Рупп уже был знаком с директивой Тельмана.  Он больше смотрел на Клару,
чем слушал ее.  Вглядывался в ее исхудавшее лицо и думал о Лемке. С сыновней
нежностью мысленно гладил ее уже совсем-совсем седые волосы.
     Клара  говорила негромко.  Так,  чтобы только было  слышно пяти  близко
подсевшим к ней товарищам.
     Подробно обрисовав политическое положение,  создавшееся внутри Германии
и  за  ее  пределами в  результате гитлеровской политики развязывания войны,
Клара решила перейти к теме, ради которой они тут и сошлись, - к разъяснению
лаконичной записки, полученной от Тельмана подпольем компартии.
     - Товарищ Эрнст Тельман,  -  проговорила она,  и  при  этих  словах все
пятеро ее слушателей поднялись и сняли фуражки. Клара тоже встала и, прикрыв
рукою задрожавшие веки,  несколько мгновений помолчала. - Товарищ Тельман, -
продолжала она,  -  вынужден быть лаконичным.  В  своей записке он  говорит:
"Политическое положение  угрожающе  для  германского  народа,  для  будущего
Германии.  Нужна мобилизация сил партии на  разъяснение немцам необходимости
всеми  средствами бороться  с  агрессией Гитлера.  Эта  агрессия  приведет к
потере  Германией национальной самостоятельности.  За  спиною  Гитлера стоят
иностранные подстрекатели. Гитлер действует на американские деньги. Внимание
в сторону Америки. Проработайте статью Сталина "К международному положению",
примерно  24-25-й  годы.   Сделайте  выводы.  Очень  важно.  Да  здравствует
германский народ! Слава нашей партии! Тельман".
     Волнение,  охватившее Клару  при  чтении  этой  уже  знакомой  записки,
заставило ее снова сделать паузу.
     - Товарищи,  вы получили от него,  - Клара указала на Руппа, не называя
его по  имени,  -  текст статьи,  о  которой идет речь,  и  наш комментарий.
Вчитайтесь внимательно.  Нет лучшего учителя, чем история. Нет лучших уроков
для народа,  чем анализ истории,  даваемый Лениным и Сталиным... Быть может,
надолго,  на срок, который мы едва можем охватить взглядом, немецкому народу
дан последний шанс прийти в себя, отогнать от себя кровавый туман фашистской
лжи, сделать последнее большое усилие, чтобы свернуть с пути, на который его
влекут безумцы и палачи, - с пути к плахе на путь к свободе и прогрессу...
     Сумерки  сгущались.  Тени  деревьев уже  не  рассекали полосами влажную
землю.  Сумрак скомкал все силуэты.  Рупп тревожно озирался.  Тихонько, так,
чтобы  не  помешать Кларе,  он  поднялся и  пошел  на  опушку.  Трудно  было
предположить,  что  полиция  может  пронюхать о  собрании,  но  осторожность
оставалась  осторожностью:   Рупп  решил  оставаться  на  опушке,   пока  не
закончится беседа.  Ему не был слышен голос Клары. Поэтому он не мог понять,
почему она  говорит так  долго.  А  Клара с  увлечением рассказывала молодым
товарищам о том,  что они должны разъяснить каждому немцу. Она говорила, что
гитлеризм превосходит своей  звериной  дикостью и  средневековой жестокостью
все  виды реакции,  какие знала до  тех пор история Германии.  Но  появление
гитлеризма  вовсе  не  было  необъяснимым  наваждением,   плодом  внезапного
затмения  сознания  целого  народа,   околдованного  кликушеством  какого-то
маниака.  Фашизм никогда не смог бы достичь такой власти в Германии, если бы
не пришел в результате длинной цепи побед реакции над умом и волей немецкого
народа.
     Реакция брала верх над  революцией во  все  решающие моменты германской
истории.  Революционный подъем народа ни разу не дал решающей победы. Всякий
раз  народ подпадал под  влияние реакции и  шел  к  катастрофе.  Теперь,  на
великом  историческом  распутье,   немецкий  народ  должен  окинуть  трезвым
взглядом весь пройденный путь и  понять всю гибельность своих ошибок.  Немцы
должны отказаться от ведущих в  тупик философских абстракций Канта и Гегеля.
Нужно понять,  что вся философия была поставлена с  головы на ноги гигантами
революционной  мысли  Марксом  и   Энгельсом.   Это   они  создали  немецкую
революционную философию,  они начали борьбу за  революционно-демократическое
объединение германской  нации,  за  освобождение трудящихся от  невыносимого
гнета  эксплуатации.  Всякий немец  должен отдать себе  отчет  в  величайших
революционных заслугах Маркса  и  Энгельса.  Они  начали борьбу за  истинную
свободу  Германии,  за  прогресс и  культуру немецкого народа,  за  создание
подлинно  народной  Германии  в   лучшем  смысле  этого  слова;   они   были
зачинателями  революционной  борьбы   за   уничтожение  "германской  империи
прусской нации".
     Реакционные традиции немецкого общества не  могли не  оказать пагубного
воздействия и  на рабочий класс Германии.  От Лассаля ведет свою родословную
пресловутый  немецкий  "национальный  социализм".   Немецкие  реформисты  не
случайно ухватились за Лассаля и сделали его своим идеологом.
     Правые  социал-демократы  Германии  повинны  в  том,   что  германскому
империализму долго  удавалось  разыгрывать из  себя  невинного  простачка  -
прямодушного,  честного и трудолюбивого,  якобы по вине империалистов других
наций оказавшегося обделенным при разделе мира.  Это правые социал-демократы
повинны в том,  что немецкий народ принимал за чистую монету шовинистическую
пропаганду империалистов,  выступавших в  тоге  борцов за  права обделенного
историей германского народа.  Ни история,  ни народ Германии были тут ни при
чем. Речь шла о немецких капиталистах, опоздавших к дележу. Обманом и силой,
при  помощи  правых  социал-демократов -  изменников делу  рабочего  класса,
германским империалистам удалось  погнать  немецкий  народ  на  бойню  войны
1914-1918  годов.  Они  рассчитывали вырвать кусок  из  пасти  французского,
британского и  американского империализма.  Эта  попытка окончилась для  них
провалом.  Были пролиты реки крови,  были пущены на ветер миллиарды марок, а
своей цели империалисты не  добились.  Но немецкий народ мог бы использовать
это крушение реакции для завоевания себе свободы,  для нанесения германскому
империализму смертельного удара и для его уничтожения.  Однако и на этот раз
немецкие  социал-предатели сыграли  позорную  и  трагическую роль  в  судьбе
Германии.  Они  помогли реакции снова  взять судьбу страны и  народа в  свои
руки.  При  попустительстве  и  при  помощи  все  тех  же  социал-демократов
буржуазия смогла призвать себе на помощь фашизм.
     - Из материалов,  которые вы сегодня получили,  -  сказала Клара,  - вы
увидите,  что фашизм не  только военно-техническая категория.  Фашизм -  это
боевая   организация   буржуазии,    опирающаяся   на   активную   поддержку
социал-предателей. По существу, правые лидеры социал-демократии представляют
собою  умеренное  крыло  фашизма.  Нет  основания предположить,  что  фашизм
добьется  решающего успеха  без  активной  поддержки социал-демократии.  Эти
организации не отрицают, а дополняют друг друга. Фашизм есть не оформленный,
но  фактически  существующий  и  действующий  политический  блок  этих  двух
организаций,  возникший в обстановке послевоенного кризиса капитализма. Этот
блок  рассчитан на  борьбу  с  пролетарской революцией.  Буржуазия не  может
удержаться у власти без наличия такого блока. Поэтому...
     Клара не успела досказать. Из темноты вынырнул Рупп:
     - Полицейская цепь движется от деревни!..
     Его  слова  услышали все,  но  никто  не  шевельнулся.  Клара  спокойно
проговорила:
     - Ну что же,  товарищи,  расстанемся до следующего раза. Повторяю: долг
коммунистов -  объяснить  народу,  что  война  с  Советским Союзом,  которую
стремятся развязать гитлеровцы, антинародная война... Расходитесь по одному.
Если кто-нибудь увидит,  что ему не избежать встречи с полицией,  уничтожьте
материал... До свидания, товарищи.
     - А... вы? - спросил кто-то из товарищей.
     Клара улыбнулась:
     - Я тут как дома. Это мой район... Идите.
     Товарищи  быстро  исчезли  в   сумраке  леса.   Один   Рупп   стоял   в
нерешительности.
     - Не теряй времени, - ласково сказала Клар