я не позвонил в полицию!..


                                     21

     Эгон заехал домой проститься с  матерью и  неожиданно застал там  отца.
Генерал не  хотел показать,  что  приехал раньше обычного ради сына.  Сидя в
будуаре жены,  он молча слушал ее жалобы на покинувших ее детей.  Даже Эрни,
ее  маленький Эрни,  совсем забыл  свою  старую мать!..  При  воспоминании о
любимце нос Эммы покраснел.
     Это выглядело слишком глупо, чтобы сердиться.
     Не  обращая внимания на  жену,  генерал увел  Эгона  в  кабинет и  стал
расспрашивать о работе.
     Он  слушал Эгона с  нескрываемым интересом.  Сегодня он гордился сыном.
Настоящее швереровское семя. Молодец, молодец Эгон!
     Генерал не мог усидеть на месте.  Он вскочил и  пробежался по кабинету.
Он и себя-то почувствовал бодрее, моложе!
     - Молодец,  малыш!  Брось бредни о покое и прочей чепухе!  - Маленький,
подтянутый генерал остановился перед Эгоном и хлопнул его по плечу.  -  Твоя
машина  -  не  последний козырь  в  колоде,  которой будет  играть Германия!
Кое-кто будет кричать,  что колода крапленая.  Нас будут обвинять в нечистой
игре.  Но пусть кричат! Мы доведем игру до конца. До конца! - Он рассмеялся.
- Значит,  и ты,  наконец,  понял,  что Германия должна стать Европой? В нее
должно собраться все. И тебе перепадет оттуда кое-что!..
     Раздражение Эгона поднялось сразу. Он хотел уехать из Германии, оставив
ее родной и любимой, а тут ему говорят бог знает что!
     - Ты помнишь условие? - спросил Эгон. - В обмен на машину - свобода.
     - Да, да! Ты будешь богат и сможешь жить в любом месте Германии.
     - Басня о соловье в золотой клетке, - раздраженно сказал Эгон.
     Сухие старческие пальцы Шверера впились в плечо Эгона. В голосе старика
послышалась страстность, которой Эгон еще никогда не слышал.
     - Ты  хочешь сказать,  что намерен уйти за пределы родной страны?  Ты -
единственный Шверер!
     Генерал  порывисто  привлек  его  к  себе  и,  поднявшись  на  цыпочки,
поцеловал.  Он  не  мог  достать до  лба  Эгона -  мокрый старческий поцелуй
пришелся в переносицу.
     Эгон  стоял  молчаливый  и  угрюмый.   Ему  хотелось  вытереть  влажную
переносицу.  Он чувствовал,  как рвется нить,  связывавшая его с  отцом,  со
всем, что его окружало, с этим домом.
     Первый раз в жизни они переменились ролями: Эгон указал отцу на стрелку
часов, напоминая об отъезде.
     Генерал опустил голову, сгорбился.
     Он стоял маленький, старый. Совсем старый и жалкий.
     Так   прошло   несколько  мгновений.   Наконец  Шверер  поднял  голову,
выпрямился и, посмотрев сыну в глаза, протянул ему руку.
     Эгон с  облегчением переступил порог отцовского кабинета.  Как казалось
ему - навсегда.
     Он велел позвать Лемке.
     Франц пришел подтянутый и строгий.
     - Прощайте, Франц. Может быть, мы никогда не увидимся.
     Лемке огляделся.
     - Здесь не  место торчать шоферу.  Вытребуйте меня  у  генерала на  час
раньше. Автомобиль - самое подходящее место для разговоров.
     - Отец,  наверно,  и  не подозревает,  что его автомобиль превратился в
конспиративную квартиру на колесах.
     - К счастью, нет!
     Через четверть часа они сидели в автомобиле. Вместо того чтобы ехать на
вокзал, Лемке кружил по городу.
     - Выкиньте из  головы ваши сомнения!  Где бы  вы  ни были,  оставайтесь
сыном своего народа.
     - Мне надоело, - резко сказал Эгон. - Все твердят на разные лады: служи
Германии, будь немцем!
     - Нет,  доктор,  все мы говорим о  разном.  Просто "быть немцем" -  это
вовсе не то, чего я от вас хочу. Быть честным - вот что нужно.
     - То-есть... быть с вами?
     - Да!..  А то,  что мы все говорим о Германии, должно вам доказать, что
она не перестала существовать,  хотя каждый из нас и вкладывает свой смысл в
слово "Германия".
     - Той Германии, о которой говорите вы, Франц, больше не существует. Они
перекраивают ее на свой лад.  Теперь,  когда между Гитлером и  генералитетом
нет разногласий, наци крепче, чем когда-либо.
     - А вы уверены, что между ними все ладно? Рейхсвер снес это тухлое яйцо
- Гитлера. А такая курица, как рейхсвер, не сможет примириться с тем, что ею
командует ее же цыпленок. Генералы хотят стоять на горе и командовать. А там
стоит ефрейтор с шайкой штатских купцов.
     - Вы - моя совесть, Франц, - грустно сказал Эгон, - а от совести-то я и
хочу скрыться.
     Лемке вынул из кармана конверт.
     - Передайте Цихауэру, - сказал он.
     - Сумка снова пригодилась? - улыбнулся Эгон.
     Автомобиль остановился перед вокзалом.
     В подъезде вокзала Эгона ждали Бельц и Винер.
     Через несколько минут Винер, Эгон и Бельц были в купе.
     Штризе и Эльза ехали отдельно, в третьем классе.


     Стук колес становился все более частым.  Он  гулко отдавался в  обшитом
деревом  вагоне  третьего класса.  Мимо  окон  мелькали дома  Шенеберга.  На
стрелке Эльза едва удержалась на  ногах.  Держась за  стенку,  она  прошла в
купе.
     Штризе  предупредительно  очистил  ей  место  у   столика.   Она  молча
уставилась в  окно.  Штризе предложил ей  журналы.  Она  взяла  их,  но,  не
раскрыв, уронила на колени.
     Поезд набирал ход.  Движение вагона становилось все более плавным.  Его
больше не  швыряло на  стрелках.  За  окнами прошли увенчанные сиянием неона
радиомачты Кенигсвустергаузена.
     Но вот и эти огни исчезли.  Берлина больше не было. Неужели правда, что
она вырвалась?  Живая? Эльза сдерживалась, чтобы не заплакать. Может быть, в
чужой, свободной стране ей удастся вылечить тело и душу?
     Эльза  оторвалась от  окна.  За  стеклом осталась только пустая темнота
ночи.  Изредка  мелькали  огни,  от  быстрого движения поезда  сливавшиеся в
сверкающие полосы. В дверях купе показался Эгон.
     - Я за вами! Идемте ужинать, - приветливо сказал он молодым людям.
     Эльза  колебалась.  Она  чувствовала себя  плохо,  но  соблазн побыть с
Эгоном был слишком велик.
     Штризе вел Эльзу по коридорам раскачивающихся вагонов.
     Бельц  весело помахал им  рукой из-за  столика.  Рядом с  Бельцем гордо
топорщился черный клин бороды Винера.
     - Сюда, Пауль, сюда! - крикнул Бельц.
     Для этих двух не  происходило ничего особенного.  Через месяц или через
год,  но  те  же  огоньки  за  окном  будут  для  них  мелькать  в  обратном
направлении. Они это знали и были спокойны.
     Бельц  подул  в  кружку,  чтобы отогнать пену,  сделал глоток и  громко
сказал:
     - Пильзен!  - Он обвел спутников взглядом. - Я пью за Пильзен, господа!
Честный немецкий Пильзен.  К  чорту Пльзень.  Мы  покажем чехам их настоящее
место. Прозит, господа!
     Штризе высоко поднял свою кружку.
     - Да здравствует немецкий Пильзен!
     Остальные молчали.  Винер  натянуто улыбался.  Эльза смотрела в  черную
пустоту окна. Эгон уставился в карту кушаний.


                                     22

     Едва  успев  поздороваться  с  вошедшим  в  номер  Роу,   Монти  быстро
проговорил:
     - Вы должны меня выручить, Уинн!
     - Постойте, не так поспешно.
     - Вы не понимаете, Уинн, мне дорога каждая секунда. Мы...
     - Кто это "мы"?
     - Я и Бен... Ну, Бен и я...
     - Зачем вы здесь и притом вместе?
     - Мы - миссия... Миссия доброй воли!
     - Добрая воля - и вы? - Роу расхохотался.
     - Правительство его величества хочет избежать войны в Чехословакии.
     - Правительство его  величества всегда хочет  избежать маленькой войны,
чтобы дать возможность вспыхнуть большой...
     - Пусть,  пусть так.  - Монти умоляюще взглянул на Роу: - Выслушайте же
меня!
     - Выкладывайте.  -  Роу поудобнее устроился в кресле. - Только имейте в
виду: каждое слово, которое вы тут произнесете, будет известно немцам.
     - Что же делать? - растерянно спросил Монти.
     - Не говорить.
     - Но мне очень нужно!
     - Тогда взять две  подушки и  одною накрыть телефон,  другою -  вон  ту
вентиляционную решетку.
     Пока  Монти торопливо выполнял это  указание,  Роу  старательно набивал
трубку.
     - Теперь, пожалуйста, по порядку... Итак: вы с Беном в Берлине...
     - Проездом в  Чехию.  Правительство его величества желает умиротворения
чехов,  которые могут  потерять голову  и  начать  защищаться от  притязаний
Гитлера.
     - Так. Это понятно.
     - Бен сейчас на приеме у рейхсканцлера. Они консультируют...
     - Это  тоже  понятно:  "консультируют".  Гитлер пугает лорда Крейфильда
тем, что свиноводство того пострадает, если чехи не отдадут Гитлеру Судет.
     - Боже мой,  вы  неспособны быть серьезным в  такой момент!  Вы  должны
разузнать, зачем едет в Чехию самолетный фабрикант Винер.
     - Вероятно,  за  тем  же,  зачем  там  копошатся  уже  тысячи  немецких
коммерсантов: прибрать к рукам что можно!
     - Кажется, интересы Винера столкнулись с моими.
     - Тем хуже для вас. Винер - это генералы.
     - Напротив, он с ними в ссоре.
     - Был.  -  Роу многозначительно поднял руку с трубкой.  -  Теперь он не
только работает на них, но они попросту являются его компаньонами.
     - Кто?
     - Шверер и Пруст.
     - Я   должен  их   опередить.   Нам  очень  важно  получить  Вацлавские
самолетостроительные заводы в Чехии.
     - Кому вам?
     - Мне и Мелани.
     - А при чем тут я?
     Монти на минуту смешался.
     - Я всегда считал вас другом...
     - Милый Монти,  - Роу поднял глаза к потолку, - даже древние знали, что
для   предохранения  дружбы  от   ржавчины  ее   следует  покрывать  золотой
амальгамой.
     Монти стоял перед Роу, удивленно моргая.
     - Не хотите же вы сказать...
     Роу со смехом перебил:
     - Именно это,  Монти:  принять участие в  деле!  Но  только не  в  том,
которое вы предлагаете.
     - Это блестящее дело!  -  оживляясь, воскликнул Монти. - Самолеты нужны
чехам, как воздух, а когда туда придут немцы, они будут нужны вдвое!
     - Немцы туда уже пришли. Они уже сидят на Вацлавском заводе.
     Монти поник головой.
     - Вы  меня  убиваете,  Уинн!  Просто  убиваете.  Я  рассчитывал  дешево
перехватить заводы.
     - Поскольку их уже перехватили, не будем тратить слов.
     - Это было такое верное дело!
     - Паника в Чехии не ограничится этими заводами.
     - Но в остальной военной промышленности хозяйничают французы.
     - Пополам с Герингом, дорогой.
     - Да, пополам с Герингом. Об этом я и говорю.
     - Не приходите в уныние. Найдем что-нибудь другое. Немцы не остановятся
в  Судетах.  Вы  не успеете опомниться,  как они ворвутся в  Чехию.  Они уже
сейчас  болтают о  Югославии,  Греции,  Болгарии...  Неужели мы  не  возьмем
своего?
     - Так нужно не зевать!
     - Вам давно нужно было обратиться к  старым друзьям,  а  не  путаться с
пустыми девками, вроде вашей Мелани.
     - У нее отличные связи, Уинн. Хорошие связи всюду.
     - Значит, вы предпочитаете ее? - иронически произнес Роу.
     Монти взмахнул обеими руками:
     - Что вы,  что вы,  Уинн! Давайте работать вместе. Жаль, что мы с Беном
должны сегодня выехать в Чехию.
     - Уже сегодня?
     - События развиваются стремительно.
     - Да, стремительнее, чем нужно. Как бы нам не остаться в дураках.
     - Вы же говорили...
     - На этот раз я  имею в виду не нас с вами,  а всю Англию,  то,  что вы
изволите называть "правительством его величества", - Бена и других ослов.
     - Уинн!  Опять?  Вы  же  трезвы!  Мы  едем вместе с  одним из  немецких
генералов, - сказал Монти.
     Роу встрепенулся.
     - С кем?
     - Такой маленький, похожий на старую злую ворону.
     - Шверер?
     - Вот, вот!
     - Дайте  мне  подумать...  -  Роу  вскочил  и  пробежался  по  комнате.
Мимоходом,  будто  машинально,  потрогал  подушку,  лежавшую  на  телефонном
аппарате.  -  Со Шверером?!  - повторил он и искоса посмотрел на стоявшего у
окна Монти.  Он старался охватить умом неожиданно создавшуюся ситуацию и  ее
возможные последствия:  англичане поедут со Шверером!..  По своим агентурным
данным Роу знал,  что на Шверера немцы подготовили провокационное покушение.
Что  будет,  если  вместе со  Шверером,  якобы  от  руки  чехов,  погибнет и
британская миссия?..  Роу поспешно перебрал возможные варианты далеко идущих
последствий:  если  широкие  круги  Британии  поверят  тому,  что  покушение
совершено чехами,  англичане убедятся в  их непримиримости и агрессивности в
отношении "миролюбивого" Гитлера,  а  ведь  именно  в  этом-то  и  старается
уверить англичан Чемберлен.  Но если в  преступлении будет раскрыта немецкая
рука,  англичанам станет ясна грязная политика нацистов. Тогда они потребуют
от Чемберлена стать на сторону чехов...
     Роу старался взвесить все.
     Вдруг он  хлопнул себя по  лбу  и  облегченно вздохнул:  как же  это не
пришло ему  в  голову раньше!  Ведь он  же  послал уже в  Лондон донесение о
подготовленной немцами провокации с убийством Шверера! Значит, если все-таки
решили отправить Бена  и  Монти  именно в  обществе Шверера,  значит там,  в
Лондоне... санкционировали все: и то, что "чехи" убьют немецкого генерала, и
то,  что вместе с  этим генералом отправятся на тот свет два англичанина,  -
все!
     Он быстро обернулся к Монти.
     - Вы сами навязались в спутники к Швереру?
     Монти возмущенно поднял плечи:
     - Вы в уме? Риббентроп предложил эту поездку через Дирксена.
     - Значит, Лондон знал?
     - Конечно!.. Почему это вас так заинтересовало?
     - А вы непременно должны сопровождать Бена?
     - Разумеется.    Он   наверняка   будет   интересоваться   там   только
свиноводством. Было бы здорово, если бы вы могли поехать с нами!
     - Очень здорово! - усмехнулся Роу.
     - Я это мгновенно устрою, - обрадовался Монти. - Вы будете единственным
журналистом...
     - Нет, Монти! Я буду ждать от вас известий тут! - твердо сказал Роу.
     Медленно спускаясь по лестнице "Адлона",  он снова подумал о  том,  что
если  Лондон послал братьев именно со  Шверером,  значит Лондону нужно  было
доказательство дурного поведения Праги...  И  вдруг  он  остановился посреди
лестницы.  Новая,  блестящая мысль осенила его:  что, если бы удалось выдать
убийство  Шверера  за   происки  чешских  коммунистов,   за   руку   Москвы,
протянувшуюся к границе Судет?!.
     Перепрыгивая  через  три  ступеньки,   он  устремился  вниз:  Чемберлен
озолотит того, кто даст ему в руки такой козырь!


                                     23

     Билеты были взяты до  Хемница,  но  сойти следовало раньше.  Это должно
было ввести в  заблуждение полицию,  если бы  она напала на  след беглецов и
дала телеграфное поручение в Хемниц схватить их.
     Поезд,   которым  выехали  из  Берлина  Зинн  и  Цихауэр,  был  ночной.
Пассажиров в нем было мало.
     Зинн и Цихауэр сошли во Флеха.
     Становилось холодно.  Цихауэр  поднял  воротник  плаща  и  поежился  от
неприятного прикосновения холодной клеенки к шее.
     Прислонясь  к  стене,   Цихауэр  смотрел  на  присевшего  на  скамью  и
задремавшего Зинна.
     Когда  открыли кассу,  Цихауэр взял  новые  билеты  до  Аннаберга.  Так
условлено:  там  к  ним присоединится местный товарищ,  знающий,  где и  как
перейти границу. Взяв билеты, художник вернулся под навес, где дремал Зинн.
     Гор еще не  было видно,  но присутствие их чувствовалось по их дыханию,
долетавшему до  платформы.  То ветер приносил струю холода,  заставляя Зинна
ежиться во сне, то накатывалась волна теплого воздуха, сохранившегося где-то
в ущелье...
     Когда подошел местный поезд Хемниц -  Визенталь, Цихауэр и Зинн пошли к
предпоследнему вагону, чтобы занять в нем места. Это тоже было условлено еще
в Берлине.
     Поезд  тронулся.  Полоса света от  станционного фонаря прошла по  купе.
Цихауэр достал из  рюкзака бутылку и  молча протянул ее  Зинну.  Тот  так же
молча взял ее и отхлебнул из горлышка. В купе запахло коньяком.
     - Кажется,  я  никогда  не  отосплюсь после  пансиона этого  проклятого
Детки, - сказал Зинн и, забившись в угол купе, снова закрыл глаза.
     Ехали в  молчании.  Был  слышен стук колес на  стыках.  Он  делался все
размереннее -  поезд шел в  гору.  Железные крепления старого вагона жалобно
дребезжали.
     Силуэты гор  за  окном  становились отчетливей.  Небо  между  вершинами
отсвечивало едва заметным розоватым сиянием. Это еще не был рассвет - солнце
было  внизу,  за  горизонтом.  Первыми узнали о  его  приближении облака над
погруженными в сонную мглу вершинами гор.
     Приблизив лицо к  стеклу,  Цихауэр следил за  тем,  как  река терпеливо
прокладывает себе  путь  в  горах.  Поезд  послушно следовал ее  прихотливым
извивам.
     Внизу показались огни, бледные в полусвете начинающегося утра.
     - Вероятно,  Цшопау,  - сказал Цихауэр и тронул Зинна за плечо. - Скоро
остановка, - повторил он, - могут войти...
     В долине Земы показались большие группы построек. Это был Аннаберг.
     Зинн встряхнулся и снял с крючка рюкзак.
     - Мы не подождем товарища? - спросил Цихауэр.
     - А если он сразу даст знак выходить?
     Художник послушно потянулся за своим мешком. В дверях показалась голова
кондуктора.
     - Э,   да  это  целый  город!  -  с  наигранным  разочарованием  громко
проговорил Цихауэр.
     - Прекрасный городок, - ответил кондуктор.
     - Нам хотелось более тихого местечка.
     - Тогда  можно проехать до  Нижнего Визенталя,  -  сказал кондуктор.  -
Дальше пока нельзя: Верхний Визенталь пока еще чешский.
     - Пока? - спросил из своего угла Зинн. - А потом?
     - Можно будет,  - с готовностью пояснил кондуктор, - как только заберем
Богемию. Однако вы не пожалеете, если поживете и в Визентале: горный воздух,
тишина...  Я дам вам адресок:  светлые комнаты, горячая вода, а таких обедов
не получите во всей Германии.
     - Успеем ли мы взять в Аннаберге билеты? - в сомнении спросил Цихауэр.
     - Если господам угодно, я это сделаю.
     Зинн дал кондуктору кредитку.
     - Два  билета до  Визенталя.  Посмотрим,  чем  эта  дыра  отличается от
других.
     Когда дверь за кондуктором затворилась, Цихауэр спросил Зинна:
     - А  что,  если наш провожатый поедет вовсе не  до Визенталя?  Если нам
придется сойти тут же, в Аннаберге? Что подумает кондуктор?
     - Что  на  его пути встретились еще два бездельника,  не  знающие сами,
чего хотят.
     Поезд подошел к Аннабергу. Фонари на платформе уже были погашены. Ярким
пятном  выделялся  в   ясном  утреннем  воздухе  сигнальный  кружок  в  руке
начальника станции.  Он  поднял его,  и  с  паровоза уже послышался свисток,
когда,  расталкивая служащих, на платформу выбежала девушка. У нее за спиной
покачивался высокий короб, пристегнутый наподобие ранца. Девушка устремилась
к  хвосту уже  двигавшегося поезда.  Несколько мгновений она  бежала рядом с
вагоном,  в котором сидели Зинн и Цихауэр. Художник поспешно распахнул дверь
и протянул ей руку. Она сделала отчаянное усилие и вспрыгнула на ступеньку.
     Тяжело  дыша,  она  стояла посреди купе.  Короб  мешал  ей  сесть.  Она
позволила Зинну отцепить его.
     - Еще немного, и я бы опоздала.
     - Глотните-ка,  - Цихауэр протянул ей бутылку. Девушка сделала глоток и
закашлялась.  Вытерев выступившие слезы, она всмотрелась в лицо художника. -
Как удачно, что я попала прямо в ваше купе.
     Цихауэр удивленно поднял брови.
     - Для меня или для вас?
     Девушка молча показала на яркую булавку в виде трилистника,  горчащую в
его галстуке.
     - Вы правы! А я и забыл, - сказал Цихауэр.
     В дверях купе показалась голова кондуктора. Увидев девушку, он вошел.
     - Вы сели на ходу! Придется уплатить штраф.
     Он повернулся к Цихауэру и,  коснувшись козырька,  вручил ему купленные
билеты и сдачу.
     - Вот вам пять марок за хлопоты и пять марок штрафа.  - С этими словами
Цихауэр взял кондуктора за плечи и, повернув, подтолкнул к двери купе.
     Приглядевшись к девушке,  Цихауэр увидел,  что она хороша собой.  Но на
ней было пальто,  передел