го купить, да подешевле?.. Чтобы чужими руками
Чехию в американский карман сунуть...
     - Что бы  ни  случилось там,  наверху,  наше дело держаться,  -  сказал
Цихауэр.  -  Мы  пост  номер  семнадцать  -  инженерное  обеспечение  склада
боеприпасов форта "Ц".  Я стараюсь,  чтобы мои мозги работали сейчас в таком
масштабе.
     - Это потому, что ты еще слишком немец, - сказал Ярош. - Небось, не был
бы  так спокоен,  если бы за спиною вместо Праги стоял Берлин.  -  Поймав на
себе укоризненный взгляд Цихауэра,  Ярош смутился.  - Не сердись. Это я так,
от ярости.  Знаю: ты весь тут. Так же, как Луи, как я, как все мы, настоящие
чехи.
     - Все:  чехи,  чехи,  чехи!..  -  неожиданно раздалось из черной пасти,
которою начиналась потерна.  Там  уже  некоторое время стоял Каске и  слушал
разговор,  происходивший в каземате. - Как будто мы здесь не для того, чтобы
защищать свое отечество. Ну, что же вы замолчали?.. Чужой я, что ли?
     Ответом Каске было общее молчание.
     - Молчите... - обиженно повторил он. - Словно вошел не такой же солдат,
как вы.
     - С  чего ты  взял,  мы  вовсе не замолчали,  -  сконфуженно проговорил
каптенармус.  -  Честное слово,  Фриц,  мы  тут ничего такого не говорили...
просто поспорили немножко.  Ты все где-то пропадаешь,  мы даже и  забыли про
тебя.
     - Вот,  вот,  -  стараясь казаться добродушным,  что ему, однако, плохо
удавалось,  проговорил Каске, - про меня всегда забывают. Каске что-то вроде
старого сапога: надели на ногу и забыли.
     - Ты  о  себе  довольно высокого мнения,  -  иронически бросил Цихауэр,
который с  особенным удовольствием пользовался теперь  тем,  что  солдатский
мундир уравнял его с деспотичным механиком.
     Все засмеялись.  Каске оглядел их,  одного за другим,  исподлобья злыми
глазами и остановил взгляд на вошедшем в каземат священнике.
     Отец   Август  Гаусс   осенил  солдат  быстрым,   небрежным  крестом  и
притронулся пальцами к фуражке военного капеллана.
     - Все спорите,  ссоритесь,  -  сказал он укоризненно и  присел на койку
Яроша. - Разве теперь время разбирать, кто немец, кто чех?
     - Этому всегда время, - хмуро проворчал телефонист.
     - Каске немец и должен им оставаться - для себя, для всех нас. В душе и
в делах, - наставительно произнес священник. - Разве деды господина Каске не
жили в этих горах,  не обрабатывали их,  не содействовали их процветанию, не
ели честно заработанный хлеб,  забывая о том,  что они немцы,  трудясь бок о
бок с чехами?
     - Именно, - не сдерживаясь, выкрикнул телефонист, - бок о бок, всегда с
плеткой в руках;  всегда либо в шапке жандарма,  либо с тростью помещика. Мы
их  хорошо  помним  -  и  наших  "королевско-императорских" немцев и  мадьяр
великой двуединой империи славных Габсбургов.
     - По-вашему, чтобы быть честным человеком, нужно перестать быть немцем?
- Август покачал головой. - Словно немцы не такой же народ, как все другие.
     - Тут-то и зарыта собака! - горячо воскликнул Даррак. - Вопрос в том, о
каких немцах идет речь.  Из-за  того,  что  некоторые из  них возомнили себя
особенным народом,  все и пошло кувырком.  Вот и приходится теперь выбирать:
называть ли кого-либо немцем или честным человеком?  Разве я не прав,  Руди?
Ты сам был немцем...
     Цихауэр вскинул голову.
     - Немцем я не только был,  но и остался.  И всегда останусь.  Но именно
немцем, а не гитлеровской швалью.
     Каске посмотрел на него злобно горящими глазами, но смолчал.
     - Послушайте-ка,   ребята,   -   вмешался  каптенармус,  -  бросьте  вы
ссориться. Политика не для нас с вами.
     - Заткнись ты, Погорак! - крикнул телефонист. - Сейчас опять заговоришь
о Сыровы.  Слышали мы его речи: "Идите по домам и доверьтесь правительству".
К чорту правительство, которое поджимает хвост при одном виде немецких псов!
     - Я тоже умею браниться,  ребята,  - вдруг повышая голос и как бы сразу
превращаясь из священника в офицера,  проговорил Август.  -  Не воображайте,
что вы одни были солдатами и никто, кроме вас, не сумеет постоять за себя. К
чорту такие разговорчики! С чего вы взяли, будто немец не может понять того,
что надвигается на Судеты?  Именно потому, что мы с Каске немцы, мы здесь, в
этом форте, и не уйдем из него даже тогда, когда уйдете все вы. Не одним вам
тесно на этом свете с Гитлером.
     - Пусть сам Бенеш придет сюда и скажет:  "Каске,  оставь свой пост" - я
не уйду, - сказал Каске.
     - А знаете,  ребята,  мне это нравится!  -  воскликнул Даррак.  - Так и
должен рассуждать солдат.
     - Да, - раздельно и громко сказал Цихауэр. - Если он... провокатор.
     Каске подскочил к художнику.
     - Что ты сказал?
     Цихауэр спокойно выдержал взгляд механика. Он знал, что Каске дрянь, ни
на  грош не  верил ни его разглагольствованиям,  ни проповедям отца Августа.
Больше того,  он  подозревал их в  способности предать,  но раз власти нашли
возможным включить их в состав гарнизона, не его дело спорить.
     Он только сказал:
     - Солдат,  даже самый храбрый,  должен понять, что один несвоевременный
выстрел на  границе может окончиться трагедией для  всей  Чехословакия.  Вы,
Каске...
     - Господин Каске, - сердито поправил механик.
     - Вы, Каске, - упрямо повторил художник, - знаете, что Гитлеру только и
нужен такой провокационный выстрел на границе,  чтобы вторгнуться сюда всеми
силами и  захватить уже не только Судеты,  которые так любезно предлагают им
господа чемберлены, а все, что ему захочется.
     Повелительным движением Август заставил спорщиков замолчать.
     - Послушайте,  Цихауэр,  вы еще новичок в  таких делах,  а я вам скажу:
если  чехи  отдадут  без  боя  эти  прекрасные укрепления на  оборонительном
рубеже,  созданном для  них  самою  природой,  то  чешское государство будет
беззащитно, как цыпленок.
     - Правительство знает это не хуже вас.
     - Знает или  нет,  но  у  него  не  будет больше естественной линии для
обороны против наступления гитлеровцев и,  поверьте мне,  не  будет времени,
чтобы создать новые форты. Это говорю вам я, старый солдат, видевший Верден.
У чехов один выход: ни шагу назад, что бы ни толковали политики.
     - Мы дали клятву слушаться офицеров.
     - Бог дал мне власть разрешать клятвы...  Умереть на этих фортах -  вот
задача честного защитника республики. Если будет бой, мы будем драться. Если
бой будет проигран - взорвем форт. Вот и все, - решительно закончил Август.
     - Нет,  не все,  господин патер!  -  возразил Цихауэр.  - Есть еще одна
возможность.  -  Он  на  мгновение умолк и  с  видимым усилием договорил.  -
Капитуляция, приказ отойти без боя.
     - Отойти без боя?  - Август рассмеялся. - Сразу видно, что вы не прошли
школу немецкой армии.
     - В Германии мне довелось побывать в школе,  от которой отказались бы и
вы.
     Август  с  любопытством  посмотрел  на  Цихауэра,   но  тот  промолчал.
Священник продолжал тоном наставника:
     - Вы -  семнадцатый пост, и не мне вас учить тому, что это значит. - Он
положил руку на  маленький пульт с  рубильником,  прикрытым запломбированным
щитком.  После  некоторого молчания он,  прищурившись,  посмотрел сначала на
Яроша,  потом на телефониста.  - Или вы боитесь? Скажите мне прямо: отец, мы
хотим жить,  -  и я помогу вам перенести это испытание...  Ну, не стыдитесь,
говорите же,  перед вами  священник.  -  Он  снова притронулся к  маленькому
рубильнику.  -  Если вам страшно,  я останусь тут.  - В его голосе появились
теплые нотки:  -  Понимаю, друзья мои, вы все молоды. Я понимаю вас. Хорошо,
идите с миром,  я останусь тут, как если бы господь судил испить эту чашу не
вам,  а мне.  - Он исподтишка наблюдал за впечатлением, какое производят его
слова на солдат.  Но ни выражение их лиц,  ни взгляды, которыми они избегали
встречаться с глазами Августа, не говорили о том, что его речи доходят до их
сердец.  Один только Каске,  стараясь попасть в тон священнику,  с напускной
отвагой сказал:
     - Нет, отец мой, не ваше это дело - взрывать форты. Пусть уходят отсюда
все.  Каске включит рубильник и  взлетит на воздух вместе с фортом.  Ни одна
пушка, ни один патрон не достанутся врагу. В этом вы можете быть уверены.
     Август издали осенил его размашистым крестом так, чтобы видели все.
     Ярош стукнул кулаком по краю койки.
     - Никто из вас не прикоснется к рубильнику без моего приказа. Здесь ваш
начальник я, и делать вы будете только то, что прикажу я.
     - Но,  но,  господин  унтер-офицер,  -  усмехнулся Каске.  -  Никто  не
оспаривает вашего права приказывать, но даже вы не можете мне приказать быть
трусом.
     - Так  я  тебе  скажу,  -  крикнул Ярош:  -  тот,  кто  протянет руку к
рубильнику без моего приказа, получит пулю!
     И в подтверждение своей решимости расстегнул кобуру пистолета.
     - Тут не о чем спорить,  - примиряюще сказал патер Август, - именно так
и  должен  держать себя  начальник,  который отвечает за  исполнение приказа
старших начальников.  -  Он сделал паузу и состроил загадочную мину.  - Весь
вопрос только в  том,  чтобы  там,  среди этих  старших офицеров,  не...  не
оказалось предателей.
     Ярош вскочил с койки. Его губы вздрагивали от негодования.
     - Кто дал вам право так думать? Там, наверху, сидят чехи.
     - А вы думаете, среди чехов не может быть предателей?
     - Когда речь идет о родине...
     - Люди суть люди, господин Купка. Разве полгода назад любой чех не счел
бы меня сумасшедшим, если бы я сказал, что не верю в честность французов или
англичан?
     - Франции и  Англии  или  французов и  англичан?  -  запальчиво крикнул
Даррак.
     - А это не одно и то же? - насмешливо спросил священник.
     - Да, мы, побывавшие в Испании, научились отличать правительство Англии
от ее народа, - сказал Даррак.
     - Ах,  вот как!  И  вы побывали там?  И  тоже,  может быть,  в качестве
"защитника республики"?
     - Иначе я постыдился бы об этом упоминать.
     - Браво,  Луи!  -  воскликнул  Цихауэр.  -  Ты  научился  разговаривать
по-настоящему.
     - А  вы  знаете,  что это очень сильно смахивает на  пропаганду русских
большевиков?  -  насупившись,  сказал патер Август. - Тех самых большевиков,
что   отступились  сейчас  от   своих  обязательств  защищать  Чехословацкую
республику от Гитлера.
     - Это ложь! - с возмущением крикнул Цихауэр. - Мы знаем, что происходит
в  действительности:  Советы заявили о  своей готовности выступить в  защиту
Чехословакии.
     - Это Годжа и  Сыровы не  пожелали,  чтобы за  нас заступился Советский
Союз,  -  сказал Ярош.  -  Сами побоялись,  или  же  не  позволил английский
дядюшка.
     - И  правильно сделали,  -  попробовал вставить Август.  -  Приди  сюда
русские, вся Чехия стала бы красной.
     Но Цихауэр перебил его:
     - Да, министры побоялись заключить трехсторонний договор и ограничились
отдельными  договорами  с  Францией  и  СССР,   обусловив  советскую  помощь
выступлением французов.
     - Кто же знал,  что наши министры окажутся такими подлецами,  - заметил
Даррак.
     - Опять  за  старое!  -  недовольно проговорил каптенармус Погорак.  Он
достал из-под койки банку консервов и большую флягу. - Благословите, отец!
     Но прежде чем Август успел сделать движение простертою рукой, в глубине
потерны  вспыхнул  яркий  свет  ручного  фонаря  и  послышалось звонкое  эхо
торопливых шагов. Все замерли с вилками в руках. В каземат вошел Гарро.
     - Садитесь с  нами...  -  начал было каптенармус,  но запнулся,  увидев
взволнованное лицо француза.
     - Чемберлен, Даладье и Муссолини прилетели к Гитлеру в Мюнхен, - быстро
проговорил Гарро.  -  Они  открыли  конференцию,  на  которой решают  судьбу
Чехословакии без участия чехословацких представителей.
     - Этого не может быть, - тихо проговорил Даррак. - Они не посмеют... не
посмеют!
     Гарро опустился на край его койки. Молчание нарушил Август.
     - Пансион  для  нервных  барышень!  -  Он  придвинул к  себе  консервы,
отвинтил крышку фляжки и  бережно налил  ее  до  краев.  Прежде чем  выпить,
насмешливо оглядел остальных.
     Следующим налил себе Каске.  Он заметно волновался,  но старался делать
все,  как священник. Глядя на них, ткнул вилкой в банку и каптенармус. Когда
Ярош потянулся к фляжке,  она была уже наполовину пуста.  Он сделал глоток и
передал ее телефонисту.
     - Может быть,  вы и правы,  -  сказал Гарро.  - Иначе действительно тут
можно повеситься, пока эти господа заседают в Мюнхене.
     Но на его долю во фляжке уже ничего не осталось.
     - Жаль, - сказал он. - У тебя, Ярош, ничего нет?
     - Нет...
     Каске полез в свой ранец и, достав две бутылки коньяку, с торжествующим
видом поднял их над головой.


                                     21

     Гарро взглянул на часы.
     - Странно, должны бы уже быть какие-нибудь известия.
     Все, словно сговорившись, поглядели на телефон.
     Гарро  потянул  к  себе  лежавшую на  постели  Даррака раскрытую книгу.
Пробежав глазами с полстраницы, он сказал с усмешкой:
     - Если бы  старик знал,  что  ему придется принять участие в  обороне и
этих фортов, тоже предаваемых французскими министрами!..
     - В этом и сила Гюго,  -  сказал Луи: - сказанное им сохраняет смысл на
долгое время.
     Он взял книгу из рук Гарро и прочел вслух:
     - "Вы,  потомки тевтонских рыцарей,  вы будете вести позорную войну, вы
истребите множество людей и идей, в которых нуждается мир. Вы покажете миру,
что   немцы  превратились  в   вандалов,   что  вы   варвары,   истребляющие
цивилизацию".  -  Луи  торжественно простер руку.  -  "Вас  ждет  возмездие,
тевтоны. История произнесет свой приговор..."
     - И  привести его в  исполнение суждено нам!  -  крикнул Ярош.  Он  был
возбужден, его глаза блестели.
     - Если бы форт мог передвигаться, подобно танку, он перешел бы сейчас в
атаку, - насмешливо проговорил Август.
     - Неужели еще ничего неизвестно?
     Гарро  вопросительно  посмотрел  на  телефониста.   Тот,  нахмурившись,
постучал рычагом,  подул в трубку,  осмотрел аппарат,  проводку,  недоуменно
пожал плечами и несколько раз крикнул:
     - Алло!.. Алло!..
     Центральный пост не отзывался.
     Гарро провел ладонью по вспотевшему лбу.
     - Это не может быть...
     Август злорадно ухмыльнулся:
     - Все, все может быть там, где люди не знают своего долга.
     - Отец мой,  вы прекрасно сделаете, если пройдете в другое помещение, -
резко сказал Гарро.
     Ему только сейчас пришло в голову,  что не следует оставлять в каземате
ни этого попа,  о котором давно ходят слухи,  не располагающие в его пользу,
ни  подозрительного Каске,  чьи  пронацистские симпатии были  известны всему
заводу.
     Гарро отрывисто бросил:
     - Рядовой Каске!  -  В  голосе его звучали нотки,  заставившие механика
вскочить и вытянуть руки по швам.  - Вы пойдете со мной. - И пока Каске брал
винтовку и надевал шлем,  Гарро пояснил Ярошу:  -  Мы дойдем до центрального
поста, узнаем, в чем там дело. Оттуда я позвоню сюда.
     Август молча поднялся и  последовал за  ними.  Скоро их  шаги смолкли в
черном провале бетонного тоннеля, и в каземате снова не стало слышно ничего,
кроме звонкого падения капель.  Четверо солдат, как зачарованные, глядели на
молчащий телефон;  пятый -  каптенармус, - отяжелев от коньяка и еды, клевал
носом, сидя на койке, потом приткнулся к изголовью и заснул.
     Ярошу казалось,  что там,  на земле,  поверх многометровой толщи брони,
изрытой норами казематов и ходами потерн,  уже произошло что-то,  что решило
их судьбу,  судьбу страны,  народа, может быть всей Европы. Ему ни на минуту
не   приходило  в   голову,   что   молчание  телефона  могло  быть  простой
случайностью.   Маленький  аппарат  представлялся  ему  злобным  обманщиком,
злорадно скрывавшим от  них,  заточенных тут,  важную,  может быть  роковую,
тайну мирового значения...
     Цихауэр то  и  дело  подносил к  уху  карманные часы,  словно  движение
секундной стрелки было недостаточным доказательством того, что они идут.
     Прошло с  четверть часа.  Гарро  давно должен был  достичь центрального
поста. Луи переводил взгляд с телефона на часы Цихауэра и обратно.
     Телефонист несколько раз в нетерпении снимал трубку и дул в нее.
     Ярош  настороженно  следил  за  действиями  телефониста.  Когда  тот  в
отчаянии бросил немую трубку на рычаг, Ярош спросил Цихауэра:
     - Ты думаешь, что уже началось?
     Цихауэр сердито повел плечами.
     - Если война начинается с того,  что в фортах перестает работать связь,
то...
     - Ну?.. Что ты хочешь сказать? - нетерпеливо спрашивал его Луи.
     - ...поздравить нас не с чем.
     - А как ты думаешь,  Руди,  -  спросил телефонист,  - они действительно
такие негодяи или просто дураки?
     - Ты о ком?
     - Мюнхенские продавцы.
     - Мне кажется,  что Чемберлен -  старый подлец.  У него простой расчет:
заткнуть Гитлеру глотку за счет Франции.
     - А французы! Дураки или предатели?
     - А французы?.. Одни из тех, кто согласился на Мюнхен, - дураки, другие
чистой воды предатели, - не задумываясь, сказал Цихауэр.
     - Господи боже мой!  -  в отчаянии воскликнул телефонист. - И всегда-то
одно и  то же:  чем больше у людей денег,  тем меньше у них совести.  Словно
золото, как ржавчина, ест человеческую душу.
     - Пожалуй,  ты  не так уж далек от истины,  дорогой философ,  -  сказал
Ярош.
     - Да,  жизнь частенько оказывается неплохим учителем. Какая книга может
так открыть глаза на правду, как жизнь? - спросил Цихауэр.
     - Тому, кто хочет видеть.
     - Таким,  как  мы,  незачем ходить по  земле с  завязанными глазами,  -
сказал телефонист.
     - А именно этого-то и хотели бы те - "хозяева" жизни, - сказал Цихауэр.
     - Это  верно,  -  согласился телефонист.  -  Если бы  мы  могли на  них
работать без глаз, они ослепляли бы нас при самом рождении.
     - Договорились,  - неприязненно бросил проснувшийся каптенармус. - Тебя
послушать, выходит, что ежели у человека завелось несколько тысчонок, так он
уже вроде зверя.
     - А разве не так?  Разве все эти типы,  там,  наверху, не хуже зверей?!
Разве  они  знают,   что  такое  честь,  патриотизм,  честность?!  -  гневно
воскликнул Ярош.  - Разве для них отечество не там, где деньги? Не готовы ли
они  продать Чехословакию любому,  кто  обеспечит им  барыш?  -  Ярош кивкам
указал на  телефониста:  -  Он  верно  сказал:  всюду  одно  и  то  же.  Все
толстобрюхие заодно с  этой шайкой -  в  Англии,  в Германии,  у нас.  Всюду
фабрикант -  фабрикант,  всюду помещик -  помещик.  Кровь для них -  деньги.
Честь - барыш. Наши чешские ничем не хуже остальных.
     - И  что  самое  обидное,   -  проговорил  сквозь  зубы  телефонист,  -
каких-нибудь двадцать жуликов вертят двадцатью миллионами таких олухов,  как
я.  Взяв пример с  русских,  и мы ведь можем,  наконец,  стукнуть кулаком по
столу:  а  ну-ка,  господа хорошие,  не пора ли и вам туда же,  куда послали
своих кровососов русские?!. Ей-ей, и мы ведь можем, а?
     - Это зависит от нас самих, - заметил Даррак.
     - Луи, ты становишься человеком! - с улыбкой повторил Цихауэр.
     Француз подбежал к рубильнику.
     - Пора сорвать пломбу, Ярош! - быстро и взволнованно проговорил он. - Я
чувствую, что случилось что-то нехорошее: телефон молчит, и Гарро не звонит,
и Каске не возвращается... Что, если наверху уже немцы?
     - Не говори глупостей.  -  Заметив,  что Даррак тянется к пломбе,  Ярош
вскочил и оттолкнул его руку.
     - Что-нибудь  случилось  с  Гарро,  -  встревоженно проговорил  Луи.  -
Позволь мне, капрал, сходить на пост.
     Ярош одно мгновение в  нерешительности смотрел на  него,  потом перевел
взгляд на Цихауэра.
     - Пойдешь ты!  -  И,  подумав, прибавил: - С телефонистом, все равно он
тут не нужен.
     Цихауэр  вытянулся,  щелкнул  каблуками и,  выслушав  приказание Купки,
тихонько сказал:
     - Проводи меня немного.
     Они