бы наши вторично совершили ошибку,
сделав ставку на  вооруженную Германию,  как  на  единственный заслон против
русских коммунистов.  История показала,  что  такой заслон ничего не  стоит.
Наши сильно просчитались,  положившись на  вашего Гитлера.  Он  и  его шайка
оказались просто жуликами,  выманившими у нас много долларов и пустившими их
на ветер.
     - На ветер? - Шверер покачал головой. - Нет, ваши деньги и кровь немцев
не  пропали даром.  Это был прекрасный урок на  будущее,  отличная репетиция
перед спектаклем, который мы еще раз поставим со всей основательностью.
     - Довольно дорогая репетиция, мистер Шверер, - усмехнулся американец. -
Еще  одна такая -  и  мы  окажемся банкротами.  Нам нечем будет заплатить за
солдат, которых вы нам поставите.
     - Это будет очень печально. Очень, очень печально, - грустно проговорил
Шверер.
     Американец бесцеремонно похлопал Шверера по спине.
     - Ну,  не унывайте,  старина,  все образуется. Хотя, надо сознаться, на
этот раз русские здорово обогнали нас из-за вашей глупости. Пустить им кровь
вы пустили,  но зато они начисто нокаутировали вас.  Это чертовски неудачно.
Что-то в этом матче не было предусмотрено.
     - Да,  -  уронив на руки голову,  проговорил Шверер. - Гитлера нет, нет
Бормана, Геббельса...
     - Э, это не такая уж беда. Когда дураки оказываются дураками, им туда и
дорога,  куда они все отправились.  Теперь мы  более бережно будем подбирать
парней для черной работы.  С  более крепкими кулаками и не с таким мусором в
головах, каким были набиты черепа этих господ. Это нам тоже хороший урок: не
делать ставку на дураков... У вас, папаша, еще есть шанс выйти в люди.
     Шверер поднял на него слезящиеся глаза.
     - А вы не думаете,  молодой человек, что русские могут потребовать моей
выдачи, а? - спросил он дрожащим голосом.
     - Вы нам нужны - и баста! У нас вы в безопасности. Если понадобится, мы
предъявим русским даже ваш труп, извлеченный из-под обломков самолета.
     Шверер в  ужасе закрыл глаза.  Ему  ясно  представился его  собственный
изуродованный труп. Развязность американца начинала ему досаждать.
     - Ваш чин? - с неожиданной резкостью спросил он.
     - Капитан.
     - Так потрудитесь встать! - приказал Шверер. - Наверно, и у вас в армии
капитанам не разрешается быть такими нахалами в присутствии генералов.
     На лице американца отразилось крайнее удивление,  и он неохотно, но все
же поднялся из-за стола...


     Благодарение богу,  все  это  было теперь только воспоминанием.  Шверер
избежал веревки палача,  его миновала и участь многих генералов,  попавших в
руки  русских.  Он  мог  свободно вернуться в  западную зону Берлина,  чтобы
трудиться над  снова положенным на  стол  "Маршем на  восток".  Правда,  всю
работу  приходилось  пересмотреть  с  начала  до  конца,   все  пересчитать,
передумать,  но  идея  оставалась идеей:  Россия  должна быть  сокрушена.  И
сокрушить ее предстояло не кому-нибудь,  а им, немецким генералам, прошедшим
школу 1914-1918 годов и  познавшим позор разгрома 1945 года.  Больше это  не
должно повториться.  Не  должно и  не  может быть  третьего поражения...  Но
как?.. Как?.. Как избежать расплаты за просчеты американо-немецких политиков
в  войне  1939-1945  годов?  Чтобы в  этом  разобраться,  стоит посидеть над
рукописью "Марша".
     Стараясь  отогнать  отвратительное  видение   толстой  белой   веревки,
свисающей с шеи Кейтеля, Шверер склонился над письменным столом...


        "3"

     - Выпьем по "Устрице пустыни", господа! - предложил Роу.
     Грили молча кивнул.  Штризе с готовностью улыбнулся,  хотя ему вовсе не
нравилась эта "Устрица".  Став помощником Монтегю Грили,  он старался теперь
во  всем  подражать англичанам,  в  особенности этим  двум,  с  которыми ему
приходилось чаще всего иметь дело. Штризе подавляла надменная независимость,
с которою держался Роу,  хотя тот был всего лишь журналистом. Ему нравилось,
как  пахло  в  кабинете  сэра  Монтегю,  председателя окружной  комиссии  по
денацификации.  Чтобы добиться такого же запаха у  себя,  Штризе стал курить
трубку и велел ежедневно менять на столе цветы.
     Нужно было проявлять большую гибкость, чтобы, едва успев сменить мундир
гитлеровского руководителя военной промышленности округа на  штатский костюм
помощника председателя комиссии по денацификации, не вызвать кривой усмешки.
Пауль Штризе не вызвал улыбок;  англичане и американцы знали,  что делали, а
рядовые  немцы  в   западной  половине  Германии  еще  не  научились  заново
улыбаться.  Они хмуро приглядывались к происходящему,  стараясь понять:  что
же,  в  сущности,  нового принесли в  Западную Германию союзники-победители,
кроме того, что старые хозяева предприятий стали называться иначе?..
     Штризе,   не   поморщившись,   выцедил  "Устрицу",   крепкий  коктейль,
приготовленный Роу, и еще раз услужливо улыбнулся.
     - Я  нашел человека,  которого вы  могли бы послать в  русскую зону,  -
сказал он.
     - Журналист? - спросил Роу.
     Штризе замялся:
     - Не совсем...
     - Сумеет дать отчет о том, что меня интересует?
     - Безусловно.
     - Как зовут?
     - Эрнст фон Шверер.
     - Шверер? - переспросил Роу, словно это имя было ему знакомо.
     - Брат  того  инженера на  русской стороне,  -  пояснил Штризе,  -  сын
генерала фон Шверера.
     - Вот как!  -  оживился было сэр Монтегю,  но под сердитым взглядом Роу
умолк.
     - Пришлите его ко мне, - сказал Роу и холодно кивнул головой.
     Штризе знал:  после этого кивка ему  остается одно  -  откланяться.  Он
улыбнулся еще любезнее и, стараясь двигаться как можно свободнее, вышел.
     - Хоть на этот раз не будьте тюленем,  Монти, - сказал Роу, обращаясь к
Грили.  - Раздобудьте у Винера список документов, которые нужно взять на той
стороне.
     - Зачем?  -  меланхолически спросил Грили.  -  Этот  Шверер  должен нам
доставить своего брата-инженера живьем.
     - А если нет?
     - Можно подумать,  что привезти из советской зоны родного брата нивесть
какая трудная задача!  К тому же у этих парней из бывших эсесовцев именно та
хватка, какая нам нужна.
     Роу занялся взбалтыванием коктейля.  Он делал это сосредоточенно и  как
бы между делом спросил:
     - Так и условимся: вы берете командование на себя.
     Грили замахал руками:
     - Вы же отлично знаете, Уинн, я к этому совершенно не способен.
     - Только стричь купоны?..
     - Что  вы  сердитесь,   Уинн?  Хорошо,  я  постараюсь  получить  список
документов.  Но вы же знаете,  как трудно иметь дело с  теми,  кого зацапали
янки. А Винера они проглотили с костями.
     Роу с досадой ударил кулаком по ручке кресла.
     - И  так всегда,  когда дело идет о  чем-нибудь мало-мальски важном или
выгодном!  Скоро  они  будут  таскать наши  собственные секреты без  всякого
стеснения!
     - Да,  там,  где  речь  идет обо  всяких этих реактивных игрушках,  мы,
британцы, непозволительно легкомысленны.
     Роу нахмурился, вылавливая из стаканчика ломтик лимона.
     - Да, мы несколько запоздали, - пробормотал он. - Двести тысяч патентов
- на том берегу океана!..
     - Совершенное безобразие! - согласился Грили.
     - Не было бы большого греха,  если бы нам удалось стащить у янки из-под
носа хотя бы то, что осталось на советской стороне в голове или в письменном
столе Эгона Шверера.
     - Это совершенно необходимо,  Уинн!  - Грили прижал руку к груди, желая
сделать свои слова более убедительными.  - Поймите, без того, что осталось у
Эгона Шверера,  Винер не сможет справиться со своею частью задачи, что бы ни
сулили ему янки!
     - Знаю.
     - Я  еще  до  войны  предлагал Винеру  пятьдесят тысяч  фунтов  за  его
лавочку, - плаксиво сказал Грили.
     - И это я знаю.
     - Но  янки  меня просто возмущают!  Теперь они  искренно убеждены,  что
"Европа"   должна   поставить  Айку   Эйзенхауэру  гигантский  памятник   из
нержавеющей стали...
     - Еще бы! Не столько за то, что он воевал с немцами, сколько за то, что
русские не оказались на Рейне!.. Да, ради этого ему пришлось поторопиться. -
Роу закурил. Его голос доносился как из-за дымовой завесы. - А представляете
себе историю, если бы освободителями Франции тоже оказались русские?
     При этих словах Роу Монти тоже принялся раскуривать трубку.
     - Вы всегда каркали,  а посмотрите:  мы пришли к финишу.  Да еще как! -
помолчав, сказал он.
     - Да, но не в роли седока...
     - Но и не лошади же.
     - Если клячу нельзя назвать лошадью... - Роу пожал плечами. - Мы кляча,
на   которой  скакали  янки!   Притом   захлестанная  до   полусмерти.   Нам
предоставляют бить в  бубен по  поводу того,  что мы преодолели барьеры,  не
сломав себе хребет.  Это пляска на собственных похоронах!  - сердито крикнул
Роу,  несколькими взмахами руки разогнав дым. Если хотите знать, Монти, я не
могу понять,  как  случилось,  что,  имея таких чиновников,  как  вы,  таких
министров, как ваш братец Бен...
     - Ну, ну, Уинн!
     - Повторяю:  как могло произойти,  что,  имея во главе управления такое
сборище  ограниченных  интриганов,   Англия  триста  лет  ходила  в  великих
державах?.. Хотите знать мое мнение. Монти?
     - Не очень...
     - А  я  все-таки скажу!..  Все  три последних века своей истории Англия
держалась на  нас.  Ее  становым хребтом была секретная служба,  Монти.  Моя
служба! Мы... Такие, как я.
     Роу продолжал развязно болтать,  и  у Монтегю был такой вид,  будто эта
болтовня его чрезвычайно занимает. В действительности почти все, что говорил
Роу,  пролетало мимо  ушей слушателя,  занятого своими собственными мыслями.
Монтегю не принадлежал к числу людей, любящих философствовать на отвлеченные
темы,  но  его простоватая,  иногда даже немножко смешная внешность скрывала
натуру далеко не простую.  Основным свойством этой натуры был тот особенный,
ни  с  чем  не  сравнимый вид  хитрости,  который вырабатывается у  англичан
"высшего" круга всем воспитанием,  всем лицемерным укладом их жизни. Но если
у одного из них эта хитрость,  как бы выветриваясь с возрастом,  приобретает
черты простой изворотливости и не выходит за пределы житейского практицизма,
то  у  других  вырастает  именно  в  ветвистое дерево  тончайшей лживости  и
коварства, прикрытых оболочкой "британской прямоты и грубоватости". Носители
такой "британской прямоты" не останавливаются перед преступлением,  если его
можно  совершить по  ту  сторону занавеса,  именуемого этикетом.  Этому виду
тончайшего  лицемерия  и  полной  аморальности британская  политика  обязана
многими из  своих "блистательнейших" достижений.  Этот  же  вид  фарисейской
лживости  служит   и   основою  личных   отношений  между   британцами  того
общественного слоя, к которому принадлежал мистер Монтегю Грили.
     В  этом смысле не  было никакой или почти никакой разницы между Грили и
Роу.  Но  в  то время как Роу готов был выложить перед Монтегю многое именно
потому,  что презирал его,  считая глупцом и  тюленем,  сам Монти,  столь же
искренно презирая Роу,  не  находил нужным выкладывать ему  ничего или почти
ничего, что могло бы поколебать его собственную репутацию простака.
     Слушая сейчас хвастливые выкрики пьяного Роу,  Монти думал о  том,  что
имеет перед ним  существенное преимущество:  основательную осведомленность в
его делах.  Вторым преимуществом Монти было, очевидно, то, что Роу не знал и
по  самому своему положению не мог знать об этой осведомленности Монти.  Да,
такова была разница,  определяемая их общественным положением.  Быть членами
одного общества вовсе еще  не  значило иметь в  нем одинаковый вес.  Вот Роу
кичится тем,  что  является верным солдатом секретной службы Британии.  Слов
нет:  тонкая служба,  важная служба!  И ей, конечно, нужны такие, как Роу. И
даже  хорошо,   что  такие,   как  Роу,  воображают  себя  носителями  самых
сокровенных тайн самой тайной из  служб Англии.  Это делает их  уверенными в
себе.  А секретный агент британской службы всегда должен быть уверен в себе.
Но... - при этом новом предположении Монтегю мысленно усмехнулся, хотя черты
его  большого  красивого лица  продолжали сохранять неподвижность -  но  что
сказал бы Роу,  если бы узнал,  что он,  тюлень и  простак Монти,  был лично
знаком с неким сэром Икс?..  Да,  да, с тем самым Иксом, чье имя знают всего
несколько англичан;  с  Иксом,  о котором принято лишь почтительно говорить:
"лицо,  ограждающее интересы империи".  Ибо так было,  есть и  всегда будет:
больше,  чем армия,  и  даже больше,  чем флот,  в охране государства значит
секретная служба...  Уж, наверное, Роу, при всей его хвастливости, не мог бы
рассказать,  что созданием и укреплением этой службы занимались такие столпы
империи,  как лорд Кромер,  "укротитель Египта",  когда он  был еще скромным
лейтенантом Берингом,  или  будущие фельдмаршалы сэр Уильям Робертсон и  сэр
Джордж Мильн,  или,  скажем, сэр Невиль Хожер, совмещавший высокое положение
главы  обороны всей  империи со  званием тестя  Уинстона Черчилля!..  Кстати
говоря,  и  сам  толстый зятек  сэра  Невиля  мог  бы  кое-что  рассказать о
деятельности на ниве Интеллидженс сервис... Интересно, стал ли бы кто-нибудь
из этих лиц слушать пьяную болтовню какого-то капитана Роу, для которого его
"шеф" -  вершина;  тот самый "шеф",  который для сэра Икс всего лишь один из
помощников!..  Послушать Роу,  так  выходит,  что его служба -  основа мира,
какая-то самодовлеющая сила, главенствующая над всем, повелевающая от себя и
ради  себя.   А  что,   если  вот  так,   напрямик,   сказать  сейчас  этому
разболтавшемуся пьянчужке,  что он  былинка,  ничтожнейший муравей в  армии,
призванной таскать каштаны не  только не для себя и  не для своих "шефов"...
Тут  брови  Грили нахмурились:  если  говорить откровенно,  секретная служба
существует и не для таких,  как он,  Монтегю,  даже не для таких, как Бен, -
она  служит  неизмеримо  более  могущественным  повелителям  империи  и   ее
некоронованным королям-лордам стали и угля, нефти и хлопка...
     Роу уронил рюмку. Звук разбитого стекла нарушил течение мыслей Монти, и
он поймал последнюю фразу пьяницы:
     - Хотел бы  я  знать,  чего стоили бы  все  вы  без  нас  -  простаков,
работающих на вас, как прилежные муравьи!
     Монти поспешно расправил брови,  и  лицо его снова не  выражало ничего,
кроме недоуменного простодушия. Он расхохотался.
     - Умоляю,  Уинни,  не прикидывайтесь травоядным и...  таким героем! - И
Монтегю засмеялся.
     Несколько мгновений Роу  озадаченно смотрел  на  него,  потом  обиженно
произнес:
     - Ладно,  смейтесь,  это не спасет ни вас,  Монти,  ни Англию.  Лавочка
безусловно обанкротится, и притом довольно скоро...
     Роу нетвердыми шагами подошел к столу, чтобы налить себе новую рюмку.
     - Вам нужно бросить пить, Уинни.
     - И тут же повеситься?  Нет, слуга покорный. Я должен дожить свой срок.
Настает довольно ответственный период  в  существовании нашего острова.  Это
понимает даже ваш брат Бен, несмотря на всю его глупость.
     - Но, но, полегче, Уинн! - со смехом воскликнул Грили. - Вы забыли: Бен
снова в правительственном большинстве.
     - В  прежние времена была бы  неплохая пожива для оппозиционной прессы:
лорд Крейфильд - лейборист... И небеса не рухнули, и Англия стоит на месте!
     - Консерваторы не проронили ни слова, - серьезно заявил Грили.
     - А  вы не думаете,  что они платят Бену суточные за все время,  что он
продержится в  лейбористах?  -  Роу  потряс  над  головой номером "Таймса" и
громко прочел:  -  "У нас, как вы, американцы, это слыхали, социалистическое
правительство.  А я,  как вы,  возможно,  тоже слыхали, лидер консервативной
оппозиции.  Но я вам могу сказать,  что нет другой страны в Европе,  которая
представляла бы  собою  более  твердый и  прочный фронт  против советского и
коммунистического вторжения,  чем Англия".  - Он отмахнулся от попытки Грили
вставить слово.  -  Идите к чорту, Монти, дайте мне дочитать. Вы обязаны это
дослушать: толстяк пока больше не премьер, но Черчилль остается Черчиллем, и
всякому из нас есть чему поучиться у  старого сторожевого бульдога Британии.
Итак:  "Мои  многочисленные  разногласия  с  правительством  не  затрагивают
области внешней политики,  которая под руководством министра иностранных дел
Бевина сохранила стабильность и преемственность".
     - Какую стабильность?
     - Конечно,    антисоветскую!    А    преемственность?    Черчиллевскую,
консервативную...
     - Но я не верю в "русскую опасность"! - воскликнул, наконец, Грили.
     - Я  тоже не  верю,  -  рассмеялся Роу.  -  Но  я  вам  должен сказать:
наступило время для  всех нас  пустить в  ход такой ворох вранья,  какой нам
никогда еще не был нужен!..  Нам нужен небоскреб лжи, чтобы противопоставить
что-нибудь  тем  чертовски простым  и  понятным  вещам,  о  которых  говорят
русские.
     - Англичане не станут их слушать.
     - К  сожалению,  никогда еще миллионам людей не было так понятно то,  о
чем  русские  говорят теперь  с  трибун  всех  конференций.  А  недостатка в
конференциях, как видите, нет!
     - К большому нашему сожалению. А этот... как его... "железный занавес"?
Разве плохо придумано?! - с восхищением воскликнул Монти.
     - Сработано, знаете ли, по рецепту нашего покойного друга Геббельса.
     - Ну уж... - обиженно пробормотал Монти.
     - Да, да: "чем крупнее ложь, тем легче ей верят".
     - Вы думаете, что на самом деле...
     - Никакого занавеса не  было и  не  может быть!  Это же не в  интересах
Советов.  Но зато это в наших интересах. Именно поэтому такой занавес должен
быть повешен.
     - Но тогда он должен висеть совсем не на польской границе.
     - Мы  воздвигли бы  его  там,  если бы  не  существовало советской зоны
оккупации Германии.
     - А в нынешних обстоятельствах?
     - Между восточной и западной зонами Германии, Монти, - вот его место!
     - Потерять половину Европы?
     - Лучше половину,  чем всю... Я, кажется, немного пьян! Да, да, я знаю:
я пьян. Поэтому я говорю с вами так откровенно. В трезвом виде я не способен
говорить правду.  В особенности таким олухам,  как вы.  Впрочем, вероятно, и
сейчас я говорю все это напрасно. Вы ничего не способны понять.
     - Я кое-что понял, - пробурчал Монтегю.
     - Именно кое-что.  Ах вы, старая обезьяна! Кое-что! Это мне нравится!..
В этом наша беда,  Монти:  там,  где должны бы сидеть умные люди вроде меня,
торчат типы, подобные вам, которые понимают "кое-что".
     - Послушайте, Уинн! У меня тоже есть терпение.
     - Все  держится на  субъектах,  умеющих делать вид,  будто они понимают
"кое-что"...
     - Шли бы вы спать, Уинн! - сердито проговорил Грили. - Мне надоело ваше
малодушие.
     Роу поднялся и, стоя на не очень твердых ногах, насмешливо поклонился.
     - Слушаюсь,  милорд.  Сейчас я стану оптимистом.  - С этими словами Роу
упал обратно в кресло и всплеснул руками:  - Боже правый! Вот кого нехватает
для полной коллекции нашим социалистам, - вас.
     - Но, но, полегче, старина!
     Роу выбил пепел из трубки в стакан Грили.
     - Прошли времена, когда Англия могла похлопывать по плечу любую державу
мира.
     Роу налил себе виски и, не смешивая ее ни с чем, медленно отпил глоток.
Поставив стакан и  тупо глядя на желтую колеблющуюся поверхность спирта,  он
стал чиркать спички о коробок, но от его неловких движений они ломались одна
за другой.
     Он озлобленно отбросил коробок,  поднял стакан и,  словно читая в  нем,
раздельно произнес:
     - "Правь,  Британия" пора выкинуть в мусорный ящик.  К чорту адмиралов!
Они  годятся только для  кинематографа.  Судьба Англии зависит теперь не  от
дредноутов,  а от шпионов,  Монти.  На морях нам остались одни воспоминания.
Удержать бы кое-что на суше.  Но боюсь, и тут нас ждут сюрпризы от проклятых
янки.
     - Вы совсем уже нас хороните...
     - А то,  что происходит в Бирме,  в Инд