ьной борьбы с
реакцией бывало так,  что  под землей укрывались целые уезды,  формировались
партизанские отряды специально для  борьбы из-под  земли.  И  если прежде их
боялись японцы, то теперь их вдвое больше страшились гоминдановцы, так как у
подземных воинов-освободителей появилось то,  чего не  было раньше:  оружие,
боеприпасы, техника.
     "Красные кроты"  не  были  дивом.  Они  были  одной  из  боевых единиц,
принимавших постоянное и  деятельное участие в народно-освободительной войне
китайского народа.


     Девочка  лежала  и  думала,  а  командир читал.  Иногда  он  зажмуривал
уставшие от  плохого света  глаза  и,  опустив книгу  на  колени,  спрашивал
радиста:
     - Что?
     - Тихо, - отвечал радист, и командир снова брался за книгу.
     Может быть,  потому,  что девочка очень много думала об  этих людях,  к
которым так привыкла и  которых так любила,  а может быть,  потому,  что она
все-таки  очень  устала после ночи  беготни,  но,  наконец,  она  уснула,  и
казненная  сестра  не  приходила  к  ней,  и  девочка  спала,  лишь  изредка
вскрикивая и  разбрасывая руки.  Когда раздавался ее крик,  командир опускал
книгу,  а  если она,  раскинувшись,  сбрасывала с  себя ватник,  он вставал,
неловко  зажав  книгу  раненой правой  рукой,  подбирал ватник  и  осторожно
накрывал им девочку.
     Цзинь Фын проснулась через час,  когда командир тронул ее за плечо. Она
подумала,  что  наступило утро  и  товарищи  вернулись с  поверхности земли.
Однако,  протерев глаза,  увидела,  что,  кроме командира,  около кана стоит
радист с листочком в руке. И когда она совсем проснулась, командир взял этот
листок и сказал девочке так, как будто говорил со взрослой:
     - Цзинь Фын, сегодня ночью к нам спущена парашютистка, направляющаяся в
католическую миссию,  для операции, о которой ты знаешь. Ее пароль: "Светлая
жизнь вернется. Мы сумеем ее завоевать. Не правда ли?"
     - Правда, - сказала девочка.
     Командир засмеялся:
     - Я знаю, но это конец пароля: "Не правда ли?". Поняла?
     Девочка кивнула головой.
     - Повтори пароль,  -  сказал командир,  и девочка повторила.  -  У тебя
золотая память. Пойдешь в миссию святого Игнатия у Сюйгоу и передашь то, что
я  сейчас сказал,  и  еще  скажешь:  все  наши люди должны подчиняться этому
новому товарищу.
     - Я пойду днем? - спросила она.
     - До обеда нужно быть там.
     Девочка спустила ноги с кана.
     - Если позволите, я пойду.
     - Сначала поешь.
     - Не хочется.
     - Едят не только потому, что хочется.
     - А почему?
     - Потому, что нужно.
     Радист ласково потянул ее за косичку, перевязанную красной бумажкой.
     - Нужно слушаться старших,  -  сказал он и  освободил большой чайник от
тряпок, сохранявших ему тепло.
     Чайник  был  тяжелый и  совсем закопченный.  Наливая себе  теплой воды,
Цзинь Фын испачкала пальцы и стала их тщательно обтирать. Радист засмеялся:
     - Вы франтиха, Цзинь Фын!
     Она с укоризной покачала головой:
     - Вы так долго сидите тут и не понимаете. А если кто-нибудь там наверху
увидит? Спросят: почему у тебя, девочка, пальцы в саже? Что я скажу?
     И она снова покачала головой.
     Девочка ела лепешку из чумизы и запивала водой, потом встала.
     - Я готова.
     - Хорошо, - сказал командир. - Исполняйте поручение, Цзинь Фын.
     Девочка зажгла фонарь,  подняла его вровень с  лицом и установила длину
фитиля.  Пламя колебалось, маленькое, тусклое, красноватое. Девочка переняла
фонарь в левую руку и спросила командира:
     - Больше ничего не прикажете?
     - Зайдешь в музей и оттуда домой.
     Девочка была так мала ростом,  что ей  вовсе не нужно было нагибаться в
подземном ходе,  где  люди  отряда  передвигались почти  ползком,  однако от
старших она переняла не только манеру ходить быстро-быстро,  но и сгибалась,
как большая.
     Она уверенно бежала в пятне тусклого красноватого света фонаря.  Только
один момент там,  где она пробегала, можно было видеть неровные стенки хода.
Свод был такой же неровный.  Местами он осел и  его подпирали бревна крепей.
Иногда  путь  девочке преграждали обвалы,  и  приходилось перебираться через
кучи земли.
     Цзинь Фын уверенно выбирала повороты среди ответвлений,  зиявших по обе
стороны главного хода;  она разбиралась в  этом лабиринте так,  как прохожие
распознают переулки родного города.
     Когда  в  лицо  ей  потянуло свежим воздухом,  девочка замедлила шаг  и
прикрутила фитиль фонаря.  Еще  через сотню шагов дышать стало совсем легко.
Девочка  увидела  над  головой светлые точки  звезд.  Она  задула  фонарь  и
поставила его  в  нишу  стены.  Когда она  осторожно приблизилась к  выходу,
часовой, лежавший на животе, с американским автоматом в руках, посторонился.
Она протянула ему ручонку,  и  он  помог ей  выбраться на  поверхность.  Оба
молчали. Тут разговаривать не полагалось.
     Через  мгновение  ее  маленькая  тень  слилась  с  непроглядной  тьмой,
царившей в овраге.


        "3"

     В те дни, если путник шел в Тайюань с юга по дороге, огибающей Сюйгоу с
западной стороны, то ему было не миновать мост "Четырех ящериц", перекинутый
через  правую  протоку  реки  Фыньхэ.   Этот  мост  был  старинным  каменным
сооружением,  украшенным по  четырем  углам  изваяниями огнедышащих чудовищ,
известных тут  почему-то  под  мирным  именем  ящериц,  хотя  они  нимало не
походили на этих маленьких изящных зверьков.  Впрочем,  может быть, в шестом
веке, к которому знатоки относили эти произведения древнего ваятеля, ящерицы
и выглядели так воинственно. Четырнадцать веков - большой срок. За это время
многое изменилось в Китае. Быть может, так неузнаваемо изменились и ящерицы.
Гораздо  удивительнее было  то,  что  мост  этот  в  те  дни  еще  стоял  не
взорванный, несмотря на то, что на протяжении последних тридцати лет японцы,
гоминдановцы и  американцы старательно разрушали  в  Китае  все,  что  могло
служить  переправой "красным",  неустанно  и  беспощадно преследовавшим этих
врагов народа,  загнанных,  наконец,  к  их  последнему рубежу на  китайской
земле.
     Миновав мост  и  свернув по  первой  дороге  налево,  путник  сразу  за
пригорком  попадал  в  неожиданно  возникавшую среди  широких  полей  густую
зелень.  Запущенная аллея,  обсаженная старой акацией и вязами, вела к живой
изгороди, скрывавшей железные прутья высокой решетки. Деревья аллеи были так
стары,  что стволы многих из них полопались до самой вершины,  а ветви,  как
усталые  руки,  свисали  к  земле.  Сквозь  чугунный узор  наглухо замкнутых
массивных ворот был виден тенистый парк,  из  которого при малейшем движении
воздуха  доносился аромат  роз.  За  густой  порослью парка  не  было  видно
строений.  Только над  вершинами деревьев к  небу тянулась игла католической
церкви.
     Хотя  отсюда были  уже  видны предместья Тайюани и  даже его  кирпичная
крепостная стена на горе, шум города сюда не достигал.
     В те дни,  к которым относятся события,  на левом каменном столбе ворот
красовалась большая чугунная доска с выпуклой литой надписью по-китайски:

                                   Миссия
                              РОТЫ ХРИСТОВОЙ,
                      учрежденная во блаженную память
                              ИГНАТИЯ ЛОЙОЛЫ,
                        преподобного генерала роты,
                             и восстановленная
                    достопочтенным и высокопреосвященным
                                Томасом Тьен
                       с апостольского благословения
                        святейшего отца нашего папы
                                  ПИЯ XII

     Над этой надписью венчиком латинскими буквами была расположена надпись:
"Ad majorem Dei gloriam".
     На другом столбе яркая эмалированная доска лаконически гласила:

                                 "Находится
                            под покровительством
                                 и защитой
                           вооруженных сил США".

     Под  доской белела фарфоровая кнопка звонка.  Если  ее  нажать,  то  из
скрытой  в  акациях  сторожки появлялся большого роста  китаец.  Не  отпирая
ворот,  он сквозь решетку спрашивал,  что нужно посетителю, и, лишь сходив в
миссию,  возвращался,  чтобы впустить путника или  отослать его прочь.  Если
нужно   было   отворить  ворота,   привратник  делал  это   с   нескрываемым
неудовольствием, словно в каждом посетителе подозревал врага.
     Как сказано,  человек этот был высок ростом,  широк в плечах; черты его
смуглого лица были правильны и тонки.  Карие глаза глядели со строгостью. Он
был молчалив и сдержан в движениях.  Звали его У Вэй.  Это был шофер,  он же
сторож миссии.
     С некоторых пор миссия мало походила на заведение религиозное. В нее не
допускали богомольцев.  Теперь тут, как в комфортабельном пансионе, отдыхали
высшие  тайюаньские чиновники  и  офицеры  американской военной  миссии,  на
средства которой, говорят, и содержалось все заведение.
     Миссионеры исчезли из миссии,  и  ее истинной хозяйкой в округе считали
экономку  Ма  Ню,  которую  здесь  называли "сестра  Мария".  Народная молва
утверждала, будто эта женщина, изменив родине, пошла на службу полиции.
     От ворот миссии к ее большому каменному жилому строению вела запущенная
каштановая аллея.  Единственное, за чем в этом парке, повидимому, ухаживали,
были розы.  Бесчисленные кусты роз,  алых,  розовых, чайных, белых, источали
сладкий   аромат,   расслабляющий   волю,   располагающий   к   лени   и   к
ничегонеделанию,  которое,  по  мнению Ма  -  Марии,  было основным условием
отдыха высоких гостей, пребывавших под ее кровом.
     Ма была еще молодой женщиной небольшого роста, с лицом очень правильным
и даже красивым,  но слишком неподвижным,  чтобы быть привлекательным. Глаза
Ма были всегда полны грустной задумчивости, движения медлительны и спокойны;
говорила она  ровным голосом,  не  повышая его,  даже  когда сердилась.  Эта
мягкость,  однако,  не  мешала  ей  быть  придирчивой  и  строгой  хозяйкой,
державшей в страхе служащих миссии.
     Ранним утром,  когда Ма  и  чиновные гости еще спали,  женский персонал
миссии,  состоявший из  двух  горничных и  кухарки,  собрался в  просторной,
выложенной белыми изразцами кухне. Горничные Го Лин и Тан Кэ представляли во
всем  резкую противоположность друг  другу.  Го  Лин  была  полная девушка с
мечтательными глазами и с мягкостью движений,  свойственной полным женщинам.
На  вид ей можно было дать больше ее девятнадцати лет.  Тан Кэ была стройна,
почти худа,  ее непослушные волосы плохо укладывались в прическу и несколько
беспорядочно окаймляли смуглое лицо  с  темным пушком на  верхней губе  и  с
хмуро глядящими карими глазами.  Движения Тан Кэ были коротки, стремительны,
речь быстра и тверда.
     Третьей женщине,  кухарке У Дэ,  окрещенной здесь именем Анны,  было за
пятьдесят.  Она выглядела крепкой и  суровой.  У  нее были гладко прибранные
седеющие волосы и строгий взгляд.
     Сердито погромыхивая посудой,  У  Дэ готовила утренний завтрак,  Го Лин
перетирала посуду,  Тан Кэ вертелась перед зеркалом, в пятый раз перекалывая
кружевной фартучек.  Тихонько, так, что едва можно было разобрать слова, все
трое напевали:

                Девушка хорошая, смелая и юная,
                С темными упрямыми дугами бровей,
                Не гуляй с врагами ты вечерами лунными,
                Не растрать ты, девушка, нежности своей.

                Эта жизнь веселая нам совсем ненужная,
                И тепло Шаньси не согреет нас.
                Мы семью товарищей, теплую и дружную.
                Сохранимте, девушки, в этот грозный час.

                Не теряйте мужества, не растратьте силы вы,
                Девушки хорошие, с жаркою душой.

     Пение было прервано слабым звонком, донесшимся со стороны ворот. Го Лин
посмотрела на  часы:  время было раннее.  Тан Кэ с  любопытством выглянула в
окно:  У  Вэй,  на  ходу застегивая куртку,  шел  отворять.  Через минуту по
главной  аллее,   скрипя  ободьями  по   песку,   проехал  маленький  желтый
шарабанчик.  Из  него  торчала прикрытая соломенной шапочкой женская голова.
Волосы гостьи были  собраны в  высокую прическу.  По  этой  прическе Тан  Кэ
безошибочно признала гостью.
     - Стелла! - презрительно бросила она в кухню.
     У Дэ сердито громыхнула кастрюлей и безапелляционно отрезала:
     - Плохой человек.
     - Что ей может быть нужно? - с беспокойством пробормотала Го Лин.
     На ступенях послышался дробный стук каблуков,  и  в  кухню стремительно
вбежала посетительница.  На  ней был изящный дорожный костюм,  модная обувь;
все мелочи ее костюма соответствовали картинке новейшего журнала.
     - Здравствуйте! - развязно воскликнула гостья.
     У  Дэ  демонстративно отвернулась Тан Кэ сделала вид,  будто не слышит.
Только Го Лин несмело ответила:
     - Здравствуйте, Сяо Фын-ин.
     - Вы нарочно дразните меня? - сердито вскинулась гостья.
     - Извините, - растерянно проговорила Го Лин.
     - Сколько раз  я  сообщала вам:  нет  Сяо  Фын-ин  -  есть  Стелла Сяо!
По-моему, это не так трудно запомнить.
     Тан Кэ с насмешливой почтительностью произнесла:
     - Мисс Стелла!
     - По-моему, ничего смешного в этом нет, - надулась гостья.
     - Да, конечно.
     - Какой у вас всех скучный вид!  Можно подумать,  будто вы только что с
похорон.
     У Дэ пристально поглядела на нее:
     - А у вас праздник?
     Сяо Фын-ин фыркнула:
     - Вы,  Анна,  способны испортить настроение кому угодно.  -  И  так  же
демонстративно отвернулась от Анны,  как та от нее. - Глядя на эту женщину с
дурным характером, и вы, девочки, становитесь старухами. Теперь, когда перед
нами открываются двери мира!..
     - Замолчите, пожалуйста! - в гневе крикнула от плиты У Дэ.
     Сяо Фын-ин посмотрела на кухарку сквозь прищуренные веки:
     - О, как много вы себе позволяете, Анна. И вообще я...
     Она не договорила. У Дэ исподлобья вопросительно смотрела в ее сторону:
     - Ну что же, договаривайте.
     Сяо Фын-ин вспыхнула:
     - Удивляюсь, почему вас тут держат.
     - А вы замолвите словечко, чтобы меня выгнали, - негромко проговорила У
Дэ.
     Несколько мгновений Сяо Фын-ин молча глядела на кухарку.
     - Если бы не У Вэй...
     Пальцы Анны, державшие поварешку, судорожно сжались.
     - Оставь моего сына в покое.
     Чтобы предотвратить ссору, Тан Кэ спросила Сяо Фын-ин:
     - Вы были сегодня в городе?
     Та  не  сразу сообразила,  что вопрос обращен к  ней.  Наконец ответила
нахмурившись:
     - Да.
     После некоторого молчания Тан Кэ сказала:
     - Говорят... на бульваре...
     Она не договорила,  но Сяо Фын-ин,  видимо,  сразу поняла,  о  чем идет
речь.  Тень растерянности и  смущения пробежала по ее лицу,  однако,  тотчас
оправившись, франтиха с наигранной небрежностью сказала:
     - Ах, вы об этом...
     Го  Лин испуганно взмахнула своими густыми ресницами и  приблизила руку
ко рту, словно желая удержать собственные слова.
     - Говорят... там двенадцать виселиц... - проронила она едва слышно.
     - Двенадцать переносных американских виселиц,  -  сказала У  Дэ.  -  На
каждой уже не двое, а четверо наших.
     Го Лин испуганно вскинулась:
     - Тетя Дэ!
     - Тетя! - вторя ей, так же испуганно воскликнула и Тан Кэ.
     - Ну что, что! - глубоко сидящие глаза У Дэ сверкнули.
     - Его превосходительство Янь Ши-фан поступил так,  как советовал мистер
Баркли, - сказала Сяо Фын-ин.
     - Да замолчишь ты?! - крикнула У Дэ.
     Го Лин испуганно всплеснула пухлыми руками.
     - Уведи отсюда тетю Дэ, - шепнула ей Тан Кэ.
     Го  Лин  взяла У  Дэ  за  локоть и  потянула прочь,  но  кухарка гневно
высвободила руку:
     - Оставь, я скажу ей...
     - Тетя Дэ,  прошу вас,  довольно!  -  строго сказала Тан Кэ  и  властно
вывела кухарку.
     Губы Сяо Фын-ин  нервно дергались.  Она вынула сигарету.  Несколько раз
щелкнула новенькой американской зажигалкой. Пламя в ее вздрагивающих пальцах
колыхалось и  не  попадало  на  кончик  сигареты.  Не  обращая  внимания  на
пристально следящую за нею Го Лин,  она отодвинула стеклянную дверь холла и,
войдя туда,  с  размаху бросилась в  кресло.  Го Лин стояла на пороге,  в ее
глазах были страх и  страдание.  Она хотела что-то  сказать и  не  решалась.
Вошедшая Ма Ню нарушила молчание. Она спросила Сяо Фын-ин:
     - Что вам угодно?
     - У меня есть дело к хозяйке этого дома.
     - Ко мне? - удивилась Ма.
     Сяо Фын-ин движением головы велела Го Лин уйти и сказала Ма:
     - Я буду здесь жить.
     Ма поспешно воскликнула:
     - Я не хотела бы этому верить!
     - Теперь я секретарь его превосходительства Янь Ши-фана.
     От изумления Ма могла только издать односложное:
     - О-о!..
     - Вы  же  сами хотели,  чтобы его  превосходительство Янь Ши-фан оказал
честь этому дому своим пребыванием под его кровлей.
     - Значит...  сегодня генерал будет здесь? - едва слышно выговорила Ма и
на минуту задумалась. - Я все приготовлю...
     - Прошу вас не думать,  будто уговорить его было так легко,  -  сказала
Фын-ин.
     Ма взглянула на нее вопросительно.
     - У  меня  накопились счета,  которые я  никому не  могу показать...  -
опуская глаза, сказала Фын-ин.
     - Вы получите деньги.
     - Значит, вечером... мы приедем вместе.
     С этими словами Фын-ин вышла и уселась в свой желтый шарабанчик.
     Когда У Вэй, затворив за нею ворота, повернул обратно, Ма быстро прошла
в гараж.
     - Еще немного, и я не выдержу, - сказала она У Вэю.
     - Стыдно так говорить, Ню, - спокойно ответил он.
     - О, мне ничего не стыдно! Раньше я стыдилась самой себя, а теперь... -
она безнадежно махнула рукой.
     - Зачем ты так говоришь?  -  с ласковой укоризной произнес он и привлек
ее к себе. - Я же знаю...
     Она не дала ему договорить:
     - Откуда тебе знать,  как  это страшно,  когда меня все презирают,  все
считают изменницей... Это так страшно, так страшно...
     Он ласково погладил ее по голове:
     - Прошу, успокойся.
     Она закрыла глаза,  и на лице ее отразилось утомление, вокруг рта легла
резкая складка.
     - Если бы не ты, - тихо произнесла она, - у меня нехватило бы сил.
     - Все будет хорошо.
     - Да. Лишь бы нам быть вместе. Но... твоя мать...
     - Она поймет: ведь иначе ты не могла. Ты должна была выполнить приказ.
     - Она ненавидит меня.
     - Я объясню ей.
     - Объяснишь?.. Она ненавидит меня с каждым днем сильней. И тут не о чем
спорить:  так и должно быть.  Меня все ненавидят, все, все. Ты сам знаешь: У
Дэ сказала...
     - Мало ли что могла сказать мать, пока не знает.
     Ма повела плечами как будто от холода, хотя на улице стояла жара.
     - Постоянно чудится,  будто кто-то меня выслеживает.  И  свои и враги -
все  меня подкарауливают.  Не  знаю,  откуда мне  ждать пули:  от  людей Янь
Ши-фана или от янки? Мне страшно.
     Голос ее задрожал. У Вэй нежно обнял ее:
     - Бедная моя!
     - Я  знаю,  -  прошептала она,  -  нужно  справиться.  Непременно нужно
справиться! И я справлюсь. Только не уходи от меня.
     - Я же с тобою.
     Он подвел ее к скамеечке у ворот гаража и, заботливо усадив, сел рядом.
     Оба  молчали.  В  саду  было тихо.  Птицы прятались в  листву от  лучей
поднимающегося солнца.  Надвигался жаркий  весенний день.  Аромат роз  висел
неподвижный и душный.
     Ма улыбнулась.
     - Когда я смотрю на все это,  мне хочется верить,  что все... все будет
хорошо.
     - Разве можно в это не верить?


        "4"

     Цзинь  Фын  нужно  было  миновать патрули войск Янь  Ши-фана  на  южных
подступах к  городу и  проникнуть в миссию так,  чтобы ее никто,  решительно
никто не видел.  Девочка хорошо знала дорогу.  Она знала,  что пройдет, если
только ничего не случится на пути от лавки,  в  которой она взяла овощи,  до
Зеленого