сь его удержать.
   Было самое время: Сальватор уже взялся за ручку двери.
   - Ну наконец-то! Это было нелегко! - заметил  Сальватор  и  отошел  к
камину, а нотариус снова сел за стол.
   Очутившись на прежнем месте, нотариус вздохнул и сразу обмяк.
   Сальватору это не понравилось.
   - Ну-ка поторопимся! Я и так потерял слишком  много  времени.  У  вас
здесь есть необходимая сумма или ценные бумаги на эту сумму?
   - В конторе я держу около сотни тысяч франков в экю, золоте, билетах,
- сообщил нотариус.
   Отперев сейф, он выложил на стол сто тысяч франков.
   - А остальные четыреста тысяч? - спросил Сальватор.
   - У меня здесь восемьсот  тысяч  франков  или  около  того  в  ценных
бумагах, купонах, облигациях, акциях и так далее, и так далее, - ответил
мэтр Баратто.
   - Отлично! У вас целый день  на  то,  чтобы  обратить  их  в  деньги.
Предупреждаю, что мне нужна эта сумма в банковских билетах по тысяче или
пять тысяч франков, а не наличными.
   - Все будет исполнено как вы пожелаете.
   - В таком случае пусть все будет в билетах по тысяче франков.
   - Слушаюсь.
   - Разложите полмиллиона франков на десять пачек  по  пятьдесят  тысяч
франков каждая.
   - Как вам будет угодно, - кивнул нотариус.
   - Хорошо.
   - И нужны вам эти деньги...
   - ... завтра в девять часов утра, как я уже сказал.
   - Они будут у вас нынче вечером.
   - Еще лучше!
   - Куда прикажете доставить?
   - Утица Макон, номер четыре.
   - Угодно ли вам сказать, как я должен вас  спросить.  Я  полагаю,  вы
живете под вымышленным именем, раз вас считают мертвым?
   - Вы спросите комиссионера с улицы О-Фер, господина Сальватора.
   - Сударь! - торжественно произнес нотариус. - Обещаю,  что  нынче  же
вечером в девять часов я буду у вас.
   - Не сомневаюсь! - отвечал Сальватор.
   - Могу ли я надеяться, добрейший господин  Конрад,  что,  в  точности
исполнив ваши приказания, я могу ничего не опасаться с вашей стороны?
   -  Мое  поведение  будет  зависеть  от  вашего,  сударь.  Как  будете
поступать вы, так стану действовать и я. В настоящее  время  рассчитываю
оставить вас в покое. Мое  состояние  слишком  надежно  укрыто  в  ваших
руках, чтобы я искал для него другое место. Итак, временно я оставляю  у
вас четыре миллиона девятьсот тысяч франков: располагайте ими по  своему
усмотрению, но не переусердствуйте.
   - Ах, господин маркиз, вы мой спаситель! - вскричал мэтр Баратто; его
взгляд подернулся слезой от умиления и благодарности.
   - Временно! - напомнил Сальватор и вышел из кабинета, где его  мутило
от отвращения и стыда.

XV

Аэролит

   На следующий день бульвар Инвалидов, пустынный, безмолвный, тенистый,
напоминал собой в  половине  двенадцатого  ночи  густой  арденнский  лес
Путешественник, который въехал бы  в  этот  час  в  Париж  через  ворота
Вожирар или Пайяссон - если предположить, что путешественнику вздумается
въезжать в столицу через эти  ворота,  которые  не  ведут  никуда  и  не
приводят ниоткуда, - он бы решил, что оказался  в  ста  лье  от  Парижа,
настолько было необычайно зрелище этих четырех длинных рядов  высоких  и
мощных деревьев, чьи кроны были облиты лунным светом, а подножия  тонули
в темноте, исполинские эти деревья чем-то  напоминали  строй  великанов,
стоящих на посту вдоль стен вавилонского  города  Но  человек,  на  лицо
которому  падала  густая  тень,  ничуть,  казалось,   не   был   удивлен
открывшимся ему зрелищем, которое, несомненно, поразило бы жителя  наших
далеких окраин, прибывшего в Париж Напротив, эти тенистые аллеи, которые
мы сравнили с арденнским  лесом,  были  привычны  человеку,  нарушавшему
своим присутствием таинственную пустынность аллеи, более того,  судя  по
настойчивости, с какой незнакомец выбирал  уголок  потемнее,  он  считал
такое безлюдное место вполне подходящим для того, что он задумал.
   Он  бродил  по  бульвару  как  человек,  вынужденный   из   серьезных
соображений предпринять эту ночную прогулку,  и  пристально  разглядывал
все, что попадалось ему  на  пути  Незнакомец  то  и  дело  озирался  по
сторонам, задирал голову вверх, оглядывался и, в отличие от друга Пьеро,
избегал редкие уголки, куда пробивался лунный свет.
   С первого взгляда было чрезвычайно сложно определить, к какому классу
общества принадлежит этот  человек  Однако  стоило  понаблюдать  за  его
походкой, жестами, проследить за  его  бесцельным  хождением  по  аллее,
присмотреться к тому, с каким пристальным вниманием он изучает  тот  или
иной предмет, и становилось понятно, с какой  целью  он  явился  в  этот
поздний час на бульвар Инвалидов.
   Казалось, его словно магнитом притягивает к себе решетка особняка,  в
котором живет графиня Рапт.
   Пробираясь вдоль стены и опасливо вытягивая  шею,  он  почти  касался
головой прутьев, пытаясь  проникнуть  испытующим  взглядом  в  небольшую
рощицу, раскинувшуюся в десяти шагах по другую сторону ворот.
   Только два человека могли иметь достаточную причину  для  прогулок  в
полночь вдоль решетки этого особняка - влюбленный или вор.
   Влюбленный - потому что стоит как бы над законами, вор -  потому  что
нарушает их.
   На влюбленного незнакомец похож не был.
   Кроме того, единственным влюбленным, который  мог  бы  здесь  гулять,
являлся Петрус, а, как известно  читателям,  Сальватор  велел  ему  либо
сидеть дома, либо гулять где-нибудь в другом месте.
   Отметим, что Петрус свято исполнил предписание Сальватора  и  остался
дома.
   Правда,  Сальватор  совершенно  его  успокоил,  зайдя  в   мастерскую
накануне вечером  и  показав  полмиллиона  франков,  которые  Сальватору
принес ровно в девять, как и обещал, мэтр Баратто.
   Мы уже сказали, что незнакомец не был похож на влюбленного. Прибавим,
что с Петрусом у него тем более не было ничего общего.
   Это был человек среднего роста, и с какой бы стороны вы  на  него  ни
смотрели, он был похож на мячик. На нем было длинное одеяние, доходившее
ему до пят, и, отвесно ниспадая от воротника до самой земли,  напоминало
скорее  левит  <Длинный  сюртук>  или  персидское  платье,  чем  обычный
редингот. Широкополая шляпа с невысокой тульей придавала ему сходство  с
протестантским священником или американским квакером. Его  лицо  опушали
широкие  густые  бакенбарды,  поднимавшиеся  до  самых  бровей  и  почти
скрывавшие лицо.
   Раз это не Петрус, стало быть, перед нами - граф Эрколано Если это не
влюбленный - значит, вор.
   Совершенно верно: это был граф Эрколано и вор в одном лице.
   Уяснив себе этот вопрос, наши читатели без труда  догадаются  о  том,
чего он ждал, и поймут, почему его так манила к себе решетка особняка, в
котором жила графиня Рапт Он прибыл на бульвар в половине  одиннадцатого
и обежал все уголки, обследовал  все  подходы  и  подъезды,  после  чего
притаился  в  стороне.   Наконец   он   проводил   взглядом   последнего
подозрительного прохожего, замешкавшегося в этом пустынном  квартале.  С
наступлением темноты он убедился, что является хозяином положения, и  не
спеша вернулся на дорожку, прилегавшую к парку графини Рапт.
   Его можно было бы захватить с  трех  сторон,  и  чтобы  отразить  это
тройное нападение, он с половины одиннадцатого сел в засаде  у  ворот  и
изучил возможные подходы, а также продумал, как отразить нападение.
   К нему могли подкрасться справа и слева и неожиданно  наброситься  на
него, когда он будет обменивать письма на  банковские  билеты.  Впрочем,
такого человека, как граф Эрколано, голыми руками было не взять  Мы  уже
сообщили, что он Досконально изучил окрестности и убедился  в  том,  что
засада исключалась Кстати, на этот случай - человек этот был чрезвычайно
предусмотрительный - он заткнул за пояс пару  двухствольных  пистолетов,
совершенно незаметных под широким левитом, и  длинный  остро  отточенный
нож - так он надеялся защитить свое состояние или хотя  бы  продать  его
настолько дорого, что покусившимся на него пришлось бы раскаяться.
   Итак, с этой стороны опасаться нападения не приходилось.
   Правда, с другой стороны опасность была больше.
   Ему следовало остерегаться нападения  со  стороны  улицы  Плюме,  где
находился  парадный  подъезд  особняка  Ламот-Гуданов,   перед   которым
останавливались  экипажи  в  особняке  за  дверью  можно  было  спрятать
полдюжины  человек,   вооруженных   ружьями,   саблями   и   алебардами.
Воображение графа Эрколано рисовало самое невероятное оружие;  эти  люди
могли наброситься на него, когда он будет занят обменом.
   Впрочем, граф Эрколано обладал редким воображением; дворянина  такого
самообладания не могло долго занимать подобное препятствие.
   Он отправился неслышным шагом обследовать улицу Плюме, как  до  этого
осмотрел бульвар, и, убедившись, что там ни души,  внимательно  осмотрел
главный вход, который заметил еще накануне.
   Целью осмотра было убедиться в том, что за двадцать  четыре  часа  не
произошло никаких изменений.
   Вход выглядел совершенно так же, как и накануне.
   Он  представлял  собой  массивную  дубовую  дверь,  двустворчатую   и
состоящую из четырех панно; с обеих сторон между верхним и нижним  панно
располагалась металлическая ручка величиной с апельсин.
   Граф Эрколано потрогал  ручки,  желая  убедиться  в  том,  что  дверь
заперта. Затем он извлек из широкого рукава металлическую ленту в  форме
восьмерки, только составлявшие ее кольца были не овальные, а  круглые  и
не соприкасались, а были соединены между собой  дополнительной  полоской
Он наложил эту скрученную ленту на дверные ручки,  накинув  по  петле  с
каждой стороны двери. Эта металлическая лента пришлась впору и настолько
плотно обвила обе ручки, что шантажист горделиво прищелкнул языком.
   - Да! - воскликнул он, вспомнив  о  прославленном  кузнеце,  друге  и
советнике короля Дагобера, и непочтительно пародируя известный куплет из
модного в те времена водевиля:
   Святой Элигий! Посмотри с небес
   Доволен ты своим пристанищем последним?
   В самом деле, это гениальное приспособление было настолько же прочно,
что и прутья решетки, и открыть дверь  теперь  вряд  ли  могла  бы  даже
четверка лошадей, если бы кому-нибудь пришло в голову их впрячь.
   Но настоящая угроза исходила не с улицы Плюме, хотя  тоже  таилась  в
особняке.
   Капкан, в который без труда мог бы попасть граф Эрколано,  ждал  его,
несомненно, среди прутьев решетки.
   Приладив свое приспособление на дверь,  выходившую  на  улицу  Плюме,
граф Эрколано снова  вышел  на  бульвар  и  еще  раз  как  нельзя  более
тщательно исследовал каждую его пядь,  ведь,  как  бы  медленно  ни  шло
время, оно близилось к полуночи.
   Пробило три четверти двенадцатого. Времени терять было нельзя.
   Авантюрист прошел туда и обратно вдоль ворот, пристально  вглядываясь
в темноту парка.
   Но для луны не существует темного леса, как нет великого человека для
его собственного лакея. Граф Эрколано мог, таким  образом,  заглянуть  в
самые темные уголки сада и убедиться  в  том,  что  в  саду,  как  и  на
бульваре, нет ни души.
   Впрочем, безлюдный парк могли в одно мгновение наводнить  вооруженные
до зубов слуги. Так, во всяком случае, подумал наш приятель  и  поспешил
подготовиться к защите.
   Он подергал один за другим все прутья  решетки,  проверяя,  как  и  у
металлических ручек двери, крепко ли они  держатся;  иными  словами,  он
хотел убедиться в том, что в критическую минуту  никто  не  выхватит  из
решетки незакрепленный прут и не набросится на него,  заставляя  вернуть
награбленное.
   Тщательное исследование вполне его удовлетворило.
   Оставались  сами  ворота,  которые  могли  распахнуться  по   первому
требованию одного или нескольких обитателей особняка.
   Наш искатель приключений потряс  их  сильной  рукой;  ворота,  как  и
накануне, были заперты, да не просто, а на два оборота; он просунул руку
сквозь прутья и ощупал замок: замочная задвижка вошла глубоко в  паз,  а
замочная личина была надежно заделана в стену.
   - А-а, все едино! - проговорил он, тщетно  пытаясь  просунуть  голову
сквозь прутья и надеясь увидеть своими глазами надежно  запертый  замок,
который до того лишь ощупывал. - Я не верю в надежность замков  не  один
уже открылся на моих глазах!
   С этими словами он вынул из  кармана  своего  левита  приспособление,
напоминающее цепь около пяти  футов  длиной  для  вращения  вертела.  Он
обмотал ее вокруг замка, пропустив несколько раз через  задвижку,  потом
зацепил за один из прутьев, то же сделал с другим  концом  цепочки,  еще
раз пропустил оба конца вокруг замка и задвижки, а  затем  связал  концы
морским УЗЛОМ, не подумав  (всего  не  предусмотришь),  что  этот  узел,
завязанный графом Эрколано, мог при случае бросить тень на Достойнейшего
капитана Монтобанна-Верхолаза.
   -  От  души  желаю,  чтобы  Бальтазар  Камажу,  научивший  меня  азам
слесарного дела, сидел на небесах по правую руку от  святого  Элизия,  -
прошептал  признательный  авантюрист,  для  большей  надежности  навесив
принесенный с собой замок в кольца, припаянные к концам цепочки.
   Он поднял к звездному небу благодарный взгляд.
   Опустив глаза, он заметил в трех шагах от себя белевшую тень.
   Это была графиня Рапт.
   Ангел-хранитель, неусыпно следящий за могилами, не мог бы  пройти  по
траве столь же бесшумно, как это сделала графиня Рапт.
   Она настолько незаметно подошла к воротам, что  даже  натренированное
ухо графа Эрколано не услышало ее приближения.
   Хотя искатель приключений был готов, и уже  давно,  к  этой  встрече,
внезапное  появление  молодой  женщины  произвело  на  него   такое   же
впечатление, как  если  бы  он  увидел  призрак.  Он  вздрогнул  как  от
электрического  удара,  инстинктивно  отскочил  на  два  шага  назад   и
огляделся, словно это неожиданное видение предвещало опасность.
   Не увидев поблизости никого, кроме белой фигуры, и не услышав ничего,
кроме шелеста листвы, он шагнул ей навстречу, но сейчас же спохватился.
   - Хм, хм! - сказал он. - А что если это переодетый мужчина, а в руках
у него - заряженный пистолет?! Дьявольщина! На свете  случаются  вещи  и
пострашнее!
   - Это вы, ваше сиятельство? - спросил он, прячась за дерево.
   - Я, - негромко отозвалась Регина,  и  ее  мелодичный  голос  развеял
последние подозрения и опасения авантюриста.
   Он поспешил подойти поближе и почтительно поклонился.
   - Сударыня! Я ваш почтительнейший слуга!
   Но Регина пришла не  для  того,  чтобы  обмениваться  любезностями  с
графом Эрколано; она едва кивнула в ответ и протянула руку к решетке.
   - Вот! - молвила она. - Здесь пятьдесят тысяч франков.
   Вы можете убедиться, что билеты не фальшивые, и пересчитать их.
   - Храни меня Бог пересчитывать после вас, - сказал мошенник,  опуская
пачку в правый карман.
   Он огляделся, достал из левого кармана письмо и подал его княжне.
   Она взяла письмо и, будучи не столь  доверчива,  как  граф  Эрколано,
вгляделась в почерк при свете луны. Уверившись в том, что это  ее  рука,
она спрятала листок на груди и протянула шантажисту вторую пачку.
   - То же доверие, мадам! - произнес тот, передавая другое письмо.
   - Скорее! -  поторопила  Регина,  с  отвращением  принимая  письмо  и
подвергая его, как  и  первое,  тщательному  осмотру;  очевидно,  он  ее
удовлетворил, так как она подала графу Эркол ано третью пачку банковских
билетов.
   - И снова доверие! - проговорил тот.
   Третья пачка билетов, проследовав за двумя первыми, повлекла за собой
передачу третьего письма.
   Зажав в руке шестое письмо и собравшись отдать его графине, мошенник,
как ему показалось, услышал шум, похожий на шелест бумаги, и содрогнулся
всем телом.
   Этот шум напугал графа Эрколано тем больше, что он не мог  определить
его причину.
   - Минутку, княжна! - вскричал он, отскочив назад. -  Кажется,  вокруг
меня происходит какая-то возня. Я должен кое в чем убедиться.
   С этими словами он  выхватил  пистолет,  ствол  которого  сверкнул  в
лунном свете, и зарядил его.
   Увидев в  руках  бандита  оружие,  Регина  отступила  и  чуть  слышно
вскрикнула.
   Этот крик мог быть условным сигналом.
   Мошенник выбежал на аллею, чтобы посмотреть, не идет ли кто.
   - О Господи! - прошептала Регина. - Неужели он уйдет и никогда больше
не вернется?!
   Она с беспокойством следила за действиями незнакомца.
   Бандит снова внимательно обследовал местность с пистолетом в руке.
   Он пересек бульвар, долго смотрел вдаль, вернулся на  улицу  Плюме  и
проверил, по-прежнему ли надежно заперта дверь и не  собирается  ли  она
случаем открыться.
   Все было так же спокойно, как и раньше.
   - И все-таки я слышал  какой-то  шум,  -  сказал  он,  возвращаясь  к
воротам. - Плохо, что я не знаю, что это значит.
   А не уйти ли мне?.. Я уже получил триста  тысяч  франков,  а  это  не
такой уж плохой улов. С другой стороны, оставшиеся двести тысяч  франков
уж больно соблазнительно пощупать!..
   Он еще раз огляделся. Похоже было, что он успокоился.
   - В конце концов,  не  вижу  причины  для  беспокойства  из-за  такой
мелочи. Уж слишком хорошо началось это дело, так почему бы так же удачно
его не кончить?! Продолжим разговор с того  места,  на  котором  мы  его
прервали.
   Хищно озираясь по сторонам, он вернулся к решетке, где бедная Регина,
трепетавшая при мысли о том, что негодяй убежит с  четырьмя  оставшимися
письмами, ожидала, сцепив зубы и в отчаянии заломив руки.
   Она  облегченно  вздохнула,  видя,  что  мошенник   возвращается,   и
устремила взгляд к небу с выражением глубокой признательности.
   - Господи! Благодарю Тебя! - пробормотала она.
   - Прошу прощения, сударыня! -  сказал  авантюрист.  -  Мне  почудился
подозрительный шум. Я ошибся; вокруг все спокойно, и если вам угодно, мы
можем продолжить. Вот седьмое письмо.
   - А вот ваша седьмая пачка.
   Граф Эрколано взял банковские билеты, и пока он убирал их  в  карман,
Регина подвергла письмо тому же осмотру, что и предыдущие.
   "Эта  графиня  Рапт  уж  слишком  недоверчива,  -  подумал  мошенник,
доставая из кармана восьмое письмо, - а ведь я вел переговоры как нельзя
более вежливо и почтительно...
   Ну и ну!"
   Вынимая  девятое  письмо,   он   решил   отомстить   Регине   за   ее
недоверчивость и проговорил:
   - Девятое послание той же дамы тому же кавалеру!
   Лицо Регины, бледное, как и освещавшая его луна, зарделось, словно  в
лучах заходящего солнца. в Она торопливо протянула  в  обмен  на  письмо
девятую пачку билетов и почти не глядя сунула письмо за корсаж.
   "Так-то лучше!" - подумал негодяй, пряча билеты в карман.
   А вслух насмешливо прибавил:
   - Десятое, и последнее письмо - за ту же  цену,  что  и  его  старшие
братья, хотя стоит оно столько же, сколько все остальные, вместе взятые.
Но вы знаете мои условия: "дашь" на "дашь".
   - Верно, - кивнула Регина и протянула последнюю пачку денег, а другой
рукой схватилась за письмо.
   - Давайте и берите.
   - Доверие делает мне честь! - воскликнул авантюрист, подавая письмо и
забирая билеты. - Вот так!
   И он облегченно вздохнул.
   Регина  убедилась,  что  письмо  написано  ее  рукой,  как  и  девять
предыдущих.
   - А теперь, -  продолжал  осмелевший  разбойник,  -  мой  долг,  ваше
сиятельство, дать вам совет галантного человека после того, как вы  меня
озолотили. Поверьте опыту старого волка: любите всегда,  но  никогда  не
пишите писем!
   - Довольно, негодяй! Мы в расчете! - вскричала графиня.
   И она поспешила прочь.
   В ту же минуту, словно  ее  слова  послужили  сигналом  для  какой-то
высшей силы, граф Эрколано почувствовал, как ему на голову упал, подобно
аэролиту, предмет огромных  размеров  и  невероятной  тяжести,  так  что
разбойник растянулся на земле раньше, чем понял, что произошло.

XVI

Глава, в которой доказывается, что деньги, добытые нечестным путем, счастья не приносят

   Все произошло настолько стремительно,  что  искатель  приключений  не
просто упал, а буквально рух