ему
предоставленную; однако он отлично понимал, что  заставило  расслабиться
дельтовидную мышцу и бицепс его спутника, и потому сделал  вид,  что  не
заметил его маневра.
   Полицейский надеялся на прощение своего пленника, он как нельзя более
забеспокоился, когда заметил, что по  мере  того,  как  его  собственная
хватка ослабевала, Жибасье все крепче вцеплялся в его руку.
   Он поймал преступника, который не хотел его выпускать!
   "Дьявольщина! - подумал он. - Уж не ошибся ли я?!"
   Он на мгновение остановился в задумчивости, оглядел Жибасье с  головы
до ног и,  видя,  что  тот,  в  свою  очередь,  окинул  его  насмешливым
взглядом, затрепетал еще больше.
   - Сударь! - обратился он к Жибасье. - Вы сами  знаете,  какие  у  нас
суровые правила. Нам говорят: "Арестуйте!"  -  и  мы  арестовываем.  Вот
почему порой случается  так,  что  мы  совершаем  досадные  ошибки.  Как
правило, мы хватаем преступников.
   Однако бывает, что по недоразумению мы нападаем и на честных людей.
   - Неужели? - с издевательской усмешкой переспросил Жибасье.
   - И даже на очень честных людей, - уточнил полицейский.
   Жибасье бросил на него красноречивый взгляд, словно хотел сказать: "И
я тому живое свидетельство".
   Ясность  этого  взгляда  окончательно  убедила  полицейского,  и   он
прибавил с изысканной вежливостью:
   - Боюсь, сударь, я совершил оплошность в этом роде; но еще не  поздно
ее исправить...
   - Что вы имеете в виду? - презрительно поморщился Жибасье.
   - Боюсь, сударь, я арестовал честного человека.
   - Надо думать, черт  подери,  что  боитесь!  -  отозвался  каторжник,
строго поглядывая на полицейского.
   - С первого взгляда вы показались мне  человеком  подозрительным,  но
теперь вижу, что это не так; что, наоборот, вы - свой.
   - Свой? - с высокомерным видом проговорил Жибасье.
   - И, как  я  уже  сказал,  поскольку  еще  не  поздно  исправить  эту
ошибку...
   - Нет, сударь, поздно! - перебил его  Жибасье.  -  Из-за  этой  вашей
ошибки человек, за которым я был приставлен следить, удрал... А что  это
за человек? Заговорщик,  который  через  неделю  совершит,  может  быть,
государственный переворот...
   -  Сударь!  -  взмолился  полицейский.  -  Если  хотите,  мы   вместе
отправимся на его поиски; и это будет сущий дьявол, если вдвоем мы...
   В намерения Жибасье не входило разделить с кем бы то ни было славу от
поимки г-на Сарранти.
   Он оборвал своего собрата:
   - Нет, сударь! И, пожалуйста, довершите то, что начали.
   - О, только не это! - запричитал полицейский.
   - Именно это! - гнул свое Жибасье.
   - Нет, - снова возразил полицейский. - А в доказательство я ухожу.
   - Уходите?
   - Да.
   - Как - уходите?
   - Как все уходят. Выражаю вам свое почтение  и  поворачиваюсь  к  вам
спиной.
   Повернувшись на каблуках, полицейский в самом  деле  показал  Жибасье
спину; однако тот схватил его за руку и развернул к себе лицом.
   - Ну уж нет! - молвил он. - Вы меня арестовали, чтобы препроводить  в
префектуру полиции, так и ведите меня туда.
   - Не поведу!
   -  Поведете,  черт  вас   раздери   совсем!   Или   скажите,   почему
отказываетесь. Если я упущу своего заговорщика, господин  Жакаль  должен
знать, по чьей вине это произошло.
   - Нет, сударь, нет!
   - В таком случае я вас арестую и отведу в префектуру, слышите?
   - Вы арестуете меня?
   - Да, я.
   - По какому праву?
   - По праву сильнейшего.
   - Я сейчас кликну своих людей.
   - Не вздумайте, иначе я позову на помощь прохожих. Вы знаете,  что  в
народе вас не жалуют, господа  полицейские.  Я  расскажу,  что  вы  меня
сначала арестовали без всякой причины, а теперь  собираетесь  отпустить,
потому что боитесь наказания за превышение власти... А река-то, вот она,
совсем рядом, черт возьми!..
   Полицейский стал бледен как полотно. Уже начинала  собираться  толпа.
Он по опыту знал, что люди в те времена были настроены  по  отношению  к
шпикам весьма агрессивно.
   Он бросил на Жибасье умоляющий взгляд и почти разжалобил каторжника.
   Но вскормленный на изречениях г-на де Талейрана, Жибасье подавил  это
первое  движение  души:  ему  нужно  было  позаботиться  о  том,   чтобы
оправдаться в глазах г-на Жакаля.
   Он, словно в тисках, зажал  руку  полицейского  и,  превратившись  из
пленника в жандарма, поволок его в префектуру полиции.
   Во дворе префектуры собралась как никогда большая толпа.
   Что было нужно всем этим людям?
   Как  мы  уже  сказали  в  предыдущей  главе,  все  смутно   угадывали
приближение мятежа, и эта мысль витала в воздухе.
   Толпа, заполнившая двор префектуры, состояла из тех, кто  должен  был
сыграть в этом мятеже известную роль: все они явились за указаниями.
   Жибасье, смолоду привыкший входить во двор префектуры в наручниках, а
выезжать в забранной решеткой карете, на сей  раз  испытал  неподдельную
радость, чувствуя себя не арестованным, а полицейским.
   Он вошел во двор как победитель, с высоко поднятой головой,  задравши
нос, а его несчастный пленник следовал за ним, как потерявший управление
фрегат следует на буксире за гордым кораблем, летящим на всех парусах  с
развевающимся флагом.
   В толпе произошло замешательство. Все полагали, что Жибасье находится
на Тулонской каторге, и вдруг он выступает за старшего.
   Однако  Жибасье  не  растерялся:  он  стал  раскланиваться  налево  и
направо,  одним  кивал  дружески,  другим  -   покровительственно;   над
собравшимися  прошелестел  одобрительный  шепот,  и  к   Жибасье   стали
подходить старые знакомые, выражая удовлетворение тем, что видят  его  в
своих рядах.
   Он пожимал руки и  принимал  поздравления,  чем  окончательно  смутил
несчастного полицейского, так что даже пожалел его в душе.
   Потом   Жибасье   представили    старшему    бригады,    заслуженному
фальсификатору,  который,  подобно  самому  Жибасье,   на   определенных
условиях, оговоренных с г-ном Жакалем, перешел на службу полиции. Он был
возвращен с Брестской  каторги;  таким  образом,  он  не  был  знаком  с
Жибасье,  и  тот  тоже  его  не  знал;  но,  проводя  время  на   берегу
Средиземноморья, Жибасье частенько слышал об этом прославленном  старике
и уже давно мечтал пожать ему руку.
   Старшина встретил его по-отечески тепло.
   - Сын мой! - сказал он. - Я давно хотел с  вами  встретиться.  Я  был
хорошо знаком с вашим отцом.
   - С моим отцом? - изумился Жибасье, не знавший никакого отца.  -  Вам
повезло больше, чем мне.
   - И я по-настоящему счастлив, - продолжал старик, - узнавая в вас его
черты. Если вам будет нужен совет, располагайте мною, сын мой; я весь  к
вашим услугам.
   Собравшиеся, казалось,  умирали  от  зависти,  слыша,  какой  милости
удостоен Жибасье.
   Они обступили каторжника, и спустя пять минут  г-н  Баньер  де  Тулон
получил в  присутствии  полицейского,  совершенно  оглушенного  подобным
триумфом, тысячу разнообразных предложений и выражений дружеских чувств.
   Жибасье смотрел на него с видом превосходства и будто спрашивал:  "Ну
что, разве я вас обманул?"
   Полицейский понурил голову.
   - Ну, признайтесь теперь, что вы - осел! - сказал ему Жибасье.
   - Охотно! - отозвался тот, готовый признать еще и не  такое,  попроси
его об этом Жибасье.
   - Раз так, - молвил Жибасье, - я вполне  удовлетворен  и  обещаю  вам
свое покровительство, когда вернется господин Жакаль.
   - Когда вернется господин Жакаль? - переспросил полицейский.
   - Ну да, и я постараюсь представить ему  ваш  промах  как  чрезмерное
усердие. Как видите, я человек покладистый.
   - Да ведь  господин  Жакаль  вернулся,  -  возразил  полицейский;  он
боялся, как бы Жибасье не охладел в своих  добрых  намерениях,  и  хотел
воспользоваться ими без промедления.
   - Как?! Господин Жакаль вернулся? - вскричал Жибасье.
   - Да, разумеется.
   - И давно?
   - Нынче утром, в шесть часов.
   - Что ж вы раньше-то не сказали?! - взревел Жибасье.
   - Да вы не спрашивали, ваше превосходительство,  -  смиренно  отвечал
полицейский.
   - Вы правы, друг мой, - смягчившись, проговорил Жибасье.
   - "Друг мой"! - пробормотал  полицейский.  -  Ты  назвал  меня  своим
другом, о, великий человек! Приказывай! Что я могу для тебя сделать?
   - Отправиться вместе со мной  к  господину  Жакалю,  черт  подери!  И
немедленно!
   - Идем! - с  готовностью  подхватил  полицейский  и  широкими  шагами
направился к начальнику полиции.
   Жибасье помахал собравшимся рукой, пересек  двор,  ступил  под  своды
портика, украшавшего вход,  поднялся  по  небольшой  лестнице  слева  от
входной двери (мы уже видели, как по ней поднимался Сальватор) на третий
этаж, прошел  по  темному  коридору  направо  и  наконец  остановился  у
кабинета г-на Жакаля.
   Секретарь, узнавший не Жибасье, а полицейского, сейчас  же  распахнул
дверь.
   - Что вы делаете, дурачина? - возмутился  г-н  Жакаль.  -  Я  же  вам
сказал, что меня нет ни для кого, кроме Жибасье.
   - А вот и я, дорогой господин Жакаль! - прокричал Жибасье.
   Он обернулся к полицейскому:
   - Его нет ни для кого, кроме меня, слышите?
   Полицейский с трудом удержался, чтобы не пасть на колени.
   - Следуйте за мной, - приказал Жибасье. - Я вам обещал снисхождение и
обещание свое сдержу.
   Он вошел в кабинет.
   - Как?! Вы ли это, Жибасье?! -  воскликнул  начальник  полиции.  -  Я
назвал ваше имя просто так, наудачу...
   - И я как нельзя более горд тем, что вы обо мне  помните,  сударь,  -
подхватил Жибасье.
   - Вы, стало быть, оставили своего подопечного? - спросил г-н Жакаль.
   - Увы, сударь, - отвечал Жибасье, - это он меня оставил.
   Господин Жакаль  нахмурился.  Жибасье  толкнул  полицейского  локтем,
будто хотел сказать: "Видите, в какую историю вы меня втянули?"
   - Сударь! - вслух проговорил он, указывая на  виновного.  -  Спросите
этого человека. Я не хочу осложнять его  положение,  пусть  он  сам  все
расскажет.
   Господин Жакаль поднял очки на лоб, желая получше разглядеть,  с  кем
имеет дело.
   - А-а, это ты, Фуришон, - молвил он. - Подойди ближе и скажи, как  ты
мог помешать исполнению моих приказаний.
   Фуришон увидел, что ему не отвертеться. Он смирился и, как  свидетель
перед трибуналом, стал говорить правду,  только  правду,  ничего,  кроме
правды.
   - Вы - осел! - бросил полицейскому г-н Жакаль.
   - Я уже имел  честь  слышать  это  от  его  превосходительства  графа
Баньера де Тулона, - сокрушенно проговорил полицейский.
   Господин Жакаль, казалось, раздумывал, кто бы мог  быть  тот  великий
человек, что опередил начальника полиции и высказал о  Фуришоне  мнение,
столь совпадающее с его собственным.
   - Это я, - с поклоном доложил Жибасье.
   - А-а, очень хорошо, - кивнул г-н Жакаль.  -  Вы  путешествовали  под
вымышленным именем?
   - Да, сударь, - подтвердил Жибасье. - Однако должен вам заметить, что
я обещал этому  несчастному  попросить  у  вас  для  него  снисхождения,
принимая во внимание его полное раскаяние.
   - По просьбе нашего любимого и  преданного  Жибасье,  -  с  величавым
видом молвил г-н Жакаль, - мы даруем вам  полное  прощение.  Ступайте  с
миром и больше не грешите!
   Он махнул рукой, отпуская незадачливого полицейского,  и  тот  вышел,
пятясь.
   - Не угодно ли вам, дорогой Жибасье, оказать мне честь и разделить со
мной скромный завтрак? - предложил г-н Жакаль.
   - С большим удовольствием, господин Жакаль, - отвечал Жибасье.
   - В таком случае давайте перейдем в столовую, -  пригласил  начальник
полиции и пошел вперед, показывая дорогу. Жибасье  последовал  за  г-ном
Жакалем.

V

Провидение

   Господин Жакаль указал Жибасье на стул.
   Он стоял напротив него, по другую сторону стола.
   Начальник  полиции  знаком  приказал  садиться;   Жибасье,   страстно
желавший продемонстрировать г-ну Жакалю, что он не чужд правил  хорошего
тона, сказал: - Позвольте прежде всего поздравить вас, господин  Жакаль,
с благополучным возвращением в Париж.
   - Разрешите и мне выразить радость по тому  же  поводу,  -  куртуазно
отвечал г-н Жакаль.
   - Смею  надеяться,  -  продолжал  Жибасье,  -  что  ваше  путешествие
завершилось успешно.
   -  Более  чем  успешно,  дорогой  господин   Жибасье;   но   довольно
комплиментов, прошу вас! Последуйте моему примеру и займите свое место.
   Жибасье сел.
   - Возьмите отбивную.
   Жибасье зацепил отбивную.
   - Давайте ваш бокал!
   Жибасье повиновался.
   - А теперь, - сказал г-н Жакаль, - ешьте, пейте  и  слушайте,  что  я
скажу.
   - Я весь внимание, -  отозвался  Жибасье,  вгрызаясь  в  отбивную  на
косточке.
   - Итак, по глупости этого полицейского, - продолжал г-н Жакаль, -  вы
упустили своего подопечного, дорогой господин Жибасье?
   - Увы! - отвечал Жибасье, откладывая  дочиста  обглоданную  кость  на
тарелку. - И, как видите, я в отчаянии!.. Получить  столь  ответственное
задание, исполнить его с блеском - да простится мне такое выражение -  и
провалиться в самом конце!..
   - Какое несчастье!
   - Никогда себе этого не прощу...
   Жибасье с сокрушенным видом махнул рукой.
   - Ну что же, - невозмутимо  продолжал  г-н  Жакаль,  смакуя  бордо  и
прищелкивая от удовольствия языком, -  я  буду  снисходительнее:  я  вас
прощаю!
   - Нет-нет,  господин  Жакаль.  Нет,  я  не  приму  ваше  прощение,  -
проговорил Жибасье. - Я вел себя  как  дурак;  словом,  я  оказался  еще
глупее, чем этот полицейский.
   - Что вы могли поделать, дорогой господин Жибасье? Если не  ошибаюсь,
по этому поводу есть пословица: "Против силы..."
   - Мне следовало уложить его  одним  ударом  и  бежать  за  господином
Сарранти.
   - Вы не успели бы сделать и двух шагов, как вас  арестовали  бы  двое
других.
   -  Ого-го!  -  вскричал  Жибасье,  потрясая  кулаками,  словно  Аякс,
бросающий вызов богам.
   - Я же вам сказал, что прощаю вас, - продолжал г-н Жакаль.
   -  Если  вы  меня  прощаете,  -  подхватил  Жибасье,  отказываясь  от
выразительной пантомимы, которой он с упоением предавался, - стало быть,
вы знаете, как отыскать нашего подопечного. Вы  позволите  называть  его
нашим, не так ли?
   - Что ж, неплохо, - заметил г-н Жакаль, довольный  сообразительностью
Жибасье, которую тот выказал, угадав, что,  если  начальник  полиции  не
удручен, значит, у него есть основания сохранять спокойствие. - Неплохо!
И я вам разрешаю, дорогой Жибасье, называть господина  Сарранти  "нашим"
подопечным:
   он в той же мере принадлежит вам, как человеку, отыскавшему, а  затем
потерявшему его след, как и  мне,  обнаружившему  его  после  того,  как
упустили вы.
   - Невероятно! - изумился Жибасье.
   - Что тут невероятного?
   - Вы снова напали на его след?
   - Вот именно.
   - Как же это возможно? С тех пор как я его упустил, прошло не  больше
часа!
   - А я обнаружил его всего пять минут назад.
   - Так он у вас в руках? - спросил Жибасье.
   - Да нет! Вы же знаете,  что  с  ним  нужно  обращаться  с  особенной
осторожностью. Я его возьму, или, вернее, вы его возьмете...  Только  уж
на сей раз не упустите: его не так-то легко выследить незаметно.
   Жибасье тоже очень надеялся снова  напасть  на  след  г-на  Сарранти.
Накануне  в  доме  на  Почтовой  улице  во   время   заседания   пятерых
заговорщиков, и среди них г-на Сарранти, была назначена встреча в церкви
Успения; однако г-н Сарранти мог заподозрить неладное  и  не  явиться  в
церковь.
   И потом, Жибасье не хотел показывать, что у него есть эта зацепка.
   Он решил набить себе цену.
   - Как же я его найду? - спросил Жибасье.
   - Идите по следу.
   - Я же его потерял!..
   - Потерять след нельзя, если на охоту вышли такой доезжачий, как я, и
такая ищейка, как вы.
   - В таком случае нельзя терять ни минуты, - заметил Жибасье, полагая,
что г-н Жакаль бахвалится, и  пытаясь  толкнуть  его  на  крайность.  Он
встал, будто приготовившись немедленно бежать на поиски г-на Сарранти.
   - От имени его величества, которому вы имели честь  спасти  венец,  я
благодарю вас  за  ваше  благородство  и  за  вашу  готовность,  дорогой
господин Жибасье, - молвил г-н Жакаль.
   -  Я  ничтожнейший,  но  преданнейший   слуга   короля!   -   скромно
ответствовал Жибасье и поклонился.
   - Отлично! - похвалил г-н Жакаль. - Можете  быть  уверены,  что  ваша
преданность будет оценена. Королей нельзя обвинить в неблагодарности.
   - Нет  конечно,  неблагодарным  бывает  только  народ!  -  философски
отвечал Жибасье, устремив взгляд в небо. - Ах!..
   - Браво!
   -  Так  или  иначе,  дорогой  господин  Жакаль,  оставим   вопрос   о
неблагодарности королей и признательности народов в  стороне.  Позвольте
вам сказать, что я весь к вашим услугам.
   - Сначала доставьте мне удовольствие и  съешьте  крылышко  вот  этого
цыпленка.
   - А если он от нас ускользнет, пока мы будем есть это крылышко?
   - Да нет, никуда он не денется: он нас ждет.
   - Где это?
   - В церкви.
   Жибасье смотрел на г-на Жакаля со всевозраставшим любопытством. Каким
образом начальник полиции оказался почти так же хорошо  осведомлен,  как
сам Жибасье?
   Впрочем, не это главное. Жибасье решил проверить, до  каких  пределов
простиралась осведомленность г-на Жакаля.
   - В церкви?! - вскричал он. - Мне бы следовало об этом догадаться.
   - Почему? - поинтересовался г-н Жакаль.
   - Человека, который мчится сломя голову, может извинить только  одно:
он торопится спасти свою душу.
   - Чем дальше, тем интереснее, дорогой  господин  Жибасье!  -  хмыкнул
начальник полиции. - Я вижу, вы наблюдательны, с чем я вас и поздравляю,
потому что отныне вашей задачей будет наблюдение. Итак, повторяю, вашего
подопечного вы найдете в церкви.
   Жибасье хотел убедиться в том, что г-н Жакаль  получил  самые  точные
сведения.
   - В какой именно? - спросил он в надежде захватить его врасплох.
   - В церкви Успения, - просто ответил г-н Жакаль.
   Жибасье не переставал изумляться.
   - Вы знаете эту церковь? - продолжал настаивать г-н Жакаль, видя, что
Жибасье не отвечает.
   - Еще бы, черт побери! - отозвался Жибасье.
   - Должно быть, только  понаслышке,  потому  что  на  очень  набожного
человека вы непохожи.
   - Я такой же, как все, - отвечал Жибасье, с безмятежным видом  подняв
глаза к потолку.
   - Я не прочь укрепить с вашей помощью свою  веру,  -  проговорил  г-н
Жакаль, наливая  Жибасье  кофе,  -  и  если  у  нас  будет  время,  я  с
удовольствием попрошу вас изложить ваши теологические  принципы.  У  нас
тут, на Иерусалимской улице, можно встретить  величайших  теологов,  как
вам, должно быть, известно. Вы  привыкли  жить  в  заточении  и,  верно,
научились медитации. Вот почему я с истинным  наслаждением  когда-нибудь
вас выслушаю. К сожалению, время идет, а сегодня у нас с вами еще  много
дел.
   Но слово вы дали, просто мы отложим это дело до другого раза.
   Жибасье слушал, хлопая глазами и смакуя кофе.
   - Итак, - продолжал г-н Жакаль, - вы  найдете  своего  подопечного  в
церкви Успения.
   - Во  время  заутрени,  обедни  или  вечерни?  -  спросил  Жибасье  с
непередаваемым выражением, то ли лукавым, то ли наивным.
   - Во время обедни с певчими.
   - Значит, в половине двенадцатого?
   - Приходите к половине  двенадцатого,  если  угодно;  ваш  подопечный
прибудет не раньше двенадцати.
   Именно в это время условились встретиться заговорщики.
   - Сейчас уже одиннадцать! - вскричал Жибасье, бросив взгляд на часы.
   - Да погодите вы, господин Торопыга!  Вы  еще  успеете  пропеть  свою
глорию .
   И он подлил водки в чашку Жибасье.
   - "Gloria in excelsis" , - проговорил Жибасье, поднимая  чашку  двумя
руками на  манер  кадила,  словно  собирался  воскурить  ладан  в  честь
начальника полиции.
   Господин Жакаль наклонил голову с видом человека, убежденного в  том,
что заслуживает этой чести.
   - А теперь, - продолжал Жибасье, - позвольте вам сказать нечто такое,
что ничуть не умаляет вашей  заслуги,  перед  которой  я  преклоняюсь  и
выражаю вам свое глубочайшее