ю.  Завтра  ты
уезжаешь с ней! Не уезжай или берегись!" А он все  будет  отрицать,  как
раньше!
   Пойти к этой Сюзанне и сказать: "Вы мерзавка,  вы  отнимаете  у  меня
мужа!" А она посмеется надо мной, расскажет и ему о моем приходе,  то-то
они повеселятся вдвоем! Камилл станет надо мной  потешаться.  В  чем  же
секрет этого чудовища?  Как  она  заставила  так  сильно  и  скоро  себя
полюбить? В чем ее обаяние?
   Разве она так же молода, смугла, хороша, как я?"
   Продолжая над этим размышлять, креолка приблизилась к псише  <Большое
наклонное зеркало на ножках> и  долго  в  него  смотрелась,  желая  себя
убедить в том, что страдание не умалило ее красоты и  она  вполне  могла
соперничать с мадемуазель Сюзанной де Вальженез.
   Но вот из ее глаз снова брызнули слезы. -  Нет!  -  рыдающим  голосом
выкрикнула она. - Никогда  мне  не  понять,  как  он  мог  полюбить  эту
женщину!.. Что же делать? Попытаться увезти его силой, так он  убежит  с
дороги и они снова встретятся! Но даже если  он  согласится  поехать  со
мной, любви все равно конец. А он  вернется  нынче  вечером,  порхающий,
беззаботный, как всегда. Поцелует меня  в  лоб,  как  каждый  вечер.  О,
предатель! Лживый и трусливый Камилл. Нет, я не позову тебя за собой.  Я
сама  буду  следовать  за  тобой  тенью  до  тех  пор,  пока  не  получу
доказательства твоего преступления!
   Перестань колотиться, мое сердце: час  расплаты  еще  не  наступил  С
этими словами молодая женщина поспешно вытерла слезы и стала  обдумывать
план мести.
   Не будем ей мешать, пусть подумает до вечера, мы же  вернемся  к  ней
вместе с Камиллом. Вот он, розовощекий и беззаботный, впорхнул к  ней  в
спальню.
   Когда  он  вошел,  она,  как  и  накануне,  стояла  посреди  комнаты.
Поцеловав ее в лоб, он задал привычный вопрос:
   - Как?! Ты еще не ложилась, дорогая? Да ведь уже час  ночи,  прелесть
моя!
   - Какое это имеет значение? - холодно отозвалась г-жа де Розан.
   - Для меня это  имеет  значение,  любовь  моя,  -  продолжал  Камилл,
выговаривая подчеркнуто ласково. - Через неделю нам предстоит  долгое  и
утомительное путешествие, тебе понадобятся все твои силы.
   - Кто знает, будет ли это путешествие долгим? - вполголоса  возразила
креолка, словно размышляя вслух.
   - Да я знаю! - воскликнул Камилл, не догадываясь о том, что  творится
в душе у жены. - Ведь я несколько раз переезжал из Парижа в Луизиану, да
и ты однажды проделала этот путь и,  должно  быть,  не  забыла,  как  он
труден.
   -  Мы  любили  тогда  друг  друга,  Камилл!  -  с  горькой   усмешкой
проговорила креолка. - Вот почему путешествие показалось мне недолгим.
   - Я постараюсь, чтобы на сей раз оно тебе показалось  еще  короче!  -
галантно произнес Камилл, снова целуя жену в лоб. - А пока доброй  ночи,
девочка моя! Я целый день занимался покупками и просто валюсь с ног.
   - Прощай, Камилл, - холодно отозвалась г-жа де Розан.
   Американский джентльмен удалился в свои апартаменты,  не  заметив  ни
смущения, ни бледности жены.
   На следующее утро креолка в сопровождении камеристки села  в  наемный
экипаж и приказала отвезти себя к книгоиздателю Пале-Рояля,  где  купила
почтовую книгу.
   Затем она снова села в карету и на  вопрос  кучера,  куда  ее  везти,
приказала:
   - К каретнику.
   Кучер огрел лошадей кнутом и повез ее на улицу Пепиньер.
   - Сударь! - обратилась креолка к  каретнику.  -  Мне  нужна  дорожная
коляска.
   - Этого добра у меня хватает, - отвечал  тот.  -  Угодно  ли  госпоже
взглянуть?
   - Ни к чему, сударь, я полагаюсь на ваш выбор.
   - Какого цвета желаете коляску?
   - Все равно.
   - На сколько человек?
   - На двоих.
   - Госпоже угодно иметь экипаж покрепче?
   - Это не имеет значения.
   - Путь предстоит дальний?
   - Нет. Шестьдесят лье.
   - Может быть, госпожа торопится прибыть к месту назначения?
   - Да, очень тороплюсь, - кивнула креолка.
   - Тогда вам нужна легкая коляска, - продолжал торговец, - у меня  как
раз есть то, что вам подойдет.
   - Хорошо. А где взять лошадей?
   - На почтовой станции, мадам, -  сказал  каретник,  усмехнувшись  про
себя вопросу г-жи де Розан.
   - Вы можете за ними послать?
   - Да, мадам.
   - И доставить запряженный экипаж к моему дому?
   - Разумеется, мадам. К которому часу прикажете подать?
   Тут г-жа де Розан на минуту задумалась. Свидание или, вернее,  отъезд
Сюзанны и Камилла был назначен на три часа. Надо было выехать спустя час
или хотя бы через полчаса после них.
   - В половине четвертого, - приказала она,  передавая  каретнику  свою
карточку.
   Она пошла было прочь, когда тот ее окликнул:
   - Надо бы уладить еще один вопрос.
   - Какой? - удивилась креолка.
   - Сторговаться бы надо! - расхохотался торговец.
   - Я не намерена с вами торговаться, господин  каретник,  -  возразила
гордая креолка, доставая из кармана бумажник. - Сколько я вам должна?
   - Две тысячи франков,  -  отвечал  каретник.  -  Будьте  уверены,  вы
получите отличную коляску - элегантную, легкую и надежную.
   - Возьмите сколько нужно, - предложила креолка, протягивая бумажник.
   Торговец взял два тысячефранковых билета и стал  униженно  кланяться,
как свойственно всем торговцам, одурачившим покупателя.
   - Ровно в половине четвертого, - выходя  от  каретника,  предупредила
креолка.
   - Ровно в половине четвертого, - повторил каретник,  поклонившись  до
самой земли.
   Вернувшись домой, г-жа де Розан  застала  Камилла,  он  ожидал  ее  к
обеду.
   - Ходила за покупками, душенька? - целуя ее, спросил он.
   - Да, - ответила креолка.
   - Для нашего путешествия?
   - Для нашего путешествия, - подтвердила она.
   За обедом Камилл острил и, развлекая жену,  употребил  все  хлопушки,
имевшиеся в его арсенале.  Креолка  пыталась  улыбнуться,  но  при  этом
дважды или трижды судорожно схватилась за столовый нож, глядя  на  мужа.
Тот ничего не замечал.
   После обеда - было около половины третьего -  Камилл  вдруг  встал  и
сказал:
   - Поеду-ка в Булонский лес!
   - К ужину не вернешься? - спросила г-жа де Розан.
   - Мы поздно обедали, - заметил Камилл. - Но если хочешь, дорогая,  мы
поужинаем, только попозже. И сделаем это в твоей спальне, - прибавил  он
вкрадчиво,  -  пусть  это  будет  воспоминанием  о  прекрасных  ночах  в
Луизиане.
   - Хорошо, Камилл, давай поужинаем, - мрачно проговорила креолка.
   - До вечера, любовь моя! - попрощался креолец, вложив в свой  поцелуй
всю страсть, так что г-жа де Розан невольно вздрогнула.
   Женщина редко ошибается относительно истинного значения поцелуя. Г-жа
де Розан вообразила на мгновение,  что  еще  любима,  и  испытала  дикую
радость: он умрет, оплакивая ее!
   Она вернулась к себе в спальню, побросала  кое-какие  вещи  в  сумку,
потом достала из ящика пистолеты и кинжал.
   - Ах, Камилл, Камилл! - глухо пробормотала она, поглядывая на  кинжал
и сверкая глазами. - В меня вселился дух мести, и некогда укоротить  ему
крылья! Если бы я и  захотела  тебя  спасти  -  слишком  поздно!  Голос,
повелевающий мне: "Нанеси удар!" - через несколько  часов  скажет  тебе:
"Искупи свою вину!"
   О, Камилл! Я так тебя любила и еще  люблю!  Но,  увы,  более  сильная
воля, чем моя, повелевает мне за себя  отомстить!  Сам  знаешь,  я  тебя
предупреждала  и  хотела  защитить  от  своего  справедливого  гнева!  Я
говорила  тебе:  "Уедем!  Вернемся  под  родные  небеса!  У  первого  же
придорожного дерева мы вновь обретем нашу цветущую любовь!" - но  ты  не
захотел слушать, ты решил от меня  сбежать,  обманув  меня.  О,  Камилл,
Камилл!
   Я должна была родшься мужчиной, потому что чувствую, как  закипает  в
моих венах кровь при мысли о мести,  и,  как  римлянин,  я  проклинаю  с
любовью в душе!
   В эту минуту вошла камеристка и доложила, что к отъезду все готово.
   - Хорошо, - коротко отозвалась креолка, вкладывая кинжал  в  ножны  и
пряча его в карман.
   Она сложила на груди руки и взмолилась:
   - Господь всемогущий, дай мне силы довести мою месть до конца!
   Она завернулась в широкий плащ и, обратившись к  камеристке,  уронила
единственное слово:
   - Едем!
   Креолка решительно прошлась по комнатам, окинув  прощальным  взглядом
мебель, картины и разнообразные предметы - свидетелей первых и последних
часов ее любви.
   Она сбежала по лестнице  и  очутилась  во  дворе,  где  били  копытом
лошади, запряженные в почтовую карету.
   - Тройные прогонные, если поедете в три  раза  быстрее,  -  садясь  в
коляску, пообещала она форейтору.
   Карета вылетела из главных  ворот  особняка:  форейтор  хотел  честно
заработать свои деньги.
   Не станем рассказывать о путевых впечатлениях креолки.
   Находясь во власти неизбывной тоски, она не замечала ни  крыш  домов,
ни церковных колоколен, ни придорожных деревьев. Ее взгляд  был  обращен
внутрь, и она видела, как кровь по капле сочится из ее израненной  души.
Всю дорогу креолка заливалась слезами.
   В шесть часов она нагнала карету с беглецами и почти в одно  время  с
ними прибыла среди ночи в Гавр. От их  форейтора  она  узнала,  что  они
остановились в гостинице "Руаяль", на набережной.
   - В гостиницу "Руаяль"! - приказала она своему форейтору.
   Через десять минут она устроилась в одной из комнат отеля.
   В следующей главе мы расскажем о том, что она увидела и услышала.

XXX

Что можно узнать, подслушивая под дверью

    Дайте госпоже десятый номер! - приказала служанке хозяйка гостиницы.
   Десятый номер был расположен посреди второго этажа.
   Служанка помогла г-же де Розан расположиться в комнатах.
   Она собиралась уйти, когда креолка знаком приказала ей задержаться.
   Служанка послушно вернулась к креолке.
   - Сколько вы получаете в год, служа в этом отеле? - спросила г-жа  де
Розан.
   Служанка не  ожидала  такого  вопроса.  Она  не  знала  что  сказать.
Вероятно, она вообразила, что молодая и  богатая  иностранка  собирается
взять ее  к  себе  на  службу.  Она  поступила  как  каретник,  то  есть
приготовилась удвоить сумму.
   Вот почему на мгновение установилась тишина.
   - Вы понимаете мой вопрос? - в нетерпении продолжала г-жа де Розан. -
Я спрашиваю: сколько вы здесь получаете?
   - Пятьсот франков, - ответила девушка,  -  не  считая  чаевых.  Кроме
того, у меня бесплатные стол, квартира и услуги.
   - Это меня не интересует, - отозвалась креолка. Как все люди, занятые
какой-нибудь  мыслью,  она  не  обращала  ни   малейшего   внимания   на
озабоченность служанки. - Хотите заработать пятьсот франков в  несколько
минут?
   - Пятьсот франков  в  несколько  минут?  -  недоверчиво  переспросила
девушка.
   - Ну да.
   - Что же мне надлежит сделать, чтобы так  скоро  заработать  огромные
деньги?
   - Нечто очень нехитрое, мадемуазель. Двадцать минут, самое большее  -
полчаса тому назад в отель прибыли двое путешественников.
   - Да, мадам.
   - Молодой человек и молодая дама, не так ли?
   - Муж и жена; да, мадам.
   - Муж и жена!.. - сквозь зубы процедила креолка. - Где их поселили?
   - В конце коридора, двадцать третий номер.
   - Существует ли комната, смежная с их спальней?
   - Да, но она занята.
   - Мне нужна эта комната, мадемуазель.
   - Это же невозможно, мадам!
   - Почему?
   - Ее занимает один коммерсант. Ему всегда оставляют эту комнату. Он к
ней привык и не согласится переехать.
   - А надо сделать так, чтобы он ее освободил!  Придумайте  что-нибудь.
Если поможете мне получить комнату, эти двадцать пять луидоров ваши.
   Креолка достала из кошелька двадцать  пять  луидоров  и  показала  их
служанке. Та покраснела от жадности и задумалась.
   - Ну что? - начиная терять терпение, спросила г-жа де Розан.
   - Возможно, удастся все уладить, мадам.
   - Скорее, скорее говорите! Ну?!
   - Этот коммерсант нанимает каждую субботу в пять часов утра  почтовую
карету до Парижа и возвращается только в понедельник.
   - Сегодня как раз суббота, - заметила г-жа де Розан, - ведь  уже  час
ночи.
   - Да, но я не знаю, записался ли он  в  книге  дежурного,  чтобы  его
разбудили.
   - Ступайте узнать.
   Служанка вышла и через несколько минут вернулась снова.
   - Записался, мадам, - обрадованно доложила она.
   - Значит, в пять я смогу занять его комнату?
   - Даже в половине  пятого.  Ему  нужно  успеть  сходить  на  почтовую
станцию.
   - Хорошо! Вот вам десять луидоров задатка. Ступайте.
   - Госпоже больше ничего не нужно?
   - Нет, ничего, спасибо.
   - Если госпоже будет что-нибудь угодно,  пусть  только  прикажет:  те
двое уже заказали ужин, и госпоже подадут в одно время с ними, ждать  не
придется.
   - Я не голодна.
   - Тогда я вам постелю.
   - Постелите, если хотите, я не хочу ложиться.
   - Как вам будет угодно, - проговорила служанка и удалилась.
   Кому доводилось видеть, как мечется в  тесной  клетке  Зоологического
сада разъяренная львица, разлученная с самцом и  детенышами,  тот  может
себе вообразить возбужденное состояние г-жи  де  Розан,  в  котором  она
провела остаток ночи.
   В четверть пятого до ее слуха донесся шум из коридора:
   посыльный стучался в дверь коммерсанта.
   Четверть часа спустя г-жа де Розан услышала, как он прошел мимо:  она
прижималась ухом к замочной скважине.
   Вслед за тем донеслись торопливые шаги служанки, девушка остановилась
перед дверью г-жи де Розан.
   - Комната свободна, мадам, - доложила она.
   - Проводите меня.
   - Прошу следовать за мной.
   Служанка пошла  вперед.  Креолка  следовала  за  ней  по  извилистому
коридору вплоть до двадцать второго номера.
   - Здесь, мадам, - сказала служанка достаточно громко для того, кто не
спал или спал вполуха.
   - Потише, мадемуазель, - угрожающе проговорила креолка.
   Спеша отделаться от девушки, она прибавила:
   - Вот пятнадцать луидоров, которые я вам должна. Оставьте меня одну.
   Служанка протянула руку и получила деньги. Она обратила  внимание  на
необычайную бледность постоялицы и нездоровый блеск ее глаз.
   "А-а, вот оно что, - подумала девушка. - Этой женщине молодой человек
из двадцать третьего номера назначил свидание.
   И пока его жена спит или будет отсутствовать, он навестит эту даму".
   - Спокойной ночи, мадам, - ухмыльнулась она и убралась прочь.
   Как только служанка вышла, г-жа де Розан обежала комнату взглядом.
   Это была обычная комната, какие встретишь на любом постоялом дворе.
   Как правило, все такие комнаты выходят в коридор, сообщаются  друг  с
другом и их разделяет лишь запирающаяся дверь.
   Они следуют одна за другой и соединены, словно бусины четок.
   Г-жа де Розан с первого взгляда  определила,  что  это  именно  такая
комната, и очень обрадовалась.
   Справа находилась дверь, что вела в двадцать первый номер, слева -  в
двадцать третий, то есть в комнату, которую занимали Камилл  и  Сюзанна.
Креолка поспешила к этой двери и приникла ухом к замочной скважине.
   Беглецы еще не ложились, они только заканчивали ужин, поданный не так
скоро, как посулила служанка; кроме того, они  намеренно  тянули  время,
обмениваясь слащавыми речами, что так свойственно влюбленным, когда  они
сидят за столом.
   Оживленный разговор был в самом разгаре.
   - Ты правду говоришь, Камилл? - спрашивала Сюзанна де Вальженез.
   - Я никогда не лгу женщинам, - отвечал Камилл.
   - Не считая жены?
   - Причина была уважительная, - рассмеялся Камилл.
   Слова сопровождались долгими и звонкими поцелуями, от  чего  г-жа  де
Розан задрожала всем телом.
   - А если ты вздумаешь меня тоже обмануть под благовидным предлогом? -
заметила Сюзанна.
   - Обмануть тебя? Это же совсем другое дело. У меня нет оснований тебе
изменять.
   - Почему?
   - Потому что мы не женаты.
   - Да, однако ты сто раз  мне  говорил,  что  женишься  на  мне,  если
овдовеешь.
   - Говорил.
   - Значит,  как  только  я  выйду  за  тебя  замуж,  ты  начнеЩь  меня
обманывать?
   - Вполне вероятно, душенька.
   - Камилл, ты невозможен!
   - Кому ты это говоришь!
   - Ты уже сделал одну женщину несчастной и  послужил  причиной  смерти
одного мужчины.
   Камилл нахмурился.
   - Молчи! Не тебе говорить о Кармелите.
   - Напротив, Камилл, я хочу об этом говорить и говорю.
   Ведь это твое уязвимое место. Что бы ты ни делал, что бы ни  говорил,
у тебя в душе осталось сожаление и даже угрызение  совести.  Это  лишний
раз доказывает, что твое сердце не  так  уж  надежно  защищено,  как  ты
хочешь показать.
   - Замолчи, Сюзанна! Если то, что ты  говоришь,  правда,  если  имена,
которые ты произносишь, причиняют  мне  боль,  зачем  их  произносить  и
делать мне больно? У нас любовь или поединок?  Мы  сражаемся  или  любим
друг друга? Нет,  мы  любим!  Так  никогда  не  напоминай  мне  об  этом
печальном эпизоде моей жизни. Это будет поводом  не  к  огорчению,  а  к
ссоре!
   - Ладно, не будем больше об этом, - согласилась Сюзанна. - Но в обмен
на мое обещание дай мне клятву.
   - Готов поклясться в чем хочешь, - повеселел Камилл.
   - Я прошу только одного, но серьезно.
   - Серьезных клятв не бывает.
   - Опять ты смеешься!
   - А как же иначе? Жизнь коротка!
   - Обещай, что сдержишь слово.
   - Буду стараться изо всех сил.
   - Какой ты противный!
   - В чем же я должен поклясться?
   - Обещай, что никогда больше не станешь говорить о своей жене.
   - Суди сама, Сюзанна, честный ли я человек - я  никогда  не  стану  в
этом клясться.
   - Почему?
   - Черт возьми! Да очень просто: я не смогу сдержать слово.
   - Так ты ее любишь? - насупилась Сюзанна.
   - Да, но не так, как ты это понимаешь.
   - Существует лишь один способ любить.
   - Какое заблуждение, дорогая! На свете есть столько же  способов  для
любви, сколько форм красоты. Разве красота неба похожа на красоту земли?
А красота огня - на красоту воды?
   Разве брюнетку любят так же, как блондинку, а женщину веселую  -  так
же, как сильную? Знаешь, я любил,  помимо  прочих,  прелестную  девочку,
распоследнюю нищую гризетку, какая только могла выйти из рук Всевышнего:
Шант-Лила А сегодня она благодаря господину де  Маранду  имеет  особняк,
карету, лошадей. Так вот, ее я любил не так, как тебя.
   - Больше?
   - Нет, иначе.
   - А свою жену, раз уж ты хочешь о ней поговорить, как ты любил?
   - Тоже иначе.
   - Ага! Значит, ты все-таки ее любил?
   - Дьявольщина! Почему бы нет?! Она достаточно для этого хороша.
   - Иными словами, ты любишь ее и сейчас, негодяй?
   -  Это  уже  другая  история,  дорогая  Сюзанна.  Ты  мне   доставишь
удовольствие, если мы прекратим этот разговор.
   - Послушай, Камилл! Со времени нашего отъезда из  Парижа  ее  имя  не
сходит у тебя с языка.
   - Черт побери! Это вполне естественно: восемнадцатилетняя  красавица,
которую я оставил навсегда после года совместной жизни!
   - Ну нет! Говори  что  хочешь,  но  это  ненормально,  когда  мужчина
рассказывает любимой женщине о сопернице, которую он любил и  продолжает
любить. Никто из двух женщин не выигрывает, зато обе оскорблены. Ты меня
понимаешь, Камилл?
   - Не совсем.
   -  Постарайся  понять.  Я  клянусь  перед  Богом,  что   ты   первый,
единственный мужчина, которого я люблю...
   Если бы г-жа де Розан могла не только  слышать,  но  и  видеть  через
дверь, она поразилась бы тому, с каким двусмысленным выражением  ее  муж
встретил признание Сюзанны.
   - Клянусь, Камилл, - продолжала Сюзанна, не замечая  его  насмешливой
гримасы, - что люблю тебя страстно.  Как  ты  просил  меня  не  поминать
Кармелиту, я тебя прошу не говорить мне о госпоже де Розан.
   - Какого черта она может сейчас делать? - промолвил Камилл,  стараясь
избежать вопрос Сюзанны.
   - Камилл! Камилл! Это подло! - вскричала она.
   - Хм! В чем дело? - спросил молодой человек, словно стряхнув  с  себя
задумчивость. - Что подло?
   - Как ты можешь, Камилл! Мечтаешь о собственной жене, находясь  рядом
со мной?! Думаешь только о ней и даже не  слушаешь,  когда  я  прошу  не
говорить о ней. Камилл! Камилл! Ты меня не любишь!