него сто су, но раз вы его не знаете...
   - Я не против познакомиться.
   - Если уж вы его не знаете...
   - А зачем ему давать мне сто су? Не за красивые же глаза?..
   - Нет, конечно, принимая во внимание, что вы косой.
   - Не важно! Так почему господин Пуарье вам поручил передать  мне  сто
су?
   - Он хотел снять номер в гостинице, потому что у него есть  дельце  в
Сен-Жерменском предместье; он мне сказал: "Шарпильон!.." Так меня  зовут
- Шарпильон, и это имя передается в нашей семье от отца к сыну...
   - Очень приятно, господин Шарпильон, - заметил лакей.
   - Он мне сказал:  "Шарпильон!  Передашь  сто  су  служанке  гостиницы
"Великий Турок" на площади Сент-Андре-дез-Арк,  пусть  оставит  за  мной
комнату". А где ваша служанка?
   - Это ни к чему! Я сниму для него номер ничуть не хуже, чем она.
   - Ну нет! Раз вы его не знаете...
   - Это совсем не обязательно для того, чтобы снять комнату.
   - Аи впрямь! Не так вы глупы, как кажетесь!
   - Благодарю!
   - Вот сто су. Так вы сможете его узнать, когда он приедет?
   - Господин Пуарье?
   - Да.
   - А он себя назовет?
   - Ну конечно! У него нет оснований скрывать свое имя.
   - В таком случае я провожу его в одиннадцатый номер.
   - Как увидите толстого весельчака, закутанного в кашне и в коричневом
рединготе,  смело  можете  сказать:  "Вот  господин  Пуарье".  А  засим,
спокойной ночи! Да хорошенько натопите одиннадцатый номер, ведь господин
Пуарье - мерзляк... Да, вот еще что. Мне кажется, он обрадуется, если  в
номере его будет дожидаться хороший ужин.
   - Договорились! - кивнул лакей.
   - Ох, как же это я мог забыть!.. - запричитал мнимый Шарпильон.
   - Что такое?
   - Да самое главное! Он пьет только бордо!
   - Отлично! Бутылка бордо будет ждать его на столе.
   - В таком случае ему нечего больше и желать, кроме как иметь такие же
глаза, как у тебя, чтобы смотреть в сторону Бонди,  дабы  убедиться,  не
горит ли Шарантон.
   Расхохотавшись собственной шутке, мнимый форейтор  покинул  гостиницу
"Великий Турок"
   А через четверть часа у ворот  гостиницы  остановился  кабриолет,  из
которого  вышел  господин,   в   точности   соответствовавший   описанию
Шарпильона, и представился г-ном Пуарье, его уже ждали, и лакей проводил
его в одиннадцатый номер, куда уже был подан  прекрасный  ужин,  бутылка
бордо стояла на положенном расстоянии от огня и согрелась в  достаточной
мере, как и положено, перед тем как за нее возьмется истинный гурман

III

Предают только те, кому доверяешь

   Пять минут спустя г-н Пуарье устроился в комнате номер одиннадцать  и
знал ее так, словно прожил в  ней  всю  жизнь  Господин  Пуарье  обладал
характером, позволявшим ему очень скоро  сходиться  с  людьми,  а  также
темпераментом,  благодаря  которому  он  быстро   осваивался   в   любой
обстановке, однако постоялец заявил лакею, что за ужином  ему  никто  не
нужен, что он любит есть в одиночестве, так,  чтобы  никто  не  подливал
вина в еще не опустевший стакан и не уносил тарелку, когда она еще полна
Оставшись один, мнимый Пуарье, или истинный  Жибасье,  прислушивался  до
тех пор, пока на лестнице не затихли шаги лакея, а затем приоткрыл дверь
Как раз в эту минуту г-н Сарранти собрался выйти Жибасье притворил  свою
дверь,  но  запирать  не  стал  Перед  уходом   г-н   Сарранти   отдавал
распоряжения служанке, стелившей ему постель, из его слов следовало, что
он вернется через час-другой "Ого! - сказал себе Жибасье - Хоть время  и
позднее, похоже,  мой  сосед  собрался  прогуляться  Поглядим,  в  какую
сторону он направит стопы"
   Жибасье задул две свечи, горевшие на столе, и  отворил  окно,  прежде
чем г-н Сарранти переступил порог гостиницы Спустя мгновение он  увидел,
как  тот  пошел  по  улице  СентАндре-дез-Арк  "Не  сомневаюсь,  что  он
вернется, - сказал себе Жибасье, - вряд ли он догадался, что я  здесь  и
слышал его приказания Впрочем, не будем лениться и исполним свой долг до
конца надобно разузнать, куда он идет"
   Он поспешно спустился вниз и направился вслед за г-ном Сарранти через
улицу  Бюсси,  Сен-Жерменский  рынок,  площадь   Сен-Сюльпис   и   улицу
По-де-Фер, там он увидел,  как  г-н  Сарранти  входит  в  дом,  даже  не
взглянув на номер Жибасье оказался любопытнее г-н Сарранти вошел  в  дом
под номером двадцать восемь Жибасье поднялся вверх по улице и  спрятался
за особняком Коссе-Бриссаков.
   Долго ему ждать не пришлось: едва войдя в дом, г-н Сарранти сейчас же
вышел.
   Но вместо того, чтобы спуститься по улице По-де-Фер, он пошел  вверх,
иными словами, прошел мимо Жибасье; тот поспешно отвернулся  к  стене  и
двинулся по улице Вожирар.  Свернув  с  улицы  По-де-Фер,  г-н  Сарранти
прошел вдоль театра Одеон со стороны артистического входа, потом пересек
площадь СенМишель, спустился по Почтовой улице и подошел к дому; на  сей
раз он взглянул на его номер.
   Нашим читателям этот дом уже знаком; если же они его еще  не  узнали,
то  нам  будет  достаточно  сказать  о   нем   всего   несколько   слов.
Расположенный со стороны Виноградного  тупика  против  улицы  Говорящего
Колодца, он представлял собой не что  иное,  как  таинственную  воронку,
через  которую  исчезли  карбонарии,  безуспешно  разыскивавшиеся  г-ном
Жакалем в доме и чудесным образом найденные им во время опасного  спуска
за Жибасье.
   Бывший каторжник изменился  в  лице  при  виде  небезызвестной  улицы
Говорящего Колодца, а также самого  колодца,  где  он  провел  несколько
томительных и тоскливых часов, и на лбу у него  выступил  холодный  пот.
Впервые со времени  своего  отъезда  из  Отель-Дье  в  Кель  он  пережил
неприятные минуты.
   Улица была безлюдна. Подойдя к дому, г-н Сарранти остановился и стал,
без сомнения, поджидать четверых товарищей, необходимых, чтобы  войти  в
дом, - ведь, как помнят читатели, карбонарии входили в дом  группами  по
пять человек.
   Вскоре появились трое, закутанные в плащи; они подошли прямо  к  г-ну
Сарранти и, обменявшись условным знаком, стали все вместе ждать пятого.
   Жибасье огляделся и, не увидев  ни  души,  счел,  что  настало  время
решительных действий.
   Посвященный г-ном Жакалем в  таинства  необычного  дома,  знакомый  с
условными знаками  масонского  и  других  тайных  обществ,  он  прямиком
направился к группе,  пожал  первую  же  протянутую  ему  руку  и  подал
условный знак: трижды махнул рукой от себя.
   Один из собравшихся вставил ключ в замочную скважину,  и  все  пятеро
вошли в дом.
   Внутри не осталось никаких следов вторжения Карманьоля через пролом в
стене и Ветрогона - через слуховое  окно:  все  было  отремонтировано  и
покрашено заново.
   На сей раз спускаться в катакомбы не понадобилось. Четверо незнакомых
между  собой  руководителей  были  собраны  с  одной  целью:   выслушать
секретный доклад г-на Сарранти.
   Тот сообщил, что  через  три  дня  герцог  Рейхштадтский  прибудет  в
Сен-Ле-Таверни, где останется до той минуты, пока его не покажут народу,
как знамя, под которым и выступит все тайное общество.
   Карбонарии при каждом  удобном  случае  старались  сбить  полицию  со
следа. Вот и теперь они сговорились объявить общий сбор лож  и  вент  на
следующий день в церкви Успения и на прилегающих улицах во время похорон
герцога де Ларошфуко.
   Там же верховная вента и даст последние указания.
   Во  всяком  случае,  до  прибытия  герцога   Рейхштадтского   комитет
останется в прежнем составе.
   Разошлись в час ночи.
   Жибасье боялся лишь одного: встретить у входа заговорщика, чье  место
он занял самовольно и столь бесцеремонно. К счастью, возле  дома  никого
не оказалось. Очевидно, человек этот приходил, но, не обнаружив четверых
своих товарищей и потеряв  надежду  их  дождаться,  решил,  что  встреча
отложена, и вернулся домой.
   Г-н Сарранти простился с четырьмя соратниками в  дверях,  и  Жибасье,
уверенный, что тот возвратится в гостиницу "Великий Турок",  скрылся  за
углом первой же улицы; взяв  ноги  в  руки,  он  вернулся  в  гостиницу,
опередив г-на Сарранти на десять минут, сел за стол и принялся за ужин с
большим аппетитом и удовлетворением, как путешественник, проскакавший на
полном ходу сорок миль, а также как человек, исполнивший свой долг.
   Наградой за все его труды были шаги г-на Сарранти  на  лестнице:  его
походку Жибасье узнал бы из тысячи.
   Дверь шестого номера отворилась и сейчас же захлопнулась.
   Потом Жибасье услышал, как в замке дважды повернулся  ключ.  Это  был
верный знак, что г-н Сарранти больше не выйдет по крайней мере до утра.
   - Покойной ночи, соседушка! - пробормотал Жибасье.
   Он позвонил.
   Вошел лакей - Пригласите ко мне завтра утром... или, вернее, нынче  в
семь часов, - спохватился Жибасье, -  комиссионера...  Мне  нужно  будет
отправить в город срочное письмо.
   - Не угодно ли вам будет дать письмо мне, - предложил лакей, -  тогда
не придется будить вас из-за такой малости?
   - Прежде всего, мое письмо - отнюдь не малость, - возразил Жибасье. -
Кроме того, - прибавил он, - я вовсе не прочь встать пораньше.
   Лакей поклонился и  стал  убирать  со  стола.  Жибасье  попросил  его
оставить аппетитного на вид холодного цыпленка, а также остатки бордо во
второй бутылке, заметив, что, подобно королю Людовику XIV, он  не  может
заснуть, если под рукой нет небольшого "запаса".
   Лакей поставил на камин нетронутого цыпленка и начатую бутылку.
   Потом он удалился, обещав привести комиссионера ровно в семь утра.
   Когда лакей вышел, Жибасье запер дверь, открыл секретер,  в  котором,
как он заранее убедился, были припасены перо, чернила и бумага,  и  стал
описывать г-ну Жакалю свои дорожные впечатления от Келя до Парижа.
   Наконец он лег.
   В семь часов в дверь постучал комиссионер.
   К этому времени Жибасье уже встал, оделся и был готов ринуться в бой.
Он крикнул:
   - Войдите!
   В дверях показался комиссионер.
   Жибасье бросил на него молниеносный взгляд и, прежде  чем  тот  успел
раскрыть рот, признал в нем уроженца Оверни: он мог без опаски  доверить
ему свое послание.
   Жибасье дал ему двенадцать су  вместо  десяти.  Описал  все  ходы  во
дворце  на  Иерусалимской  улице,  предупредил,  что  человек,  которому
адресовано письмо, должен прибыть из долгого путешествия в это  же  утро
или в течение дня.
   Если этот человек приехал, передать ему письмо в собственные руки  от
г-на Баньера де Тулона - таково было аристократическое  имя  Жибасье,  -
если же адресат еще не прибыл, оставить письмо у секретаря.
   Получив исчерпывающие указания, овернец вышел.
   Прошел час.  Дверь  г-на  Сарранти  по-прежнему  оставалась  заперта.
Правда, слышно было, как он ходит по комнате и переставляет мебель.
   Желая чем-нибудь себя занять, Жибасье решил позавтракать.
   Он позвонил, приказал  лакею  накрыть  на  стол,  подать  цыпленка  и
остатки бордо, потом отослал лакея.
   Едва Жибасье вонзил вилку цыпленку в ножку и поднес нож  к  крылышку,
как дверь его соседа скрипнула.
   - Дьявольщина! - выругался он,  поднимаясь.  -  По-моему,  мы  решили
выйти довольно рано.
   Его взгляд упал на стенные часы, они показывали четверть девятого.
   - Эге! - молвил он. - Не так уж и рано.
   Господин Сарранти стал спускаться по лестнице.
   Как и накануне, Жибасье поспешил к окну, однако на этот раз  отворять
его не стал, а лишь раздвинул занавески. Но ожидания  его  были  тщетны:
г-н Сарранти не появлялся.
   "Ого! Что  же  он  делает  внизу?  Платит  по  счету?  Невозможно  же
допустить, что он спустился скорее, чем я подошел к окну!..
   Впрочем, - подумал Жибасье, - он мог пройти вдоль стены;  но  даже  в
этом случае далеко он уйти не мог".
   Жибасье рывком распахнул окно и свесился вниз, крутя во  все  стороны
головой.
   Никого, кто напоминал бы г-на Сарранти.
   Он подождал несколько минут, но так и не мог  взять  в  толк,  почему
Сарранти не выходит. Он намеревался спуститься вниз и расспросить о г-не
Сарранти, как вдруг  увидел  наконец,  как  тот  вышел  из  гостиницы  и
направился, как и накануне, в сторону Сент-Андре-дез-Арк.
   - Могу себе представить, куда ты  идешь,  -  пробормотал  Жибасье.  -
Идешь ты на улицу По-де-Фер. Вчера ты никого не  застал  дома  и  хочешь
испытать судьбу нынче утром. Я мог бы не утруждать себя этой прогулкой и
не провожать тебя туда, но долг прежде всего.
   Жибасье  взялся  за  шляпу  и  кашне,  спустился  вниз,  так   и   не
притронувшись  к   цыпленку,   и   мысленно   поблагодарил   Провидение,
заставившее его  совершить  небольшую  утреннюю  прогулку  и  тем  самым
нагулять аппетит.
   Но, к величайшему изумлению г-на Жибасье,  на  нижней  ступеньке  его
остановил господин, в котором он по лицу и по  всему  облику  сейчас  же
признал полицейского агента низшего ранга.
   - Ваши документы! - потребовал тот.
   - Мои документы? - в изумлении переспросил Жибасье.
   - Черт побери! - вскричал полицейский. -  Вы  отлично  знаете:  чтобы
остановиться в гостинице, необходимо иметь документы.
   - Вы правы, - согласился Жибасье. - Однако я  никак  не  думал,  что,
путешествуя из Бонди в Париж, нужно иметь паспорт.
   - Если в Париже у вас собственная квартира или вы останавливаетесь  у
друзей - не  нужно;  но  если  вы  поселились  в  гостинице,  вы  должны
предъявить документы.
   - Ах, это так! - кивнул Жибасье, знавший лучше,  чем  кто  бы  то  ни
было, по опыту прошлой жизни, как необходим паспорт, когда ищешь кров. -
Разумеется, я покажу вам свои документы.
   И он стал шарить по карманам своего плаща.
   Карманы оказались пусты.
   - Куда же, черт возьми, они подевались?! - вскричал он.
   Полицейский махнул рукой с таким видом, словно хотел  сказать:  "Если
человек не находит документы сразу, он не находит их никогда".
   Он жестом подозвал двух полицейских в черных рединготах и с  толстыми
палками в руках, ожидавших его приказаний стоя в дверях харчевни.
   - Ах, черт подери! - воскликнул Жибасье. - Я знаю, что  я  сделал  со
своими бумагами.
   - Тем лучше! - кивнул полицейский.
   - Я оставил их  в  почтовой  гостинице  Бонди,  когда  сменил  костюм
курьера на кучерскую куртку.
   - Как вы сказали? - заинтересовался полицейский.
   - Ну да! - рассмеялся Жибасье. - К счастью, документы мне не нужны.
   - Как это - не нужны?
   - А так.
   И он шепнул полицейскому на ухо:
   - Я свой!
   - Свой?!
   - Да, пропустите меня!
   - Ага! Вы, кажется, спешите?
   - Я кое за кем слежу, -  с  заговорщицким  видом  сообщил  Жибасье  и
подмигнул.
   - Следите?
   - Да, у меня на крючке заговорщик, и очень опасный заговорщик!
   - Правда? И где же этот кое-кто?
   - Черт возьми! Вы, должно быть, его видели. Он только что  спустился;
пятьдесят лет, усы с проседью, волосы  бобриком,  выправка  военная.  Не
видели?
   - Как же, как же! Видел!
   - В таком случае арестовать надо было его, а не меня, - не переставая
улыбаться, заметил Жибасье.
   - Ну да! Только у него документы были, и в полном порядке.  Потому  я
его и пропустил. А вот вы арестованы.
   - Как?! Арестован?!
   - Разумеется. Что, по-вашему, может мне помешать?
   - Вы меня арестуете? Меня?
   - Ну да, вас.
   - Меня, личного агента господина Жакаля?
   - Чем докажете?..
   - Доказательство я вам представлю, за этим дело не станет.
   - Слушаю вас.
   - А тем временем мой подопечный улизнет, может  быть!  -  в  отчаянье
вскричал Жибасье.
   - Понимаю! Вы и сами не прочь сделать то же.
   - Сбежать?! Да зачем же? Сразу видно, что вы меня не знаете! Чтобы  я
улизнул? Да ни  за  что  на  свете!  Мое  новое  положение  вполне  меня
устраивает...
   - Ладно! Хватит болтать! - оборвал его полицейский.
   - То есть, как это - хватит болтать?..
   - Следуйте за нами, или...
   - Или что?
   - ...или мы будем вынуждены применить силу.
   - Да ведь я же вам толкую, - вспыхнул Жибасье,  -  что  я  из  личной
полиции господина Жакаля!
   Полицейский едва удостоил его презрительным взглядом, в котором  ясно
читалось: "Ну и фат же вы!"
   Он  пожал  плечами  и  жестом  подозвал  двух  полицейских  в  черных
рединготах на помощь.
   Те подошли, готовые вмешаться по первому знаку.
   - Будьте осторожны, друг мой! - предупредил Жибасье.
   - Я не друг тому, у кого нет паспорта, - возразил полицейский.
   - Господин Жакаль вас строго накажет.
   -   Моя   обязанность   -   препровождать   в   префектуру    полиции
путешественников без документов; у вас нет паспорта, и я  отведу  вас  в
префектуру, в чем же нарушения?
   - Тысяча чертей! Говорю же вам, что...
   - Покажите ваш "знак".
   - Знак? - переспросил  Жибасье.  -  Это  низшим  чинам,  как  у  вас,
положено иметь знак, я же...
   - Ну да, вы для этого слишком важная птица, понимаю!
   Итак, дорогу вы не хуже нас знаете... Вперед!
   - Вы настаиваете? - спросил Жибасье.
   - Надо думать!
   - Не жалуйтесь потом на судьбу!
   - Довольно говорить! Следуйте за мной по доброй воле.
   В противном случае я буду вынужден применить силу.
   Полицейский  вынул  из  кармана  пару  наручников,  которые   так   и
напрашивались на знакомство с запястьями Жибасье.
   - Будь по-вашему! - смирился Жибасье; он понял, что попал в  дурацкое
положение, которое могло еще более осложниться. - Я готов  следовать  за
вами.
   - В таком случае позвольте предложить вам руку,  а  эти  двое  господ
пойдут сзади, - предупредил полицейский. - Вы, как мне кажется, способны
сбежать от нас, не простившись, на первом же перекрестке.
   - Я исполнял свой долг, - проговорил Жибасье, воздев  кверху  руку  и
будто призывая Бога в свидетели, что он сражался до последнего.
   - Ну-ка, вашу руку, да поживее!
   Жибасье  знал,  как  должен  положить  руку  арестованный   на   руку
сопровождающего.  Он  не  заставил  просить  себя  дважды   и   облегчил
полицейскому задачу.
   Тот узнал в нем завсегдатая полицейского участка.
   - Ага! - воскликнул он. - Похоже, такое случается с вами не  впервой,
милейший!
   Жибасье взглянул на полицейского с таким видом, словно хотел сказать:
"Будь по-вашему! Хорошо смеется тот, кто смеется последним".
   Вслух он решительно проговорил:
   - Идемте!
   Жибасье с полицейским вышли из гостиницы "Великий  Турок"  под  руку,
словно старые и добрые друзья.
   Двое шпиков шли следом, изо всех сил стараясь показать, что не  имеют
к нашей парочке ровно никакого отношения.

IV

Триумф Жибасье

   Жибасье и полицейский  направились,  или,  вернее  было  бы  сказать,
полицейский повел Жибасье на Иерусалимскую улицу.
   Благодаря мерам предосторожности, принятым  полицейским,  проверявшим
паспорта, всякий побег исключался, как понимают читатели.
   Прибавим к вящей славе Жибасье, что он и не думал бежать.
   Более того, его насмешливый вид, сострадательная  улыбка,  мелькавшая
на  его  губах  всякий  раз,  как   он   взглядывал   на   полицейского,
беззаботность, раскованность и презрение, с  какими  он  позволял  вести
себя в префектуру полиции, свидетельствовали, скорее, о том, что совесть
его чиста. Словом, он, казалось, смирился, но  вышагивал  гордо,  скорее
как мученик, нежели как несчастная жертва.
   Время от времени полицейский бросал на него косой взгляд.
   По мере приближения к префектуре Жибасье не  хмурился,  а,  напротив,
становился все веселее. Он  заранее  предвкушал,  какую  бурю  проклятий
обрушит по возвращении г-н Жакаль на голову незадачливого полицейского.
   Этот просветленный  взгляд,  сияющий,  словно  ореол  на  безмятежных
лицах, начал пугать полицейского, арестовавшего Жибасье. В начале пути у
него  не  было  никаких  сомнений  в  том,  что  он   задержал   важного
преступника; на полпути он засомневался; теперь он был почти уверен, что
дал маху.
   Гнев г-на Жакаля, которым пугал его Жибасье, будто гроза,  уже  навис
над его головой.
   И вот мало-помалу пальцы полицейского стали разжиматься,  высвобождая
руку Жибасье.
   Тот отметил  про  себя  эту  относительную  свободу,  неожиданно