о-то есть, Бразил?
   Пес залаял еще громче.
   - Ну, раз полиция своим делом не занимается, придется  ей  помочь,  -
проворчал Сальватор.
   Протянув фонарь генералу, он прибавил:
   - Держите фонарь и не возражайте.
   Генерал не сопротивлялся. Сальватор обвязал вокруг талии белый  пояс,
какие тогда носили комиссары полиции, чиновники и офицеры министерства.
   Трижды ударив в дверь, он приказал:
   - Именем короля!
   Дверь отворилась.
   При виде двух мужчин, один из которых, одетый во все  черное,  держал
фонарь, а другой стоял в белой перевязи, из-за чего она приняла  его  за
комиссара полиции, находившаяся в комнате женщина опустилась на колени с
криком:
   - Иезус! Мария!
   - Именем короля! - повторил Сальватор. - Женщина, я вас арестую!
   Та, к которой Сальватор протянул  руку,  не  касаясь  ее,  была,  как
видно, старая дева лет шестидесяти, безобразная на вид, в  одной  ночной
сорочке.
   Рядом с ней Броканта показалась бы Венерой Милосской.
   Она истошно завопила; Бразилу,  очевидно,  ее  крик  подействовал  на
нервы, и он в ответ взвыл пронзительно-протяжно.
   Сальватор  пытался  в  темноте  установить  связь  между  безобразным
созданием и каким-нибудь воспоминанием из собственной жизни.
   - Осветите эту женщину, - попросил он генерала. - Мне кажется,  я  ее
знаю.
   Генерал направил луч фонаря прямо в отталкивающее лицо гувернантки.
   - Так и есть, я не ошибся, - подтвердил Сальватор.
   - О мой добрый господин! - взмолилась гувернантка. - Клянусь  вам,  я
честная женщина.
   - Лжешь! - вскричал Сальватор.
   - Добрейший господин комиссар!.. - настаивала старуха.
   - Лжешь! - снова перебил ее Сальватор. - Я скажу, кто ты:
   ты мать Кубышки.
   - Ах, сударь! - в ужасе вскричала старая карга.
   - Ты повинна в том, что прелестное существо, угодившее  по  ошибке  в
отвратительное место и оказавшееся там вместе с твоей дочерью,  -  а  уж
она-то  попала  туда  не  зря,  твоя  доченька!  -  не   вынесла   твоих
преследований, клеветы, бесчестья и бросилась в Сену!
   - Господин комиссар! Я протестую...
   - Вспомни Атенаис, - властно произнес Сальватор, - и не утомляй  себя
ложными клятвами!
   Как помнят читатели, Атенаис - так звали дочь трубача Понруа, до того
как Сальватор окрестил ее Фраголой. Если мы  когда-нибудь  доберемся  до
таинственных подробностей из жизни Сальватора, мы, по всей  вероятности,
узнаем о событии, на которое в настоящую минуту намекает мнимый комиссар
полиции.
   Старуха опустила голову словно под тяжестью сизифова камня.
   - Теперь отвечай на мои вопросы! - продолжал Сальватор.
   - Господин комиссар...
   - Отвечай, или я  кликну  двух  ребят,  они  живо  спровадят  тебя  в
Мадлонет.
   - Спрашивайте, спрашивайте, господин комиссар!
   - Как давно ты здесь живешь?
   - С масленицы.
   -  Когда  в  замок  прибыла   девушка,   похищенная   господином   де
Вальженезом?
   - В ночь с последнего вторника масленицы на первую среду поста.
   - Позволял ли господин де Вальженез отлучаться девушке из замка?
   - Никогда!
   - Применял ли он насилие, препятствуя ее выходу отсюда?
   - Он ей угрожал  тем,  что  донесет  на  ее  жениха  по  обвинению  в
похищении несовершеннолетней, за что того могли сослать на галеры.
   - А как зовут этого молодого человека?
   - Господин Жюстен Корби.
   - Сколько тебе платил в месяц господин де Вальженез, чтобы ты следила
за похищенной девушкой?
   - Господин комиссар...
   -  Сколько  он  тебе  платил?  -   повторил   Сальватор   еще   более
непререкаемым тоном.
   - Пятьсот франков.
   Сальватор огляделся и приметил небольшой секретер. Он  открыл  его  и
обнаружил бумагу, чернила, перья.
   - Садись сюда, - приказал он женщине, - и пиши заявление, которое  ты
только что мне сделала.
   - Я неграмотная, господин комиссар.
   - Неграмотная?!
   - Да, клянусь вам!
   Сальватор  достал  из  кармана  бумажник,  поискал  какую-то  бумагу,
развернул ее и сунул старой колдунье под нос.
   - Если ты не умеешь писать, кто же тогда написал вот это?  -  спросил
он.

   "Если не заплатишь мне пятьдесят франков нынче вечером, я скажу,  где
моя дочь с тобой познакомилась, и выгоню тебя из твоего магазина.

   Мамаша Глуэт.
   11 ноября 1824 года".

   Старуха лишилась дара речи.
   - Как ты сама убедилась, писать ты умеешь, - продолжал  Сальватор.  -
Плохо, что верно - то верно, но достаточно для того, чтобы исполнить мое
приказание. Итак, напиши заявление, которое ты только  что  мне  сделала
устно.
   Сальватор заставил старуху сесть, вложил  ей  в  руку  перо  и,  пока
генерал светил, продиктовал следующий документ, который  она  нацарапала
отвратительным   почерком   со   множеством   ошибок,    гарантировавших
подлинность бумаги. Мы не станем повторять этих ошибок, полагая,  что  с
наших читателей будет довольно познакомиться с содержанием документа.
   "Я, нижеподписавшаяся Брабансон по прозвищу Глуэт, заявляю, что  была
принята  на  службу  к  господину  Лоредану  де  Валъженезу  начиная   с
последнего воскресенья масленицы, чтобы следить  за  девушкой  по  имени
Мина, которую он похитил из Версальского пансиона.  Заявляю  также,  что
похищенная девушка прибыла в замок Виры в  ночь  с  последнего  вторника
масленицы на первую среду поста. Она угрожала его сиятельству, что будет
кричать, звать на помощь, убежит, но его сиятельство помешал ей  сделать
что-либо подобное, пригрозив тем, что у него есть средства отправить  ее
возлюбленного   на   галеры:   он   обвинит   его    в    укрывательстве
несовершеннолетней девочки. У него в кармане был чистый бланк на  арест,
который он ей и предъявил.
   Подпись: мамаша Брабансон по прозвищу Глуэт.
   Написано в замке Виры в ночь на 23 мая 1827 года".
   Мы вынуждены признать, что Сальватор подредактировал эту  бумагу.  Но
поскольку от истины старуха ничуть не  отклонилась,  мы  надеемся,  что,
учитывая  то  обстоятельство,  что  Сальватор   действовал   из   добрых
побуждений, наши читатели простят ему это давление, скорее литературное,
нежели морального свойства.
   Сальватор взял заявление, сложил его вчетверо, убрал в карман,  потом
обернулся к Глуэт.
   - Теперь можешь опять лечь в постель, - разрешил он.
   Старуха предпочла бы постоять,  но  услышала  слева  от  себя  глухое
рычание Бразила и бросилась в постель, как в реку, спасаясь от  бешеного
пса.
   Казалось, зубы Бразила пугали ее даже больше, чем перевязь комиссара.
Объяснялось это просто: с правосудием ей за свою жизнь приходилось иметь
дело раз двадцать, а вот такого огромного пса она до той поры не  видела
даже в самом страшном кошмаре.
   - А теперь, - сказал Сальватор, - поскольку ты соучастница  господина
де Вальженеза, арестованного только  что  по  обвинению  в  похищении  и
сокрытии несовершеннолетней, - преступлении, предусмотренном законом,  -
я тебя арестую; ты будешь заперта в этой комнате, куда завтра утром  для
допроса   явится   королевский   прокурор.   Если   вздумаешь    бежать,
предупреждаю: на лестнице я оставлю одного часового, внизу -  другого  с
приказанием открыть огонь, как только ты отопрешь дверь или окно.
   - Иезус! Мария! - снова повторила старуха, испугавшись на сей раз еще
больше.
   - Слыхала?
   - Да, господин комиссар.
   - В таком случае, спокойной ночи!
   Пропустив генерала вперед, он запер за собой дверь на два оборота.
   - Могу поручиться, генерал, что она не шевельнется и мы  можем  спать
спокойно.
   Обратившись к собаке, он продолжал:
   - Вперед, Бразил! Мы сделали только полдела!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Разговор на тему о человеке и лошади

   Мы оставим Сальватора и генерала у  крыльца  в  ту  минуту,  как  они
направляются к пруду, а впереди бежит Бразил; следовать за ними  значило
бы, как понимают читатели, ступить на путь уже и без того нам известный.
   Прежде всего бросим взгляд на Жюстена и Мину, а с  них,  естественно,
переведем его на г-на Лоредана де Вальженеза.
   Услышав  выстрел,  Жюстен  и  Мина,  побежавшие  было   через   поле,
приостановились, и пока Мина,  опустившись  на  колени  прямо  в  траву,
просила Господа отвести от  Сальватора  всякую  беду,  Жюстен  повис  на
заборе и следил за схваткой, увенчавшейся пленением Лоредана.
   Молодые люди, таким образом, еще долго видели  лошадь;  ее  вели  под
уздцы двое приятелей, а сидел на ней г-н де Вальженез. Молодой человек и
девушка прижались друг к другу,  словно  продолжительное  время  слышали
гром у себя над головой, а теперь видели, как  молния  ударила  в  сотне
шагов от них.
   Они отвесили благодарные поклоны и между двумя  поцелуями  произнесли
имя Сальватора, а потом бросились бежать по  узкой  тропинке,  выискивая
взглядом, куда бы ступить, чтобы не раздавить василек.  Они  боготворили
этот прелестный полевой  цветок:  как,  должно  быть,  помнят  читатели,
весенней ночью,  похожей  на  ту,  что  раскинула  над  ними  прозрачные
трепещущие крылья, Жюстен нашел Мину на поле среди  маков  и  васильков;
девочка спала под неусыпным оком луны, словно фея.
   Выйдя на более широкую тропинку, они взялись за руки и  пошли  рядом.
Через несколько минут  они  уже  стояли  против  того  места,  где  была
спрятана коляска.
   Бернар узнал Жюстена и, увидев его  в  сопровождении  девушки,  начал
понимать истинный  смысл  драмы,  в  которой  он  играл  свою  роль.  Он
почтительно снял шляпу, украшенную лентой, и, когда молодые люди  удобно
устроились в коляске, махнул рукой, словно спрашивая: "Куда теперь?"
   - Северная дорога! - отвечал Жюстен.
   Бернар тронулся в обратный путь и вскоре исчез из виду  на  парижской
дороге; им предстояло проехать ее до  конца,  от  заставы  Фонтенбло  до
ворот Виллет.
   Пожелаем влюбленным счастливого пути,  пусть  они  поделятся  друг  с
другом своими радостями и горестями, а мы вернемся к пленнику.
   Заставить г-на де Вальженеза войти  в  хижину  труда  не  составляло,
однако они в задумчивости остановились на пороге:
   как завести туда лошадь?
   Хижина была небольшая: всего пятнадцати футов в длину и двенадцати  -
в ширину; не было там ни конюшни, ни сарая.
   Трем людям и лошади было бы там, пожалуй, тесновато.
   - Дьявольщина! - бросил Жан  Бычье  Сердце.  -  Об  этомто  мы  и  не
подумали!
   - И господин Сальватор забыл, - подхватил Туссен.
   - Дурак! Как он-то мог об этом подумать?! - возразил
   Жан Бычье Сердце.
   - Он же думает обо всем! - оправдывался Туссен.
   - Ну, раз не подумал он, давай  пораскинем  мозгами  мы  с  тобой,  -
предложил Жан Бычье Сердце.
   - Давай! - не стал перечить Туссен.
   Так они и сделали, однако мыслительные способности у этих двух  людей
были не на высоте.
   Наконец Жан Бычье Сердце бухнул наугад:
   - Река недалеко...
   - При чем здесь река?! - вскричал Туссен Бунтовщик.
   - Ах, черт возьми?..
   - Что? Утопить лошадь?
   - Ну и что, раз  хозяин  у  нее  -  плохой  человек!  -  презрительно
проговорил Жан Бычье Сердце.
   - Лошадь плохого человека может быть  весьма  уважаемой  скотиной,  -
нравоучительно продолжал Туссен Бунтовщик.
   - Верно... Что же делать?
   - А не отвести ли нам ее в харчевню "Божья милость"?
   - До чего ты глуп, даже для уроженца Оверни!
   - Ты думаешь?
   - Да ты пойми:  если  хозяин  "Божьей  милости"  увидит,  как  Туссен
Бунтовщик да Жан Бычье Сердце ведут к нему чужую лошадь, он спросит, где
ее хозяин. И что ты ему ответишь? Нет, ты скажи! Если у  тебя  есть  что
ответить, бери лошадь и веди ее в "Божью милость".
   Туссен покачал головой.
   - Мне сказать нечего, - признался он.
   - Ну и молчи.
   - Я и молчу.
   И Туссен прикусил язык.
   Снова наступила тишина, нарушил которую Жан Бычье Сердце.
   - Слушай! А что если я тебя кое о  чем  попрошу?  -  обратился  он  к
Туссену.
   - Я с удовольствием все сделаю, ежели мне это по плечу.
   - Давай сначала введем в дом пленника.
   - Хорошо.
   - Раз уж мне его поручили, я за него отвечаю.
   - Я тоже за него отвечаю, черт побери! Да нам не он мешает, а лошадь!
   - Не перебивай!
   - Вот уж я тебя и перебиваю!
   - А когда пленник будет в доме, ты займешься лошадью.
   - Займусь!.. Нет, не займусь, я же не знаю, что с ней делать!
   - Погоди! Ты ее отведешь назад - Куда это?
   - В замок Вири, понял?
   - А ведь верно!
   - Ты сам  не  додумался  бы!  -  гордо  вымолвил  Жан  Бычье  Сердце,
довольный собственной сообразительностью - Нет.
   - Нравится тебе такая мысль?
   - Очень!
   - Тогда давай отвяжем человека! - предложил Жан Бычье Сердце.
   - Так и быть, - согласился Туссен, на все смотревший  глазами  своего
приятеля.
   - Нет!
   - Хорошо, не будем отвязывать.
   - Да нет же!
   - Что-то я не пойму, - признался Туссен Бунтовщик.
   - Какого черта тебе надо понимать?
   - Ну, чтобы... действовать...
   - Держи пока лошадь.
   - Ладно.
   - Ты говоришь: "Так и быть, давай отвяжем". Отлично!
   Если мы будем отвязывать вдвоем, лошадь держать некому.
   - Ты прав.
   - А когда мы отвяжем пленника, лошадь возьмет да уйдет.
   - И это верно.
   - Тогда не будем его отвязывать  .  Я  отвяжу  его  один,  а  ты  тем
временем держи скотину.
   - Начали! - скомандовал Туссен, хватаясь за удила.
   Жан Бычье Сердце подошел к иве, достал из дупла ключ и отпер дверь  в
хижину. Он не любил темноты и потому зажег небольшую лампу.
   Наконец приготовления были завершены; он отвязал  пленника  и  поднял
его играючи.
   - Теперь жарь налево, марш! - скомандовал Жан Бычье Сердце Туссену, а
сам внес графа в дом.
   Туссен  себя  упрашивать  не  заставил:   не   успел   его   приятель
отвернуться, как он сел на лошадь и поскакал так быстро, словно в  конце
пути его ждало целое сокровище.
   Подъехав к воротам замка, он увидел, что они заперты; он приготовился
перелезть через стену, как вдруг послышалось грозное  рычание  и  Бразил
встал передними лапами на железную перекладину.
   - Ага! - сказал Туссен на овернском наречии, которое так презирал Жан
Бычье  Сердце.  -  Если  Роланд  здесь,  значит,  и  господин  Сальватор
где-нибудь рядом.
   И действительно, почти тотчас мелькнул свет.
   - А-а, это ты, Туссен? - послышался голос Сальватора.
   - Да, господин Сальватор, это я, - радостно  отозвался  Туссен.  -  Я
привел вам коня.
   - А где всадник?
   - О, он в надежном месте, раз находится в руках Жана Бычье Сердце. Да
и я сейчас опять туда пойду, можете не беспокоиться, господин Сальватор!
Две руки - хорошо, а четыре - лучше.
   Поручив Сальватору коня, Туссен так прытко бросился назад - да  будет
сказано это к его чести, - что мог бы соперничать с кем угодно не только
в скачках, но и в беге.

II

Глава, в которой опасность угрожает господину де Вальженезу, а Жану Бычье Сердце становится страшно

   Посмотрим теперь, что происходило  в  хижине  на  берегу  реки,  пока
отсутствовал Туссен.
   Жан Бычье Сердце ввел или, правильнее было бы сказать, внес  Лоредана
де Вальженеза в комнату, опустил  его,  замотанного,  словно  мумия,  на
длинный ореховый стол; тот занимал середину комнаты и вместе с кроватью,
наполовину скрытой чем-то вроде алькова, составлял основную меблировку.
   Господин де Вальженез лежал неподвижно и напоминал бездыханный  труп,
который сейчас будут препарировать на столе в анатомическом театре.
   - Не беспокойтесь, милейший, - попросил Жан Бычье Сердце. - Я  только
закрою дверь и подберу подходящее для вас место,  а  потом  развяжу  вам
руки.
   С этими словами Жан Бычье Сердце  запер  дверь  на  задвижку  и  стал
искать, как он сам  выразился,  подходящее  место  для  своего  знатного
пленника.
   Господин де Вальженез не отвечал. Но Жан Бычье Сердце не  обратил  на
это  никакого  внимания,  потому  что  счел  молчание  пленника   вполне
естественным.
   - Мой юный господин! - продолжал он, подвигая  к  себе  ногой  хромой
табурет,  одиноко  стоявший  в  углу  комнаты.  -  Здесь,  конечно,   не
Тюильрийский дворец, и вам придется довольствоваться этим предметом.
   Он приставил табурет к стене, подложил пробку  под  слишком  короткую
ножку, как прилаживают каблуки к туфлям, чтобы удлинить ногу, и вернулся
к пленнику, лежавшему на столе по-прежнему недвижимо.
   Сначала Жан вынул ему кляп.
   - Ну вот, сейчас дышать вам станет легче! - пообещал он.
   Но, к великому удивлению Жана Бычье  Сердце,  граф  вовсе  не  спешил
вдохнуть воздух  полной  грудью,  как  обычно  бывает  с  людьми,  вновь
обретшими свободу или хотя бы возможность говорить.
   - Ну как вы? - как можно ласковее спросил плотник.
   Лоредан молчал.
   - Мы обиделись, ваше сиятельство? - поинтересовался Жан Бычье Сердце,
взявшись за веревки, которыми были связаны руки графа.
   Пленник продолжал упрямо молчать.
   - Можешь прикидываться мертвецом, если тебе так нравится, - продолжал
Жан Бычье Сердце, покончив с веревками.
   Руки пленника безвольно повисли вдоль тела.
   - Теперь, если угодно, встаньте, монсеньор!
   Господин де Вальженез и не подумал шевельнуться.
   - Ах так?! - возмутился Жан Бычье Сердце. -  Уж  не  думаете  ли  вы,
часом, что я надену на вас помочи и буду водить, как малого ребенка? Нет
уж, спасибо! Я и так нынче вечером наработался.
   Но граф не подавал признаков жизни.
   Жан  Бычье  Сердце  остановился  и  искоса  взглянул   на   пленника,
неподвижно и беззвучно лежавшего в тени.
   - Вот дьявол! - испугался вдруг Жан. - Уж не вздумали ли мы протянуть
ножки, лишь бы досадить нашему другу Жану Бычье Сердце?
   Он пошел за лампой и поднес ее к лицу г-на де Вальженеза.
   Глаза молодого человека оставались закрыты, лицо заливала  бледность;
холодный пот катил с него градом.
   - Ну вот! - возмутился Жан Бычье Сердце. - В затруднении оказался  я,
а потеет он... Странный он какой-то!
   Но  обратив  внимания  на  смертельную   бледность   графа,   плотник
проворчал:
   - Боюсь, как бы он не сыграл в ящик из хороших побуждений!
   И он принялся его переворачивать и трясти изо всех сил.
   - Проклятье! - вскричал наконец Жан, растерянно глядя на графа. -  Уж
не задушили ли мы его, сами того не желая?..
   Да-а, господин Сальватор будет доволен! Вот мерзавец, а?  Ничего  эти
богатые не умеют сделать по-человечески!
   Жан Бычье Сердце огляделся и приметил в углу огромный кувшин с водой.
   - Вот это мне и нужно!
   Он подошел за кувшином, поднял его, поставил  на  приставную  лесенку
рядом со столом, потом так наклонил сосуд, что вода  с  полутораметровой
высоты стала падать г-ну де Вальженезу на лицо.
   Первые капли не произвели на графа ожидаемого действия, но потом дело
пошло лучше.
   Ледяная  струйка  воды,  падавшая  г-ну  де  Вальженезу  на   голову,
заставила его вздохнуть, что успокоило Жана, у которого у самого на  лбу
начал от волнения выступать холодный пот.
   - Ах, черт возьми! - вскричал Жан, шумно дыша от  радости,  словно  у
него гора с плеч свалилась. - Как вы  меня  напугали,  милейший!  Можете
быть собой довольны!
   Он поставил кувшин на место и снова подошел к пленнику.
   - Хорошо искупались? - проговорил он с насмешливым видом, вернувшимся
к нему вместе с уверенностью, что граф не умер.  -  Теперь  дело  пойдет
лучше, милейший.
   - Где я? - спросил Лоредан, как обычно спрашивают,  не  знаю  почему,
после обмороков, все, кто возвращается к жизни.
   - Вы в гостях у верного друга, - отвечал Жан Бычье Сердце, распутывая
веревки, еще связывавшие пленнику ноги. - Если хотите слезть  со  своего
пьедестала и сесть, я ничего не буду иметь против.
   Господин де Вальженез не заставил его повторять  приглашение  дважды:
он соскользнул со стола и встал, но затекшие ноги его не держали,  и  он
пошатнулся.
   Жан Бычье Сердце принял его в  свои  объятия,  подвел  к  табурету  и
посадил графа, прислонив его к стене.
   - Вам удобно? - спросил  Жан  Бычье  Сердце,  присев  на  корточки  и
заглядывая г-ну де Вальженезу в лицо.
   - Что вам от меня угодно? - высокомерно спросил граф.
   - Я ищу в