ьного влюбленного.
   Но вообразите мое отчаяние, когда я увидел, как вместо Вас из  кареты
вышел камердинер моего дядюшки Бледный, испуганный,  он  объявил  мне  о
втором, и очень тяжелом, приступе подагры, только что  поразившем  моего
несчастного дядю "Ах, едемте немедленно, -  сказал  он  мне,  -  генерал
очень плох".
   Схватить редингот, шляпу, прыгнуть в карету оказалось минутным делом,
как Вы понимаете, Регина.
   Я застал  несчастного  старика  в  плачевном  состоянии  он  бился  в
кровати, будто эпилептик, и рычал, как дикий зверь.
   Когда боль отпустила, он увидел меня у  себя  в  изголовье,  радостно
пожал мне руки, и из его глаз скатились две крупные слезы Он спросил, не
соглашусь ли я побыть с ним некоторое время Я не дал  ему  договорить  и
вызвался остаться до тех пор, пока он не поправится.
   Не могу Вам сказать, дорогая, как он обрадовался, когда я ему об этом
сказал.
   И вот я на некоторое время превратился в сиделку, а когда  это  время
истечет - не ведаю. Но хотя я  сиделка,  я  вовсе  не  пленник,  дорогая
Регина. Как только приступ пройдет, я вновь обрету свободу, ограниченную
разумеется, но очень дорогую, так как я смогу Вам тогда  сказать  то,  с
чего начал свое письмо Регина, я Вас люблю!
   Как видите, я заканчиваю, с чего и начал. Не прошу, а  умоляю  Вас  о
письме! Ведь мне не хватает лишь Ваших писем, чтобы  являть  несчастному
дяде свою сияющую физиономию, а это так радует больных.
   До скорой встречи, любовь моя! Помолитесь Богу, чтобы  она  произошла
как можно скорее!
   Петрус."
   Новость, которая  в  любое  другое  время  заставила  бы,  по  словам
Петруса, обливаться сердце Регины  кровью,  произвела  на  нее  обратное
действие.
   Ночью ей привиделся кошмар, предвещавший большое несчастье и  похожий
на дурное предчувствие.
   Она увидела, как тело ее  возлюбленного  лежит  на  снегу,  устлавшем
газоны парка - тело, или, вернее, труп, такой же белый и  холодный,  как
снег. Она подошла к нему  и  закричала  от  ужаса  при  виде  нескольких
ножевых ран. В роще она заметила два горящих, как у  кошки,  глаза;  она
услышала истошный крик и узнала смех и взгляд графа Ранта.
   Она проснулась и спустила ноги с кровати; волосы у нее разметались  в
разные стороны, лоб  покрылся  испариной,  сердце  трепетало,  все  тело
горело как в лихорадке. Она затравленно озиралась, но, ничего  не  видя,
снова уронила голову на подушку.
   - Господи! Что будет?
   В эту минуту вошла Нанон с письмом от Петруса.
   - Спасен! - вскричала она, благоговейно сложив руки и подняв глаза  к
небу, чтобы возблагодарить Всевышнего.
   Потом она встала, подбежала к комоду, взяла лист бумаги  и  торопливо
набросала несколько слов.
   "Благослови Вас Господь, любимый! Ваше письмо явилось для меня  лучом
света в темной ночи. Моя несчастная мать умерла нынче ночью, и, когда  я
получила от Вас письмо, я думала лишь об одном любить  Вас  еще  больше,
перенося на Вас любовь, которую я питала к ней!
   Смиримся же, милый Петрус, что нам  не  придется  видеться  несколько
дней, но поверьте находясь вблизи ли, далеко ли, я Вас люблю, нет,  мало
того я ТЕБЯ люблю!
   Регина"
   Она запечатал письмо и передала его Нанон со словами:
   - Отнеси Петрусу.
   - На улицу Нотр-Дам-де-Шан? - уточнила Нанон.
   - Нет, - возразила княжна, - на Вареннскую улицу, в дом графа Эрбеля.
   Нанон вышла.
   Когда служанка переступила порог особняка, оба человека  графа  Рапта
или, вернее, секретаря Бордье, только что  были  расставлены  по  местам
Тот, что сторожил на улице Плюме, увидел, что Нанон  свернула  вправо  и
исчезла за углом, выйдя  на  бульвар.  Он  пошел  за  ней  на  некотором
расстоянии, согласно приказанию графа Рапта.
   Выйдя на бульвар, человек с улицы Плюме поравнялся со своим товарищем
и сказал ему:
   - Старуха пошла в другую сторону.
   - Она боится слежки, - предположил другой, - и решила сделать крюк.
   - В таком случае пошли за ней! - предложил первый.
   - Идем, - согласился второй.
   Они последовали за кормилицей на расстоянии примерно двадцати шагов.
   Они видели, как старуха позвонила в особняк Куртенеев и  почти  сразу
после того вошла внутрь.
   Так как им было приказано вырвать у нее письмо в том случае, если она
пойдет  на  улицу  Нотр-Дам-де-Шан,   два   приятеля   и   не   подумали
набрасываться на нее посреди Вареннской улицы.
   Они отошли в сторону и стали держать совет.
   - Очевидно, - предположил один,  -  она  зашла  сюда  с  каким-нибудь
поручением, а обратно пойдет по бульвару Монпарнас.
   - Верно, так и будет, - поддержал  другой  Однако  ничего  такого  не
случилось. Спустя пять минут они увидели, как  кормилица  тем  же  путем
вернулась в особняк Ламот-Гуданов.
   - Промашка! -  заметил  первый  человек,  занимая  прежнее  место  на
бульваре.
   - Снова-здорово! - поддержал второй, отправляясь на улицу Плюме.
   Посмотрим, что происходило у Петруса, пока те и  другие  уделяли  ему
столько сил.
   Бордье прибыл на улицу Нотр-Дам-де-Шан в ту самую минуту, как  Регина
получила от Петруса письмо.
   - Господин Петрус Эрбель дома? - спросил он у лакея.
   - Господина дома нет, - отвечал тот.
   - Передайте ему это письмо, как только он вернется.
   Бордье отдал письмо и приготовился уйти.
   Он развернулся и столкнулся с комиссионером - Поосторожнее! -  грозно
бросил он.
   Комиссионером оказался Сальватор. При виде  человека,  закутанного  в
огромный  плащ,  хотя  погода   отнюдь   не   оправдывала   такую   меру
предосторожности,  Сальватор  обратил  внимание  на   окрикнувшего   его
человека.
   - Не могли бы вы сами держаться поосторожнее,  господин  в  плаще!  -
сказал он, стараясь заглянуть секретарю в лицо.
   - Не вам меня учить, - высокомерно произнес Бордье.
   - Возможно! - молвил Сальватор, после чего схватил  его  за  шиворот,
так что поднятый воротник опустился, открывая лицо.  -  Но  так  как  вы
должны принести мне извинения, я не выпущу вас до тех пор, пока вы этого
не сделаете.
   - Дурак! - процедил сквозь зубы Бордье.
   - Дураки те, кто прячутся в  надежде,  что  их  не  узнают,  господин
Бордье, - сказал комиссионер, зажимая ему руку, словно в тисках.
   Все усилия Бордье вырваться оказались напрасны.
   - Я удовлетворен, - хмыкнул Сальватор, выпуская его руку. -  Ступайте
с миром и впредь не грешите.
   Бордье ушел, пристыженный, смущенный,
   Поклявшись, правда, с опозданьем,
   Не попадаться в руки никому
   Сальватор вошел к Петрусу, размышляя:
   "Какого черта этому негодяю здесь было нужно?"
   - Господина нет дома, - доложил лакей, видя, как Сальватор  входит  в
переднюю.
   - Знаю, - отвечал тот. - Подай ключ и письма, которые ему принесли.
   Получив все, что хотел, Сальватор вошел в мастерскую Петру са.
   Некоторым читателям могли бы показаться слишком фамильярными  ухватки
Сальватора по отношению к Петрусу, ведь даже самому  близкому  другу  не
позволено сломать печать, какая бы причина у него для этого ни была.  Но
мы поспешим успокоить читателей, рассказав, по  какому  праву  Сальватор
вскрывал письма своего друга.
   Помимо того что Петрус, как известно, не имел от Сальватора тайн,  он
еще написал к нему следующее письмо:
   "Дорогой друг!
   Я вынужден провести несколько дней у  постели  дядюшки:  он  серьезно
болен. Соблаговолите по получении этого письма зайти ко  мне  и  сделать
для своего друга то, на что он готов ради Вас просмотреть  мою  почту  и
ответить на письма по своему усмотрению.
   Вы столько раз предлагали  мне  воспользоваться  Вашей  дружбой,  что
простите мне, надеюсь, если я злоупотребляю ей теперь.
   Бесконечно признателен и сердечно Ваш,
   Петрус".
   Усевшись поудобнее, Сальватор распечатал письма.
   Первое было от Жана Робера, в котором тот извещал  Петруса,  что  его
драма "Гвельфы и гибеллины" непременно будет показана в конце недели,  а
потому еще можно успеть на генеральную репетицию.
   Второе письмо было от Людовика - настоящая пастораль, идиллия в прозе
о любви молодого человека и Розочки.
   Последнее,  непохожее  на  другие,  так  как  бумага  была  тонкая  и
надушенная, а почерк - мелкий и изящный, оказалось  тем  самым  письмом,
что граф Рапт вырвал у Регины силой.
   Сальватор никогда не видел почерка княжны, однако немедленно  угадал,
что письмо от нее: настолько прикосновение любящей  женщины  чувствуется
во всем.
   Он повертел письмо, прежде чем распечатать.
   Что может быть проще распечатывания писем, особенно если  получил  на
это разрешение? Но письмо от женщины, да еще любимой! Он  испытал  вроде
стыда, представив, что заглянет в этот храм.
   Разумеется, Петрус думал лишь о  письмах,  который  мог  получить  от
друзей, врагов или кредиторов, но не предвидел, что княжна тоже  к  нему
напишет.
   "Следовательно, я не могу его вскрыть", - сказал себе Сальватор.
   Он встал и позвонил.
   - Кто принес это письмо? - спросил он лакея.
   - Господин в плаще, - отвечал слуга.
   - Тот, что выходил, когда вошел я?
   - Да, сударь.
   - Спасибо, - поблагодарил Сальватор. - Можете идти.
   Ага! Доверенный человек г-на Рапта,  этот  прощелыга  Бордье,  принес
письмо? Но обычно любовные письма женщины не  приносит  секретарь  мужа.
Если я правильно понимаю Петруса, то есть влюбленного, он, должно  быть,
не преминул сообщить княжне о месте своего пребывания,  и  не  сюда  она
должна адресовать свои послания. Кроме того, не стала  бы  она  поручать
это дело Бордье. Значит, если письмо отправила не она, это дело  рук  ее
мужа. А это все меняет, и совесть моя чиста. Не знаю почему, но я смутно
чую змею в этих цветочках. Оборвем-ка с них лепестки.
   С этими словами или, точнее, мыслями Сальватор сломал печать с гербом
графа Рапта и прочел письмо, уже знакомое нашим читателям из  предыдущей
главы.
   Чтение  бывает  разное.  Доказательство  тому:  двадцать   адвокатов,
взявшись за Кодекс, станут  толковать  букву  закона  каждый  по-своему.
Иными словами, можно просто читать слова,  а  можно  за  ними  угадывать
смысл. Это и сделал Сальватор.
   Стоило ему бросить на послание  взгляд,  и  он  понял:  оно  написано
дрожащей рукой.
   Не увидев нежных слов,  которыми  влюбленные  пересыпают  обыкновенно
свои письма, он догадался, что письмо  по  той  или  иной  причине  было
написано под чьим-то давлением.
   "Я могу поступить следующим образом,  -  подумал  Сальватор.  -  Либо
переслать это письмо Петру су (а это означало бы его огорчить,  ведь  он
не сможет отправиться на свидание), либо пойти вместо него  и  разгадать
эту тайну".
   Сальватор  положил  письмо  в  карман,  в  задумчивости  прошелся  по
мастерской и, взвесив все "за" и "против", решил отправиться вечером  на
свидание вместо своего друга.
   Он сбежал по лестнице и поспешил на  улицу  О-Фер,  где  ожидали  его
всегдашние клиенты, удивляясь, что его до сих пор нет, хотя пробило  уже
девять часов.

XXV

Глава, в которой доказывается, что профессия комиссионера - по-настоящему привилегированный род занятий

   В этот вечер сад или,  вернее,  парк  Ламот-Гуданов,  заснеженный,  в
голубоватом свете луны, был похож в центре на Швейцарское озеро.  Газоны
сверкали, словно жемчужины, кусты были  будто  осыпаны  бриллиантами,  а
ветви деревьев, казалось, унизаны драгоценными камнями. Стояла  чудесная
и ясная зимняя  ночь,  когда  даже  мороз  не  охлаждает  пыл  настоящих
любителей природы.
   Поэт нашел бы в этом прекраснейший и величайший сюжет для созерцания,
влюбленный - предмет для сладчайших мечтаний.
   Прибыв  на  бульвар  Инвалидов,  Сальватор  увидел   сквозь   решетку
прекрасный парк,  ярко  освещенный  луной,  и  замер  в  восхищении.  Но
продолжалось  это  недолго:  ему  не  терпелось  узнать,  чем   кончится
свидание, похожее на западню.
   Скажем несколько слов о том, как помимо естественного  инстинкта  его
вывел на этот след случай.
   Выйдя из мастерской Петруса, он, прежде чем занять свое обычное место
на улице О-Фер, забежал домой. Там он рассказал Фраголе  о  случившемся.
Молодая женщина, как и  всегда  в  подобных  обстоятельствах,  торопливо
набросила на голову капюшон, закуталась в накидку и  побежала  к  княжне
Регине, у которой и попросила объяснений.
   Княжна в это время  принимала  соболезнования  по  поводу  смерти  ее
матери и потому ответила Фраголе кратко и многозначительно:
   - Меня заставили написать.  Пусть  Петрус  не  приходит,  ему  грозит
опасность.
   Вот  почему,  узнав  о  грозившей   Петрусу   опасности,   Сальватор,
вооруженный и готовый к любым  неожиданностям,  отправился  на  свидание
вместо друга.
   Итак,  по  достоинству  оценив  открывшееся  его  взору  великолепное
зрелище,  он  осмотрел  решетку  и  стал  ломать  голову  над  тем,  как
проникнуть внутрь.
   Долго ему раздумывать не пришлось: калитка была не заперта.
   "Подозрительно!" - подумал он, вынул  на  всякий  случай  из  кармана
пистолет, зарядил его и спрятал под плащом.
   Он медленно  отворил  калитку,  предварительно  посмотрев  направо  и
налево в кусты. Затем прошел несколько шагов по аллее, увидел  в  рощице
фигуру в белом и узнал Регину.
   Он собирался было подойти к ней, но, как истинный могиканин,  каковым
он являлся, повернул голову и вгляделся в рощицу,  раскинувшуюся  справа
от него.
   Это  были  заросли  сирени,  сквозь  которые  была  проложена   узкая
тропинка; в конце тропинки он заметил человека, прятавшегося за  большим
каштаном.
   "Вот и враг!"  -  подумал  он,  положив  палец  на  курок  пистолета.
Остановившись, он приготовился к защите.
   Притаившийся за деревом человек действительно был враг:
   граф Рапт. Зажав в  каждой  руке  по  пистолету,  он  в  лихорадочном
нетерпении поджидал возлюбленного княжны.
   В половине десятого он спустился в сад, сам отпер калитку и  затаился
в роще, как вдруг, обернувшись, в трех шагах перед собой заметил  белую,
неподвижную, похожую на призрак княжну Регину.
   Увидевшись с Фраголой, княжна перестала  опасаться  за  Петруса.  Она
знала, что Сальватор - преданный друг, и в эту минуту боялась только  за
него.
   - Вы здесь! - вскричал граф Рапт.
   - Разумеется, - холодно отозвалась княжна. - Не вы ли сказали, что  я
могу присутствовать при вашей встрече?
   - Как вы можете пренебрегать своим нежным здоровьем, ведь ночь  такая
морозная! Я скажу молодому человеку всего  несколько  слов.  Ступайте  к
себе!
   - Нет, - отказалась княжна. - Мне всю ночь  не  давали  покоя  дурные
предчувствия, и ничто на свете не заставит  меня  покинуть  парк  в  эту
минуту.
   - Предчувствия, - повторил граф Рапт  и  с  насмешливым  видом  пожал
плечами. - Вот  что  значит  женщина!  По  правде  говоря,  княжна,  это
безумие! И если, как я вам уже говорил, вы не думаете, что  я  покушаюсь
на жизнь этого молодого  человека,  то  в  ваших  предчувствиях  нет  ни
крупицы здравого смысла.
   - А если я именно так и думаю? - спросила Регина.
   - В таком случае, княжна, мне искренне вас жаль: это означает, что вы
думаете обо мне не даже хуже, чем я сам.
   - Итак, сударь, вы мне клянетесь?..
   - Нет, княжна, ничего я не собираюсь обещать. Клятвы  существуют  для
тех, кто хочет их нарушить. А я желаю, чтобы вы полностью положились  на
меня. Вы намерены остаться в парке и присутствовать при нашем  разговоре
- хорошо! Я не возражаю, присутствуйте, но издалека.  Вы  же  понимаете,
какую кислую мину я могу состроить, если вы будете стоять рядом.
   Завернитесь-ка в накидку - здесь очень холодно - и погуляйте в  роще.
Долго нам ждать не придется, только что пробило десять, если точность  -
вежливость королей, она тем более является преимуществом влюбленных.
   Граф проводил княжну в рощу, где Сальватор, едва войдя в парк,  сразу
ее заметил, а сам скрылся в роще напротив и стал  там  прогуливаться,  а
когда увидел того, кого он принимал за Петруса, - спрятался за каштан.
   Княжна издали приметила это движение  и,  смутно  догадываясь  о  его
значении, бросилась бежать из рощи навстречу  Сальватору.  Она  была  от
него всего в десяти шагах, когда раздался выстрел.
   Княжна громко закричала и рухнула наземь.
   Пуля  графа,  попав  Сальватору  в  грудь,  отозвалась  металлическим
звоном.
   Однако  комиссионер  не  дрогнул,  будто  она  пролетела  от  него  в
нескольких шагах. Пуля угодила в металлическую бляху комиссионера.
   - Похоже, я правильно выбрал род занятий, -  сказал  он,  после  чего
прицелился в графа, несмотря на темноту, в ту  самую  минуту,  как  граф
вытянул руку, приготовившись разрядить второй пистолет.
   Раздался выстрел, граф рухнул на землю, а Сальватор положил  пистолет
в карман и направился к аллее, где упала княжна.
   - Судя по тому, как граф упал, - заметил Сальватор, - он на некоторое
время оставит нас  в  покое.  -  Княжна,  -  вполголоса  прибавил  он  и
приподнял ей голову. - Княжна, откройте глаза!
   Однако она его не слышала.
   Он зачерпнул рукой снегу и потер Регине виски. Она постепенно  пришла
в себя, открыла глаза и, с грустью глядя на Сальватора, молвила:
   - Что произошло?
   - Ничего, - отвечал молодой человек. - Ничего такого,  что  могло  бы
вас огорчить.
   - А выстрел? -  спросила  Регина,  вглядываясь  в  Сальватора,  чтобы
узнать, не ранен ли он.
   - В меня стрелял тот, кто прятался за деревом, - сказал он, - но я не
ранен.
   - Это был граф, - живо проговорила Регина. Она поднялась, опираясь на
руку своего спасителя.
   - Я в этом сомневался.
   - Нет, это был точно он, - продолжала настаивать княжна.
   - В таком случае мне его жаль, - заметил Сальватор. - Ведь я  в  него
стрелял, а у него на груди нет такой спасительной бляхи, как у меня.
   - Вы убили графа? - ужаснулась Регина.
   - Понятия не имею, - отвечал Сальватор, - зато я уверен, что попал  в
него: я видел, как он упал на газон. Если позволите, княжна, я пойду его
проверить.
   Сальватор торопливо пошел по аллее, в конце которой упал граф Рапт.
   Прежде всего Сальватор различил  в  темноте  его  лицо,  и  всегда-то
бледное, а теперь и вовсе бескровное, то ли из-за потери  крови,  то  ли
из-за тусклого света луны. Вокруг него снег был выпачкан кровью.
   Он подошел ближе, склонился над  графом  и,  не  слыша  его  дыхания,
приложил руку к его груди Граф был мертв! Пуля угодила в самое сердце.
   - Да простит его Господь! - философски заметил Сальватор, поднимаясь.
   Он снова пошел к княжне.
   - Мертв! - коротко доложил он.
   Регина опустила голову.
   Вдруг господин высокого роста словно вырос из-под земли и встал между
ними, скрестив на груди руки и  пристально  разглядывая  комиссионера  и
девушку. Он строго спросил:
   - Что происходит?
   - Отец! - вскричала княжна, напуганная внезапным появлением маршала.
   - Господин маршал! - с поклоном подхватил Сальватор Это действительно
был г-н де Ламот-Гудан.
   Всю предыдущую ночь слуги не спали.
   Два выстрела, прогремевшие  у  них  почти  над  ухом,  не  смогли  их
разбудить.
   Только маршал не сомкнул глаз.
   Заслышав грохот пистолетов, он вздрогнул и бросился в  парк,  откуда,
как ему показалось, донесся шум.
   Он растерялся, застав в столь поздний час, а  также  в  мороз  княжну
Регину наедине с комиссионером.
   Он не мог выразить своего удивления иначе чем вопросом:
   - Что происходит?
   Княжна молчала.
   Сальватор шагнул  маршалу  навстречу  и,  отвесив  еще  один  поклон,
сказал:
   - Если господину маршалу угодно  будет  меня  выслушать,  я  дам  ему
объяснения происходящего.
   - Говорите, сударь, - строго приказал маршал, - хотя спрашивал  я  не
вас и мне крайне странно видеть вас у  себя  так  поздно  и  в  обществе
княжны.
   - Отец, - вскрикнула молодая женщина, - вы все узнаете!
   Но  заранее  можете   быть   уверены,   что   не   произошло   ничего
предосудительного.
   - Ну  так  пусть  кто-нибудь  из  вас  говорит!  -  приказал  г-н  де
Ламот-Гудан.
   - Если вы позволяете, господин