ное впечатление.
     Наконец, судьба предоставила ему эту  возможность  и  как  раз  в  тот
момент, когда проклятые деревяшки начали в глазах людей уже раздваиваться и
множиться.  Слева неожиданно посветлело,  и лесное пространство очистилось.
Что-то очень близко блеснуло длинной широкой полосой,  и все всадники вслед
за Вадимом и Эдвином одинаковыми движениями осадили своих коней.  Медленным
шагом  они  постепенно  сошлись в одну шеренгу и почти крадучись выехали на
относительно ровный  участок  берега,  откуда  имелась  возможность  удобно
спуститься до самой воды, если...
     - Если только это действительно "аш-два-о"...  - пробормотал  Роман  и
суеверно  скрестил  пальцы.  -  Ну хорошо,  пускай непрозрачная и никуда не
течет, но отчего такой жуткий черный цвет да еще с металлическим отливом?
     - Не черный,  а просто...  э-э...  слишком темный, - зачем-то некстати
уточнил Командор. Потом подумал и добавил с откровенным удивлением: - А что
еще это может быть? Ведь не тушь и не краска же!
     Этот вопрос адресовался  Вадиму  явно  в  ожидании  услышать  от  него
подтверждение,   и  несколько  секунд  спустя  оно  было  получено  в  виде
рассеянного кивка.  О задумчивом состоянии витязя говорило  то,  что  одним
утвердительным  движением  головы  он  не  ограничился,  а повторил его раз
десять-двенадцать,  после  чего  вдруг  предложил  в  целях  дополнительной
безопасности  всем  спешиться.  Тогда  не придется контролировать поведение
коней,  которые могут без команды двинуться вперед.  Всякое бывает - испуг,
волнение...
     Полностью смысл этого смутного замечания уловить  не  удалось,  однако
оно  без  спора  было  незамедлительно выполнено.  А Командор и Роман еще и
взялись за руки,  словно особо страховали друг друга,  после чего принялись
внимательно  рассматривать  последнее  препятствие  двухсотметровой ширины,
отделявшее их от желанной цели.
     Вблизи гигантский     чернильный    полукруг    Сафат-реки    выглядел
исключительно  зловеще,  оставляя  гнетущее  впечатление,  которое   только
усиливалось  от  вида  мрачного  низкого  неба,  но  еще  больше - от дикой
угрюмости противоположного берега.  Значительно  более  высокий  и  начисто
лишенный  растительности,  он  состоял из сплошных изломанных скал,  формой
напоминавших морские рифы.  Они грозно вставали из самой черной воды, будто
из преисподней,  заставляя отбросить всякие мысли о подъеме, даже если бы и
удалось подобраться к ним вплотную. А на поиски удобного местечка тоже ушло
бы невесть сколько времени, ибо стена из огромных зубчатых камней гранита и
базальта ровной дугообразной линией тянулась и вправо,  и  влево  насколько
хватало  глаз.  Там  же,  где  находились  люди,  этой стене почти идеально
соответствовала столь же четко выгнутая линия  леса.  Качественная  разница
была лишь в том,  что с их стороны имелась допустимая возможность подойти к
Сафат-реке на любое расстояние вплоть до сантиметра - впрочем, этого делать
никому  не  хотелось.  Непроницаемость и неподвижность воды здорово пугала,
будоража темные пласты воображения.  Роману  начало  казаться,  что  вязкая
черная  жидкость  незаметно  приближается  к  нему...  он  поспешил сделать
приличный шаг назад.  Обернувшись, на него внимательно посмотрели и сделали
то  же  самое  -  все,  кроме  витязя,  который,  в  свою очередь,  оглядел
занервничавших спутников с некоторым удивлением.  Пожав плечами,  он все же
последовал за ними, и шеренга вновь выровнялась.
     - Какое тут безопасное расстояние до этого "многогранника  смерти"?  -
негромко, как бы у самого себя, спросил Командор. - И где эти "грани"? Пока
я вижу лишь классическую полусферу!
     Вадим несколько   раз  черканул  указательным  пальцем  по  воздуху  в
горизонтальном положении,  что  абсолютно  ничего  не  объяснило.  Пришлось
расшифровать,  что  Сафат-река  как раз идеально и вписывается в упомянутый
"многогранник",  а полоса  опасности  захватывает  не  только  воду,  но  и
определенные участки суши перед нею.
     - Не знаю точно,  что творится вот здесь, - добавил витязь, критически
оценивая  взглядом  край  берега,  -  однако  думаю,  оптимальная дистанция
безопасности - метров двадцать до...  до объекта. Сейчас нас разделяет, как
минимум,   вдвое   большее   расстояние,   но  уменьшать  его  без  крайней
необходимости я бы не советовал.
     - Да  мы  и  не  собираемся  этого  делать,  -  снисходительно  бросил
Командор,  - а вот  жизнями  менее  значительных  особей  рискнуть  все  же
придется.  Эй,  кто  там...  давайте  сюда пташек!  Надеюсь,  в суматохе не
потеряли?
     Приняв в  руки  небольшую,  плотно  закрытую  со  всех сторон клетку и
передав ее отцу,  Роман тихонько вздохнул и отвернулся.  Не  то,  чтобы  он
жалел этих крупных,  серого цвета пернатых, издававших неприятные каркающие
звуки,  просто  ему  было  немного  стыдно,  раз   приходилось   откровенно
полагаться   на   "колесо  Фортуны"  -  повезет  или  не  повезет?  Ничего,
базирующегося  на  точном  расчете,  придумать  так  и  не  удалось.  Перед
отправлением  он  не  выдержал и задал отцу вполне естественный,  но глупый
вопрос:  как тот собирается поступить,  если выпущенные им по очереди птицы
(на  поимку  которых  пришлось  затратить  немало  усилий) полетят не через
Сафат-реку, как планировалось, а в безопасные стороны света или же вообще в
обратном  направлении?  "Тогда в воду полезу я сам!" - выразительно рявкнул
Командор,  и было видно,  что запасного варианта развития событий у него не
имеется.
     Такая сложная  обстановка  -  а  почти  все  действия  предпринимаются
наобум, без продуманного плана и подстраховок...
     Это не высказанное вслух мнение сразу же подтвердилось, потому что еще
до  начала  примитивного  эксперимента  шансы на успех уменьшились ровно на
четверть, ибо выяснилось, что одна из летающих особей сдохла по неизвестной
причине  и  сейчас валялась кверху лапами в углу самодельного ящика-клетки.
Ее товарищи по несчастью,  едва была снята тяжелая черная ткань,  сразу  же
беспокойно заметались, подскакивая от пола до потолка и стукаясь о стенки -
их резкие,  захлебывающиеся крики еще больше усиливали суматоху.  Когда  же
Густав  фон  Хетцен  попытался  собственноручно извлечь первую кандидатку в
возможные жертвы,  то поднялся вообще невообразимый гвалт,  полетели пух  и
перья.  Командор  стиснул  зубы и проявил настойчивость,  в результате чего
выволок-таки за  крыло  наружу  большую  птицу,  которая  истошно  орала  и
одновременно  долбила  крепким  клювом  коричневую замшу перчатки.  В конце
концов,  ей удалось угодить в незащищенное место, что принесло долгожданную
свободу  под  вскрик  боли  и последовавшие вслед за ней залпы многоэтажной
ругани  -  по  случайности  пострадала  именно  та  рука,  которой  здорово
досталось  от  когтей  "оборотня".  А неожиданно сбежавшая серая негодяйка,
сделав несколько скачков по земле,  успешно поднялась в воздух и скрылась в
неизвестном направлении - увы, весьма далеком от Сафат-реки.
     Сменив руку и зачем-то отвернув в сторону изрядно побагровевшее  лицо,
Командор  предпринял  вторую  попытку  -  более удачную,  правда,  при этом
несчастное существо едва не было придушено.  Достав слабо трепещущий комок,
фон Хетцен-старший не придумал ничего лучшего, чем швырнуть его прямо перед
собою,  почему-то решив,  что,  придя в себя, перепуганная пичуга продолжит
свое   движение  непременно  вперед.  Он  фатально  не  угадал  -  неуклюже
затрепыхавшись, испытательный "номер второй" поднялся высоко вверх и, мерно
махая  крыльями,  удалился  в  сторону леса.  Вслед ему понеслись предельно
откровенные характеристики его  самого,  а  также  всех  прочих  близких  и
дальних родственников, что практически не помогло снять нервную усталость.
     Теперь необходимо было любой ценой  использовать  последний  имеющийся
шанс,  и Командор глубоко задумался,  рассчитывая,  с какого бока его лучше
ухватить.  "Шанс" некоторое время метался взад-вперед,  а затем  забился  в
дальний угол,  словно осознав свою обреченность.  Впрочем, возможно, налицо
было простое смущение,  ибо на него уставились глаза  всех  присутствующих.
Поколебавшись,  Роман неуверенно предложил свои услуги,  однако натолкнулся
на категорический отказ.  Действительно,  менять исполнителя уже  не  имело
смысла,  и  оставалось  только  надеяться,  что,  накопив ценою двух неудач
определенный опыт, отец не оскандалится в третий раз.
     Не в  силах  изобрести  надежный способ,  который заставил бы вздорную
птицу лететь строго по прямой,  Густав фон  Хетцен  понадеялся  на  шоковый
болевой  эффект.  С  величайшими  предосторожностями  вытащив  присмиревшую
каркушу  через  тесную  дверцу,  Командор  терпеливо  дождался,  пока   она
окончательно  не  успокоится,  а  потом  неожиданно  и  очень крепко сдавил
пальцами ее тело.  Тут же под дикие крики и  судорожное  барахтанье  ладонь
разжалась  -  и  жертва  стремительно рванулась в противоположную от своего
мучителя сторону,  быстро приближаясь к темной воде.  Последовал  небольшой
вираж (у Командора испуганно затряслись руки),  но затем направление полета
восстановилось,  и через  несколько  мгновений  на  глазах  у  людей  птица
пересекла воздушную границу Сафат-реки. И почти сразу же крылья дали подряд
несколько сбоев,  серое тельце трижды как-то  странно  перекувыркнулось,  а
потом  камнем  рухнуло  вниз  и  с  глухим  плеском  исчезло в непроглядной
черноте.
     - Впечатляюще...  - после выразительных переглядок со всеми по очереди
признался Командор и на всякий случай спросил: - Надеюсь, все видели то же,
что и я? Может, кто заметил нечто особенное?
     Факт мгновенной гибели представителя семейства врановых никто отрицать
не  стал,  однако  с  оценкою  события  и  тем более,  с комментариями дело
обстояло туго.  Как-то незаметно взоры обратились опять на Вадима, который,
в  свою  очередь,  неодобрительно  смотрел  на вышедшего вперед Эдвина (тот
напряженно вглядывался в место падения,  словно чего-то  ожидая).  Наконец,
заметив пристальное к себе внимание, витязь развел руками:
     - Вы напрасно ждете от меня ключевого,  объясняющего слова - я его  не
знаю.  Вполне мог бы сразу предсказать подобный результат,  но и только.  А
теперь - простите за нескромность - что господин Командор собирается делать
дальше?
     Вопрос был вполне уместным,  и на него  у  вопрошаемого  имелась  пара
вариантов  ответа.  Однако то ли Густав фон Хетцен почувствовал в обращении
витязя намек на бессмысленность предпринятого путешествия; то ли вообще ему
не понравился интерес постороннего к его планам - какого-либо пояснения вот
так,  сразу,  не  последовало.  Напротив,  Командор  затеял  с  Романом   и
десантниками   негромкую,  но  оживленную  дискуссию  по  поводу  характера
опасности, которая могла им угрожать. Разумеется, большей частью говорил он
сам,  выдвигая  значительным  тоном  фантастические  или вообще бестолковые
предложения.  Роман понимал,  для чего он  это  делает,  отлично  осознавая
абсурдность своих речей.  Ничего более разумного,  чем повернуть назад,  не
оставалось,  однако  немедленно  выполнить  сей  несложный  маневр   мешало
самолюбие,   которого  у  папы  хватало.  Поэтому  ему  приходилось  молоть
откровенную чепуху о некоей сверхконцентрированной "избирательной" радиации
ограниченного  пространства,  о  каких-то  "точечных"  ударах  атмосферного
электричества,  а также велеречиво рассуждать о возможных  катастрофических
перепадах  гравитации  ("...чему  все  только  что  и были свидетелями...")
Наконец,  длиннющее  разглагольствование  о  том,  как   появление   вороны
дестабилизировало  неизвестное физическое поле,  пульсирующее,  якобы,  над
рекою,  достало Романа настолько, что он угрюмо высказал свою революционную
догадку  о  полном  отсутствии  кислорода  в районе черной воды,  что самым
радикальным образом все объясняло.  Как ни странно,  отец ухватился за  эту
сверхбредовую  идею  с таким энтузиазмом,  что его сын начал опасаться,  не
повлияла ли "временная вертушка" на папины умственные способности  в  резко
отрицательном  смысле.  Роман  собирался  переступить  границы  приличия  и
сказать об этом вслух;  он для начала нарочито бесстрастным тоном уже выдал
вступительное: "Мне, извините, показалось, что...", как вдруг поперхнулся и
замолчал. В точности то же самое произошло и с Командором, который вслед за
сыном растерянно уставился на неподвижную гладь Сафат-реки,  тщетно пытаясь
сообразить,  почему она оказалась прямо перед ними,  не далее,  чем в  пяти
метрах.
     - Минуточку,  минуточку...  что происходит? - герр Густав с величайшим
изумлением обратился к своим десантникам, однако вновь замолк, ибо ответное
выражение их лиц было подобно зеркальному.  - Это... это как же получилось?
Мы,  наверное,  топтались на месте,  а потом,  заговорившись, незаметно для
самих себя спустились вниз, да?
     Предположить что-либо   другое   было   трудно,   несмотря  на  полное
отсутствие следов.  Вадим попятился первым,  а затем резко выкрикнул:  "Все
назад...  немедленно!" Люди поторопились сделать "кругом" (кто налево,  кто
направо,  а кто и в прыжке) и увидели своих лошадей,  которые мирно паслись
там,  где  их  оставили.  Сейчас  они  внимательно обозревали своих хозяев,
словно удивляясь их беспечности.  То и дело посматривая  друг  на  друга  с
какой-то необъяснимой подозрительностью, десантники двинулись обратно вверх
по склону - двинулись осторожно,  выверяя каждый свой шаг,  будто  опасаясь
вот-вот  провалиться  куда-то  в  тартарары  или  просто завязнуть на одном
месте.  Роману почудилось, что он не продвигается вперед ни на дюйм; сердце
сильно  заколотилось  и  стремительно погнало кровь по сосудам,  однако его
быстро успокоил вид папиной спины, оказавшейся впереди всех.
     Еще через  несколько секунд искатели приключений собрались возле коней
в полном составе,  благополучно удалившись от воды на  прежнее  расстояние.
Как и полагалось дисциплинированным воинам,  никто не произнес ни слова, но
было хорошо заметно,  что  все  они  думают  исключительно  о  возвращении.
Однако,  когда Роман обратился к отцу с достаточно деликатным:  "Не пора ли
обратно?  Кажется,  мы начали забывать про время...",  то реакция Командора
оказалась  и неожиданной,  и не очень приятной.  С невесть откуда взявшимся
туповатым выражением лица он объявил, что подумает над предложением сына, а
пока приказывает всем перекусить.
     Вряд ли кому идея обеда с видом на Сафат-реку пришлась по вкусу  -  во
всяком  случае,  к  переметным  сумкам  никто не поспешил.  Роман вообще-то
разинул рот,  но это объяснялось отнюдь не готовностью  к  приему  пищи,  а
естественной   реакцией  на  папину  непредсказуемость.  Впрочем,  истинное
желание Командора проявилось достаточно быстро,  ибо он первым делом извлек
из своего дорогого походного рюкзачка плоскую блестящую флягу из серебра и,
отвинтив  крышечку,  основательно  приложился.  К  этому  все  отнеслись  с
пониманием,  а  сын  по распространившемуся на приличное расстояние аромату
безошибочно определил наличие в  посудине  знаменитого  столичного  коньяка
"Эва".
     Сразу возникло некоторое оживление - выяснилось,  что  у  подавляющего
большинства  тоже  кое-что  имеется.  Правда,  и  флаконы  были из прочного
стекла,  и запах,  исходивший от них,  был более резким и менее изысканным.
Горячительного  запаса  не  оказалось  только  у Романа и у Вадима,  причем
последний  отреагировал  на  обильные  возлияния  в  "зоне  смерти"   очень
неодобрительными  движениями  губ.  Не проявил он особого интереса и к еде,
хотя не отказался от предложенного сыном Командора внушительного бутерброда
с жареной колбасой.  Это же блюдо было единственным в меню и у десантников,
варьировалась лишь мясная начинка и специи.  Как обычно,  выделялся  только
достопочтенный  начальник  разведки  Сектора  -  у него имелся завернутый в
блестящую фольгу копченый цыпленок...
     Неудивительно, что  все поголовно принялись жевать исключительно стоя,
с тревогой поглядывая каждые две-три минуты на проклятую реку, словно желая
удостовериться,  не  подбирается ли теперь она к ним.  Никакого нормального
пищеварения в этом случае ожидать  не  следовало,  что  не  могло  устроить
Густава  фон  Хетцена  ни при каких обстоятельствах.  Поэтому второй добрый
глоток он сделал уже на корточках, а затем и вовсе основательно приземлился
на  "пятую  точку".  Его  примеру  последовал  сначала  Вадим,  а  за ним и
остальные,  здраво рассудив,  что в таком надежном  положении  двигаться  к
Сафат-реке  незаметно  для  самих  себя просто невозможно.  Тут же появился
буквально волчий аппетит - мужская  натура  взяла  свое,  да  и  длительный
переход тоже напомнил о себе.  Все было уничтожено одним махом,  даже сухой
паек из неприкосновенного запаса.  Алкоголь произвел свое обычное действие,
языки развязались, а взглядов, брошенных в опасную сторону, становилось все
меньше.  На эту тему разговоров практически  больше  не  было.  Роман  лишь
заметил,  что  не  помешало  бы  каким-нибудь хитрым способом взять из реки
немного  черной  воды  для  анализа  -  с  этим  вяло  согласились,  однако
предложений,  как  сие  практически  осуществить,  ни  у кого не оказалось.
Единственную же идею -  срубить  длинный  шест  и  укрепить  на  его  конце
освободившуюся  посудину  из-под  спиртного  -  решительно  забраковал  сам
витязь,  предупредив,  что в этом варианте господин удильщик может вытащить
такую страшненькую рыбку, что и всем прочим мало не покажется.
     Главным образом,  размышляли о судьбе исчезнувшего почти на их  глазах
десантника Гарнецкого.  Общество почему-то пребывало в уверенности,  что их
товарищ всего лишь заблудился,  а, значит, оставался шанс его отыскать. Тут
все разговоры пошли исключительно в предположительном направлении, но никто
не осмелился произнести естественную фразу:  "На обратном  пути  задержимся
немного  и  поищем".  И дело было даже не в понятном страхе перед внезапным
наступлением ночи - всех дико пугала вполне вероятная возможность  и  самим
заплутаться среди множества одинаковых и похожих стволов. На Вадима лавиной
обрушились вопросы,  касающиеся, в основном, двух проблем; о первой из них,
то есть,  о "паутинах",  витязь отказался говорить наотрез, желчно заметив,
что интересоваться у мертвеца: "Как оно там, в гробу, милый?" бесполезно, а
вопрошать об этом живого способны лишь распоследние кретины.
     Роман испугался,  что разгоряченный многоградусной "Эвой",  папа может
от подобной дерзости закусить удила и нагородить в ответ такого,  что потом
самому станет нехорошо,  однако Командор  ничего  не  сказал,  а  продолжал
смотреть на Вадима внимательно и серьезно.  Не получив ответа на свой явный
вызов,  тот довольно скоро отвел глаза в  сторону  леса  и  кое-что  о  нем
сообщил,  то есть, по сути второй интересующей всех проблемы. Любоваться на
ель и на сменяющую ее очередную сосну  можно  было,  шествуя  и  дальше  на
юго-восток  вдоль  Сафат-реки  вплоть  до  берега залива,  а также двигаясь
некоторое время в противоположном северном направлении.  Однако вскоре  там
опять  пришлось бы столкнуться с непролазной чащобой примерно того же типа,
что встретилась им в начале  пути.  С  нее  начиналось  бескрайнее  царство
смешанного леса,  который раскинулся на тысячи миль и,  как утверждал Серж,
заканчивался возле неведомого холодного океана, прозванного "Ледяным".
     Роман почему-то  зябко  поежился  и  решил,  что  настало  время снова
напомнить слегка размякшему обществу  о  необходимости  поскорее  вернуться
хотя  бы  в  "техническую мертвую зону" - делать у опасной реки больше было
нечего. Он осторожно осведомился, имеется ли у витязя план более спокойного
обратного  движения  через  хвойную  преграду  или придется вновь то и дело
карабкаться на деревья и  проверять,  не  кружат  ли  их