Такого
сюрприза они ожидать никак не могут.
     - Подожди... Я не понимаю, в чем тут подвох. Стена исчезнет?
     - Конечно, - охотно подтвердил Окш.
     - И  что  из  этого?  Чем  это может навредить макса-рам?  Ни  в  одном из
ближайших миров у них нет достойных противников,  особенно сейчас, после гибели
жестянщиков. Они давным-давно перестали бояться чужого вторжения.
     - Раньше ты соображал лучше. Особенно когда работал на Карглака. - Не ясно
было,  зачем Окш старается уязвить Хавра.  -  Стена исчезнет, но перед этим она
превратится  в  мешок,  медленно  и  неотвратимо  затягивающийся мешок,  внутри
которого окажется все Чернодолье вместе с максарами,  их слугами, их замками и,
что действительно обидно, вместе с их сокровищами. Понимаешь?
     - Пока еще не совсем...
     - Ты плавал когда-нибудь на парусниках?
     - Приходилось.
     - Парус крепится к  мачте или рее специальными тросами.  Если половину или
даже треть из них перерезать, ветер легко справится с остальными и унесет парус
прочь.  Или обрушит его на палубу.  Если верить покойному Азду,  защитная стена
будет действовать только дотех пор,  пока целы девять десятых из числа ее опор.
Я  же  вывел из строя четвертую их часть.  О  том,  как это делается,  подробно
изложено во  все  том  же  завещании Азда...  Лишившись притока энергии,  стена
начала   сжиматься,   пожирая  пространство,   оставшееся  внутри  нее.   Мешок
затягивается,  и  так будет продолжаться до  тех пор,  пока он не превратится в
нечто  такое,   чего  даже  нельзя  измерить.  Тогда  Чернодолье  провалится  в
тарта-рары.  Что будет дальше,  я не знаю. Но максары уже никогда не вернутся в
этот мир.
     - И давно у тебя родилась подобная идея? - поинтересовался Хавр.
     - Это непростой вопрос... Моментом зачатия можно считать тот день, когда я
закончил изучение опусов Азда, а родовые схватки начались сразу после того, как
рухнули надежды на воссоздание межпространственного оружия.  Все это время плод
зрел вот здесь, - Окш постучал себя пальцем по голове.
     Где-то вдали снова гулко рвануло,  и когда Хавр покосился на борозду,  она
уже превратилась в ров, дно которого откосом спускалось к дальнему краю.
     Пейзаж   Чернодолья  тем   временем   неуловимо   изменился.   Перспектива
исказилась, другими стали пропорции привычных предметов. Холмы отдалились и как
бы  вросли в  землю.  Развалины древнего замка сместились к  самому горизонту и
были теперь еле видны.  И вообще у Хавра создалось впечатление,  что он смотрит
на мир через перевернутую зрительную трубу.
     - Когда все  закончится,  здесь останется дыра,  куда  более грандиозная и
мрачная,  чем та,  что ведет в преисподнюю, - сказал Окш. - Наши потомки смогут
любоваться ею и сотни поколений спустя.
     - Если только мы  по  твоей милости вообще не  лишимся потомков...  Пойми,
дыра останется не только здесь, но и во всей структуре мироздания! Ты не только
обрезал тросы,  крепящие парус,  ты еще и пробил днище лодки,  в которой все мы
плывем из прошлого в  будущее.  Я даже не представляю,  какие последствия может
иметь твой поступок... Неужели уже ничего нельзя поправить?
     - Предлагаешь вернуть стену на прежнее место?
     - Хотя бы!
     - И оставить максаров в покое? Дать им возможность жить и здравствовать? -
Начавшийся спор не помешал Окшу проявить заботу о  лошади,  выразившуюся в том,
что он навесил ей на морду торбу с зерном.
     - Неужели все они заслужили той участи, которую ты им уготовил?
     - Об  этом  говорить  уже  поздно.  Слышишь?  -  Окш  на  мгновение умолк,
пережидая грохот очередного взрыва.  -  События развиваются сами собой. Это как
лесной пожар. Уж если мы его зажгли, то вряд ли сумеем потушить самостоятельно.
Лучше позаботиться о собственной безопасности...  Хотя нет!  Кажется,  я что-то
упустил из вида...
     Он подошел поближе к еще абсолютно неповрежденному истукану (какой это был
по счету - пятнадцатый, двадцатый?) и швырнул в проем арки камушек, исчезнувший
с той же неотвратимостью,  с какой исчезает капля воды,  упавшая на раскаленную
сковородку.
     - Эти  ворота  действуют как  обратный клапан.  Пропускают только  в  одну
сторону,  -  задумчиво произнес он.  -  Выйти может абсолютно каждый,  а  войти
только тот,  кто знает секрет ворот.  Пока хоть один такой каменный болван цел,
максары имеют  возможность покинуть Чернодолье,  хотя  я  и  очень сомневаюсь в
этом...  Они, наверное, до сих пор не догадываются, в какую ловушку угодили. Но
на всякий случай не мешает перестраховаться.  Ни одна мышь не должна проникнуть
оттуда сюда. Хватит того, что Карглак дважды ускользал от возмездия...
     Окш  выхватил клинок,  который успел  перед этим  сунуть в  ножны,  однако
отчаянный крик Хавра пригвоздил его к месту.
     - Стой!  -  Тот сорвал с  плеча многозарядку.  -  Ни шага дальше!  Хватит!
Кончай свои дурацкие опыты!  Нужно думать о том,  как спасти этот мир, а не как
окончательно доконать его.
     - Осторожней,  любезный, - в голосе Окша звенело опасное веселье человека,
готового абсолютно на все. - Еще неизвестно, причинят ли мне вред твои пули, но
после близкого знакомствам моим клинком тебя не сошьет даже Эштра.
     Прежде чем Хавр успел глазом моргнуть,  призрачное лезвие промелькнуло над
ним, и многозарядка, укоротившаяся ровно наполовину, сразу полегчала.
     - Теперь ты понимаешь разницу между человеком и  максаром?  -  осведомился
Окш  через плечо.  -  Для  вас  же  будет лучше,  если я  останусь единственным
представителем этой расы...  Хотя только одним богам известно,  как скучно жить
гордому и непобедимому горностаю среди крыс и хорьков...
     Окш  исчез в  черном чреве истукана,  и  вскоре с  многострадальной стеной
стали происходить всякие метаморфозы - она то резко мутнела, теряя первозданную
прозрачность,  то начинала искрить всей своей необъятной поверхностью,  и тогда
казалось, что с небес низвергается сверкающий фиолетовый дождь.
     Впрочем,  Хавр уже перестал обращать на это внимание. Отупляющая слабость,
знакомая  ныряльщикам,  добывающим жемчуг  из  морских  глубин,  да  рудокопам,
вынужденным день за  днем дышать ядовитым воздухом свинцовых или ртутных копей,
охватила  его.   Еле   переставляя  ноги,   он   отошел   подальше  от   быстро
расширяющегося, а главное, углубляющегося рва и присел прямо на голую землю.
     - Кричите и будете услышаны...  - пробормотал он. - Молите, и молитва ваша
дойдет по назначению...Только боюсь,  мне уже не докричаться... Голос не тот...
Доверия не вызывает...
     Некоторое время Хавр сидел неподвижно, пытаясь побороть поселившуюся в его
теле расслабляющую пустоту, а потом заговорил, глядя не в небо, как это принято
при общении с богами,  и не в землю, как это полагается при беседах с мертвыми,
а прямо перед собой - в пустоту.
     Говорил он  медленно и  негромко,  хотя  слова были вовсе не  обязательны.
Хватило бы и  мыслей,  сформулированных соответствующим образом.  Главное здесь
заключалось в интонации.
     Начал Хавр так:
     - Я  знаю,  что  вы  слышите  меня,  вездесущие  и  бессмертные  существа,
пришедшие в этот мир еще до того, как пар стал водой, огонь - светом, а пустота
- земной твердью. Вы должны слышать меня хотя бы потому, что от вашего внимания
не может ускользнуть ничто:  ни писк комара,  ни грохот извергающегося вулкана,
ни самые никчемные из всех существующих в природе звуков - человеческая речь...
И  совсем не  важно,  как  вы  прореагируете на  услышанное.  Главное,  что  вы
слышите...  Я  осмелился говорить с  вами  исключительно по  той  причине,  что
когда-то в  прошлом уже имел такое право.  Мне позволено было общаться с  вами,
дабы потом доводить до людей вашу волю... Каюсь, я оказался плохим помощником и
лукавым слугой.  Неверие, стяжательство, суетность и гордыня послужили причиной
моего отлучения.  Даже теперь,  по прошествии столь долгого времени,  я не смею
молить о прощении... Я молю совсем о другом...
     Окш  между тем уже закончил все свои дела внутри истукана и  вылез наружу.
Дабы убедиться,  что его старания не пропали даром, он провел очень простой, но
убедительный эксперимент. Отобрав у лошади торбу с недоеденным зерном, он почти
силой затолкал полуголодную скотину под арку ворот,  а когда та,  оказавшись по
другую сторону истукана, стала тревожно метаться, позвал обратно.
     Лошадь,  привлеченная не  столько  призывами Окша,  сколько  видом  зерна,
которое  он  щедро  рассыпал вокруг,  доверчиво сунулась обратно...  и  тут  же
бесследно пропала.  Оставалось только надеяться,  что бедному животному повезло
больше,  чем  его  покойному хозяину,  и  оно  угодило в  мир,  богатый тучными
пастбищами и обильными водопоями.
     Вся  эта кутерьма не  могла не  отвлечь Хавра от  его загадочного занятия,
которое с одинаковым успехом можно было назвать и молитвой, и исповедью, и даже
докладом о  текущей обстановке.  Однако он сумел вновь сосредоточиться и тем же
тихим голосом, с теми же просительными интонациями продолжил:
     ?  ...Я молю совсем о другом.  В этом времени и в этом месте, где я сейчас
нахожусь,  может случиться непоправимая беда.  Одна из  тех,  что  погубили уже
немало миров,  в  том числе и  мою родину.  Не мне объяснять вам,  всевидящим и
всезнающим созданиям,  на  какие преступления,  как вольные,  так и  невольные,
способен человек,  из  гордыни или  невежества поставивший себя не  только выше
своих собратьев,  но и выше тех сил, в чьем ведении находятся нити судеб, пряжа
событий  и  ткацкий  станок  мироздания.  Став  причастным к  величайшим тайнам
природы,  он использует эти знания не на благо,  а во вред ей... То, что сейчас
пытается  совершить  этот  заблудший,   может  не   только  погубить  несметное
количество живых существ,  но и  оставить такую прореху в  структуре Вселенной,
которую не удастся заштопать ни вам,  властелинам времени,  ни вам, властелинам
пространства.  Простите меня за невольную дерзость,  но я  знаю,  о чем говорю.
Уверен,  вы  прекрасно  понимаете  меня,  ведь  нечто  подобное  уже  случалось
прежде...
     - Что ты  там бормочешь,  как монах перед дверями борделя?  -  крикнул ему
Окш.  -  Грехи замаливаешь? Или уже окончательно спятил? Лучше иди сюда. Вместе
полюбуемся на  гибель Чернодолья.  Я  так  закупорил все выходы,  что наружу не
выскользнет даже тот,  кто посвящен в тайну ворот...  Дом горит, стены рушатся,
двери заперты,  а  хозяева продолжают пировать и восторгаться своим собственным
величием. Ну чем не поучительная сценка? Впору басню писать.
     - С тех пор, как изгнание стало моим уделом, я никогда не обращался к вам,
бессмертные и вездесущие... Я и теперь не имею на это никакого права. Но на сей
раз вы должны прислушаться к  моим мольбам.  Сделайте хоть что-нибудь.  Явитесь
сюда сами или  пришлите того,  кто  способен справиться с  надвигающейся бедой.
Спасите наш мир,  если его еще можно спасти. Образумьте этого несчастного, если
он еще способен образумиться. Сам для себя я не прошу ничего...
     Сказав все  это,  Хавр  закрыл глаза,  словно сейчас должно было произойти
нечто такое, от чего он боялся ослепнуть.
     - Ого!  -  Окш за его спиной даже присвистнул.  -  Дело начинает принимать
серьезный оборот.  Что это там за чудище появилось в  небесах?  Уж не та ли это
сказочная птичка, которая выкармливает своих птенцов дикими быками?
     - Спасибо,  Предвечный, что ты снизошел к моим мольбам, - не поднимая век,
произнес Хавр.  -  Теперь ты сам можешь узреть то,  о чем я говорил... Но будет
лучше,  если ты останешься в отдалении. Тебе не страшна коса времени, но опасен
напор перерождающегося пространства...  Лучше бы  ты позвал на помощь Иносущих.
Ведь они способны сворачивать миры в свиток или комкать их, как бумагу...
     - Вот оно что! - В голосе Окша послышалось нескрываемое удивление. - А ты,
оказывается,  действительно способен общаться с высшими силами...  Ну и кого ты
накликал сейчас на мою голову? Властелина времени?
     - Лучше называть его Предвечным.  Или Фениксом. - Хавр наконец-то удостоил
Окша своим вниманием.  - Сам он не в состоянии предотвратить гибель Чернодолья,
поскольку пространство для него такая же враждебная стихия,  как земля для рыбы
или огонь для птицы.  Но  на помощь ему придут Иносущие.  Те,  кто одновременно
обитает во  многих соседних мирах и  кто управляется с  пространством с  той же
легкостью,  с какой человек перелистывает книгу. А кроме того, Предвечные могут
сделать так,  что  этот  миг  превратится в  вечность и  наш  разговор с  тобой
продлится до скончания мира.
     - Скажи  пожалуйста!  А  почему твой  Предвечный похож  на  жирную курицу,
которую шутки ради перемазали охрой?  Что за  дурацкий маскарад?  -  Голос Окша
слегка изменился, словно он отошел в сторону или стал к Хавру боком.
     - Не  богохульствуй...  Просто так  его видят люди.  Для прочих существ он
выглядит совсем иначе.
     - Чудеса!  При других обстоятельствах я,  возможно,  и  познакомился бы  с
твоей  птичкой поближе,  но  сейчас она  настроена ко  мне  явно  недружелюбно.
Чувствую это даже позвоночником...  Придется отложить нашу встречу.  Не в  моих
правилах навязываться тем,  кому я малосимпатичен,  - последние слова Окша были
еле слышны, как будто бы их отнес в сторону порыв ветра.
     Хавр  сидел не  шевелясь и  был  похож на  слепца,  смиренно дожидающегося
милостыни.  Он  общался с  Предвечным,  а  для этого совсем не обязательно было
глядеть на застывшую в  небе золотисто-красную точку.  Волю своих бывших хозяев
Хавр воспринимал всеми фибрами души, всеми клетками тела.
     - Что?  - внезапно насторожился он. - На помощь Иносущих надеяться нельзя?
Они утратили прежнюю силу?  Как же тогда быть?  О,  Предвечный,  ты ведь имеешь
власть над  всеми живыми существами,  даже  над  максарами.  Сделай так,  чтобы
виновник еще  не  свершившейся беды  восстал против  самого  себя.  Заставь его
отказаться от  своих планов.  Помоги ему  прозреть или,  наоборот,  погрузи его
сознание во мрак,  как это ты делаешь с  теми,  кого превращаешь в своих рабов.
Подчини этого жестокосердного себялюбца своей воле.  Измени ход  событий.  Ведь
еще не поздно...  Почему ты не властен над ним?  Вообще не властен?  Ах, только
сейчас...
     Хавр открыл глаза и  обернулся.  Сначала ему  показалось,  что  Окш вообще
исчез:  то ли свалился в  ров,  за это время успевший превратиться в  настоящее
ущелье,  то ли спрятался внутри каменного истукана,  пребывавшего сейчас в двух
разных мирах одновременно и  по  этой причине выглядевшего чрезвычайно комично,
но потом заметил своего бывшего соратника, бодро прогуливающегося по ту сторону
медленно  отступающей  стены  -   не  похожего  на  самого  себя,   крохотного,
искаженного  неестественной перспективой  перекошенного пространства до  полной
утраты человеческого облика.  Сейчас Окш был весьма похож на лемура -  наиболее
мерзкого из всех существ, созданных максарами.
     - Безумец! - ахнул Хавр. - Как ты там оказался?
     - Сам зашел.  -  Голос Окша доносился как бы  с  другого берега широченной
реки,  хотя на  самом деле их  разделяло не  более полусотни шагов.  -  Что  не
сделаешь,  дабы ускользнуть от неприятной встречи.  Твоя бессмертная курица и в
самом деле могла помешать мне. Тягаться с существами такого порядка не под силу
даже  максарам.  Но  на  мое  счастье все,  что  прикрыто броней перестроенного
пространства,  в том числе и время, неподвластно Предвечным, или как еще их там
называют...  За пределами Чернодолья можете вытворять все,  что угодно, а здесь
вам меня не достать.
     - Но  ведь  ты  погибнешь!  Или  ты  решил  разделить участь  всех  других
максаров?
     - Вовсе нет.  -  Силуэт Окша то  сужался,  то  расширялся.  -  Кроме всего
прочего,  в  завещании Азда было сказано,  что  в  Чернодолье имеется несколько
постоянных межпространственных туннелей,  связывающих его с  хорошо известными,
вполне пригодными для жизни мирами.  Карту я запомнил в мельчайших подробностях
и могу нарисовать ее даже с закрытыми глазами.  Кстати,  один из таких туннелей
находится прямо в замке моего знаменитого предка Стардаха.
     - Ты не успеешь добраться туда!
     - Это  уже  не  твое дело.  Надоели вы  мне  все...  Максары,  жестянщики,
Предвечные, Иносущие... Начну все сначала. Хуже, чем здесь, думаю, не будет...
     Губитель Максаров,  исполнивший свое  предназначение,  резко  повернулся и
зашагал прочь.  Удалялся Окш так быстро,  что казалось, он не идет, а катится с
крутой горки.
     Один из ближайших истуканов взорвался,  превратившись в кучу щебня,  часть
которого всосала защитная стена,  а  часть,  как картечь,  разлетелась в разные
стороны.  Хавр взглядом отыскал Феникса -  золотисто-красную шляпку от  гвоздя,
вбитого в тусклую лазурь неба.
     - Это первый случай,  когда вы,  бессмертные и  вездесущие,  позволили мне
усомниться в вашем всесилии...  Ах, еще не все потеряно! Надежда все-таки есть!
Кто-то спешит сюда на помощь!  Кто?  Тот, кто однажды уже проклял меня? Неужели
Клайнор?.. Только его здесь не хватало...
     ЭПИЛОГ
     С окружающей природой явно творилось что-то неладное.
     Одна  за  другой,  почти без  перерыва,  приходили короткие ночи,  имевшие
необычный -  никогда здесь раньше не виданный серебристый оттенок,  погружавший
землю  в  перламутровые сумерки и  расцвечивавший небеса  холодным,  призрачным
мерцанием, похожим на танец мириадов светляков.
     Потом  земная  твердь  долго  сотрясалась,  и  о  причинах этого  явления,
опрокинувшего последних уцелевших истуканов и  заставившего деревья  сбросить с
себя не только птичьи гнезда и спелые плоды,  но даже и недозрелые орехи, можно
было только догадываться.
     Напоследок хлынул ливень, один из тех, что предшествуют всемирному потопу.
Ручьи  превратились в  реки,  лужи  -  в  озера,  а  озера,  слившись  воедино,
образовали настоящее море,  где  плавало  множество мертвецов,  покинувших свои
размытые могилы.
     Короче говоря,  мир бился в корчах и судорогах, которые с одинаковой долей
вероятности могли быть и лихорадкой выздоравливающего, и агонией умирающего.
     Все  это  время Хавр  провел,  созерцая воронку,  образовавшуюся на  месте
Чернодолья.  Если Окш в чем-то и был прав,  так только в том, что своей мрачной
грандиозностью она должна была превосходить дыру, согласно легенде, соединяющую
наш мир с преисподней.
     Ее  косо  уходящие вниз  гранитные склоны  блестели словно отполированные,
идеально ровные  края  простирались влево  и  вправо,  лишь  слегка загибаясь к
горизонту,  а  противоположная сторона,  точно также,  как и  дно,  терялась за
пределами,  доступными  зрению.  Дождевые  потоки,  низвергавшиеся  в  воронку,
исчезали столь же бесследно, как и струйки воды, пролитые в песок.
     Спуск  на  дно  воронки  в  принципе  не  представлял трудностей  (хотя  и
неизвестно было,  какие опасности могут подстерегать там смельчаков), а вот для
того, чтобы подняться обратно, пришлось бы рубить лестницу в миллион ступенек.
     И  тем  не  менее  сразу  после окончания третьей серебристой ночи,  когда
ливень немного утих,  а сопутствавший ему туман рассеялся, Хавр заметил, что по
склону кто-то взбирается.
     Скоро стало ясно,  что  это человек,  хотя своим упорством и  цепкостью он
больше напоминал муравья.
     Чтобы удержаться на скользкой и гладкой стене,  наклон которой приближался
к  прямому углу,  он  вынужден был  двигаться зигзагами,  как парусник,  идущий
против ветра,  -  пять шагов в  одну сторону,  пять в другую,  что в результате
давало три-четыре шага вверх.  Нужно было иметь неимоверное терпение, ловкость,
самообладание и  выносливость,  чтобы вот так,  день за днем,  без сна и отдыха
карабкаться по  крутому  склону,  абсолютно  лишенному  каких-либо  выбоин  или
трещин.
     Скоро  отчаянный  скалолаз  приблизился  к  краю  воронки  на  расстояние,
позволявшее  обмениваться  репликами,