ла из себя:
     - Не  обижайся...   На  меня  иногда  находит...   Трудное  детство,   сам
понимаешь...
     - Понимаю. Будем надеяться, к старости ты исправишься.
     - Я вот о чем думаю, - уже совсем другим тоном продолжала Рагна. - Как нам
в  подземелье проникнуть?  Ключей-то  нет,  а  замки такие,  что и  кувалдой не
собьешь.
     - Это уж моя забота,  -  заверил ее Окш. - Нет механизма проще, чем замок.
Если, конечно, под рукой имеется что-нибудь острое.
     - Кинжал подойдет?
     - Великоват немного.  А  вот это в  самый раз,  -  он наклонился и  поднял
клубок шерсти,  из которого торчали две длинные стальные спицы.  -  Теперь веди
меня в свои подземелья...
     ...Место было страшное,  холодное,  вонючее,  темное. С низкого сводчатого
потолка капало,  по осклизлым, покрытым плесенью стенам текло. Даже когда Рагна
зажгла все факелы,  веерами торчавшие по  обе стороны дверного проема,  мрак не
рассеялся,  а  лишь слегка расступился.  Время от  времени из этого мрака донсщ
сились шорохи и попискиванье каких-то тварей.
     - Крысы? - поинтересовался Окш.
     - Не совсем... - Рагна поежилась от холода. - Тебе, должно быть, известно,
как жестянщики представляют себе ад?
     - Приходилось слышать.
     - Этот  подземный мирок,  на  пороге  которого  ты  сейчас  стоишь,  можно
сравнить только с  адом.  Тот,  кто попадает сюда по  доброй воле или насильно,
проходит через  мучения,  скорбь и  отчаяние.  Те,  кому  повезло чуть  больше,
возвращаются в мир живых перевоплощенными, хотя и с клеймом раба в душе. Другие
остаются здесь навсегда...
     Она  сорвала со  стены один из  факелов и  швырнула его  во  мрак.  Пламя,
подпитанное встречным потоком воздуха, вспыхнуло поярче и на мгновение осветило
какие-то  железные рамы,  похожие на пыточные станки.  Все они были снабжены не
только  ручными  и  ножными  кандалами,  но  и  обручами  для  фиксации головы.
Некоторые рамы были пусты,  а  на  некоторых все еще висели человеческие тела -
обезглавленные, выпотрошенные, расчлененные...
     - Да это бойня, а не лазарет! - невольно вырвалось у Окша. - Хоть бы трупы
убирали...
     - Успокойся.  Здесь нет ничего лишнего,  -  продолжала Рагна.  -  Для того
чтобы сделать хорошего мрызла,  одного человека не хватит.  Бывает,  что и двух
мало.  То, что ты видел, это не трупы, а строительный материал. Рано или поздно
все эти руки, ноги, сердца, мозги и шкуры пойдут в дело. Специальные вещества,
которыми они пропитаны,  мешают гниению. А всякие никуда не годные остатки
служат  пищей  для  тех,  кто  сейчас  копошится в  темноте...  Это  постоянные
обитатели таких вот подземелий, мелкие бесы, выполняющие за максаров всю черную
работу.  В  твоей руке,  например,  сотни сосудов разной толщины,  а нервов еще
больше.  Не стану же я их все сшивать сама...  А переполошились они,  наверное,
потому, что давно не пробовали ничего свеженького.
     - Прогони их прочь,  -  попросил Окш.  - Я терпеть не могу всякую нечисть,
скрывающуюся по темным закоулкам.
     - Я бы рада,  но без них не обойдешься,  - вздохнула Рагна. - Сама я здесь
еще плохо ориентируюсь.
     Словно повинуясь ее безмолвному приказу, из мрака выскочила облезлая тварь
- полусобака,  полуобезьяна -  и  сунула Рагне медный таз,  полный разного рода
колющих  и  режущих орудий  (особенно выделялась короткая,  но  широкая пила  с
мелкими зубьями). По Окшу скользнул одновременно испуганный и алчный взгляд
ее круглых фосфоресцирующих глаз.
     - Знаешь,  на кого похожа эта мразь?  На сказочных,  лемуров, - сказал он,
сдерживая отвращение.  -  Жестянщики верят,  что  так выглядят души злых людей,
брошенных без погребения. Видеть их во сне, а тем более наяву - плохая примета.
     Для нас сейчас все приметы плохие.  -  Рагна Приняла от  очередного лемура
хитроумное устройство, состоящее из целой системы линз и зеркал, которое тут же
напялила себе на голову. - В этом доме даже воздух пропитан бедой. Служение злу
доставляет массу удовольствий,  это  верно,  но  всему есть свой предел...  Моя
мамаша этот предел преступила так давно, что уже и не верится, что когда-то она
была рождена женщиной,  а  не  дьяволом.  С  тех  пор  зло пропитало эти камни.
Накопилось,  как грязь и сажа...  У меня сейчас такое ощущение,  что эта зараза
проникает и в нас с тобой.
     - Тогда делай свое дело быстрее!
     ?  Я  готова.  -  У  самого  лица  Окша  блеснуло тонкое  лезвие  ножа...-
Постарайся собрать свою волю в единое целое.  Представь, что ты сжимаешь пальцы
в кулак. Ложись вот сюда.
     - Только не надо меня приковывать!
     - А  это  уж  будет зависеть лишь от  тебя самого.  Первым делом,  значит,
делаем руку. А потом беремся за физиономию.
     - Перестань! - прохрипел он. - Не могу! Не могу!
     - Неужели ты не способен одолеть боль?
     - Не получается.  Как только я начинаю заклинать боль,  она становится еще
острее.
     -Пойми,  я  не могу остановиться!  Посмотри на свою руку!  Я уже содрала с
костей все мышцы. Терпи!
     - Лучше отрежь ее  и  отдай своим лемурам!  Я  без  нее  обходился раньше,
обойдусь и впредь.
     - Нет!  Я обещала помочь тебе и помогу во что бы то, ни стало! Если сам не
можешь успокоить боль, я сделаю это! Только не напрягайся зря и открой мне свое
сознание.  Постарайся вспомнить что-нибудь  приятное.  Были  у  тебя  радости в
жизни?
     - Не знаю... Не помню... Вроде бы нет.
     - А с той толстозадой девкой?
     - Только не это! - взмолился он.
     - Тогда вспоминай детство! Самое раннее детство. В такую пору даже зверята
радуются жизни.
     - Сейчас... сейчас... - Он напрягся. - Нет, ничего не помню!
     - Придется мне самой разбудить твою память, только не сопротивляйся... Вот
так, вот так... Сейчас ты снова вернешься в детство, и твое сознание обособится
отболи...
     ...Ночь. Желтая ночь. Небо сочится ядовитой желчью. В десяти шагах от него
стоит женщина, на ее надменном восковом лице застыл зловещий оскал. В руках она
сжимает клинок, лезвие которого кажется мерцающим и текучим, как струи дождя на
фоне радуги;
     Эта страшная женщина-ведьма только что убила того,  кто берег и воспитывал
его,  с кем он путешествовал в горячие недра земли, а потом вновь возвращался к
холодному свету  неба.  Сейчас  он  -  огромный,  сильный,  похожий на  доброго
сказочного змея - мертв. Изрублен на куски. Выпотрошен. Перемешан с землей.
     Ведьма хохочет,  словно гиена, созывающая своих товарок попировать на куче
падали.
     - Ты что так таращишься на меня,  отродье Клайно-ра? - говорит она едва ли
не с лаской.  - Не бойся, я не буду рубить тебя клинком. Много чести для такого
молокососа. Я просто растопчу тебя. Разорву на части. Расшибу в лепешку.
     Погасив  свой  необыкновенный  клинок,   ведьма  наклоняется  к   ребенку,
намереваясь ухватить его за горло.  Клац! Она со сдавленным криком отскакивает.
Если бы во рту было побольше зубов, он оттяпал бы ей пару пальцев.
     - Ах ты, звереныш!.
     От  первого удара ногой он  кое-как  уворачивается,  но  второй приходится
прямо в грудь.  Хруст костей., Привкус крови во рту. Сердце бьется туго, словно
ему стало тесно в грудной клетке. Глаза застилает мгла.
     Еще удар!  Затем его подхватывают с земли и швыряют обо что-то твердое. Ах
да,  тут  невдалеке лежал  замшелый валун...  Голос  женщины  доносится как  бы
издалека:
     - Ройте  яму.   Закопайте  этого  гаденыша  поглубже!   Как,  он  все  еще
сопротивляется?  Рубани его  лопатой по  рукам!  Вот  так...  И  эту мертвечину
бросайте туда же. Чтоб никаких следов не осталось.    .
     Рядом  шлепается то,  что  осталось от  покровителя,  -  обрубки туловища,
хвост,  голова с  огромной оскаленной пастью,  в  которой он скрывался в случае
любой опасности.  Потом сверху начинает валиться земля. Спастись можно только в
этой пасти!  Но искался ченное тело почти не слушается его. Ведьма тем временем
медленно приближается к  краю могилы.  Желтый свет неба тускнеет,  и  ее волосы
вдруг вспыхивают рыжим костром...
     - Ведьма приближается! - закричал Окш и оттолкнул от себя Рагну.
     - Что с тобой творится?  Ты с ума спятил!  -  Она вновь попыталась уложить
его на раму. - Дай я хоть швы наложу!
     - Нет!  -  Он  вскочил и  вырвал из рук Рагны нож,  которым она только что
кромсала его лицо.  -  Бежим отсюда немедленно!  Иначе мы пропали! Сейчас здесь
будет ведьма! Рыжая ведьма!
     - Опрокидывая на ходу чаши,  бутыли,  тазы,  жаровни -  все то, что успели
натаскать лемуры, - Окш, толкая перед собой Рагну, ринулся к дверям. Она хоть и
не сопротивлялась больше, но крыла его самыми последними словами:
     - Псих!  Придурок!  Трус!  Ты еще хочешь стать мак-саром!  Да ты недостоин
лизать прах у их ног!
     По  лицу Окша струилась кровь,  кусок кожи,  срезанный со  лба,  козырьком
нависал над  глазами,  левая рука,  нашпигованная железными спицами,  была туго
прибинтована к  туловищу.  И  эта рука,  и  все лицо,  и даже содержимое черепа
нестерпимо болели,  но  страх,  глубинный подспудный страх,  когда-то  накрепко
запечатлевшийся в детском сознании,  а теперь вырвавшийся на волю,  был сильнее
всякой боли, сильнее доводов Рагны, сильнее своего собственного разума.
     Конюх,  издали заметив бегущую через двор парочку, уже торопливо затягивал
на  лошадях подпруги.  Окш  никогда до  этого  не  ездил  верхом,  однако сумел
взгромоздиться в  седло даже с  помощью одной руки и  сразу же погнал скакуна к
воротам.  Рагна,  держа на поводу вьючную лошадь,  переметная сума которой была
заранее набита золотом из сокровищницы Генобры, поскакала следом.
     У ворот случилась небольшая заминка, но при помощи подоспевшего конюха они
все же  распахнули их.  Вместо благодарности Рагна огрела его по  голове боевым
топориком.
     - Что ты сделала? - вскрикнул Окш.
     - Хочешь,  чтобы он  рассказал моей мамаше,  как ты  выглядел при прибытии
сюда и каким стал потом? Окшу скрепя сердце пришлось признать ее правоту. Когда
под копытами лошадей загрохотали доски моста, Рагна зло бросила:
     - Вот ты и вырвался на волю! Ну что, рад?
     - Дура!  - крикнул он ей в ответ. - Наша жизнь висит на волоске! Опасность
совсем рядом!
     Как бы в  подтверждение его слов неподалеку взвыла труба,  предупреждающая
гарнизон замка о приближении какой-то важной особы. На гребень ближайшего увала
вылетела кавалькада всадников,  копья  которых  были  украшены пучками  пестрых
перьев.
     - Мамаша вернулась! - воскликнула Рагна. - И какой только дьявол ее принес
раньше времени! Ну держись! Сейчас начнется потеха.
     Она  огрела плетью всех  трех коней поочередно,  и  те,  высекая подковами
искры, сразу пустились вскачь. На первой сотне шагов лошадь Окша дала несколько
сбоев, и Рагна, обернувшись через плечо, посоветовала:
     - Брось поводья! Ты только мешаешь! Она свое дело и так знает.
     Сзади завыли,  заулюлюкали, а потом пошел такой слитный перестук, словно с
неба обрушился свинцовый град,  - это свита Генобры бросилась в погоню. Окшу не
было  никакой необходимости оглядываться -  сейчас он  видел  не  только черную
каменную равнину,  стремительно несущуюся навстречу,  но и рассыпавшийся в лаву
отряд  пестро  одетых всадников,  и  мчащуюся впереди всех  рыжеволосую ведьму,
когда-то едва не закопавшую его заживо,  и даже башни оставшегося далеко позади
замка.  Страх,  недавно пережитый им в  подземелье,  уже утратил первоначальную
дурманящую остроту, и мысли обрели прежнюю ясность.
     Почти  физически  ощущая  стрелы  ненависти,   которые  метала  им   вслед
разъяренная Генобра,  Окш  прекрасно понимал,  что  является отнюдь не  главной
целью  погони.  Все  внимание ведьмы  было  сосредоточено сейчас  на  доченьке,
посмевшей в отсутствие законной хозяйки осквернить ее любимое жилище.
     Благодаря свежим лошадям шансы Рагны и  Окша на победу в  этой сумасшедшей
гонке казались более предпочтительными.  Единственное,  на  что могли надеяться
преследователи,  так это только на свою удачу -  например,  на засечку одной из
лошадей. И тем не менее довольно скоро выяснилось, что расстояние между отрядом
Генобры  и  беглецами мало-помалу  сокращается.  Причины  столь  огорчительного
положения дел были очевидны -  отсутствие у Окша всякого опыта верховой езды да
немалый груз, отягощавший вьючную лошадь.
     Рагна,  легко  ориентировавшаяся в  самых  разных ситуациях,  быстро нашла
выход - как всегда, несколько спорный, если не сказать больше.
     - Скачи прямо!  -  Она сунула Окшу повод вьючной лошади.  -  А  я попробую
податься в  сторону.  Мамаша,  конечно же,  увяжется за мной,  а  кроме нее тут
опасаться некого. Ты уж постарайся постоять за себя, максар недоделанный.
     - А как же мы потом встретимся? - За искренность своих слов Окш поручиться
не мог: чересчур шустрая и самонадеянная девчонка успела изрядно ему надоесть.
     - Встретимся... - ответила она неопределенно. - Ты пока занимайся клинком.
Денег на первое время должно хватить. А когда будет нужно, я сама тебя найду.
     - Как знаешь...
     Рагна что есть силы стеганула своего коня, Окш последовал ее примеру, и их
сразу отнесло друг от друга,  как две щепки,  угодившие в  стремительный горный
поток.
     На  первых порах расчеты девчонки оправдались -  Генобра с  большей частью
отряда повернула за ней, а за Окшем увязались всего пять или шесть всадников. В
благополучном для себя исходе погони они не сомневались - опытному взгляду даже
издали было ясно, сколь никудышным наездником является Окш.
     Впрочем,  он и не собирался тягаться с прислужниками Генобры в скачке. Все
должны  были  решить  совсем другие козыри,  целая  колода которых,  фигурально
говоря, таилась в рукаве Окша.
     Дождавшись,  когда Рагна и  ее  преследователи скроются за горизонтом,  он
стал  понемногу  придерживать свою  лошадь,  чья  морда  уже  успела  покрыться
клочьями пены.  Прислужники Генобры,  растянувшиеся полукольцом, настигали его.
Некоторые уже приготовили к броску свитые из конского волоса арканы. Внешне все
они были людьми,  правда,  выходцами из каких-то чужедальных краев - сухощавые,
одинаково смуглые, безбородые, с тонкими удлиненными чертами лица.
     Их главарь,  в  отличие от земляков,  одетый в  стальной панцирь с золотой
насечкой, что-то повелительно крикнул. Слова были непонятными, но Окш уловил их
смысл еще до того,  как главарь открыл рот.  Ему,  Окшу, в категорической форме
предлагали сдаться,  в  противном случае угрожая всеми мыслимыми и  немыслимыми
карами.
     Окш,  разворачивая скакуна,  чересчур резко  натянул  поводья  и  едва  не
вывалился из седла.  Вьючная лошадь,  отпущенная на волю, продолжала скакать по
прямой, и двое воинов погнались за нею.
     Непосредственно перед  Окшем оказалось сразу четверо противников.  Держать
под мысленным контролем столько человек сразу ему до  сей поры не  приходилось,
но за исход предстоящей схватки он совсем не беспокоился. Сейчас он ощущал себя
волком,   которого  собираются  затравить  несколько  глупых  сявок,   даже  не
представляющих себе,  какие  жестокие  раны  способны наносить настоящие волчьи
клыки.
     Один из воинов попытался набросить на Окша аркан,  но под добродушный смех
товарищей сам запутался в нем.  Судя по всему, прислужники Генобры находились в
прекрасном  расположении  духа.  Погоня  (бесплатное  приложение  к  долгому  и
утомительному переходу) наконец-то закончилась,  а  впереди их ожидало обильное
угощение и сладкий сон на конских попонах. Оставалось неясным только одно - что
делать с мальчишкой, ведь никаких конкретных указаний насчет него от Генобры не
поступало.
     Короче,  мнения  воинов  о  дальнейшей  судьбе  Окша  в  корне  разнились.
Предложения были следующими доставить на аркане в замок изнасиловать,  обобрать
и  отпустить восвояси  изнасиловать и  зарубить,  просто  зарубить без  всякого
лишнего выпендрежа.
     "Зарубить,  зарубить",  -  коварно посоветовал им Окш.  Главарь немедленно
согласился с такой мыслью, хотя раньше настаивал на гуманном изнасиловании.
     Проведение экзекуции было  поручено самому  молодому из  воинов,  которому
полагалось почаще тренировать руку. Выхватив из ножен длинный узкий меч, он уже
тронул коня шпорами, но в этот момент его взгляд упал на шею главаря, где между
шлемом и кованым воротником панциря оставалась узкая полоска незащи-
     щенного  тела.  Соблазн  был  так  велик,  что  он  даже  не  пытался  его
превозмочь.  Меч  легко  рассек  хребет между  третьим и  четвертым позвонками,
однако  застрял в  костях черепа -  сказалась все-таки  недостаточная твердость
руки.
     Как  говорится,  лиха  беда  начало.  Следующего  воина  (как  понял  Окш,
приходившегося погибшему главарю  родственником) долго  склонять к  насилию  не
пришлось.   Он  так  разделал  мечом  молодого  подлеца,   ошеломленного  своим
необъяснимым злодейством,  что в том даже человека нельзя было признать -  куча
мяса и ничего больше.
     Тут  как  раз подоспел и  четвертый воин,  успевший выпутаться из  аркана.
Ловко сдернув победителя с  седла,  он  хладнокровно прирезал его кривым ножом,
как до этого привык резать в родной степи баранов.
     Метателя аркана в единый миг изрубили те двое воинов,  которые участвовали
в  погоне за  вьючной лошадью,  зато между собой они сражались чересчур долго -
сначала сломали копья,  потом мечи (успев до  этого искалечить лошадей),  после
чего битый час катались по земле,  неумело проводя удушающие приемы,  и в конце
концов,  окончательно истратив силы,  замерли  в  объятиях друг  друга,  словно
противоестественные любовники.
     Не  опасаясь больше погони,  Окш  привязал повод  вьючной лошади к  своему
седлу,  прихватил меч,  ранее  принадлежавший главарю  (очень  уж  богато  была
украшена его рукоять), и направился в ту сторону, где, по его пониманию, должна
была находиться Страна жестянщиков.
     Все  случившееся  его  очень  позабавило,  даже  собственные  неприятности
отступили на  задний  план.  К  прислужникам Генобры  Окш  никакой  жалости  не
испытывал  и  счета  погубленным  человеческим жизням  (где  под  номером  один
значился незадачливый соглядатай) не  вел,  ведь для  максара это была такая же
глупость,  как  для  человека  -  считать  проглоченные  куски.  Уж  если  зубы
прорезались, то впереди этих кусков будет немало...
     Когда  человек,   посланный  в  далекий  рудничный  поселок  для  проверки
какого-то  вздорного слуха,  не вернулся,  Хавр вначале не придал этому событию
никакого значения.  В  тех краях на  дорогах было неспокойно.  Свои собственные
разбойники пошаливали, да и банды мрызлов наведывались - как-никак до границы с
Чер-нодольем было рукой подать.  Однако второго разведчика он все же послал - у
хорошего охотника в ловчей сети не должно быть ни единой прорехи.
     Этот  второй вернулся с  полдороги.  За  ним  на  телеге везли  пропавшего
соглядатая.  Правил телегой сын  старосты того самого рудничного поселка,  где,
как поговаривали, объявился необычайно удачливый и дерзкий игрок в кости.
     Соглядатай был  худ,  грязен,  небрит,  однако  невредим.  Вот  только  он
почему-то  не  умел ни  ходить,  ни  говорить,  ни самостоятельно питаться,  ни
проситься по нужде. Рефлексы у него были как у новорожденного ребенка.
     Два необъяснимых происшествия,  случившиеся в  одном и  том же месте,  уже
можно было рассматривать как  систему.  Сын старосты толком ничего объяснить не
мог,  и Хавр сам отправился в забытый богами и людьми поселок -  как всегда,  в
одиночку и, как всегда, с полным сундуком золота.
     Предпринятое по горячим следам расследование показало,  что примерно в  то
же  время,  когда в  поселке появился тихий идиот,  не способный даже держать в
руках ложку,  из пекарни исчез подручный - угрюмый 4косноязычный парень с вечно
бритым черепом и сухой левой рукой.
     Сам  пекарь об  этой  пропаже никому не  сообщал,  но  добрые люди  и  так
догадались.  А