е случается.
Клинок  можно  выронить,  потерять  при  отступлении,  забыть  на  какой-нибудь
пирушке.  В конце концов у тебя его могут просто похитить. Ты же не в состоянии
проникнуть в замыслы окружающих?
     - Разве не  ты  говорил мне,  что  клинком может воспользоваться далеко не
каждый?
     - Так-то оно так...  Но у этого клинка было много хозяев. Адракс, Стардах,
Ирдана,  Клайнор...  Всех и неперечислишь.  По крайней мере,  я точно знаю, что
Кар-глак однажды уже держал его в руках. Это было во время поединка Ирданы с ее
дедом Адраксом. Вполне возможно, что секрет клинка давно раскрыт. Понимаешь, на
какой риск ты вынуждаешь меня?
     - Странная у  тебя логика.  Клинком рисковать нельзя.  А вот моей жизнью -
можно. Ведь я уже предупреждал, что мои возможности не безграничны. С одиночным
противником я  как-нибудь справлюсь.  Даже с таким,  как твоя Эштра.  Но в гуще
сражения меня просто затопчут.
     - Хорошо,  я  подумаю над  твоими словами.  -  Видно было,  что  даже этот
полуотказ-полуобещание дался Окшу не легко.
     - Какое  бы  решение  ты  ни  принял,  посвящать в  него  Эштру  вовсе  не
обязательно.
     - Договорились, - косясь на свою палатку, кивнул Окш.
     - Тогда еще  пару слов напоследок...  Тебя посещают во  сне те,  о  ком ты
страдаешь наяву.  Если это действительно так,  то ты неполноценный максар. Или,
говоря  иначе,  ты  больной максар.  А  болезнь твоя  называется человечностью.
Конечно,  ты  от  нее  лечишься,  и  весьма  успешно,  но  приступы иногда  еще
случаются...
     Жестянщик,  которому суждено было стать приманкой для  Карглака,  выглядел
куда более величественно и  грозно,  чем  истинный Губитель Максаров.  Эштра не
пожалела своего  мастерства,  чтобы  придать ему  абсолютное сходство с  Окшем,
каким тот был до  перевоплощения,  да еще добавила от себя несколько небольших,
но выразительных штрихов:  орлиный взор,  жесткие складки у рта,  презрительный
изгиб губ.
     Двойник был облачен в подлинную одежду главнокомандующего,  а на боку имел
клинок,  фальшивый  вовсех  деталях,  кроме  ножен.  Настоящее  оружие  Адракса
хранилось сейчас в  чехле от многозарядки,  притороченном к седлу лошади Хавра.
Окш хоть и колебался, в конце концов уступил его просьбе.
     Войско жестянщиков еще  не  успело свернуть лагерь,  а  Окш  и  Эштра  уже
сделали все  возможное,  чтобы слух о  том,  что  Губитель Максаров,  прихватив
чужое. золото, собирается покинуть Чернодолье, распространился по всей округе.
     Хавр  хоть  и  ехал  рядом  с  лже-Окшем,  однако никаких контактов с  ним
демонстративно не поддерживал,  полагая, что тот, кроме всего прочего, является
глазами и ушами Эштры.  Бедняга,  наверное,  даже не предполагал, какая опасная
роль досталась ему,  и пыжился изо всех сил, старательно изображая прозорливого
и грозного главнокомандующего.
     На благополучный исход грядущего сражения Хавр не надеялся - даже при всем
своем  желании  Окш  и  его  наперсница не  сумели  бы  подоспеть к  месту  боя
мгновенно,  а это означало,  что жестянщики станут легкой добычей для максаров,
как это не раз бывало в истории. Другое дело, победа скорее всего обернется для
хозяев Чернодолья катастрофой,  но  воинам,  шагавшим сейчас в  одной колонне с
Хавром, ликовать по этому поводу уже не придется.
     Несколько раз  на  обоз  налетали мелкие  шайки  мрызлов,  но  кто  это  -
специально  посланные  разведчики или  случайные  мародеры,  -  установить было
невозможно. Может, впервые за время своего пребывания в этом мире Хавр пожалел,
что не умеет читать чужие мысли.
     Первый  переход и  первая ночевка завершились благополучно.  То  же  самое
повторилось и  во второй,  и  в третий,  и в четвертый раз.  Появилась реальная
возможность добраться до Страны жестянщиков,  где и сражаться, и умирать легче,
а в случае чего можно даже отсидеться в лесах и болотах. Хавр приказал идти без
передышек,   бросая  все,   что   могло   замедлить  марш:   сломанные  телеги,
расковавшихся лошадей, заболевших или обессилевших людей.
     Однако,   когда   на   горизонте  замаячили  зловещие  каменные  истуканы,
отмечавшие рубеж Чернодолья, Хавром овладело дурное предчувствие, и, как вскоре
выяснилсь, не напрасно.
     Сначала конные дозорные доложили,  что  путь войску преграждают неизвестно
чьи вооруженные отряды, выстроившиеся в боевой порядок. Никаких знамен над ними
не  видно,  но  выдвинутые вперед  картечницы позволяют предположить,  что  это
жестянщики, прибывшие на помощь своим братьям.
     Эта весть вызвала у воинов Хавра бурное ликование,  очень скоро прерванное
дружным залпом тех самых картечниц,  скосивших не только дозорных,  но и добрую
часть авангарда.  Затем вразнобой затявкали многозарядки,  и только после этого
над шеренгами стрелков взвились ненавистные знамена максаров.
     Тактика Карглака в  общем-то  была  ясна.  Учтя  печальный опыт предыдущих
сражений,  когда  войско  Окша,  благодаря  усилиям  своего  командира  ставшее
неуязвимым в  психическом плане,  добивалось успеха  одной  только  интенсивной
стрельбой с дальней дистанции,  максары решили бить жестянщиков не только их же
оружием, но еще и при помощи их собственных соотечественников.
     Такой поворот событий в  принципе устраивал Хавра.  Излишняя осторожность,
проявленная максарами после  первых поражений,  теперь оборачивалась против них
самих.  Узнай они  случайно,  что  во  главе войска красуется вовсе не  Окш,  а
обыкновенный человек,  перенесший операцию по изменению облика,  с жестянщиками
было бы  покончено в  мгновение ока.  А  так завязывался вполне заурядный бой с
хорошо известным противником, к тому же еще находящимся в полной зависимости от
чужой  воли  и,  следовательно,  напрочь  лишенным инициативы и  пренебрегающим
личной безопасностью.
     По  приказу Хавра  жестянщики спешно  выставили дымовую завесу  и  под  ее
прикрытием  отступили  к   обозу.   Лошадей  выпрягли,   а  из  телег  устроили
импровизированное укрепление.  Воины,  озлобленные  изменой  братьев,  пусть  и
непредумышленной,   быстренько   приготовили  к   стрельбе   свои   собственные
картечницы, и скоро бреши стали появляться уже в рядах противника.
     Лже-Окша,  продолжавшего гарцевать даже под убийственным огнем,  Хавр чуть
ли не силой стащил с седла и заставил укрыться в бронированном самоходе. Сейчас
эта  пешка  приобрела вдруг огромное значение -  во-первых,  одним только своим
видом внушала жестянщикам надежду на успех,  а во-вторых,  заставляла держаться
на дистанции максаров, уже прослышавших про смертоносный клинок.
     Сражение тем временем принимало затяжной характер, что было на руку Хавру,
ожидавшему  скорого   прибытия   подмоги.   Немного   смущало   его   лишь   то
обстоятельство,  что максары действовали уж очень вяло и  шаблонно.  Карглак не
был  бы  самим собой,  если бы  не  подстроил какую-нибудь грандиозную каверзу.
Неужели  череда  позорных поражений подорвала боевой  дух  прежде  неукротимого
максара? Нет, поверить в такое было невозможно.
     Хавр принялся внимательно рассматривать в  зрительную трубу боевые порядки
противника. Жестянщики, не по собственной воле сражающиеся со своими земляками,
выглядели удручающе -  отрешенные лица,  пустые взоры,  лохмотья вместо одежды,
следы  голода  и  побоев на  теле.  Неужели с  помощью этой  слабосильной толпы
Карглак  намеревается одолеть Губителя Макса-ров,  уже  доказавшего серьезность
своих намерений и весомость своих доводов?  В чем же тогда подвох?  Жаль, что в
наличии не  осталось ни одного воздушного шара!  Как хотелось бы глянуть сверху
на окрестности и  выяснить,  какими еще силами располагают максары.  А то вдруг
окажется,  что стрельба ведется только для отвода глаз,  а тем временем главные
силы врага заходят с тыла.  Хотя и такой маневр не гарантирует максарам победы.
Телеги,  составленные кольцом,  позволяют вести круговую оборону,  а развернуть
картечницы -  пара пустяков.  Да  и  окружающая местность не способствует лихой
атаке - нора на норе, яма на яме, тут даже черт ногу сломит.
     А  что,  если  максары и  впрямь пали  духом?  Ведь  никогда прежде им  не
приходилось терпеть поражений.  Они даже не знают, что это такое... А тут вдруг
понеслось-посыпалось!  Ну  ладно  там  неопытные мальчишки проиграли схватку  в
открытом поле.  Зарвались,  переоценили свои  силы...  Дело  поправимое,  таких
мальчишек и  девчонок еще не  одна сотня наберется.  Так ведь пала и  цитадель,
прежде  считавшаяся неприступной!  Сам  Карглак клялся,  что  подлые жестянщики
сломают о  нее зубы.  Тут хочешь не хочешь,  а  поверишь в  мрачное пророчество
зловредного старца Адракса. Ведь как только не пытались извести его правнука, а
он вырос назло всем,  возмужал,  принял грозное имя Губителя Максаров и сейчас,
не задумываясь, пускает в дело свой клинок, единственный на все Чернодолье!
     Хавр  вновь  припал к  зрительной трубе.  Как  он  ни  напрягал зрение,  а
различить Карглака или какого-нибудь другого максара среди жестянщиков так и не
сумел.  Даже знаменосцы, назначенные из мрызлов, были сплошь какими-то мелкими,
запаршивевшими, скорее гнусными, чем страшными.
     - Вполне может статься, что в этом войске, точно как и в нашем, вообще нет
максаров,  -  сказал Хавр самому себе.  -  Пока мы  тут пуляем друг в  друга из
многозарядок и картечниц,  они плетут свою собственную хитрую игру, недоступную
пониманию простых людишек. Вот только как бы это проверить?
     Хавр задумался. Провести разведку боем? Кавалерии пока еще хватает. Однако
столкнется она с  максарами или нет,  а  назад вряд ли  кто вернется.  Ну  если
только взбесившаяся лошадь приволочет обратно чье-то тело, запутавшееся ногой в
стремени...  Чем  же  можно  пронять Карглака до  такой  степени,  что  он  сам
обнаружит себя?  Хитростью его не  возьмешь,  это точно.  Никаких переговоров с
врагами максары отродясь не вели,  это не в их правилах. А что, если сыграть на
его самолюбии? Он же вспыльчив до невозможности! Сейчас попробуем.
     Хавр  протрубил в  свой рог,  призывая обе  стороны к  вниманию,  а  когда
стрельба немного поутихла, прокричал, сложив ладони рупором:
     - Мой хозяин,  благородный Окш,  сын Клайнора,  известный также под именем
Губителя Максаров,  вызывает на поединок своего заклятого врага Карглака, отцом
которого,  судя  по  повадкам  сына,  скорее  всего  является  какой-то  шакал,
таскающий падаль с  живодерни!  На  поединок Окш  готов явиться без  оружия,  с
голыми руками!  Ему не нужен клинок, чтобы вырвать подлое сердце Карглака. Если
же  этот  смердящий пес  откажется принять  вызов,  его  имя  навечно покроется
позором!  Эй, Карглак, откликнись! Не прячься за спинами пленных! Если ты готов
к поединку, выходи!
     - Я  готов!  -  Этот  рев  был  пострашнее залпа  дюжины  картечниц.  Даже
невозможно было понять, откуда именно он доносится - с небес или из-под земли.
     Войско Хавра смешалось,  как  куча  опавших листьев,  подхваченных порывом
бури.  Сначала он не понял причины столь внезапной и массовой паники, сравнимой
разве что  с  реакцией кур  на  появление хорька,  но  потом узрел,  что  среди
жестянщиков мелькают мрызлы,  резко отличающиеся от них по всем статьям. Да еще
какие  мрызлы!  Отборные,  один  к  одному,  недавно сделанные из  самых лучших
образчиков человеческой и  звериной плоти,  но  уже  великолепно натасканные и,
кроме своей толстенной шкуры, вдобавок защищенные броней.
     Это был просто какой-то кошмар! Откуда здесь могли взяться мрызлы? Как они
прорвались сквозь линию  укреплений?  Как  вообще сумели так  быстро преодолеть
насквозь простреливаемое пространство?
     На все эти вопросы,  в  единый миг пронесшиеся в голове Хавра,  он получил
столь же мгновенный ответ -  людей,  окружавших его, словно смело и на всеобщее
обозрение предстала одна  из  подземных нор,  которых здесь  было  больше,  чем
конопатин на физиономии человека, переболевшего оспой.
     Раньше в целях безопасности нору прикрывал дощатый щит, позаимствованный у
кузова телеги,  а сейчас из нее один за другим перли готовые к бою мрызлы. И то
же самое,  похоже,  происходило повсюду - враги таились в каждой норе, в каждой
достаточно глубокой  яме.  Войско  жестянщиков оказалось в  положении жужелицы,
рискнувшей отдохнуть на вершине муравейника.
     За этот просчет Хавр мог винить лишь себя.
     Картечницы разом смолкли,  только на  разные лады орали живые и  умирающие
люди,  выли мрызлы,  лязгала сталь, топали ноги, лапы и копыта, хрустели кости,
ржали перепуганные лошади да стучали многозаряд-ки - оружие в рукопашном бою не
самое удобное.
     Хавр  оказался один на  один с  огромным,  мрызлом,  размахивающим тяжелым
копьем,  пилообразный наконечник которого  размерами не  уступал  лезвию  косы.
Клинок,  с таким трудом выпрошенный у Окша,  покоился в чехле,  притороченном к
седлу его  лошади (где сейчас то  седло,  где сейчас та  лошадь?),  и  Хавру не
осталось ничего другого,  как  совершить скачок во  времени.  Пусть он  выиграл
всего лишь  мгновение,  но  как  раз  этого мгновения и  хватило мрызлу,  чтобы
проскочить  сквозь  призрак,  оставшийся  на  месте  исчезнувшего  человека,  и
напороться на пулю какого-то жестянщика, еще сохранившего присутствие духа.
     Проклиная собственную беспечность, Хавр бросился на поиски скакуна. Задача
ему  предстояла не  из  легких,  чтобы  не  сказать  больше.  Все  коноводы или
разбежались, или были перебиты, а лошади, усугубляя общую неразбериху, носились
в  тесном пространстве,  огороженном телегами.  Некоторым,  особо резвым,  даже
удалось перепрыгнуть через укрепления и ускакать от этого ада подальше.
     Хавр уже  и  позабыл,  когда в  последний раз попадал в  столь безнадежную
ситуацию. Мрызлов становилось все больше и больше, шальные пули жужжали вокруг,
как пчелы в погожий денек,  горы трупов загораживали путь,  а самоходы,  тщетно
пытавшиеся вырваться из  окружения,  давили всех подряд -  и  своих,  и  чужих.
Схватка,  наподобие туго натянутого лука, достигла того предела, после которого
или  вдребезги  рвется  тетива,   или  лопается  дуга.   Вот-вот  какая-то   из
противоборствующих сторон должна была сломаться,  не выдержав напряжения боя, и
скорее всего эта печальная судьба ожидала жестянщиков.
     Внезапно голос Карглака заглушил все другие звуки.  И  люди,  и мрызлы,  и
даже  лошади  оцепенели.  Когда  на  сцене  появляется главное действующее лицо
драмы,  все другие ее  участники вольно или невольно превращаются в  безмолвных
статистов.
     Карглак,  изжелта-бледный и  заросший черной  звериной щетиной (таким Хавр
еще никогда его не видел),  выволок из самохода беспомощное тело лже-Окша и для
начала встряхнул его так, что с бедняги даже свалились сапоги.
     - Ну  покажи,  на  что ты  способен,  жалкий сморчок!  -  ревел взбешенный
максар.  -  И как ты только посмел бросить мне вызов?  Да еще пригрозил вырвать
мое сердце!  Я  сам вырву твое сердце,  гнида!  Но  сначала ты  лишишься своего
поганого языка!
     Тут Карглак, намеревавшийся предать изменника долгой и мучительной смерти,
явно  перестарался -  так  взмахнул рукой,  что  истошный вопль лже-Окша  сразу
оборвался, а голова, кувыркаясь, улетела в безмолвную толпу.
     Момент всеобщего оцепенения упускать было  нельзя,  и  Хавр,  единственный
здесь,  кто  был  неподвластен воле  максара,  змеей выскользнул из  самой гущи
приостановившейся схватки,  осмотрелся по  сторонам и  сумел все же заприметить
своего саврасого скакуна,  которого уже  держал под  уздцы коренастый мрызл (уж
очень хороша была лошадка, раньше гулявшая в табунах макса-ров).
     Карглак тем  временем привел в  исполнение свои угрозы,  уже не  способные
ничего  изменить  в  печальной судьбе  неудачливого двойника Губителя Максаров.
Голой рукой он разорвал грудную клетку и  продемонстрировал всем присутствующим
еще живое, судорожно трепыхающееся сердце.
     - Такая  участь  ожидает  каждого,   кто  осмелится  посягнуть  на  власть
максаров, какими бы хвастливыми кличками он себя ни награждал! - Голос Карглака
звучал,  как горный обвал.  - Не будет пощады и тем, кто поверил в гнусные речи
этого выродка и с оружием в руках пришел в Чернодолье! Для Страны жестянщиков и
его народа наступают последние деньки! Никто больше не услышит об этих подлых и
неблагодарных людишках,  а  их  земля  будет  объявлена проклятой!  Отныне  под
страхом смерти запрещается жить там, сеять хлеб и охотиться!
     Хавр  ползком  добрался  до  своей  лошади,   выдернул  клинок  из  чехла,
быстренько произвел с  рукояткой все необходимые манипуляции и,  дабы проверить
боеспособность этого чудо-оружия,  отрубил мрызлу ту  лапу,  которой он  сжимал
поводья. Страшилище, на какое-то время лишенное всех других способностей, кроме
способности воспринимать речи  своего  хозяина,  не  обратило на  это  никакого
внимания, только почесало здоровой лапой кровоточащий обрубок.
     Внезапно,  словно почуяв подвох, Карглак умолк на полуслове, поднес сердце
лже-Окша  к  своим глазам и  сдавил его,  как  обезьяна сдавливает спелый плод,
желая полакомиться соком.
     - Это  не  сердце максара!  -  прорычал ол.  -  Кого мне  подсунули?  Куда
подевался этот обнаглевший щенок?
     - Кого ты ищешь?  -  С  гребня ближайшего холма раздался деланно-спокойный
голос,  в котором опытный человек мог ощутить огромное внутреннее напряжение. -
Не меня ли?
     Окш,  хотя  и  восседал на  горячей боевой лошади,  был  одет как  простой
жестянщик,  даже  не  воин,  а  ремесленник средней  руки.  При  себе  он  имел
устройство странного вида и неизвестного предназначения (только Хавр знал,  что
это  "дырокол").  Судя по  тому,  что время от  времени его фигура едва заметно
искажалась и  затягивалась радужной рябью,  межпространственная дыра,  в данный
момент выполнявшая роль щита,  была готова отправить в  потусторонний мир любое
количество обитателей Чернодолья (а заодно и жестянщиков).
     В  толпе всадников,  расположившихся за  спиной Окша,  Хавр  сразу заметил
стройную фигурку,  с  ног до головы закутанную в  шелка,  только на этот раз не
пурпурные, а лилейно-белые.
     Наступила жутковатая пауза.
     Окш  молчал,  дожидаясь ответа на  свой  в  общем-то  риторический вопрос.
Молчание Карглака свидетельствовало о  том,  что  бывают  ситуации,  в  которых
теряются даже славящиеся своим самообладанием максары.
     - Тебе, кажется, не нравится то сердце, что ты сжимаешь в кулаке? - первым
молчание нарушил Окш. - Мое бы устроило тебя больше?
     - Безусловно! - Карглак отбросил прочь кусок кровавого месива и вытер руку
о плащ. - И я не вижу причин, которые помешали бы мне добраться до него.
     - Причины есть,  -  произнес Окш как бы даже с сожалением.  -  Одна из них
состоит в  том,  что тебе не  суждено в  этой жизни сделать и  десятой доли тех
шагов, что сейчас разделяют нас.
     - Если ты  хочешь напугать меня,  то делаешь это напрасно.  Последний свой
страх я  испытал при выходе из  чрева матери.  С  тех пор я  предпочитаю пугать
других.  -  Каждое слово Карглака было весомо,  как удар молота.  -Ты  обречен,
отродье Клайнора.  Твое войско погибло, а моему нет счета. Кроме всего прочего,
я явился сюда не один, а в хорошей компании...
     Он  взмахнул  рукой,  и  несколько мрызлов,  габаритами слегка  уступающие
другим,  сбросили свои  черные шлемы-маски.  Все  они  оказались максарами.  Их
возраст нельзя было  определить с  первого взгляда,  но  это  были не  юнцы,  а
опытные, закаленные воины, пролившие немало своей и чужой крови.
     - Я рад, - кивнул Окш. - Значит, урон, который понесут сегодня максары, не
ограничится одним тобой.  Признаюсь, я хотел опорожнить на твоих поминках кубок
вина.  Но всего один,  большего ты не заслуживаешь.  А благодаря тем, кто столь
опрометчиво вступил в твою компанию, я имею возможность напиться допьяна.
     - Ты  напьешься своей крови,  молокосос!  -  зашип