не  нужно было втискиваться в
темные и тесные норы,  где их ждали враги с фосфоресцирующими глазами. Цитадель
сейчас напоминала древесный пень, сплошь пронизанный ходами жуков-древоточцев.
     Тем  не  менее едва  лишь первые жестянщики проникли внутрь цитадели,  как
сражение  возобновилось  с  прежним  ожесточением.  Похоже,  число  мрызлов  не
уменьшилось,  а,  наоборот,  возросло.  Боевой  запал,  внушенный Окшем  своему
воинству, быстро таял, уступая место страху и отчаянию.
     К  штабной  палатке подскакал посыльный,  зажимая ладонью свежую  рану  на
голове.
     - Мрызлов нельзя победить!  -  прохрипел он.  -  Даже  мертвецы продолжают
сражаться!  Их не берут ни пули,  ни мечи!  Еще немного,  и  среди наших воинов
начнется паника.
     - Да разве вас можно называть воинами! - возмутился Окш. - Трусливые бабы!
Вам  не  оружие в  руках  держать,  а  веники и  скалки!  Я  только опозорился,
связавшись  с  вами!  Наверное,  когда  боги-созидатели делили  между  народами
отвагу, жестянщики отлучились по большой нужде!
     - Надо спасать тех,  кого еще можно спасти!  -  заклинал Окша посыльный. -
Иначе все мы погибнем здесь!
     Что с вас взять...  -  махнул рукой Окщ.  -  Трубите отход.  Как видно, не
суждено вам нынче пировать на развалинах вражеской крепости.
     - Какой тут пир!  Назад бы живыми вернуться!  - Посыльный ускакал, и через
некоторое время у стен цитадели взвыли трубы, призывающие к общему отступлению.
     - Повоевали, - покачал головой Хавр. - Что будем делать дальше?
     - Даже если я  превращу эту  скалу в  щебень,  мы  все  равно не  добьемся
победы.  Сражение будет продолжаться до  тех  пор,  пока  жив  тот,  чьей  воле
подчиняются мрызлы.  Можно,  конечно, и дальше дырявить цитадель, но это ничего
не даст.  Глупо полагаться на случай.  Еще глупее надеяться на то,  что Карглак
или  тот,  кто  его здесь заменяет,  согласится на  поединок со  мной.  Значит,
остается одно -  самому проникнуть в цитадель и прикончить ее хозяина на месте.
- Сказано это  было таким тоном,  словно Окш  уже принял для себя окончательное
решение.
     Тут даже Хавр пришел в замешательство.
     - Ты не представляешь себе,  насколько опасен такой план!  - произнес он с
не характерной для себя горячностью.
     - Не  настолько,  как это тебе кажется,  -  возразил Окш.  -  Я  прекрасно
вооружен.  Мне не  страшны ни  живые,  ни мертвые враги.  Я  просто смету их со
своего пути...  А  кроме того,  война такая штука,  что  без  риска на  ней  не
обойтись.  Ну а если рок действительно выбрал меня орудием мщения, значит, есть
и надежда на заступничество высших сил. А потом пойми - как я могу уйти отсюда,
не  добившись победы?  Это  переломный момент всей моей жизни.  И,  кстати,  не
только моей.  Если раньше меня,  не стесняясь,  называли отродьем Клайнора,  то
завтра я стану для всех истинным Губителем Максаров.  Вот почему победу и славу
я предпочитаю поражению и позору.
     - Если хочешь,  я пойду вместе с тобой,  -  предложил Хавр.  -  Хотя бы со
спины прикрою.
     - Лучше оставайся здесь.  -  Окш  не  оценил столь самоотверженного порыва
своего компаньона. - Я не собираюсь поворачиваться к врагам спиной.
     - Ну как знаешь... - Настаивать Хавр не стал.
     На глазах у всей армии,  представлявшей сейчас весьма жалкое зрелище,  Окш
пересек  пространство,  отделяющее  лагерь  жестянщиков от  цитадели  Карглака.
Клинок его покоился в ножнах, а в руках имелось какое-то загадочное устройство,
упрятанное в  кожаный  чехол.  Прямо  перед  Окшем,  практически не  видимая со
стороны,  зияла  овальная  межпространственная дыра,  готовая  поглотить всякое
живое существо и всякий предмет, способный причинить вред ее создателю.
     Вблизи цитадель производила столь угнетающее впечатление, что Окш невольно
посочувствовал жестянщикам,  побывавшим здесь до  него.  Внутрь он проник через
огромное отверстие в  стене,  на одну четверть своей высоты заваленное трупами.
Мрызлы и  жестянщики лежали здесь вперемешку,  но  зато дальше стали попадаться
сплошь одни жестянщики - обезглавленные, выпотрошенные, разорванные на части.
     Мрак, прежде царивший в цитадели, рассеялся" Лучи света свободно проникали
сквозь многочисленные сквозные отверстия.  Впереди что-то мелькнуло,  и Окш, не
раздумывая,  послал в  ту сторону межпространственную дыру,  до этого служившую
ему щитом.
     Зрелище  было  любопытное  -  в  лабиринте  многочисленных внутренних стен
открылся идеально прямой коридор,  в  котором не  было  ничего,  что  имело  бы
отношение к  этому  миру.  Лишь  мгновение спустя в  него  проник горячий ветер
Чернодолья, с потолка посыпалась пыль, а по полу потек кровавый ручеек.
     Эй,  Карглак!  -  зычно  крикнул  Окш.  -  Не  надоело  тебе,  как  крысе,
отсиживаться по темным углам?  Покажись мне на глаза! Хоть раз в жизни наберись
смелости! Видишь, я даже не обнажил клинок!
     Однако  единственным ответом  ему  был  раздавшийся сверху  подозрительный
шорох.  Окш едва успел прикрыться межпространственной дырой,  в которой исчезло
предназначенное для  него копье.  И  тут  же  сквозь все  этажи цитадели пролег
вертикальный колодец, сразу добавивший света.
     Окш осторожно продвигался по  им же самим проложенным коридорам и,  уже не
дожидаясь нападения,  методически очищал  цитадель от  ее  обитателей.  Главная
опасность,  угрожавшая ему сейчас,  заключалась в том, что циклопическая скала,
ставшая  изнутри  полой,  как  сгнивший  зуб,  могла  обрушиться сама  собой  и
похоронить незваного гостя.
     Окш  еще  дважды повторил свой вызов и,  окончательно убедившись,  что  ни
разговора,  ни  честного  поединка с  хозяином цитадели не  получится,  занялся
поисками хода, ведущего в подземелье - святую святых любого обиталища максаров,
где  хранились несметные богатства,  где  томились в  заточении пленники и  где
одних живых существ превращали в других.
     Несколько раз мрызлы пробовали напасть на него, и открыто, и из засады, но
все  эти попытки заканчивались одинаково -  в  каменном теле цитадели появлялся
новый коридор, а все, что раньше занимало это пространство, бесследно исчезало.
     Окш уже чувствовал,  что тот,  кто до этого держал души мрызлов на жестком
поводке своей воли,  потерял К ним интерес. Все его внимание было сосредоточено
теперь  на  пришельце,  нагло  разгуливавшем по  чужим  владениям и  беспощадно
уничтожавшем любого, кто пытался ему в этом воспрепятствовать.
     Окшу приходилось прежде попадать под действие тайной силы максаров,  и  он
был совершенно уверен в  своей неуязвимости.  Фигурально говоря,  он  был готов
скрестить меч своей воли с  аналогичным орудием любого врага,  будь то хоть сам
Карглак.
     Но  сейчас все  было  совсем иначе.  В  его  душу стремились проникнуть не
грубые бесцеремонные лапы,  умеющие только калечить и  крушить,  а нежные усики
какого-то  мудрого  насекомого,   посредством  серии  осторожных  и  вкрадчивых
движений  пытающегося  разгадать  природу  врага  и   при  этом  ничем  его  не
потревожить.
     Окш,  не  столько  озадаченный,  сколько  заинтригованный,  решил  немного
подыграть неизвестному сопернику (в том, что это не Карглак, сомневаться уже не
приходилось)  и   чуть-чуть  ослабил  препоны,   защищающие  его   сознание  от
постороннего воздействия.
     Эта  показная  слабость  немедленно  спровоцировала  врага  к  решительным
действиям.  Нежные усики превратились в разящее жало. Затем последовал коварный
и точный удар, который даже готовый к нему Окш не смог ни как следует сдержать,
ни вовремя отклонить.На этот раз он явно переоценил свои силы.
     Сознание  Окша,  до  этого  представлявшее собой  нерушимый монолит,  дало
трещину и только чудом не рассыпалось на множество мелких осколков,  из которых
уже  невозможно было  бы  вновь собрать полноценную человеческую личность.  Его
обуял  страх  -  невыразимый,  безысходный страх ребенка,  оказавшегося вдруг в
студеной ночи вдали от родного дома.
     Казалось,  еще немного -  и  Окш не выдержит.  В  лучшем случае с  воплями
бросится наутек,  а в худшем - превратится в бессловесную скотину, в послушного
раба,  уже не имеющего ничего общего с гордой расой максаров.  Однако тот,  кто
так ловко обыграл его,  похоже,  и  сам растерялся от содеянного.  Завершающего
удара  не   последовало.   Невероятным  усилием  воли  Окш  переборол  страх  и
восстановил в сознании защитную стену.
     Какой-то ущерб при этом он, безусловно, понес. Клетки его мозга пострадали
не меньше, чем солдаты его армии. Зато теперь Окш уже точно знал, где находится
тот,  кто  осмелился  напасть  на  него,  и,  более  того,  располагал надежной
путеводной нитью -  тем самым невидимым разящим жалом, ныне уже утратившим свою
силу,  в  которое он  вцепился всеми  щупальцами своей воли  и  которое уже  не
собирался отпускать до самого конца...
     С  того  момента,  как  Окш  исчез в  руинах цитадели,  прошло уже  немало
времени,  и  Хавр начал не  на  шутку беспокоиться за его судьбу.  Гибель вождя
неминуемо поставила бы крест на всей его армии. Мало вероятно, чтобы осмелевшие
мрызлы,  а тем более вконец озлобленные максары позволили жестянщикам вернуться
домой  или  прорваться в  расположенную неподалеку Страну  лугарей.  Сам  Хавр,
бывавший и не в таких переделках,  имел, конечно, шанс на спасение, но и ему не
улыбалась перспектива совершить одиночный переход через все  Чернодолье да  еще
без капли воды во фляге.
     Мучимые ранами, отчаянием и жаждой, воины уже начинали роптать, но Хавр не
позволял им покинуть строй и  вернуться в лагерь.  Если Окш был еще жив,  ему в
любой момент могла понадобиться подмога.
     Чтобы  хоть  как-то  отвлечься от  невеселых мыслей,  а  заодно  побыстрее
скоротать время, Хавр позволил себе то, чего уже давно не позволял, - опорожнил
кружку хлебного вина.  Было оно теплым, как парное молоко, имело отвратительный
металлический привкус и пахло скипидаром.
     Размышляя о  такой гадости без какого-нибудь удовольствия,  Хавр задремал,
но был вскоре разбужен оглушительными воплями.
     Не сообразив спросонья,  что происходит - то ли это жестянщики вновь пошли
на приступ,  то ли мрыз-лы отважились на контратаку,  - он выскочил из палатки.
Там  Хавра  ожидал  приятный сюрприз -  вещь  по  нынешним временам чрезвычайно
редкая.
     Как оказалось,  это вопили жестянщики, но вопили не от страха, что было им
более естественно, а от восторга.
     Причиной столь бурного проявления чувств был  Окш,  только что  покинувший
цитадель.  Сейчас он  шагал к  лагерю,  небрежно неся под мышкой "дырокол",  об
истинном предназначении которого не знал никто, кроме Хавра. За Окшем следовала
вереница безоружных мрызлов, чье крайнее уродство объяснялось тем, что они были
специально предназначены для  существования в  тесных  и  запутанных лабиринтах
цитадели.
     Пряча глаза от ненавистного им света, мрызлы катили бочки с вином, волокли
сундуки с  золотом,  гнали  быков  и  баранов,  содержавшихся во  время осады в
просторных подземных хлевах.
     - Тебя можно поздравить с победой?  - От избытка чувств Хавр похлопал Окша
по плечу.
     - Потом.  Время  на  это  еще  будет.  -  Окш  выглядел сейчас куда  более
озабоченным,  чем перед своим визитом в цитадель.  -  Пусть люди пьют и едят до
отвала,  хотя они этого и не заслужили. Все сокровища можешь оставить себе, как
мы и договаривались.
     - Зачем ты отказываешься от них?  - удивился Хавр. - Мне вполне хватило бы
и половины.
     - Для себя я нашел здесь совсем другое сокровище, - произнес Окш, провожая
взглядом изящные закрытые носилки,  которые как раз в этот момент вносили в его
палатку.
     Хавр деликатно промолчал,  а  затем перевел разговор на  другую тему,  для
него, можно сказать, животрепещущую.
     - Что там слышно о Карглаке? - поинтересовался он.
     - Его здесь и не было,  - рассеянно ответил Окш. - Раньше он громил Страну
жестянщиков,  а теперь рыскает по всему Чернодолью,  собирая против меня армию.
Представляешь,  нас ожидает схватка сразу с несколькими дюжинами максаров.  Вот
уж где повеселимся...
     - Ты,  похоже,  собираешься отлучиться?  -  От  внимания  Хавра  не  могли
ускользнуть взгляды, которые Окш бросал на свою палатку.
     - Да... Ненадолго. - Грозный Губитель Максаров был явно смущен. - Командуй
тут пока один. Никакая опасность нам в ближайшее время не грозит. Весть о нашей
победе разгонит врагов не менее успешно, чем хороший залп картечниц... Мрызлами
можешь распоряжаться как  своими собственными слугами.  Они  сейчас и  мухи  не
обидят.  Пусть извлекут из подземелий все,  что нам пригодится. Сами туда лучше
не лезьте.  Цитадель может рухнуть в любой момент... Потом, когда мрызлы станут
уже не нужны,  придумай что-нибудь...  Только поменьше шума... Все равно они не
смогут жить вне цитадели...
     Жестянщики праздновали свою  победу (а  в  том,  что  цитадель пала только
благодаря их усилиям,  никто не сомневался) с  истовостью и размахом,  которому
могли бы позавидовать даже максары.  Скрягами и  буками они были только у  себя
дома,  когда  наливать  и  нарезать приходилось из  собственных запасов,  зато,
дорвавшись,   до  дармового  угощения,  никогда  не  кочевряжились.  Застольный
разговор в основном касался собственных ратных подвигов.  Каждый,  получивший в
бою хотя бы ничтожную царапину,  сейчас строил из себя героя,  якобы уложившего
не один десяток мрызлов.
     Сами  мрызлы,  непривычно  спокойные  и,  как  холощеные  быки,  ко  всему
равнодушные,  трудились не покладая рук -  сначала таскали из подземелий добро,
накопленное  многими  поколениями  предков  Карглака,   потом  загружали  обозы
жратвой,  питьем и фуражом, а уж напоследок занялись покойниками. Всех погибших
во время штурма сложили в две кучи -  мрызлов отдельно, жестянщиков отдельно, -
которые  были  затем  подожжены  с  помощью  горючего  состава.  Запах  жареной
человечины смешался с запахом жареной баранины.
     Весть о  том,  что пленники обречены,  каким-то  загадочным образом успела
распространиться среди жестянщиков,  и  у  многих уже чесались руки.  Поступило
предложение бросить мрызлов живыми в костер, пока тот еще не прогорел.
     Хавр занялся было учетом доставшихся ему сокровищ,  но  скоро забросил это
занятие - золото можно было считать телегами, а драгоценные камни мешками. Куда
более актуальной была  другая проблема -  где  до  лучших времен спрятать такие
богатства.  Ни  Чернодолье,  ни  Страна  жестянщиков для  этой  цели  никак  не
подходили.  И  там  и  тут  времена наступали самые  худшие.  В  Стране лугарей
катастрофические наводнения  постоянно  сменялись  не  менее  катастрофическими
пожарами. В Стране черепах мороз превращал землю в камень. В Стране кочкарников
земля вообще отсутствовала - одни лишь гнилые топи да бездонные омуты. Тут было
над чем голову поломать!
     От этих размышлений Хавра отвлек адъютант Окша, явившийся весьма некстати.
Он тоже был пьян,  но старался держаться с достоинством,  в том смысле, в каком
достоинство понимали разбогатевшие на торговле солью лодочники.
     Излагая суть  своего  визита,  адъютант старался дышать в  сторону и  даже
помахивал перед  своей  рожей парой грязных перчаток.  С  его  слов  можно было
понять,  что главнокомандующий требует Хавра к себе,  но при этом просит ничему
не удивляться.
     Хочешь не хочешь,  а  пришлось собираться в гости.  По предположению Хавра
его  приглашали на  смотрины  какой-нибудь  экзотической красотки,  захваченной
Окшем в качестве трофея.
     Сам  он  от  женщин  старался  держаться подальше,  считая  их  существами
порочными,  лживыми и глупыми,  то есть почти такими же, как мужчины, что им-то
как  раз и  нельзя было простить.  Однако отказаться от  приглашения Окша,  так
щедро одарившего его сегодня, было бы форменным свинством.
     Сменив свой видавший виды плащ на другой,  чуть менее потертый и  не такой
линялый,  а  также на всякий случай прихватив дивное изумрудное ожерелье,  Хавр
направился к  палатке  главнокомандующего.  Адъютант шагал  впереди,  выписывая
ногами нелепые кренделя.
     Окш,  одетый  в  какой-то  дурацкий  наряд,  сплошь  состоящий из  атласа,
пушистого меха и золотых побрякушек,  встретил гостя на пороге и, выразительной
гримасой подтвердив просьбу ничему не  удивляться,  провел его  внутрь палатки,
где  был накрыт изысканный стол,  а  за  кисейными занавесками,  ниспадавшими с
балдахина, восседало некое субтильное существо, завернутое в алые шелка.
     Правда,  пахло в палатке нехорошо. Даже не пахло, а воняло. Запах горевшей
в  плошке ароматической смолы не  мог перебить тяжкий дух,  свойственный только
каторжным тюрьмам,  приютам для  бедных  да  воровским притонам самого  низкого
пошиба.
     - Несравненная,  -  Окш поклонился в сторону полупрозрачных занавесок, - я
хочу  представить тебе  моего  казначея.  Его  зовут Хавр,  но,  если  это  имя
покажется тебе неблагозвучным, можешь называть его как-
     362  ЮРИЙ БРАЙДЕР, НИКОЛАЙ ЧАДОВИЧ jjl
     то иначе.  За ним числится немало достославных дел. Даже не знаю, какие из
них лучше упомянуть - подвиги или предательства.
     - Предательства,   конечно,  предательства!  -  Голос,  раздавшийся  из-за
занавесок,  заставил Хавра содрогнуться.  Так мог говорить ученый попугай или в
крайнем случае ворона, но никак не человеческое существо женского пола.
     - В  свое  время  он  водил  дружбу с  самим Клайно-ром.  -  Окш  выглядел
необычайно оживленным,  глаза его странно блестели,  а язык молол без умолку. -
Кто кого обвел вокруг пальца,  я не знаю,  но расстались они без сожаления.  До
того,  как  посетить эту страну,  мой казначей успел послужить многим хозяевам,
среди которых были даже создания высшего порядка.  Им он тоже чем-то не угодил,
за  что и  был лишен божественного покровительства.  Хотя некоторые необычайные
свойства  у  него  сохранились.   Он,  например,  ха-ха,  чует  запах  тлеющего
мироздания!  Последний,  кого успел обмануть наш гость, был небезызвестный тебе
Карглак.  Только одним богам ведомо,  сколько золота он сумел выманить у  этого
хитрого и алчного максара. А в знак благодарности Хавр просто столкнул Карглака
в  пропасть.  К  большому  сожалению,  это  никак  не  отразилось  на  здоровье
кредитора.
     - Благородный  поступок!   Весьма  благородный!   -  вновь  прокаркали  за
занавеской.  -  Я  благоволю к каждому,  кто хоть чем-то навредил этому подлецу
Карглаку. В знак своей милости позволяю твоему казначею поцеловать мою руку.
     - О, несравненная, как ты великодушна! - вновь расшаркался Окш.
     Из-за  занавески высунулось что-то похожее на мумифицированную птичью лапу
- бурая  сморщенная кожа,  больше  смахивающая на  чешую,  скрюченные пальцы  с
черными  толстенными ногтями.  Хавру  сразу  стало  ясно,  откуда  исходит этот
тошнотворный запах.
     Однако под  требовательным взглядом Окша  он  пересилил свою брезгливость,
прикоснулся губами к  этой вонючей,  уродливой лапе,  да  еще  и  пробормотал с
напускным смирением:
     - Всегда к вашим услугам, несравненная.
     - Ступай,  -  милостиво разрешила женщина-гарпия, лица которой он так и не
удостоился  лицезреть.   -  Но  только  не  смей  обманывать  своего  нынешнего
благодетеля.  Я его в обиду никому не дам.  То,  что раньше сходило тебе с рук,
здесь будет стоить головы. А тебе, мой друг, - это, по-видимому, относилось уже
к  Окшу,  -  я  бы  посоветовала почаще менять казначеев.  И  при назначении на
должность нового отсекать голову предыдущему.
     - Наш  гость имеет право на  снисхождение,  -  вежливо возразил Окш.  -  В
недавнем прошлом он  оказал  мне  немало  ценных  услуг.  До  самого последнего
времени я был его должником. Но тем не менее я подумаю над твоим предложением.
     - Подумай.  Но  не  сегодня.  Сегодня наш праздник,  -  карканье приобрело
капризную интонацию.
     - Как я  могу забыть об этом!  -  Окш уж