ать эту обязанность на чужие  плечи  -
такой знак внимания мог  быть  истолкован  присутствующими  превратно.  Не
составив себе хотя бы минимального представления о будущих  соратниках,  я
никого не хотел раньше времени выделять.
     - Где остальные Письмена? - спросил я, положив руку на книгу.  -  Тут
нет и половины страниц.
     Реакция на мои слова была странной: кто-то вздрогнул, как  от  удара,
кто-то удивленно выпучил глаза, кто-то, наоборот,  опустил  их.  В  задних
рядах послышался возмущенный шепот. Яган разинул было рот,  но  так  и  не
решился ничего сказать.
     - Может быть, я допустил какое-то кощунство? -  снова  спросил  я.  -
Если так, то поправьте меня. Но ответ на свой вопрос я  все  же  хотел  бы
получить. Кто тут самый смелый?
     - Разве Письмена можно делить на  части?  -  откашлявшись,  осторожно
сказал человек, в  котором  я  узнал  Логу,  вновь  назначенного  Главного
Стражника Площади. То ли он  был  смелее  других,  то  ли  просто  еще  не
поднаторел в дворцовом этикете. - К Письменам ничего нельзя прибавить, так
же как и отнять. Если человека  разъять  на  половины,  он  уже  не  будет
человеком... Возможно, ты оговорился?
     - Возможно, - я уже хотел оставить  эту  явно  шокирующую  тему,  но,
вспомнив наставления Тимофея, решил проявить твердость. - Однако, я  хотел
бы выслушать все, даже самые невероятные сведения о  Письменах.  Тот,  кто
захочет завоевать мое расположение, найдет, что сказать:
     - Рассказывают... - не очень уверенно произнес Гердан.  -  Что  после
того, как Тимофей  покинул  нас,  между  Друзьями  произошел  разлад.  Вот
тогда-то  Вершень  и  разделилась  на  две  враждующие  силы.   Отступники
утверждают, что истинные Письмена у них, но это,  конечно,  ложь.  Тимофей
принес только одни Письмена, те,  которые  ты  созерцаешь.  Все  остальное
подделка и ересь. Когда мы победим  Отступников,  это  будет  окончательно
доказано.
     Так, подумал я. Скорее всего, книгу разорвали в потасовке,  и  теперь
ее вторая часть находится у Отступников, злейших наших врагов. И точно так
же, как здесь, там ищут в поварском  справочнике  ответы  на  все  загадки
бесконечного мироздания. Научи дурака Богу молиться...
     - Что известно об Отступниках? Где их армия?
     По этому  вопросу  докладывал  Душевный  Друг,  нечто  среднее  между
министром связи и шефом разведывательного ведомства. Доклад был  составлен
в таких уклончивых и обтекаемых выражениях,  что  толком  из  него  ничего
нельзя было узнать. То  ли  Отступники  окончательно  разгромлены,  то  ли
вот-вот ворвутся в Ставку. То ли наша армия умножается и крепнет, то ли от
нее остались рожки да ножки.
     Выступивший следом Закадычный Друг  сообщил,  что,  пока  я  почивал,
против меня составлен заговор, главные роли в котором играют Близкий Друг,
Душевный Друг, Главный Страж Хоромов и еще несколько присутствующих  здесь
лиц.  Заявление  это,  впрочем,  довольно  слабо  аргументированное,  было
выслушано с большим вниманием,  точно  так  же,  как  и  скупая,  лишенная
патетики и  эмоций  информация  Главного  Стража  Хоромов,  обвинявшего  в
заговоре и попытке узурпации власти Закадычного Друга,  Ближайшего  Друга,
его тестя и шестерых тысяцких, в настоящий момент выводящих свои войска из
казарм. Окончательную ясность внес Лога, Главный  Страж  Площади.  По  его
словам, тысяцкие поспешили в казармы не для того, чтобы побудить  служивых
к мятежу, а единственно с целью  испробовать  сваренную  накануне,  брагу.
Однако, прежде чем это обстоятельство уточнилось,  тысяцкие  для  верности
были казнены. Впрочем, туда им и дорога, закончил он.
     Так и не выяснив до конца, кто  же  конкретно  хочет  меня  свергнуть
(обвинения в злом умысле были выдвинуты  против  всех  присутствующих,  не
исключая Ягана и Гердана), я распустил Совет, так и  не  назначив  Лучшего
Друга.


     - Где же твоя охрана? - спросил Головастик, как будто мы с ним только
вчера расстались.
     - Откуда я знаю... А разве меня должны охранять?
     - Когда мы скитались  с  тобой  по  Вершени  и  ночевали  под  первым
попавшимся кустом, за твою жизнь никто не дал бы  и  драной  рогожи.  Зато
сейчас, думаю, найдется немало людей, которые не пожалеют за это и  тысячу
железных ножей.
     - Где ты был все это время?
     - Сидел вместе с разбойниками и ворами.
     - Может, ты голоден?
     - Если угостишь, не откажусь.
     - Интересно, где здесь может быть еда? - я прошелся из  угла  в  угол
мрачного огромного зала, выглянул в пустой темный коридор.
     - А где твои слуги? Друзья? - спросил Головастик.
     - Наверное, сбежали. Может, ты видел кого-нибудь, когда шел сюда?
     - На площади валялось несколько трупов,  а  в  покоях  негде  ступить
из-за свежей крови.
     - Не думал я, что так получится...
     - А что же ты думал? Что тебя цветами забросают? Большая власть - это
всегда большая кровь. Привыкай.
     - Жаль, что с нами нет Шатуна.  С  ним  я  чувствовал  бы  себя  куда
спокойнее.
     - Шатуна нет. Зато есть Яган. Я  видел,  как  он  с  кучкой  каких-то
молодцов вдребезги разносил дом Главного Стража Хоромов.
     - Может, бросим все и опять уйдем  бродяжничать?  -  вполне  искренне
предложил я.
     - Нет, нельзя. Теперь ты Тимофей. Тебя ждали столько лет. Люди верят,
что все хорошее  на  Вершени  от  Тимофея,  а  все  плохое  -  от  Друзей,
презревших его заветы и извративших Письмена. С твоим возвращением  должны
начаться новые времена. Великие и славные.
     - Ты это серьезно?
     - Если ты в самом деле Тимофей, то вполне серьезно.
     - Кто-то, кажется, идет сюда.
     - Да. Но я слышу шаги только одного человека. Убийцы приходят толпой.
     - Ну, привет! - раздался из темноты голос  Ягана.  -  Ты  уже  здесь,
братец.
     - Я-то здесь, - ответил Головастик. - А вот твой братец вроде еще  не
приходил.
     - Все шуточки шутишь. Ну-ну...
     Яган  без  приглашения  уселся  на  рогожи.  Держал  он  себя  весьма
независимо, по-хозяйски. Видно, уже заранее ощущал себя Лучшим Другом.
     - Ты хочешь сказать мне что-то? - как можно более сурово спросил я.
     - Хочу. - Только тут стало заметно, как он пьян. - Я  хочу  спросить,
почему ты так относишься ко мне? Разве мы чужие? Сколько раз смерть шла  с
нами рядом! Сколько раз  мы  выручали  друг  друга?  Какие  планы  строили
вместе? Неужели ты все забыл?
     - Я ничего не забыл. Но на твоих руках кровь. О чем нам говорить?
     - Это моя кровь! Я пролил ее, защищая тебя! Вот этими руками я  душил
твоих врагов! Этими зубами  разрывал  их  поганые  глотки!  Неужели  я  не
заслужил даже слова благодарности?
     - Где все остальные?
     -  Нет.  Никого  нет.  -  Яган  обхватил  руками  голову  и  принялся
раскачиваться из стороны в сторону. - В живых остались только я  да  Лога.
Сейчас он гонит к Прорве последних приспешников  Гердана.  За  доблесть  и
верность я обещал назначить его Душевным Другом.
     Ну и Лога,  подумал  я.  Способный  парень!  Такую  карьеру  за  день
сделать! Вот  только  за  что  они  Гердана  прикончили?  Мне  он  казался
человеком надежным.
     - Разве Близкий Друг оказался предателем?
     - Не напоминай мне про эту ядовитую гадину! Как я  обманулся  в  нем,
как обманулся! - Яган довольно натурально принялся рвать на себе волосы. -
Подлый интриган! Клятвопреступник! Если бы не преданный  и  стойкий  Лога,
нам бы несдобровать!
     Мрачная догадка вдруг пришла мне в  голову.  Чтобы  проверить  ее,  я
сказал:
     - Тогда позови Логу сюда. Я хочу поблагодарить его.
     - Ты же слышал. Лога добивает последних врагов! - Яган  уставился  на
меня сквозь переплетенные пальцы.
     - Я думаю, он уже покончил с ними. Иди и не возвращайся без Логи.
     - Как тебе будет угодно. - Он встал и ухмыльнулся. - Твое  слово  для
меня закон. Хочешь - Логу приведу. Хочешь - Незримого. Кого захочешь, того
и приведу.
     Яган вышел, ударившись лбом о низкую притолоку. Вскоре стало  слышно,
как он отдает на площади какие-то распоряжения.
     - Что ты думаешь про этого мясника? - спросил я.
     - Сейчас он вернется с этим самым Логой и выпустит из нас потроха.
     - Не думаю. Если он и вернется, то один. Могу побиться об заклад.
     Спустя минут двадцать в коридоре вновь раздались шаги.  Вид  у  Ягана
был ужасен - или он добавил где-то браги, или  действительно  находился  в
крайней степени скорби.
     - Плохие новости, - пробормотал он и рухнул на свое прежнее место.  -
Мы победили, но за эту победу Лога заплатил жизнью.
     - Я и не сомневался в этом.
     - Народ обезглавлен. - Яган словно  не  слышал  моих  слов.  -  Нужно
немедленно назначать новых Друзей.
     - Где же их найти?
     - Поручи это дело мне.
     Я уже слышал, что соседние покои наполняются людьми. Где-то в дальнем
конце зала трещали выламываемые двери.  В  покои  заглядывали  распаленные
брагой служивые. С площади донесся пронзительный заячий вскрик.
     - Открывай Письмена, - не повышая голоса, но явно  с  угрозой  сказал
Яган. - Люди ждут.
     - Может, отложим до утра, -  я  попытался  выиграть  время.  -  Пусть
протрезвеют за ночь, тогда и поговорим.
     - Нет, сейчас! - Яган вперил в меня тяжелый мутный взор.
     - А ты уверен, что Письмена благорасположены к тебе?
     - Не морочь мне голову. Все будет так, как ты скажешь. А  скажешь  ты
так, как нужно мне. Любое слово можно толковать и так и этак. Ткни пальцем
в Письмена... Ткнул?.. Ну и что там?
     - Точка, - ответил я. - Знак препинания.
     - Пусть будет точка,  -  согласился  Яган.  -  Если  хочешь  человека
возвысить, скажи: знак препинания указывает на приверженность к законам  и
правилам, а также на способность противостоять ударам судьбы.  А  захочешь
погубить...
     - Скажу, что знак препинания требует немедленного  расчленения  этого
человека, - докончил я за него.
     - И правильно скажешь, - Яган по-прежнему не спускал с меня  взгляда,
который никак нельзя было назвать доброжелательным.
     - А не проще нам тогда  обойтись  без  условностей?  Я  объявлю  тебя
Лучшим Другом... Подожди! - Я знаком заставил его  вновь  принять  прежнюю
позу. - Но при одном условии. Добрым Другом станет Головастик. Вас при мне
будет только двое. Других друзей мне не надо.
     - Эту мелочь!.. Это ничтожество - в Добрые Друзья!.. - Яган  наморщил
лоб, мучительно соображая.
     - Никто не виноват, что  ты  всех  гигантов  перебил,  -  с  деланной
веселостью сказал я. - Ну, так как же? Принимаешь мое условие?
     - Интересно... Очень интересно... А  впрочем,  так  тому  и  быть!  -
решился он наконец. - Только ты сам объявишь свою волю народу на  площади.
Но сначала мы это дело узаконим.
     Шестерым спешно вызванным, полуживым  от  страха  чиновникам-рекрутам
были продиктованы два указа. Первый - о сокращении числа Друзей. Второй  -
о персональных назначениях на оставшиеся должности. На запоминание  текста
хватило несколько минут, и, разбившись  на  тройки,  чиновники  удалились,
гордые собой и оказанным им доверием. Отныне и до самой  смерти  они  сами
становились указами - указами  первой,  второй  и  третьей  очереди.  Даже
отсечение пальцев их не пугало.


     По взаимной договоренности с Яганом наутро был назначен Большой Сбор.
Требовалось довести до  сведения  народа  (кормившихся  от  щедрот  Ставки
служивых и чиновников) последние указы  и  восполнить  потери,  понесенные
минувшей ночью командным составом  армии,  обеих  Страж  и  многих  других
ведомств, не исключая мусорщиков, тюремщиков и гонцов.
     Публики на этот раз собралось куда меньше, да и выглядела она  слегка
напуганной. Люди перешептывались, косясь на едва отмытый от крови Престол.
Жидкое и нестройное пение дудок только усугубило общую  печальную  картину
(музыканты, поздней ночью возвращавшиеся с попойки, были по ошибке приняты
за  диверсионную   группу   со   всеми   вытекающими   отсюда   печальными
последствиями).
     Полной информации о событиях, развернувшихся вчера вечером в  Ставке,
я так и не получил. Кто начал побоище, кто пал его жертвой, почему  старые
приятели пошли друг на друга, а бывшие враги  вдруг  объединились,  откуда
взялось столько оружия и  браги,  как  получилось,  что  из  высших  чинов
Вершени уцелел один только Яган, куда подевались свидетели -  на  все  эти
вопросы так и не нашлось ответов.
     Все шло гладко, пока громогласно славили  Тимофея,  тягачи  туда-сюда
короб с реликвиями и объявляли указы.  Недоразумения  начались,  когда  на
Престол полезли соискатели чинов и  званий.  "Этого  назначь  тысяцким,  -
шептал за моей спиной Яган. - Мужик  достойный,  да  и  слово  ему  выпало
соответствующее - ФИЛЕ!"
     А я, притворившись глухим, объявлял  ФИЛЕ  признаком  тупости,  лени,
бесхребетности и отправлял "достойного мужика" на кухню учеником повара. В
тех же случаях, когда Яган стремился всячески опорочить человека, дескать,
этого болвана даже к нашей помойке нельзя подпускать -  решение  мое  чаще
всего  было  позитивным.  Именно  так  я   назначил   главного   хранителя
общественных закромов  и  командующего  Гвардией.  Яган,  конечно,  вскоре
разгадал мою тактику и стал выдавать информацию обратного свойства: друзей
объявлял врагами, а недругов - расчудесными ребятами. Тут уж пошла игра на
психологию "веришь - не веришь". Главным Стражем Хоромов я  назначил  того
самого толстяка, что притворялся пьяным на пиру, устроенном  в  мою  честь
покойным Герданом. Затем, окончательно запутавшись, я объявил Большой Сбор
закрытым. Возражений не последовало.
     Сразу  после  обеда  на  меня  навалились   государственные   заботы.
Военачальники  смутно  намекали  на  возможность  военной   катастрофы   и
требовали срочно собрать армию численностью втрое  больше,  чем  нынешняя.
Вновь назначенные Главные Стражи указывали на то, что в  разложении  армии
виноваты сами военачальники, торгующие амуницией и военнопленными  (откуда
только они смогли узнать все это за неполный час, прошедший с  момента  их
определения  на  должность?)  Кроме  того,  согласно  обычаю,  последовали
взаимные  обвинения  в  измене.  Поварам  не  хватало   продуктов,   гонцы
ходатайствовали о дополнительном пайке, комендант  Ставки  напоминал,  что
пора бросить все и  перебраться  в  более  сытные  и  неизгаженные  места.
Немедленного решения требовали также и другие, не  менее  важные  вопросы:
ослабление   на    местах    борьбы    с    дезертирами    и    бродягами,
неудовлетворительное состояние ровняг, надвигающаяся опасность  повального
мора, участившиеся случаи проникновения на  Вершень  болотников,  заметный
рост  симпатий  определенных  слоев  населения  к  Отступникам,   недобрые
знамения, выразившиеся в участившемся появлении Незримых, и так далее.
     От Головастика помощи было немного - на государственного мужа он явно
не  тянул.  Яган  или  демонстративно   молчал,   или   давал   совершенно
провокационные советы, явно стараясь отыграться за свою неудачу на Большом
Сборе. Скоро голова моя пошла кругом.
     Погодите, сказал я. Разве Тимофей обязан вникать в каждую  мелочь?  О
том, что приготовить на ужин, пусть думает повар. А  о  том,  как  извести
дезертиров, соответственно - губернатор. Кстати, о  дезертирах.  Кому  они
костью в горле застряли? Не хотят люди в служивые идти, к дому  их  тянет,
разве виноваты они в этом? Здесь еще разобраться надо! И зачем  нам  такое
большое войско? Одни убытки от него.
     А кто же будет с  Отступниками  воевать,  от  болотников  отбиваться,
отвечали мне. Что это за государство без войска? Ты  хоть  и  Тимофей,  но
говори, да не заговаривайся.
     Болотники от нас сразу отстанут, если мы их в покое оставим.  Вершень
им без нужды. Сюда они приходят только выручить из плена  своих  товарищей
да  на  разведку.  Не  могли  сразу  Иззыбье  покорить,  значит,  пора   и
успокоиться. С болотниками торговать надо, а не драться. У  нас  смола,  у
них железо. У нас топоры, у них стекло. Да и  с  Отступниками  пора  войну
кончать. Пусть они свои Письмена предъявят, а мы  свои.  Вместе  и  решим,
какие из них подлинные. Ведь они братья нам.
     Чего решать,  все  давно  решено!  Как  же  их  Письмена  могут  быть
подлинными, если подлинные наши! Пока хоть  один  из  нас  жив,  не  будет
пощады Отступникам!  Братья,  скажешь  тоже!  Стервятники  они!  Трупоеды!
Смерть Отступникам! Смерть болотникам!
     Дальше все стали орать что-то насчет Тимофея. Не то "Слава Тимофею!",
не то "Смерть Тимофею!". Вот так и закончилась наша конструктивная беседа.
К вечеру я  был  как  выжатый  лимон.  А  впереди  ожидала  ночь  -  самая
благодатная пора для цареубийств и дворцовых переворотов.
     Выставив вокруг дворца оцепление из гвардейцев и стражей  Хоромов,  я
уединился в маленьком угловом покое.
     Интересно, что там сейчас поделывает Яган, мой Лучший  Друг,  подумал
я, тщетно дожидаясь сна. Какие новые ловушки готовит, какие нити  заговора
плетет, каких союзников вербует в трущобах столицы?
     Кстати, а куда это смылся Головастик? Исчез и слова не сказал. Может,
опасность учуял, за свою голову испугался? Выходит,  все  меня  бросили...
Нехорошо, ох как нехорошо...


     ...Какая-то сила подняла меня и погнала прочь из покоев. Я  шел,  как
сомнамбула, переставляя ноги против своей  воли...  Хотя  нет  -  никакого
намека на волю не было в моем отстраненном затуманенном сознании. Все  мои
действия, реакции и побуждения были вне сферы реальности. Так  ведут  себя
не люди, а зомби.
     Ни один факел не горел в коридорах. Не слышно было  ни  мерных  шагов
внутренних караулов, ни сонной переклички внешних. Только в глубине дворца
что-то негромко булькало,  словно  вода  сочилась  из  неплотно  закрытого
крана. Держась за стену, я пошел  в  ту  сторону  и  вскоре  наткнулся  на
какую-то преграду, кулем лежащую поперек  коридора.  Заранее  догадываясь,
что это такое может быть, я нагнулся и протянул вперед  руку.  Пальцы  мои
коснулись холодного, покрытого смертным потом лба, широко  раскрытых,  уже
остекленевших глаз, оскаленных зубов  и  отдернулись,  угодив  в  глубокую
рану, рассекавшую горло ниже адамова яблока. Кровь закапала  чаще.  Вновь,
как бы уступая чужому влиянию, я пошарил по стене, сначала  справа,  потом
слева от себя, пока не  наткнулся  на  огарок  факела.  Неизвестно  откуда
взялось кресало, во все стороны брызнули синие искры, факел вспыхнул - и в
его  коптящем,  колеблющемся  свете  я  разглядел,  что  стою  над   своим
собственным телом - это не был мой двойник или  просто  очень  похожий  на
меня человек - это был именно я, моя копия,  зеркальное  отображение.  Все
было знакомо до  мельчайших  черт,  исключая  лишь  одну  малозначительную
деталь - черную косую щель поперек шеи. Рот мой наполнила  густая  горькая
слюна. Я попытался сглотнуть ее и не смог. Язык и гортань  не  подчинялись
мне,  а  слюны  становилось  все  больше  и  больше.   Ощущая   бездонный,
всепоглощающий ужас, я поднес обе руки к собственному горлу - и  не  нашел
его.  Пальцы  провалились  в  пустоту,   коснулись   рассеченных   хрящей,
сомкнулись вокруг оголенных шейных позвонков. Вопль ужаса вырвался из моих
губ,  но  это  был  безгласый,  обращенный  в  свое   собственное   нутро,
пронзительный, как ультразвук, вопль агонизирующего, расстающегося с душой
тела...
     Я все еще продолжал немо кричать,  захлебываясь  обильной  слюной,  а
твердая, словно откованная из железа рука зажимала мой рот.
     - Молчи! - раздался над моей головой голос Шатуна. - Молчи, а не то я
придушу тебя.
     - Ох, напугал!.. Дай отдышаться...
     - Подыши. Не забывай только, что мой нож быстрее твоего крика.
     - Я очень рад видеть тебя, Шатун. На самом деле.
     - Зачем же ты тогда всю ладонь мне искусал?
     - Да так... Приснилась ерунда. Кошмар какой-то!
     - Некоторые кошмары имеют свойство  сбываться.  Особенно  у  людей  с
нечистой совесть