и низкой каменной келье.
     Темнота,  царившая здесь,  еще не  достигла консистенции мрака,  но тем не
менее  не  позволяла различить никаких более  или  менее конкретных деталей.  В
комнате присутствовал еще кто-то  (у противоположной стороны угадывался смутный
человеческий силуэт), и ..Окш сердцем почувствовал, что это Рагна.
     Их разделяло всего несколько шагов,  но, как это нередко случается во сне,
он  ясно  понимал,  что  даже  такое  ничтожное расстояние здесь  непреодолимо.
Тишина,  похоже,  была таким же  непреложным атрибутом этого загадочного места,
как и сумрак, но Окш после некоторого колебания решился нарушить ее.
     - Что ты тут делаешь?  -  спросил он.  - Ведь раньше ты любила ясный свет,
свежий воздух и дикий лес...
     Она  ничего  не  ответила,  только  неопределенно пожала плечами,  и  Окшу
показалось, что при этом что-то
     звякнуло.
     - Ты придешь ко мне?  - следующий вопрос сорвался с губ Окша как бы помимо
его воли. Она, чуть помедлив, кивнула.
     - Скоро?
     Еще один кивок.
     - Я буду ждать тебя...  Не знаю,  интересно ли это тебе,  но все мои планы
удались.
     На эту фразу, по мнению Окша - убойную, никакой реакции не последовало.
     - Помнишь,  ты когда-то говорила,  что умеешь предсказывать будущее? - Окш
вымученно улыбнулся,  хотя и  сам не знал,  кому предназначалась эта улыбка.  -
Как, по-твоему, я могу надеяться на удачу?
     "И да и нет", - так примерно можно было истолковать ее жест.
     - Неплохо было бы еще узнать,  чем все это закончится,  -  добавил он, уже
немного осмелев.
     Она  низко опустила голову и  вдруг исчезла,  растаяла,  как  при малейшем
дуновении свежего ветерка тают клубы тумана.
     Окш  остался один,  но  теперь  сквозь окружающий сумрак стали  проступать
какие-то смутные видения,  и  внезапно он с  удивлением понял,  что находится в
самом  центре сферы,  внутренняя поверхность которой представляет собой не  что
иное, как панораму Черно-долья, какой она, наверное, видится с огромной высоты.
Он узнавал все замки, все холмы, все горные гряды и все ущелья, хорошо знакомые
ему по карте, имевшейся в завещании Азда.
     Однако это была не карта,  а  настоящее,  реальное Чернодолье,  неизвестно
какой  силой вывернутое наизнанку.  По  его  равнинам в  разные стороны скакали
всадники,  каждый  из  которых  размерами  не  превосходил булавочную  головку,
бродили банды мрызлов и ползли караваны с данью из соседних стран.
     У  Окша  уже  не  было  никакого сомнения (сомнение вообще не  свойственно
спящим),  что все это: и макса-ры, и мрызлы, и караваны, и замки, и даже воздух
вместе с землей,  -  обречено. Та самая сила, что до этого свернула плоскость в
сферу, сейчас продолжала мять ее в своих огромных пальцах. Видно было, как одна
гора  наезжает на  другую,  как  сминают  друг  друга  соседние равнины  и  как
проваливаются под землю несокрушимые прежде замки.  Да  он и  сам уже не мог ни
шевельнуться,  ни крикнуть, ни даже вздохнуть. Ощущение было такое, будто поток
расплавленного металла,  от  которого Окш  ускользнул однажды,  все-таки настиг
его.
     Неведомо за  какие грехи ему суждено было разделить печальную судьбу этого
проклятого людьми и богами мира.
     Потом  неведомая  сила  вырвала  Окша  из  собственного тела,  как  ураган
вырывает человека из  одежды,  и  он  успел  увидеть самого себя,  стремительно
улетающего куда-то прочь, - нечто расплющенное, бесформенное, больше похожее на
звериную шкуру, побывавшую в руках скорняка...
     Последним,  кто  за  миг  до  пробуждения привиделся Окшу,  был совершенно
незнакомый  мужчина  неопределенных лет,  не  похожий  ни  на  максара,  ни  на
жестянщика.  Может,  поэтому  он  смотрел  на  него  и  без  ненависти,  и  без
подобострастия, а скорее с жалостью...
     Вскоре мудрецы покинули башню. Их сменили мастера, но не те, которые умеют
работать исключительно руками, а те, кто способен сначала ясно представить себе
любой,   даже  несуществующий  в  природе  механизм,   а  затем  перенести  это
представление на  чертежную доску.  Трудились они  на  тех же  условиях,  что и
предшественники,   однако  народом  оказались  куда   более   невоздержанным  и
скандальным -  то вина себе требовали,  то женской ласки,  то хорошей компании.
Заработанные деньги просто жгли им карманы.
     Дело  дошло  до  того,  что  Окшу  пришлось в  срочном  порядке  избавлять
некоторых особо рьяных бузотеров от пристрастия к пьянству, разврату и азартным
играм.  Чертежи от  этого лучше не стали -  полет воображения и  нетрадиционный
взгляд на вещи каким-то образом были связаны с душевной распущенностью,  - зато
работа пошла без сбоев.
     Почти все узлы,  составлявшие конструкцию межпространственного "дырокола",
были давно известны жестянщикам и даже применялись иногда в практических целях,
хотя  не  могли устроить Окша своими размерами.  Он  намеревался создать оружие
столь же компактное,  как клинок или многозарядка,  а не тяжеловесного монстра,
которого необходимо таскать за собой с помощью четверки лошадей.
     Кое с какими деталями,  правда, пришлось и повозиться. Усилий одних только
изобретателей оказалось мало.  Пришлось не  только  вернуть в  башню  некоторых
мудрецов-теоретиков,  но и привлечь на помощь модельщиков,  слесарей, ювелиров.
Даже Окш вынужден был припомнить полузабытые навыки гравера и злато-кузнеца.
     Когда  чертежи  отдельных  компонентов "дырокола" были  готовы,  тщательно
подобранные посыльные доставили их в мастерские,  чья специализация совпадала с
профилем  заказа.  Дабы  не  создавать ненужного ажиотажа,  платили  за  работу
довольно скупо и  срочности не  требовали.  Тем не  менее к  заброшенному маяку
вскоре  потянулись обозы  с  грузом.  Для  отвода  глаз  они  везли  не  только
действительно необходимые вещи,  но и всякий балласт:  чугунные чушки, фасонное
литье,  проволоку всех диаметров, самые разнообразные химикалии, стекло, фарфор
и абразивные камни.
     Пока  что  планам Окша никто не  мешал.  Чужая воля ни  разу не  коснулась
сознания его помощников,  а караулам, расставленным на берегу так часто, что на
всех даже укрытий не  хватало,  не удалось задержать ни единого подозрительного
субъекта.
     Со  своим новым компаньоном Окш  виделся не  очень часто -  обстоятельства
требовали от Хавра непрерывных разъездов. Оказалось, что пожар, им же
     самим  и  разожженный,   погасить  совсем  не  просто.  Противоборствующие
стороны,  даже  лишенные денежной стимуляции,  продолжали с  завидным упорством
уничтожать друг друга.  И  самозваный король,  и  незаконно избранный верховный
стряпчий уже давно погибли (первого растерзала собственная гвардия,  а  второй,
попав в окружение,  покончил с собой),  однако созданные ими армии, ныне скорее
похожие на банды, все еще рыскали по стране.
     Рагна не  подавала о  себе никаких вестей -  не то смертельно обиделась на
Окша,  не  то никак не могла отыскать клинок Карглака.  И  вообще,  создавалось
впечатление,  что максары перестали интересоваться Страной жестянщиков.  От них
не  доходило ни  достоверных сведений,  ни слухов.  Даже сбор дани прекратился.
Лазутчики Хавра,  в основном перевербованные мрызлы,  не возвращались. Зловещая
неизвестность укрыла Чер-нодолье.
     Все  нужные  ему  детали  "дырокола"  Окш  заказывал  сразу  в  нескольких
экземплярах,  причем наиболее полный комплект хранился в трюме самоходной лодки
- не  той,  на которую некогда позарились бежавшие от погони вольные братья,  а
другой, куда более вместительной и удобной.
     Не доверяя никому,  а в особенности Хавру,  Окш самую ответственную работу
по сборке и  наладке оружия проводил вдали от берега да еще старался приурочить
ее к  наиболее глухим ночам.  Механик,  рулевой и  несколько слуг,  подобранных
лично Окшем,  находились под его неусыпным контролем и никогда не помнили того,
что случилось с ними накануне.
     На этот раз лодка покинула гавань под покровом густого тумана и  болталась
на  волнах до  тех пор,  пока Окш полностью не завершил свою работу.  Как он ни
старался,  а  новое  оружие  напоминало не  привычную  многозарядку,  одинаково
удобную и  в бою,  и в походе,  а скорее ручную мортирку,  которую жестянщики в
недавнем  прошлом  употребляли при  осаде  вражеских укреплений.  Впрочем,  при
определенной сноровке крепкий мужчина вполне мог таскать его на спине.
     Уже пора было проводить испытания, однако Окш медлил. И причиной тому была
не тяжкая усталость,  мучившая его все последнее время, и даже не опасение, что
неизвестно откуда взявшаяся межпространственная дыра  может повести себя  самым
непредсказуемым образом (например, затянуть в чужой мир самого Окша или открыть
дорогу таким силам,  справиться с  которыми будет уже  невозможно),  а  щемящая
тоска,  заставляющая человека взглянуть на  собственную жизнь  совершенно иными
глазами.
     Он  так ждал этого момента,  как бы  разделяющего его жизнь на две части -
гонимого и гонителя, - а сейчас, когда все сомнения, опасности и труды остались
позади,  не  испытывал от  содеянного никакой радости.  Можно было выпить вина,
вкус  которого он  уже  успел позабыть.  Можно было побаловаться с  молоденькой
служанкой,  стриженной  под  мальчика,  носившей  матросскую  одежду  и  всегда
взиравшей на  Окша  с  немым  обожанием.  Можно было,  в  конце концов,  просто
завалиться спать,  но  неизбывная печаль  отвращала его  и  от  первого,  и  от
второго,  и от третьего. Кто-нибудь другой, оказавшийся на месте Окша, уже стал
бы подумывать о самоубийстве.
     Чтобы хоть немного успокоить расстроенную психику,  он поднялся на палубу.
Туман был таким плотным,  что нельзя было различить даже верхушку мачты.  Очень
скоро Окшу стало казаться,  что в мире не осталось ничего: ни неба, ни воды, ни
суши, а сам он - лишенный плоти крохотный кусочек сознания - беспомощно повис в
чужой и враждебной пустоте.
     Это ощущение было столь же острым и глубоким,  как и испуг, пережитый им в
ту  памятную  ночь,  когда  пылала  оружейная  мастерская,  люди  барахтались в
расплавленном металле,  а злая воля Карглака пронизывала мрак,  отыскивая того,
кто сумел чудом избежать гибели.
     И  только зацепившись за это воспоминание,  занозой засевшее в  душе,  Окш
вдруг осознал,  что мучает его вовсе не беспричинная тоска,  и не меланхолия, а
то самое,  хоть и  сильно изменившееся предчувствие опасности,  уже столько раз
выручавшее его в самых разных ситуациях.
     В  тумане таилась какая-то беда...  нет,  даже не таилась,  а  неотвратимо
приближалась, заполняя собой весь мир, все сущее пространство.
     Окш метнулся в трюм,  где была оборудована мастерская, вооружился клинком,
заодно   прихватил  зрительную  трубу,   которой   еще   ни   разу   не   успел
воспользоваться,  и  торопливо вернулся  на  палубу.  Экипаж  лодки,  привыкший
реагировать не  на  слова,  а  на  малейшие нюансы поведения хозяина,  поспешил
занять свои места.
     Тревожные   мысли,   мельтешившие   в   сознании   людей,   могли   выдать
местонахождение лодки,  и  Окш  был  вынужден  направить часть  своей  воли  на
создание барьера, непроницаемого для чужого любопытства.
     Враг по-прежнему оставался неопознанным,  и  Окш терялся по этому поводу в
догадках.  Людей он  определил бы  сразу.  Мрызлов тоже.  Максарам здесь делать
нечего,  в  Чернодолье у  него не  было других врагов,  кроме Карглака,  а  тот
мертв...  Разве  что  Рагна?  Но  как-то  не  верилось,  что  она  способна  на
вероломство.
     Внезапно Окш различил плеск весел,  раз за разом погружающихся в  воду,  -
если бы не едва слышный скрип уключин,  его можно было легко спутать с  плеском
волн. На довольно приличном удалении от лодки по направлению к берегу двигалось
легкое гребное суденышко,  скорее всего -  двухвесельный тузик,  пользовавшийся
неизменной популярностью у местных рыбаков.
     Сосредоточившись,  Окш попытался уловить мысли неизвестного гребца, но все
старания  оказались  тщетными.  Причиной  этого  могло  быть  чрезмерно большое
расстояние,  и  Окш  знаками осведомился у  рулевого,  какова глубина воды  под
килем. Тот в ответ показал на пальцах: мелковато, всего три мерки.
     Это  вполне  устраивало Окша.  Повинуясь  его  беззвучной команде,  экипаж
разобрал мерные шесты и, Отталкиваясь ими от дна, погнал лодку вперед.
     Вскоре в  тумане обозначился смутный силуэт тузика,  сидевшего в  воде так
высоко,  словно в нем не было ни рыболовных сетей,  ни улова, ни якоря, ни даже
банок.  Человек на веслах греб размашисто и  равномерно,  как механизм.  Похоже
было, что он держит курс прямо на остров.
     Окш вновь попробовал проникнуть в  чужое сознание.  В  таких случаях можно
нарваться и на подвох (особенно если где-то рядом находится хозяин-максар),  но
то,  что пришлось испытать Окшу,  было не  менее отвратительно,  чем лобзание с
полуразложившимся, изъеденным червями трупом.
     Таинственный  гребец  уже  не  принадлежал  к   миру  живых  существ,   но
окончательно отнести его к разряду мертвецов было бы преждевременно.
     Сердце  его  билось  не  по  собственной  воле,  а  по  принуждению  некой
загадочной посторонней силы. Сознание было пустым, как у недоношенного плода, -
в  нем не  было ни  прошлого,  ни  настоящего,  ни  будущего,  зато во всю мощь
грохотал поступающий извне побуждающий сигнал,  смысл которого Окш разгадать не
мог.  Этому сигналу подчинялись все  клетки почти уже  мертвого организма,  вся
высвобожденная агонией энергия, весь остаток некогда неисчерпаемых сил.
     По  мере того,  как  управляемый мертвецом тузик и  следовавшая за  ним  в
кильватере  лодка  приближались к  острову,  туман  постепенно редел.  В  сизой
слоистой пелене уже  можно  было  различить очертания старого маяка  -  корявый
палец, торчащий вверх из плоской ладони острова.
     Окш приставил зрительную трубу к  правому глазу.  Предмет,  интересовавший
его,  от этого четче не стал,  зато приблизился. К сожалению, рассмотреть можно
было  немного  -  транец  тузика,  лопасти весел  да  спину  гребца,  то  резко
наклонявшегося вперед,  то откидывавшегося назад. Скорей всего это была женщина
- уж  очень  хрупкой  казалась  спина,  облепленная мокрыми  светлыми волосами.
                      ,
     И  эти волосы,  похожие на самую нежную льняную кудель,  и острые лопатки,
как крылышки едва-едва вылупившегося птенца, и одежда, цветом сходная с нарядом
лесной богини, напоминали Окшу что-то до боли знакомое.
     Неужели это Рагна?
     Но  откуда она могла взяться здесь?  Ведь ее  появление ожидалось совсем с
другой стороны.  И  что за несчастье случилось с гордой дочкой Генобры?  Почему
сознание, защищенное, казалось бы, непроницаемым:
     барьером,  улетучилось, как пар из чайника? Какая сила поддерживает в этом
трупе видимость жизни? Что она хочет найти на острове, о существовании которого
не должен знать ни один максар? Защиты? Отмщения?
     Отшвырнув зрительную трубу в  сторону,  Окш  обратил свой взор (не  только
естественный,  дарованный природой почти всем живым существам, но и внутренний,
тайный,  возвышающий его обладателя над остальными людьми) туда, откуда прибыла
Рагна и где за завесой тумана таился кто-то жестокосердный и зловещий,
     Ах,  если бы воля могла обладать такой же разящей силой,  как и клинок!  С
какой сладострастной яростью он вонзил бы свое оружие в неведомого врага,  будь
тот хоть человеком, хоть максаром, хоть сверхъестественным чудовищем!
     Между  тем  тузик  ткнулся носом  в  полосу водорослей,  окружавших остров
буро-зеленой бахромой.  Рагна,  бросив  весла,  ступила на  берег.  Ее  походка
напоминала  движения  марионетки,   которую  дергает  за   веревочки  неопытный
кукловод.  Босые ноги оставляли на влажном песке не цепочку следов,  а глубокие
борозды.
     Дозорные,  вооруженные алебардами и многозаряд-ками,  уже бежали навстречу
незваной гостье.  Однако никто из них не посмел приблизиться к Рагне вплотную -
то  ли  вид разгуливавшей на воле покойницы был действительно страшен,  то ли в
ней  опознали  максара.   Успевшие  вдоволь  повоевать,   закаленные  в  разных
переделках воины жались друг к другу, как детвора, узревшая бешеную собаку.
     И тут Рагна заговорила.
     Тихие, умоляющие, как бы даже не связанные между собой слова поразили Окша
гораздо больше, чем зловещий хохот ведьмы или замогильное завывание вурдалака.
     - Где... ваш хозяин? Позовите его...
     Рагне ответил старшина дозорных, чей голос, осипший в сражениях, кабаках и
притонах разврата, сейчас подозрительно дрожал.
     - Кто ты такая?  Что тебе здесь нужно?  У нас нет никаких хозяев. Все мы -
вольные братья.
     - Позовите...  -  шепот Рагны был уже еле слышен. - Он должен прийти... Он
мой брат... Он обещал...
     Лодка,  сидевшая в  воде куда глубже,  чем легкий рыбачий тузик,  не могла
подойти к  берегу достаточно близко,  поэтому Окш физически не  мог вмешаться в
происходящую там жуткую сцену.
     И  тогда он  сделал так,  что  все собравшиеся на  берегу-по  крайней мере
живые,  - увидели, что со стороны башни к ним приближается некто, имеющий облик
Окша.   Дозорные,   обрадованные  тем,  что  теперь  есть  на  кого  переложить
ответственность,  охотно расступились. Никакой разницы между человеком во плоти
и  миражом,  существовавшем только  в  их  воображении,  эти  грубые мужланы не
ощущали.
     Бестелесный призрак оказался один  на  один с  мертвецом,  которого кто-то
очень хотел выдать за живое существо.
     Дабы не обнаружить себя, Окш присел за фальшборт и, сложив ладони рупором,
крикнул:
     - Я рад видеть тебя, сестра! Но, похоже, ты явилась сюда не по своей воле,
а по принуждению! Кто послал тебя, скажи?
     И все время, пока звучали эти слова, призрак добросовестно шевелил губами.
Рагна дернулась,  как от удара,  сделала несколько шагов по направлению к нему,
но  потом,   словно  потеряв  ориентацию,   закружилась  на  одном  месте.  Окш
чувствовал, что ресурсы ее организма иссякают.
     И вдруг Рагна застонала так,  словно все утраченные чувства - боль, страх,
горечь -  на  мгновение вернулись к  ней.  Уже  падая навзничь,  она  выхватила
откуда-то  из-под одежды флакон -  один из  тех,  что в  замке Генобры было без
счета,  - и плеснула из него сначала на всех, кто находился поблизости, а потом
на себя.
     Это был конец.  Но не только для Рагны. Дозорные, на которых попали брызги
неведомой жидкости,  вопили  так,  словно  им  всем  прищемили причинное место,
падали, катались по земле и умирали один за другим
     Окш спрыгнул в  воду,  накрывшую его чуть ли не с  головой,  и  бросился к
берегу. Там витал диковинный, дурманящий аромат, перебивающий все другие запахи
- крови,  тины,  травы. На дозорных было страшно смотреть - их уже мертвые тела
продолжали чернеть и  пухнуть.  Уцелел только опытный и хладнокровный старшина,
успевший  отрубить  себе  кисть  руки,  на  которую  попала  крошечная капелька
страшного зелья.
      Накладывая жгут на  кровоточащую культю,  он  еще  успевал подавать совет
Окшу, остановившемуся в нескольких шагах от Рагны:
     - Вы к ней близко не суйтесь...  Дядька мой в молодости у максаров служил.
Так он перед смертью,  когда каялся,  про эти штучки рассказывал...  Есть среди
максаров такие,  что могут даже мертвеца плясать заставить.  Особенно одна баба
этим славилась...
     - Баба? - Окша передернуло. - Ее не Геноброй случайно звали?
     - Нет,  как-то по-другому...  Да она уже старухой в  то время была.  Все с
родней враждовала...  Страшный народ эти максары.  Вон у  той девки уже трупные
пятна на роже,  а  она разговоры с  нами вела...  Вас звала...  Брат,  говорит,
мой...  Вы поосторожней!  А то,  не ровен час,  опять вскочит.  Побереглись бы.
Скольких наших  успела угробить,  паскуда!  Хорошо,  что  я  увернулся да  рожу
ладонью прикрыл.  Эта зараза кожу проедает,  что твоя кислота.  А  если в кровь
попала, то