рекошенные петли.
     - Прошу прощения. - Держа в правой руке готовый к бою клинок, Стардах
церемонно раскланялся. - Я, кажется, потревожил ваше уединение.
     Это был все тот же Стардах - нечеловечески прекрасный  бледный  воин.
Ему не хватало разве что апокалиптического скакуна-вепря.
     Ногой он отпихнул в сторону ползавшего вокруг  него  на  четвереньках
Яшта и сделал шаг назад, словно приглашая Надежду и  Артема  выйти  из  их
обиталища.
     - Когда я остался в мертвецкой один, прикованный к  раме,  то  первое
время думал только о том, какой казни вас обоих подвергнуть,  -  продолжал
он. - Тебя, дружок, я предполагал поместить  на  свое  собственное  место.
Когда бы ты хорошенько промерз, но еще  не  помер,  я  заставил  бы  дочку
сожрать тебя. Медленно, по кусочку,  без  перца  и  соли.  Но  спустя  еще
какое-то время я понял, что для вас это чересчур легкая  участь.  Тогда  я
стал придумывать муку, которая  длилась  бы  очень  долго,  а  желательно,
бесконечно. Никогда мне  не  думалось  так  хорошо.  Теперь  мне  известны
десятки способов превращения жизни человека в вечный  ад.  Когда-нибудь  я
ими обязательно воспользуюсь. Но потом на меня как бы  снизошло  озарение.
Зачем мне все это? Месть - достойное занятие  для  максара,  но  кому  мне
мстить? Моей слабой умом и телом дочери, так и не сумевшей стать достойной
славы предков? Жалкому червяку,  совокупившись  с  которым  она  собралась
произвести на свет Губителя Максаров? Да я не получу  от  ваших  страданий
даже мимолетного удовольствия. Сильные должны быть выше личных симпатий  и
антипатий. Пусть от этих заморышей будет хоть какая-нибудь польза.  Судьба
дочки, к примеру, уже определена. Она станет молотом в моих руках, и  этим
молотом я стану поражать врагов. Ты же,  червь,  посланный  сюда  древними
врагами наших творцов и благодетелей, продолжишь свой путь. Но уже  совсем
в другом качестве. Ты станешь  разрушать  то,  что  должен  был  созидать.
Пернатым ублюдкам, возомнившим себя бессмертными богами, ты  принесешь  не
спасение, а погибель. Неуязвимые даже для наших клинков призраки благодаря
тебе найдут не дорогу к своему дому, а ловчую яму на этой дороге.
     "Он говорит о Фениксах и  Незримых,  -  догадался  Артем.  -  Значит,
максарам все же что-то известно о предыстории этого мира и  о  катаклизме,
породившем Тропу. Может, он и о Изначальном мире наслышан?"
     - Глупо было  бы  сейчас  противиться  твоей  воле,  несравненный,  -
стараясь придать своим словам как можно больше смирения, произнес Артем. -
Прости, что я не поверил тем речам, которые услышал от тебя в  мертвецкой.
Я рад буду служить тебе...
     - Рад не рад, а будешь, -  прервал  его  Стардах.  -  В  том  облике,
который я придам тебе сразу после того, как закончу  с  Ирданой,  тебе  не
останется ничего другого.
     - Но мне все же  любопытно  узнать,  в  каком  направлении  находится
страна, которой я должен  достигнуть,  -  настойчиво  продолжал  Артем.  -
Признаться, я разуверился в реальности ее существования.
     - Тебе придется идти в обратную сторону. Однако не стоит  унывать.  У
тебя будет столько ног, и все они будут столь  неутомимы,  что  дорога  не
покажется длинной.
     - Но за Страной Черепах находится Страна  Забвения,  которую  раз  за
разом испепеляет страшное Лето. Никто еще не сумел пройти этим путем.
     - Цель существования  жалких  людишек,  населяющих  Страну  Забвения,
заключается только в одном - стеречь и обихаживать место,  где  ткань,  из
которой соткан наш мир, прорвана.  Нечто  подобное  ты  можешь  увидеть  в
мертвецкой. Но если эта дорога ведет к  смерти,  то  та  -  в  чудесные  и
загадочные страны. Предания, более древние, чем  мой  народ,  гласят,  что
именно этим путем можно достичь благословенной земли, из  которой  некогда
были изгнаны предки всех ныне живущих народов.  Ты  пойдешь  туда,  но  не
посланцем давно забытых  выродков,  а  моим  верным  слугой.  Но  пока,  в
ожидании  своей  очереди,  тебе  придется  поваляться   среди   трупов   в
мертвецкой. Сначала я займусь Ирданой. Ведь ей не  терпится  примерить  на
себя новую, еще никем не изведанную сущность. Не так ли, дочь моя?
     - Так, отец. - Она шагнула вперед и положила ему руки на плечи.  -  Я
покоряюсь твоей воле. Делай со мной все, что считаешь нужным. Я выдержу. А
теперь разреши тебя поцеловать. Прежняя Ирдана, Идрада, существовавшая  до
сей поры, прощается с тобой.
     Стардах не сделал даже попытки уклониться, а только отвел чуть  назад
руку с клинком, чтобы при случае удобнее  было  разить,  и  сам  подставил
Надежде губы.


     Смотреть на это Артем не мог.
     Присосавшись ко рту Надежды, Стардах громко сопел, смачно причмокивал
и уже принялся лапать ее тело свободной рукой, словно она  была  вовсе  не
его   дочь,   а   случайно   подвернувшаяся   потаскушка.    Однако    его
противоестественная страсть довольно скоро иссякла.
     - А ты сладко целуешься, - он отстранился от Надежды,  вслушиваясь  в
какие-то свои внутренние ощущения. - Что у тебя, мед во рту?
     Затем Стардах сплюнул на тыльную сторону ладони и стал  рассматривать
плевок. Что-то явно беспокоило его - то ли смутное предчувствие  беды,  то
ли первые признаки надвигающегося распада. Теперь все  зависело  от  того,
насколько быстро  подействует  яд  Генобры.  Затянувшаяся  агония  грозила
Артему и Надежде неминуемой смертью.
     В утробе Стардаха что-то засипело и забулькало. Взгляд угас и утратил
осмысленность, словно максар вдруг потерял всякий интерес  к  окружающему.
Пальцы его разжались, и выпавший из них клинок по самую  рукоять  вошел  в
пол.
     Артем попытался оттащишь Надежду в сторону,  но  она  оттолкнула  его
руку,  как  зачарованная  наблюдая  за  метаморфозами,  происходящими   со
Стардахом. Кожа его побагровела, как панцирь брошенного  в  кипяток  рака,
потом  почернела  и  стала  отваливаться  лоскутьями,  обнажая   сочащуюся
сукровицей плоть; из ушей и носа  хлынула  мутная  жижа;  глаза  сделались
похожими на сваренные вкрутую яйца.
     Закончилось все очень быстро.
     Стардах рухнул, но рухнул не как существо из костей и  плоти,  а  как
лопнувший по всем швам бурдюк с прокисшим вином. Одежда была единственным,
что еще хоть как-то сохраняло форму его тела. Могучее создание, еще совсем
недавно способное соперничать с богами,  на  глазах  превращалось  в  кучу
гниющей, растекающейся во все  стороны  мерзости,  из  которой  уже  лезла
сероватая пушистая плесень.


     Первыми словами Артема после всего, что случилось, были:
     - Как ты себя чувствуешь?
     - Яд Генобры действительно сладок, как мед. - Надежда устало прикрыла
глаза. - Наверное, это был  самый  смертоносный  поцелуй  за  всю  историю
максаров.
     Яшт, бормоча что-то  невразумительное,  продолжал  ползать  по  полу.
Артем извлек клинок Стардаха из узкого отверстия, пробитого им в камне,  и
попытался вернуть в  обычное  состояние,  впрочем,  безо  всякого  успеха.
Покойный Азд был прав - личное оружие каждого максара имело  свой  секрет,
известный только хозяину. Зато тут же, среди зловонных остатков  Стардаха,
обнаружился принадлежавший Надежде клинок.
     - Я прилягу, - сказала она. - Что-то мутит меня.  А  ты  спи.  -  Она
положила руку на голову Яшта. - Твой мучитель мертв, и скоро даже память о
нем исчезнет из твоего сознания.
     Артем взбил слежавшееся сено, помог Надежде улечься  и  накрыл  своим
плащом. Через несколько  минут  она  попросила  пить,  целиком  опорожнила
объемистый кувшин и сказала: "Еще". Когда Артем вернулся со свежей  водой,
Надежда лежала лицом к стене, прикрывая рот рукой, а  все  выпитое  ей  до
этого было извергнуто на постель.
     - Что случилось? - встревожился Артем. - Тебе плохо?
     Надежда, не поворачиваясь, протянула ему руку  и  разжала  кулак.  На
ладони лежал черный сгусток крови.
     - Скоро я умру, - сказала она без всякого выражения. - Генобра знала,
что делала, когда давала тебе этот  яд.  Противоядие  лишь  замедляет  его
действие... Только не вздумай меня успокаивать. Все  шло  к  этому.  Такой
конец был давно предопределен. Мне уже ничто не сможет помочь.
     - Перестань! - Артем почти закричал. - Ты бредишь! Ты сама не знаешь,
что говоришь! Вы умеете  превращать  людей  в  самых  невероятных  тварей,
заменяете сердце и кожу, вы можете оживлять мертвецов!  Неужели  здесь  не
найдется нужных снадобий, чтобы изгнать яд из твоей крови!
     - Успокойся. Когда твое тело становится твоим  собственным  врагом  и
пожирает самое себя, не помогут никакие снадобья. Я чувствую, как  у  меня
внутри разгорается  пожар.  Сейчас  мое  тело  лишь  колыбель,  в  которой
пребывает  беспомощный  ребенок.  Колыбели  суждено  сгореть,  но  ребенка
необходимо спасти. Не кричи и не лей напрасных  слез.  Плакать  и  стенать
будешь потом, когда меня не станет.  А  теперь  делай  то,  что  я  скажу.
Обещаешь?
     - Обещаю. Только...
     - Молчи, - оборвала его Надежда. -  Иди  и  осмотри  все  подземелье.
Отыщи хотя  бы  одно  существо,  которое  посредством  своей  крови  может
поддержать жизнь в человеке, у которого изъяты сердце, печень и легкие. Ты
видел эти безглазые туши, у которых вместо хвоста  свисает  пучок  трубок.
Если тебе повстречаются твари,  обычно  помогающие  максарам  перекраивать
живой материал, гони их сюда. Грубую работу лучше них никто не сделает.
     Прихватив с собой клинок Стардаха, который, к счастью, был приведен в
действие только на  одну  двадцатую  часть  своей  максимальной  длины  (в
лабиринте подземных  коридоров  пятидесятиметровое  всепроникающее  лезвие
доставило бы владельцу больше неприятностей, чем пользы), Артем отправился
выполнять распоряжение Надежды.  Все  обследованные  им  помещения  носили
следы погрома и запустения. Те, кто побывал  здесь,  не  столько  грабили,
сколько  крушили  -  горами  возвышались  черепки  битой   посуды,   гнили
выброшенные из кладовых припасы, на полу тут и  там  чернели  кострища,  в
которых жгли ковры и драгоценную мебель.
     В одном из дальних залов  он  все  же  обнаружил  несколько  десятков
прикованных к раме толстокожих доноров, но все они  были  давно  мертвы  и
изъедены червями. Зато там же ему повстречалась парочка  злых,  совершенно
одичавших мартышек. Добровольно покинуть свое укрытие они не пожелали даже
под угрозой клинка. Артему пришлось немало повозиться, прежде чем  поймать
их и связать крепкой верейкой.
     Впрочем, единственного взгляда Надежды  оказалось  достаточно,  чтобы
мартышки перестали верещать и кусаться. Воля максара  действовала  на  них
эффективнее любой смирительной рубашки.
     Выслушав рассказ Артема о том, что он  видел  в  подземелье,  Надежда
сказала:
     - Тогда нужно найти любое крупное живое существо.  Мрызла,  человека,
лошадь. Если я вдруг умру раньше, чем ребенок  появится  на  свет,  кто-то
должен будет питать его своими соками.
     - Вряд ли сейчас в окрестностях  цитадели  можно  найти  кого-нибудь.
Внушение, которым Стардах погубил твое воинство, разогнало  все  живое  на
многие тысячи шагов вокруг. Придется мне самому  лечь  рядом  с  тобой  на
раму.
     - Нет. Это может повредить тебе. Не забывай, что ребенок останется на
твоем попечении. Ты должен быть здоровым и сильным.
     - Возьми мою кровь, несравненная! - Оказывается, Яшт не спал,  а  уже
давно прислушивался к их разговору. - Это я чуть не погубил  вас  всех.  Я
виноват в том, что случилось. Страх превратил меня в безвольную скотину.
     - Не кори себя понапрасну. - Надежда  слабо  улыбнулась.  -  Не  тебе
соперничать с волей Стардаха. Люди куда более твердые и опытные,  чем  ты,
превращались в его верных прислужников. Вспомни хотя бы Иллабрана.
     - После  этого  позора  мне  остается  только  умереть.  Позволь  мне
послужить тебе в последний раз.
     - Выбора у нас все равно нет... Но ты не бойся.  Это  не  обязательно
означает смерть. Особые средства будут поддерживать твое сердце и помогать
легким. Надеюсь,  что  яд,  проникший  в  мою  кровь,  опасен  только  для
максаров... А теперь помоги мне встать. - Она тяжело и сухо закашлялась. -
Если в этом мире все же есть какая-то  высшая  сила,  она  обязана  помочь
моему ребенку...


     Артем уложил их на две соседние рамы,  -  сначала  Яшта,  который  не
создал ему никаких проблем, а затем Надежду, при каждом движении буквально
корчившуюся от боли. Раздевал он ее как  стеклянную  куклу  -  медленно  и
осторожно, но когда вместе с сапогом  с  ее  левой  ноги  сошел  приличный
лоскут кожи вместе с ногтем большого пальца, Надежда тихо попросила:
     - Не надо... Отойди... Я не хочу, чтобы ты видел меня такой...
     До последнего момента он надеялся на  чудо,  на  счастливый  исход  и
только теперь убедился,  что  бесплатных  чудес  не  бывает  даже  в  этом
ирреальном мире, что его любимая обречена и что гибель эта и есть расплата
за все - за длинную  череду  жертв,  начиная  с  судьи  Марвина  и  кончая
Калекой, за собственную половинчатость, оставившую  ее  на  полпути  между
добром и злом, за любовь к человеку по имени Артем, за душевную тупость  и
легкомыслие этого самого Артема,  за  врожденную  трусость  жестянщиков  и
древние грехи максаров. Судьба безжалостно - с кровью  -  отсекала  добрый
кусок его жизни, и сейчас, глядя в прошлое,  можно  было  только  выть  от
бессильного  и  запоздалого  раскаяния.  Сколько  возможностей   потеряно,
сколько оплошностей допущено, сколько раз они попусту искушали рок!
     А мартышки тем временем уже трудились вовсю, подтаскивая  необходимый
инструмент и снадобья, распарывая и сшивая  плоть,  старательно  возвращая
жизнь в тело, для этой жизни уже совсем не приспособленное. Десятки трубок
соединяли организм Надежды и Яшта, и его кровь пульсировала в них, а ее  -
огромной лужей растекалась по  полу.  Жестянщик  дышал  глубоко  и  мерно,
словно кузнечные мехи раздувал, и если  на  фоне  этого  тяжелого  сопения
раздавался иногда стон - он принадлежал Надежде. Потеряв власть над телом,
она  постепенно  теряла  и  хваленую   максарскую   волю.   Как   это   ни
парадоксально,  но  по  мере  приближения  смерти   Надежда   все   больше
становилась похожей на обыкновенного человека.
     Однажды, не выдержав особенно мучительного стона, он подошел  к  ней.
Надежда с головы до ног была покрыта толстой коркой густой, а кое-где  уже
и затвердевшей мази, цветом похожей на гречневую муку. Однако контуры этой
новой оболочки не везде  соответствовали  прежним  очертаниям  так  хорошо
знакомого Артему тела, а кое-где  под  светло-коричневым  панцирем  что-то
явственно шевелилось, словно клубок  змей  перекатывался.  В  уголках  рта
появилась та самая пушистая плесень, которая стала  саваном  для  останков
Стардаха. Артем обрывком бинта осторожно  стер  серый  налет,  и  Надежда,
словно очнувшись от дремы, приподняла веки.
     Лицо ее невероятно осунулось, но зато глаза  стали  прежними  глазами
неискушенной девчонки, еще только смутно догадывающейся о своей  печальной
судьбе и не изведавшей еще в достаточной  мере  ни  боли,  ни  страха,  ни
любви, ни своей собственной страшной власти над живыми существами.
     Одна из мартышек спала, по собачьи свернувшись на полу, другая  поила
Яшта каким-то отваром.
     - Видишь, все идет хорошо, - сказала Надежда. -  Я  жива,  и  ребенок
жив. Сейчас он развивается куда быстрее, чем обычно. Если бы ты знал,  как
я хочу увидеть его.
     - Он выедает тебя изнутри, как птенец выедает содержимое яйца. У тебя
на лице остались только глаза да нос.
     - В моем теле исчезает только лишнее. А сердце, мозг и все остальное,
действительно необходимое для жизни, совсем  не  пострадает.  -  Непонятно
было, кого она хочет успокоить, себя или Артема.
     - Если бы не ребенок, ты могла бы выжить.  Спасай  не  его,  а  себя!
Вместе мы родим еще хоть дюжину детей.
     - Уже поздно. Либо жить останемся мы оба, либо он  один.  Его  деяния
уже записаны в книге судеб. А сейчас уходи. Отдохни и поешь. А еще лучше -
напейся до бесчувствия вина. Мне ты сейчас ничем не поможешь. Не мучай  ни
себя, ни меня. Мы еще обязательно поговорим.
     Сначала он наливал вино в кубок,  а  затем  принялся  пить  прямо  из
горлышка кувшина. Мутный тоскливый хмель не принес  забытья.  Здесь  нужен
был спирт или добрая водка, но ничего  похожего  в  погребах  цитадели  не
нашлось. Иногда Артем засыпал, но сон этот был страшнее яви - то его душил
мертвый Азд, то распинал на раме Стардах,  то  Калека  протягивал  ему  из
ледяной  бездны  свои  щупальца,  которые  от  первого  же   прикосновения
отламывались, как сосульки. А главное, даже во сне он  ни  на  секунду  не
забывал, что совсем рядом умирает Надежда. Артем  просыпался  в  слезах  и
холодном поту, пил снова, и от этого ему становилось все горше и горше.
     Иногда он начинал  тешить  себя  мыслями,  что  вот  сейчас  встанет,
доберется  до  ближайшей  цитадели,  разнесет  ее  стены,  пригонит  самых
сведущих в этой жуткой хирургии максаров. Но  этот  самообман  давал  лишь
минутное облегчение, а стоны Надежды проникали в его  каморку  даже  через
дубовые двери.
     Он даже приблизительно не знал, сколько времени провел в этом  угаре.
Вино кончилось, и, протрезвев, он не услышал больше никаких звуков.  Нужно
было идти в зал, чтобы проститься с телом  Надежды  или  поздравить  ее  -
живую  -  со  спасением,  однако  Артем  не  мог   заставить   себя   даже
пошевелиться. Все на свете, в том числе и собственная жизнь, утратило  для
него интерес.
     Дверь каморки немного приоткрылась,  и  одна  из  мартышек,  угодливо
согнув спину, поманила его пальцем.
     Теперь Надежда до самых глаз была укрыта белым мягким  полотном.  Яшт
дышал по-прежнему глубоко  и  мерно,  но  на  появление  Артема  никак  не
прореагировал. Она заговорила не сразу, видно, собиралась  с  силами.  При
первых же звуках ее голоса Артем вздрогнул - это  не  был  голос  Надежды.
Более того, то, что он услышал, почти не походило на человеческую  речь  -
сплошной хрип и отхаркивание.
     - Прости, - сказала она. - Что-то с горлом не в порядке...
     - Это ты прости меня.
     - Передав ребенка жестянщикам, ты пойдешь своим путем?
     - Да.
     - И уже не вернешься сюда?
     - Обратного пути на Тропе  нет.  Но  она  имеет  свойства  петлять  и
разветвляться. На ней можно встретить себя самого, а уж кого-то из  старых
друзей - тем более.
     - Меня ты будешь помнить?
     - Зачем ты спрашиваешь...
     - Разве трудно ответить?
     - Я буду помнить тебя, покуда жив.  И  даже  когда  умру.  Мой  народ
верит, что души близких людей после смерти встречаются в  каком-то  другом
мире.
     - Жаль, что мой народ не верит в это. Но если ты полюбишь кого-нибудь
еще, и она полюбит тебя, знай - это тоже я. Но только никогда  не  называй
ее Ирданой. Обещаешь?
     - Обещаю.
     - Скоро я умру. Но ребенок родится в свой срок. Жаль, что  я  никогда
не увижу его. Хоронить меня не надо.  Очень  скоро  от  моего  тела  почти
ничего не останется. Ничего, кроме глаз и волос. Лишь они  одни  неуязвимы
перед ядом... Если когда-нибудь встретишь Генобру, не причиняй ей вреда...
И вот еще что. Помнишь, я когда-то обещала  дать  тебе  другое,  настоящее
имя. Время для этого пришло. В землях максаров и  жестянщиков  тебя  будут
помнить как Клайнора, Отца Мстителя.


     Артем так долго ждал этого момента, что уже перестал  верить  в  саму
возможность его наступления и поэтому долго не мог понять, чего  же  хочет
от него возбужденно лопочущая  мартышка  с  белым  полотняным  свертком  в
руках. Точно такая же  ткань  покрывала  тело  Надежды  при  их  последнем
свидании.
     В  свертке  находился  новорожденный  мальчик,  еще  не  обмытый,  со
свежеперевязанной пуповиной. Он молчал и внимательно смотрел  снизу  вверх
на Артема яркими изумрудными глазами. При этом он не  забывал  старательно
су