а
свалили  все,  чем  раньше  так  славилась мастерская:  уникальные инструменты,
сверхточные станки,  редчайшие сплавы,  уже готовое оружие,  заготовки к  нему,
сундуки, набитые книгами.
     Вслед за  имуществом последовали его хозяева,  как живые,  так и  мертвые.
Последними  приволокли старшего  мастера  и  его  возлюбленную.  Оба  они  были
нанизаны на одно копье.
     Когда  яма  почти  до  краев  наполнилась телами  оружейников,  с  холмов,
господствующих над  местностью,  донесся голос,  от  которого содрогнулись даже
мрызлы:
     - Своими деяниями вы,  жалкие людишки,  заслужили смерть!  Так умрите ради
вящей славы максаров!
     Эхо этих безжалостных слов еще не утихло,  а  самый сильный из мрызлов уже
выбил  глиняную  пробку,  закупоривавшую  летку  плавильной  печи.  Все  вокруг
озарилось нестерпимо ярким  светом,  в  темное  небо  фейерверком взлетела туча
оранжевых искр,  и  расплавленный металл хлынул в  яму,  где  вперемешку лежали
люди,  искусные творения их  рук  и  запечатленная на  бумаге  вековая мудрость
предшественников.
     Над могилой стоял светящийся столб дыма и пара,  который,  наверное, можно
было  увидеть изо  всех  уголков Страны жестянщиков.  Металл,  остывая,  грозно
шипел.  С  холмов  вновь  раздался голос  того,  кто  задумал и  осуществил это
массовое убийство:
     - Если кто-то из людишек остался в живых, пусть отзовется!
     Таковые нашлись и немедленно откликнулись:  несколько мастеров,  по пьянке
заснувших в таких местах,  где их не догадались искать, один уже почти издохший
в лазарете соглядатай и вороватый паренек,  на пару с Окшем сидевший в подвале.
Изо всех сил сотрясая решетку, он орал:
     - Я здесь! Здесь! Помогите мне выйти! Я хочу быть там, где и все.
     Окш был единственным,  кто не  поддался этому сумасшествию.  Он  как можно
глубже зарылся в солому и лежал тихо, как выпавший из гнезда птенец.
     Двое  мрызлов,   освещая  себе  дорогу  факелами,   спустились  в  подвал.
Несчастный парнишка,  завидев этих  уродов,  обрадовался им  как  самым  лучшим
друзьям.
     Убедившись,  что вот так запросто вскрыть запоры клетки не удастся, мрызлы
на некоторое время пришли в  замешательство,  как это случалось с  ними всегда,
когда ситуация требовала принятия самостоятельных решений.  Неизвестно, до чего
бы  они  додумались своими  тупыми  мозгами,  если  бы  окончательно впавший  в
неистовство мальчишка не взял инициативу на себя. С криком: "Возьмите мою жизнь
ради  славы максаров!"  -  он  собственными руками направил острие чужого копья
себе в грудь.
     Удостоверившись,  что  жертва  мертва,  мрызлы  занялись  осмотром  других
клеток, копьями переворачивая солому.
     Очень скоро они обнаружили Окша и  аж взвыли от бешенства.  По их понятиям
он вел себя чуть ли не противоестественно. Как можно игнорировать волю максара,
которой обязаны повиноваться не только живые существа, но даже силы природы!
     Задетый копьем  Окш  проворно вскочил на  ноги.  Мрызл,  обнаруживший его,
нанес  новый  удар,  но  промахнулся -  хилый на  вид  мальчишка уворачивался с
проворством белки.
     Не достигнув цели ни со второй,  ни с третьей попытки,  мрызл рассвирепел.
Теперь  он  размахивал  копьем,  как  слепец  клюкою.  Воспользовавшись удобным
моментом,  Окш  перехватил копье  посередине и  всем  телом навалился на  него.
Древко, зажатое между прутьями решетки, переломилось.
     Мрызлы вновь оказались в  растерянности.  Из оружия у  них осталась только
тяжелая алебарда,  не  пролезавшая в  клетку.  Попытки достать мальчишку руками
тоже не увенчались успехом -  хоть и длинные они были у мрызлов, но не до такой
же степени.
     Ничем  не  помог  им  и  огонь -  насквозь отсыревшая солома загораться не
хотела.  Тут мрызлы вспомнили,  что у одного из убитых жестянщиков под подушкой
хранилась огромная связка ключей,  которыми,  наверное, можно было отпереть все
на свете, включая врата ада.
     Пока  мрызлы препирались,  кому именно бежать за  ключами (в  конце концов
решили отправиться вместе),  пока в  неверном свете начинающихся пожаров искали
нужный дом и  нужную постель,  пока попутно причащались дармовым хлебным вином,
до  которого оба  были большими охотниками,  пока возвращались обратно,  прошло
немало времени.
     В  подвале их  ждало  разочарование -  клетка  опустела.  Судя  по  всему,
мальчишка вскрыл замок, используя вместо отмычки острие копья.
     Искать   беглеца  во   мраке,   по   контрасту  с   ослепительным  сиянием
расплавленного металла казавшемся еще  более густым,  чем на  самом деле,  было
занятием заведомо бессмысленным.  Да и не мог этот чудом уцелевший сопляк долго
противостоять могучей воле максара,  буквально пронизывающей все вокруг. Черт с
ним, пусть немного побегает перед смертью!
     Придя  к  такому умозаключению,  мрызлы сразу  потеряли интерес к  Окшу  и
присоединились к своим собратьям, довершавшим разгром мастерской.
     Все  они погибли на  рассвете в  схватке с  жестянщиками,  сбежавшимися из
окрестных  поселков  на  зарево  пожара.  Это  полностью соответствовало планам
Карглака (а  набег  на  мастерскую организовал именно  он),  надеявшегося ценой
гибели всех участников трагедии сохранить свое инкогнито.
     Впрочем, место побоища максар покидал не в самом лучшем расположении духа.
Больше,  чем зрению и  слуху,  он доверял своим внутренним ощущениям,  являвшим
собой   сложный  продукт  бесчисленного  количества  чужих  мыслей  и   чувств,
просеянных  через  сито  собственной  обостренной интуиции.  И  вот  это  самое
внутреннее ощущение,  или,  если  хотите,  внутренний голос  подсказывал сейчас
Карглаку,  что  дело  не  доведено до  конца.  Какая-то  ошибка вкралась в  его
расчеты, причем ошибка серьезная. Вот только знать бы - какая конкретно! Однако
относительно этого внутренний голос молчал.
     А  случилось все  это  за  несколько лет (по летосчислению жестянщиков) до
тайной встречи Карглака с Хавром - загадочным человеком, благодаря своим весьма
необычайным способностям сумевшим во  многих мирах снискать себе славу наемника
самого высокого класса.
     Гибель оружейников,  унесших в  свою  огненную могилу тайну всесокрушающих
клинков,  по  мысли Карглака должна была стать тем  благом,  которое если и  не
окончательно прекратит распри максаров, то хотя бы утихомирит их.
     Однако не все соплеменники разделяли подобную точку зрения.
     Клинки умирали.  Из сверхъестественного оружия,  по своим боевым свойствам
сопоставимого с молниями Зевса, молотом Тора или чакрой Вишну, они превращались
в обыкновенный металл, крошащийся от ударов по камню и отскакивающий от кованых
доспехов.
     Привычная,  на  века устоявшаяся жизнь внезапно пошла наперекосяк.  Где-то
уцелел замок,  готовый вот-вот  пасть,  и  его хозяин долго потешался потом над
незадачливыми соседями,  вновь и  вновь пытавшимися привести в действие свое до
этого безотказное оружие.
     Примерно то же самое творилось и в других местах Страны максаров.  Отец не
смог оскопить сына,  открыто сожительствующего с собственной матерью.  Жених не
сумел расправиться с  родней невесты,  к  чему так долго и тщательно готовился.
Братья не знали,  как теперь честно разделить наследство (подразумевалось,  что
все, до последней медной монетки, должно достаться победителю).
     Благородные и почти всегда смертельные поединки превратились в безобразные
потасовки с использованием кулаков и подручных предметов.
     ...В  результате  долгих  и  хитроумных  маневров,   похожих  на  эндшпиль
шахматной партии,  в  которой тяжелая фигура ловит  прорывающуюся на  последнюю
горизонталь пешку,  женщина-максар по  имени Генобра загнала свою дочку на край
пропасти, да не просто на край, а на далеко выступающий вперед мысок.
     Учитывая  намерения  родительницы,   можно  было  сказать,   что  девчонка
оказалась в безвыходном положении.  Впереди бездна,  в которой не нашли бы себе
опоры даже крылья Карглака.  Слева и справа то же самое.  Позади мамочка,  хотя
уже и  не  такая расторопная,  как прежде,  но  способная своим клинком пресечь
любую попытку дочки вырваться на оперативный простор.
      -Ну все, стерва, - сказала Генобра, с трудом переводя дух. - Земля и небо
свидетели, что поотношению к тебе я была кроткой, как голубка. Ты сама виновата
в том, что сейчас случится. Жаль, я не удавила тебя еще в пеленках.
     - Интересно,  а  почему  ты  и  в  самом  деле  не  удавила меня?  -  живо
поинтересовалась девчонка.  -  Но  не говори,  гадюка,  что пожалела ребеночка.
Тебе,  наверное,  стало любопытно,  что за отродье может появиться из лона той,
которая не сожительствовала ну разве что с холодными рыбинами. Ведь так?
     - Может, так... А может, и нет... - зная отчаянный нрав дочери, Генобра не
спешила с  завершающей атакой.  -  Нужна ты мне была тогда.  Хотела я  с  твоей
помощью кое с кем поквитаться.  Да,  как видно,  зря... Пусть я и гадюка, но до
тебя даже мне далеко.  Нельзя,  чтобы такие,  как ты, гуляли на воле. Колодки и
темница тебя тоже не исправят. Уж лучше подохни...
     - Так я тебе сразу и далась!  -  расхохоталась девчонка.  - Корова старая!
Гора дерьма!  Ну чего стоишь там? Подходи поближе! Я давно собираюсь выцарапать
твои поганые гляделки!
     - Мне  спешить некуда.  -  Генобра пропустила оскорбления мимо ушей.  -  Я
подожду,  какую смерть ты  сама выберешь:  от  падения в  пропасть или от моего
клинка.
     - А  какая разница?  -  Лица девчонки не  было видно под  копной нечесаных
волос, но в голосе проскальзывало лукавство.
     - Пока будешь лететь вниз,  еще поживешь немного.  А  от  клинка подохнешь
сразу, - с готовностью объяснила Генобра. - Я разрублю тебя на десятки кусков и
каждый  кусок  скормлю отдельной собаке,  чтобы  уж  точно  знать,  что  ты  не
воскреснешь.
     - А тебя, между прочим, и собаки жрать не станут! - живо парировала дочка.
- Вонючка! Те мази, что ты втираешь, чтобы вернуть молодость, превратили тебя в
мумию!  В смердящий труп,  который еще имеет признаки живого существа! Попробуй
вспомнить,  когда тебя в  последний раз покрывал мужчина нашей расы или хотя бы
жестянщик! Ага, не можешь! Да на тебя сейчас даже мрызлы залазят с отвращением!
Иди сюда! Посмотрим, кто кого!
     - Ты, дочка, хитра не по годам, - ухмыльнулась Генобра. - А я осторожна. В
соответствии  с  возрастом.  Поэтому  не  старайся  подманить  меня  поближе  к
пропасти...  Можешь называть меня старухой,  но я еще поживу и много раз познаю
радость плотской любви.  Пусть даже  с  жестянщиком,  пусть с  мрызлом.  А  ты,
молодая  и  привлекательная,   сейчас  умрешь.  И,  как  мне  известно,  умрешь
девственницей.  Женихами тебе  будут псы-людоеды.  Теперь ты  понимаешь разницу
между мной и тобой?
     - Понимаю,  -  кивнула девчонка.  -  Хотя и смутно. Ясное понимание придет
потом. На краю твоей могилы.
     - Считай,  что  это  твои  последние слова.  Хотя  кое  в  чем  мои  планы
изменились.  Твой  язык  я  не  скормлю собакам.  Я  его  забальзамирую.  Пусть
напоминает всем, что хула до добра не доводит.
     Генобра направила острие клинка в  сторону жертвы и привычным,  тысячи раз
отработанным движением привела его  в  боевое состояние.  Сразу  после этого ее
ладонь  должна  была  ощутить  короткую серию  толчков,  похожих на  конвульсии
издыхающей в кулаке птички, что означало: ничем не примечательная с виду полоса
металла превратилась в луч волшебной энергии, от которого нет никакой защиты.
     Однако ничего этого не  случилось.  Клинок был мертв.  Тускло поблескивало
неизвестно  из  чего  сделанное  лезвие.  Покрывавшие его  непонятные письмена,
казалось, приобрели издевательский смысл.
     - Что-то  не так,  мамочка?  -  глумливо поинтересовалась девчонка.  -  Ты
передумала резать меня на куски? Вот спасибо!
     Генобра  лихорадочно  крутила  эфес,  раз  за  разом  повторяя  всю  серию
положенных манипуляций,  но  это  было то  же  самое,  что делать искусственное
дыхание скелету.  Еще ни  разу в  жизни клинок не  подводил ее.  Даже слышать о
подобных случаях ей не приходилось.  Поэтому злое отчаяние, охватившее Генобру,
было особенно острым.
     Дочка приближалась к  ней плавными,  скользящими шагами.  Рот ее улыбался.
Глаза горели сквозь завесу волос.
     - Не  подходи!  -  завопила Генобра,  замахиваясь на  нее  уже бесполезным
клинком. - Убью!
     - Давай попробуем. - Девчонка откинула голову назад, обнажая высокую шею и
победно торчащие вперед ключицы.  -  Но  не  забывай,  что  я  максар.  Хоть  и
начинающий. Железо не может причинить мне вреда.
     Генобра умела ловить на лету стрелы и  уклоняться от камней,  брошенных из
пращи,  но движения девчонки были стремительней,  чем полет стрелы,  а  кулачок
тверже булыжника.
     Отбросив Генобру со  своего пути,  дочка вдобавок еще успела мазнуть ее по
лицу  ногтями.  Кожа максара выдержала эту  кошачью ласку,  лишь на  левом веке
осталась глубокая кровоточащая царапина.
     - Это тебе на память,  -  уносясь вдаль,  крикнула девчонка. - В следующий
раз я вырву твои глаза.
     Генобра взвыла,  как ведьма,  напоровшаяся на  помело причинным местом,  и
швырнула бесполезный клинок вслед дочке.
      -Если это проделки жестянщиков,  то виноватые проклянут момент, в который
они появились на свет!  -  Она обращалась одновременно и  к черному камню,  и к
бездонной пропасти,  и к высокому небосводу.  - А если здесь замешан кто-нибудь
из максаров,  я сделаю все,  чтобы свести его в могилу. Но это не отвлечет меня
от постоянных забот о дочке.  Нет такого мира,  где бы она . смогла укрыться от
меня. Клянусь в этом земле и небу!
     Бойня  в  оружейной  мастерской  подействовала на  Окша  двояким  образом.
Жестокое убийство сразу стольких ни в чем не повинных людей, среди которых было
немало его приятелей,  потрясло мальчишку до такой степени, что он на некоторое
время даже утратил дар речи.
     С  другой стороны,  он открыл в себе какое-то новое,  ранее неизведанное и
потому пугающее свойство.
     В  ту  ночь Окш детально представлял себе все,  что испытывали оружейники,
гибнущие в потоке расплавленного металла,  какие мыслишки ворочались при этом в
примитивных мозгах  мрызлов и  с  какой  именно  стороны исходил всепроникающий
поток сатанинской злобы, действовавший на жестянщиков, как обух, а на их врагов
- как кнут.
     Легко преодолев никем уже не  охраняемую стену,  он  через вспаханное поле
помчался к ближайшему лесу. Темнота вокруг стояла полнейшая, но Окш не то чтобы
видел, а скорее угадывал попадавшиеся на пути препятствия.
     Более того, удаляясь от пылающих зданий мастерской все дальше и дальше, он
как бы  со стороны продолжал наблюдать за происходящими там событиями.  Ни одно
перемещение врагов не могло ускользнуть от его раздвоившегося зрения,  и вскоре
Окш убедился, что погоня отсутствует.
     Того, кто держал сознание мрызлов в надежной узде и с холмов управлял всей
этой вакханалией,  Окш разглядеть не мог,  да и не стремился,  боясь привлечь к
себе ответное внимание.  Просто мрак в том месте казался особенно непроницаемым
- ну прямо-таки сгусток черной крови на теле ночи.
     Был  такой момент,  когда Окшу показалось,  что  в  недрах этого зловещего
сгустка  что-то  дрогнуло и  мрак,  ставший  вдруг  зрячим,  попытался нащупать
беглеца своим  цепенящим взором.  Сердце мальчишки невольно сжалось,  пропустив
очередной толчок,  а  его самого с  головы до  ног словно обдало ледяной водой.
Однако  это  пренеприятнейшее ощущение почти  сразу  исчезло и  больше  уже  не
возвращалось.
     Дорогу домой он,  конечно же,  не  помнил,  но  на  рассвете с  удивлением
убедился, что достиг знакомых мест. Отсюда до поселка, в котором он вырос, было
рукой подать. Однако тихая радость, знакомая всем, кто после долгого отсутствия
возвращается в родные края,  мгновенно сменилась неосознанной тревогой. Еще сам
не зная почему,  Окш твердо решил не показываться на глаза тем, кто раньше знал
его.
     Дождавшись  очередной  ночи,   к  счастью,   наступившей  довольно  скоро,
мальчишка пробрался в  поселок и  украл самое необходимое -  немного еды,  нож,
огниво  и  новую  одежду  (в  робе  оружейника  он  выделялся  среди  остальных
жестянщиков, как чайка среди стаи ворон).
     Из подслушанных им в поселке разговоров следовало,  что в ту страшную ночь
нападению подверглась не  только оружейная мастерская,  местонахождение которой
ни  для кого не  было секретом,  но и  все тайные места,  имевшие хоть какое-то
отношение к  волшебным клинкам.  Имя  организатора этой  бойни пока  оставалось
неизвестным.  Максары якобы уже начали свое расследование,  но оно пока никаких
результатов не дало.  И жертвы,  и палачи умолкли навсегда,  а на телах мрызлов
отсутствовали клейма, указывающие имя их хозяина.
     Прибившись  к   каравану,   порожняком  следовавшему  на  медные  рудники,
расположенные в самом глухом уголке страны,  Окш покинул родные места -  как он
тогда думал - навсегда.
     По пути он развлекался тем, что пробовал заглянуть в сознание попутчиков -
вот этот, например, рвется домой, потому что его жена должна скоро родить этот,
наоборот,  сбежал бы от своей жены на край света;  этот недавно подцепил дурную
болезнь  и  всерьез  подумывает о  самоубийстве;  а  вот  этот  является тайным
осведомителем максаров и сейчас мысленно составляет подробный отчет об основных
событиях, случившихся в Стране жестянщиков.
     Последнее  открытие  еще  раз  напомнило  Окшу  о  необходимости соблюдать
осторожность.  Теперь,  наверное,  он оставался единственным, кто был причастен
(пусть и  в общих чертах) к тайнам оружия максаров,  а тайны эти стоили дорого.
Лично ему тоже светило немало.  В лучшем случае -  клетка,  пусть и золотая.  В
худшем -  жуткая смерть.  Поэтому он  решил впредь вести себя  тише воды,  ниже
травы и не высовываться со своими многочисленными талантами.
     Ради  этого  Окш  даже  сменил  профессию  и  пошел  подручным  к  пекарю.
Нелюдимый,  вечно  запорошенный  мукой,  он  и  в  сумрачной  пекарне  старался
держаться темных углов, а на все вопросы отвечал бессвязным бормотанием.
     Вскоре Окша оставил в покое даже хозяин, поначалу имевший на него виды как
на потенциального зятя,  а  хозяйская дочка,  с  юных лет нагулявшая на сдобных
булках  весьма  впечатляющие формы,  на  странного парнишку вообще  внимания не
обращала.
     Так он и  жил,  днем мотаясь от печи к  тестомешалке и  обратно,  а  ночью
прислушиваясь к  чужим мыслям,доносившимся со  всех  сторон.  Но  это  вовсе не
означало,  что такая жизнь устраивала его. Просто Окш всем нутром ощущал, что о
нем не  забыли,  что его ищут,  что опасность бродит по городам и  весям Страны
жестянщиков, то приближаясь к нему почти вплотную, то удаляясь вновь...
     Хавр,   в  отличие  от  максаров,  не  обладал  способностью  проникать  в
психическую сферу  людей,  зато  он  умел  легко входить в  доверие и  вызывать
незнакомцев на откровенность.  Если к  этому добавить неограниченные финансовые
возможности,  которые  были  у  него  благодаря  покровительству  Карглака,  то
становилось ясным,  что  рано  или  поздно любая  интересующая его  тайна будет
раскрыта.
     План  Карглака,  предусматривавший тотальное уничтожение целого  поколения
жестянщиков, не устраивал Хавра,. и причиной тому был вовсе не альтруизм. Стоит
ли  ради  одной-единственной рыбешки вычерпывать целое море?  Ведь под  рукой у
хорошего рыбака есть и удочка, и сеть, и острога.
     Кроме того,  война всегда дело скользкое.  Это  против максаров жестянщики
бессильны.   Зато  всяких  других  тварей,  не  обладающих  сверхъестественными
способностями, они изводят очень даже успешно. Благо, что есть чем.
     На  примете у  Хавра имелось несколько не  очень удаленных от  этого места
стран,  где можно было набрать армию,  обладающую соответствующим боевым духом.
Взять,  к  примеру,  хотя  бы  горцев  Огненного Кряжа  или