не  проявляли,  да  и
нельзя было требовать ее от бывших торговцев и ремесленников,  однако плотность
огня была так велика, что пули сами находили себе жертвы.
     Вольным братьям не осталось ничего иного,  как припасть к  земле (и многим
уже навечно).  Всадники, после первых выстрелов спешившиеся, вновь взобрались в
седла и вытащили из чехлов боевые секиры, весьма напоминавшие мясницкие топоры.
Прекрасная в  своем  отчаянии  атака  вот-вот  должна  была  обернуться мерзкой
бойней.
     И тогда в дело вмешался Окш.
     У  него просто не было времени (да и умения,  скажем прямо,  тоже),  чтобы
подчинить своей  воле  сразу  всех  этих  многочисленных людишек,  по  нелепому
стечению обстоятельств ставших вдруг его  врагами.  Вместо того,  чтобы дергать
каждого  из  них  за  невидимые  ниточки  страха,   вожделения,   стыда,  жажды
самоуничтожения  или  взаимной  ненависти,   Окш  одним  махом  разрубил  хитро
сплетенную сеть  вековых предрассудков,  сплачивающих отдельные особи в  единое
целое и предопределяющих почти все стороны их поведения.
     Короче говоря,  королевские стрелки раз  и  навсегда лишились общественных
инстинктов и  ощутили себя чуть ли не космическими личностями,  для которых уже
не существует таких понятий, как долг, закон, авторитет, мораль, взаимопомощь и
чужое мнение.  Силу эмоционального потрясения,  пережитого ими при этом,  можно
было сравнить разве что  с  нравственным падением праведника или  с  прозрением
грешника (что в принципе одно и то же).
     Более  того,  окружающая действительность-утратила для  этих  новоявленных
солипсистов всякое реальное значение,  превратившись в иллюзию,  существующую .
исключительно в их собственном сознании.
     Само собой понятно,  что  люди со  столь экзотическим мироощущением уже не
могли ни нападать,  ни защищаться.  Ведь все вокруг - и уже начавшие потихоньку
приближаться враги,  и  свистящие в  воздухе пули,  и сам этот воздух,  сырой и
пряный,  и  скалы,  окрашенные светом  неба  в  цвета  киновари,  и  уходящие в
бесконечную даль багровые волны -  было лишь частичкой привидевшегося им сна, а
кто же будет бороться со своим сном?                                (
     Когда  сильно отставшие от  Окша  вольные братья вырвались на  оперативный
простор,  подавляющее  большинство королевских стрелков  пребывало  в  глубокой
прострации, иногда принимавшей весьма причудливые формы (одни, например, шарили
вокруг себя в поисках несуществующих явств и напитков, другие использовали себе
подобных вместо  кресел или  иных  предметов мебели,  третьи активно занимались
самоудовлетворением) .
     Простым,   малообразованным  жестянщикам,   по  собственной  воле  или  по
принуждению принявшим сторону Вольного Братства,  много страдавшим за последнее
время и  наконец-то получившим возможность отомстить,  не было никакого дела до
прихотливой и  изящной  философии крайнего эгоцентризма.  Они  принялись дружно
расстреливать,  а  потом и рубить своих недавних противников,  которые никакого
сопротивления им,  естественно, не оказывали и в ответ на удар ножом под сердце
лишь блаженно улыбались.
     Окш мог легко прекратить резню,  но  это не входило в  его планы.  Бой еще
только начинался,  а  сделать в  нем неоправданную паузу было то же самое,  что
сбиться с такта в виртуозной музыкальной пьесе.
     Как  Окш  и  предполагал,  главные  силы  королевских  стрелков,  узнав  о
бесславной гибели товарищей,  всей своей массой бросились в погоню за уходящими
вдоль берега вольными братьями.
     А  те  особо  и  не  спешили,  тем  более что  с  собой приходилось тащить
мертвецов,  как своих,  так и чужих.  В том самом месте,  где произошла высадка
десанта и  где  на  прибойной волне плясала пустая лодка,  из  трупов соорудили
баррикаду (другого  строительного материала,  к  сожалению,  найти  здесь  было
невозможно),  оборонять которую поручили Шеду Пике и нескольким его соратникам,
заранее согласным драться до последней капли крови.
     Остальные вольные братья вновь  разделились на  две  части,  только теперь
одни вскарабкались на  гребень обрыва,  а  другие спрятались за  бортами лодки,
которую Окш отогнал подальше от берега.
     Вскоре показалось королевское войско,  чей строй сужался по мере того, как
отдельные отряды втягивались в  проход между  скалами и  озером.  Отправляясь в
погоню,  исход  которой теперь был  весьма проблематичен (одна только печальная
судьба целиком погибшего флангового отряда чего стоила!), эти дураки прихватили
с  собой  все  свои  знамена  и  даже  военный  оркестр,  сплошь  состоявший из
барабанов,  литавр и  тамбуринов.  В  поселке оставили лишь лошадей,  все время
норовивших соскользнуть в глубокую воду.
     Когда  авангард  экспедиции  уже  достиг  импровизированной баррикады,  ее
арьергард еще только ступил на узкую полоску берега,  разбитого многими сотнями
ног в кисель.
     Едва Шед произвел первый выстрел,  в  упор сразивший вражеского знаменосца
(королевские воины уже вынуждены были двигаться гуськом), как лодка поравнялась
с  хвостом колонны и  засыпала его  градом  пуль.  Почти  одновременно со  скал
полетели увесистые камни.  . Все дальнейшее происходило в точном соответствии с
планом Окша,  помешать которому не  могли даже  неизбежные для  любого сражения
досадные случайности. Спасти королевских стрелков мог разве что божий промысел.
     Шед,  практически неуязвимый  для  редких  вражеских  пуль,  легко  срезал
любого,  кто рисковал приблизиться к  нему ближе чем на десять шагов,  и вскоре
напротив его  баррикады выросла другая,  мало  отличающаяся от  первой.  Воины,
лишенные свободы маневра,  или  гибли под  градом камней,  или  вынуждены были,
расставшись с  оружием,  бросаться в  воду,  где  их  тоже  не  ожидало  ничего
хорошего. Все попытки отступления пресекались дружными залпами с лодки.
     Окш,  пустивший дело  на  самотек  и  занятый  только  рулем  да  мотором,
поинтересовался у своих пассажиров, как те относятся к проблеме военнопленных.
     Оказалось,  что такой проблемы для них не существует. Пленный - это мрызл,
на котором даже пахать можно. Или какой-нибудь выходец из далеких краев. За тех
и выкуп иногда дают. Если не золотом, то лошадями или райскими птицами. А какой
пленный из  твоего  бывшего соседа?  Одни  только  пустые хлопоты.  Работать не
хочет, выкуп платить отказывается да еще местью угрожает. Обойдемся нынче и без
пленных. К рыбам пусть идут, к рыбам.
     Теперь,  когда  война  достигла апогея  и  герои  (а  в  равной  степени и
мученики) стали появляться пачками,  Хавр взял себе за  правило как можно чаще
наведываться в расположение обеих враждующих сторон.  И везде его встречали как
своего,  охотно знакомили с  самыми секретными донесениями,  делились планами и
пересказывали то, что по разным причинам в донесения попасть не могло.
     Ничего удивительного в этом не было - и король, и верховный стряпчий могли
усидеть на своих местах только до тех пор, пока их поддерживал Хавр.
     После  каждого из  таких  визитов начиналась настоящая работа -  вылазки в
районы  военных действий,  посещения только  что  освобожденных или,  наоборот,
только  что  захваченных поселков,  кропотливый опрос  свидетелей,  а  затем  и
предварительные контакты с новоявленными героями.
     Для  отвода глаз  Хавр  даже  придумал себе  соответствующую должность.  В
Королевстве она называлась "глава геральдической палаты",  а в Вольном Братстве
- "стряпчий наградной комиссии".
     Он лично опрашивал всех особо отличившихся схватках воинов, а потом решал,
заслуживает ли  очередной кандидат награды  (обычно представлявшей собой  некую
денежную сумму) или ему нужно погеройствовать еще немного. Особое внимание Хавр
обращал на  молодежь -  этих он  даже по головке гладил и  по плечу похлопывал,
только почему-то всегда по левому.
     В  очередной раз  посетив ставку главнокомандующего королевских войск,  не
так  давно  начавших успешное наступление на  наиболее богатые зерном,  мясом и
рыбой  районы Вольного Братства,  Хавр,  минуя  роскошные шатры  новоиспеченных
маршалов,  заглянул в  скромную палатку,  где  усердные писари снимали копии  с
приказов,  регистрировали донесения с театра военных действий, учитывали трофеи
и вели счет потерям.
     Старшим  над  писарями  был  давний  агент  Хавра,  им  же  самим  сюда  и
назначенный.  В настоящий момент он занимался составлением памятной записки (по
существу,  шпаргалки) для  главнокомандующего,  который в  военном деле понимал
туго,  поскольку его  основная профессия -  банщик  -  развитию стратегического
мышления не  способствовала.(Благосклонность короля он  заслужил тем,  что умел
горячими компрессами лечить прострел.)          ,.
      Писарь,   смутно  догадывавшийся  об  истинном  месте  Хавра  в  иерархии
королевства,  но  и  себе  цену знавший,  сдержанно кивнул гостю и  без  лишних
разговоров развернул перед ним оперативную карту.
     - Ты мне лучше все своими словами расскажи.  Я  в  ваших значках ничего не
понимаю,  -  расслабленно махнул рукой Хавр,  тем не менее успевший в  точности
запомнить всю изображенную на  карте диспозицию.  -  Мне это ни  к  чему.  Меня
геройские поступки интересуют. Имелись таковые с прошлого раза?
     - Имелись,  -  кивнул  писарь  с  усмешечкой.  -  Только не  геройские,  а
ротозейские.  Вблизи вот  этого  озера  недавно была  разгромлена крупная банда
врага.  Застали их сонными,  частично истребили, а частично обратили в бегство.
Отступать-то им вроде некуда.  Кругом леса, болота. Позади озеро. Превосходство
в силах на нашей стороне.  Примерно пятикратное.  Главаря ихнего пристрелили. И
тем не менее окончательную победу одержал противник.  Причем сокрушительную. Из
наших уцелел лишь один человек.  Сумел с  помощью подручных средств перебраться
через озеро.
     - Действительно ротозейство.  -  Хавр изобразил на лице досаду.  -  И  как
только такое могло случиться?
     - Доподлинно неизвестно,  - продолжал писарь, огорченный поражением ничуть
не больше, чем Хавр (у него уже и надежные бумаги на чужое имя были составлены,
и  по дешевке куплен домик в захолустье),  -  вроде заманили они наших воинов к
каким-то скалам и чуть ли не камнями перебили. А потом топить стали. Это просто
чудо  какое-то!  Ведь  по  нашим сведениям у  этих  оборванцев уже  и  пуль  не
оставалось. Как они такую силу одолели? Просто в голове не укладывается!
     - Так ты  говоришь,  что их  главарь погиб?  -  как бы между делом уточнил
Хавр.
     - Ага,  -  писарь зевнул. - Взят в плен и казнен на месте. Наш знаменосец,
опознал в нем своего заимодавца. Вот и расплатился...
     - Жаль...  Кто же тогда командовал бандитами в столь успешном для них бою?
Тут без твердой руки и ясного ума дело не обошлось.
     - Нашелся один,  -  скривился писарь,  заглядывая в свои бумаги.  -  Не то
Пика, не то Шило. Из бывших матросов.. -
     - Матросы люди достойные,  - кивнул Хавр. - Хотя бой-то происходил как раз
на суше... Действительно, странно. Чудо, как ты говоришь.
     - Это еще не  все!  -  Писарь многозначительно поднял палец к  потолку.  -
Дальше и не такие чудеса пошли.  Этот проклятый Пика-Шило собрал под свое крыло
все  разрозненные банды,  лживыми  посулами склонил  на  свою  сторону  местное
население,  вооружил их  чем  попало и  уже совсем в  другом месте рассеял наши
основные силы.  Представляете, экипажи побросали самоходы, конница обратилась в
бегство и  растоптала свою же пехоту,  обоз с  боеприпасами заблудился в чистом
поле,  а кто не погиб и не попал в плен,  тот дезертировал. Конечно, это еще не
катастрофа, но о продолжении наступления и речи быть не может.
     - Страх,   значит,   их  всех  обуял...   -  произнес  Хавр  задумчиво.  -
Беспричинный страх...
     - Причинный или беспричинный -  я не знаю,  -  осклабился писарь, видевший
врагов лишь на  виселице.  -  Но  некоторые заиками стали.  В  том числе и  наш
главнокомандующий.
     - Кстати, а что он сам думает по этому поводу?
     - Что ему думать...  Пьет с горя.  После того, как от смерти чудом спасся,
из походной бани не вылазит.  Ванны из горячего вина принимает. Если король про
наши подвиги узнает, так утопит его в этой ванне.
     - А король, значит, истинного положения вещей не-знает?
     - Как  можно!  -  Писарь даже  глаза закатил.  -  Донесения составляются в
крайне  неопределенной  форме.   Дескать,   ведем  затяжные  бои   в   условиях
непроходимой местности.  Уничтожили не  поддающееся подсчету количество врагов,
но и сами несем потери.
     - Значит,  так!  -  Хавр,  до того пребывавший чуть ли не в истоме,  вдруг
резко подобрался. - Иди сейчас же к этой пьяной свинье и от моего имени прикажи
ему  немедленно собирать  новое  войско.  Деньги  для  жалованья  новобранцам и
закупку оружия сюда  доставят безотлагательно.  Потом спрошу с  него за  каждую
монетку.  Если  в  стране  не  осталось жестянщиков,  способных воевать,  пусть
нанимает мрызлов,  волков, медведей, демонов, кого угодно! Это его единственный
шанс избежать королевского гнева. Все ясно?
     - Яснее не бывает.
     - А это вот тебе... На мелкие расходы... Купи себе новые перья на шляпу. -
Хавр высыпал поверх карт горсть золотых монет,  за каждую из которых можно было
приобрести целую дюжину новых шляп.
     - Премного благодарен!  -  Согласно нововведенному порядку писарь  неловко
припал перед благодетелем на колено.
     - Ладно,  ладно.  -  Хавр осторожно оттолкнул его.  -  Ты  мне  лучше того
спасшегося приведи... Который озеро переплыл. Это ведь тоже своего рода подвиг.
     Спустя не  так уж  много времени изрядно поколесивший по стране Хавр сидел
уже совсем в другой палатке и разговаривал с другим писарем,  носившим на шляпе
не  перья,   а   круглую  матерчатую  кокарду  с  эмблемой  Вольного  Братства.
Предыдущему агенту он и  в подметки не годился,  а уж гордого звания войскового
писаря вообще не заслуживал.  Не писарем он был, а писаришкой, но, к сожалению,
кроме этого недотепы, обращаться здесь было больше не к кому.
     - У  вас тут,  как я  слыхал,  что не  стычка,  то  успех,  -говорил Хавр,
брезгливо Отстраняясь от  лохматого пса,  делившего палатку на  равных правах с
писаришкой.  - Враг повсеместно обращен в бегство. Огромные трофеи. Для пленных
не хватает ни веревок,  ни столбов.  Кого надо благодарить за это? Кто заслужил
награду за доблесть?
     - Разве не  верховный стряпчий является вдохновителем всех наших побед?  -
заюлил писаришка.
     Хавр  покосился по  сторонам,  а  затем рывком притянул писаришку к  себе.
Слова его были просты, доходчивы и негромки:
     - Еще раз брякнешь что-нибудь подобное, пойдешь рядовым воином в штурмовой
отряд.  Есть там такие,  которые в  бою на  себе взрывное зелье таскают.  И  на
вражеских  укреплениях вместе  с  ним  подрываются.  Если  я  тебя,  шельма,  о
чем-нибудь спрашиваю, отвечай точно и коротко.
     - Многие отличились,  -  промямлил перепуганный писаришка.  -  Я  это  так
сказал... Сдуру... Пошутить хотел... Проявите великодушие... Простите...
     - Прощу, если впредь верно служить будешь, - пообещал Хавр. - Ты про бой у
озера что-нибудь знаешь? Про самую первую победу, когда наши храбрецы
королевских гадов камнями побили?
     - Ой, тут про это столько слухов ходит, что сразу и не разберешься!
     - Но  ведь там многие себя героями проявили.  Особенно этот...  как его...
Шило.
     - Пика! Шед Пика! - радостно закивал писарь.
     - Кто он хоть такой?
     - Раньше простым воином был.  Даже многозарядку ему не доверяли.  С копьем
ходил.  А  теперь уже  старший брат второй степени.  Под  его  началом тысячные
отряды ходят.
     - Ты сам-то хоть знаешь его?
     - Видеть-то видел, - замялся писаришка. - А разговаривать не приходилось.
     - Что так?
     - Кто теперь он, а кто я? К нему сейчас так легко не подступишься.
     - Как я посмотрю,  порядки у вас еще почище,  чем при королевском дворе. А
еще вольными братьями называетесь.
     - Сами знаете,  что теперь и братья на категории делятся. Раньше было три,
а теперь двенадцать. Вот вам и вся воля.
     - Ну  это не  твоего ума дело...  Ты лучше скажи,  какой этот Шед из себя?
Может,  я его и знал раньше.  Высокий,  светлоглазый,  с бритой головой. И рука
сухая, в локте не сгибается. Он?
     - Нет!   -  категорически  возразил  писаришка.  -  Шед  Пика  рост  имеет
действительно не  маленький,  но  в  остальном вполне  обычный  человек.  Глаза
темные.  Волосы,  как шерсть у нестриженого барана. Обе руки нормальные. Правой
пьет, левой наливает. Спутали вы что-то...
     - Может, и спутал... Ну ладно, к этому вопросу мы еще вернемся. А сейчас я
хотел бы побеседовать с кем-нибудь из его соратников. Ведь и среди них должны ,
быть герои. Для лихих воинов нам наград не жалко.
     - Каких соратников?  -  сразу насторожился писаришка.  -  Которые вместе с
Шедом у озера сражались?
     - Именно!
     - Нет их уже в живых,  - писаришка скорбно потупился. - В следующем же бою
и  погибли.  Шли в первых рядах и приняли на себя главный удар врага.  Полегли,
как трава под косой. Даже в могиле вместе лежат. Могу показать.
     - Вот так номер! - искренне удивился Хавр. - Неужели ни один не уцелел?
     - Подождите-ка...  -  На лице писаришки появилось растерянное выражение. -
Один,  кажется,  остался...  Или  нет...  Нет,  все погибли,  точно!  Я  списки
самолично переписывал.
     В  то же самое время на другом конце лагеря Окш бесцеремонно разбудил Шеда
Пику, крепко спавшего после вылазки во вражеский стан.
     Бывший матрос, благодаря необыкновенному стечению обстоятельств занимавший
сейчас одну из самых высоких ступеней в иерархической лестнице вольных братьев,
жил в состоянии перманентного ужаса перед этим загадочным человеком, официально
состоявшим при нем в должности не то советника, не то душеприказчика.
     Даже в разведке, даже в рукопашном бою Шед Пика не отдыхал душою от чужого
пристального внимания,  способного и  к  месту  приковать,  и  языка лишить,  и
заставить говорить что-то такое,  от чего у  него самого волосы дыбом вставали.
Его жизнь была жизнью куклы-марионетки,  которую смеха ради наделили сознанием,
но лишили возможности самостоятельно управлять своими словами и поступками.
     Шед корчился от страха,  а ноги сами несли его вперед, навстречу пулям. Он
готов был  плакать над  каждым погибшим братом и  в  то  же  время хладнокровно
мостил болота гатями из человеческих тел. До этого никого не обидевший всерьез,
он   нынче   пачками  выносил  смертные  приговоры  слабодушным,   вороватым  и
нерасторопным.
     Постоянно  находясь  в  состоянии тяжелейшего душевного расстройства,  Шед
пытался  лечить  его  то  посредством баклажки  крепкого  вина,  то  с  помощью
карманной многозарядки, однако так и не сумел ни одурманить свою бедную голову,
ни расколоть ее пулей.
     Вот и  сейчас он  всеми своими силами цеплялся за  остатки сна,  дававшего
хотя бы краткое забвение, но нависшая над ним ненавистная, постылая тень тянула
жилы и выматывала душу.
     - Вставай! - требовал Окш. - Не притворяйся. Я ведь знаю, что ты не спишь.
Вставай или почувствуешь сейчас то  же самое,  что и  тот ездовой,  которого ты
приказал бросить в котел с кипятком.
     - Это не я приказал, а ты! - огрызнулся Шед (когда они оставались наедине,
Окш иногда позволял ему такое).  - Ты управлял моим языком! А сам я в это время
рыдал в душе!
     - Он  продал врагам целый воз  многозарядок.  Сто штук.  Сто твоих братьев
завтра пойдут в  бой безоружными.  А королевские стрелки выпустят по ним на сто
пуль больше. И это только за один залп. Ты размазня, а не воин.
     - Разве я спорю!  Да,  я размазня!  Да, я трус! Отпусти меня! Сделай опять
простым копьеносцем! А еще лучше - убей! Я больше не могу так, понимаешь?
     - Когда будет нужно, ты умрешь, но умрешь героем, - холодно ответил Окш. -
И твоя смерть вдохновит других.  Однако