подбирающиеся к  нам  со  всех  сторон.  И  хотя  числом  они  значительно
превосходили наш отряд, положение их было незавидно. Сражение  в  нависшей
над бездной гуще антиподных лесов  имеет  свою  логику,  согласно  которой
положение защищающихся  куда  предпочтительнее  положения  нападающих.  Мы
надежно привязаны, а они вынуждены карабкаться по шатким веткам. Наши руки
свободны, их  -  заняты  поисками  опоры.  Да  и  бичи-самобои  совершенно
бесполезны в этом переплетении веток и лиан. Первого  из  подобравшихся  к
нам служивого Шатун без труда спихнул  в  пустоту,  второго  ткнул  ножом,
третий, не удержав равновесия, сорвался сам.
     - Прочь, безумцы! - крикнул Головастик, прикрывавший нас  с  тыла.  -
Прочь, если жить хотите!
     - Как бы не так! - подал голос полусотенный, державшийся, впрочем, от
нас подальше. - Без вас нам не с руки возвращаться. Казнят. Драться  будем
до последнего, будьте уверены. Если не одолеем вас сразу,  то  и  уйти  не
дадим. Сколько вы так продержитесь - день, два?  А  жратва  кончится,  что
делать будете? Спать мы вам тоже не дадим. Измором возьмем.
     - Это мы еще посмотрим, - огрызнулся Головастик.
     - Посмотрим, - согласился полусотенный. - Если только  гляделки  ваши
при вас останутся. Да ведь только мы и договориться можем... По-хорошему.
     - Ну-ну, интересно!
     - Вы, трое, нам без нужды. Можете своей дорогой идти. А вот болотника
отдайте. Сами свяжите и отдайте. В крайнем случае оглушите.
     - Шатун, тебе как лучше? - прикинулся дурачком Головастик. -  Связать
или оглушить?
     - Все едино, - отозвался Шатун.
     - Договорились! -  объявил  Головастик  полусотенному.  -  Иди  сюда!
Подержишь его, пока я вязать буду.
     - Значит, добром  не  хотите...  Тогда  можете  с  жизнью  прощаться.
Вперед, братцы! Всем отличившимся по бадье браги!
     Повинуясь приказу (правда, не весьма  охотно),  служивые  сунулись  в
новую атаку, которая  сошла  на  нет  уже  через  несколько  минут,  когда
выяснилось, что по крайней мере двоим  из  них  уже  никогда  в  жизни  не
побаловаться брагой. Урон, нанесенный нам, ограничивался  подбитым  глазом
Ягана и моим вывихнутым мизинцем.
     -  Что  же  вы,  подлецы,  делаете!  -   плаксивым   голосом   сказал
полусотенный, видя  позор  своего  войска.  -  Из-за  какого-то  паршивого
болотника своих братьев убиваете!
     - Вчера утром ты нас своими братьями почему-то не считал.
     - Подумайте хорошенько! Зачем нам из-за чужака ссориться!  Я  вам  за
него  целую  деревню  отдам.  Можете  хоть  три  дня   ее   грабить.   Ну,
договорились?
     - Надоел ты, заткнись!
     - Ну  хорошо  же!  Попомните  вы  меня,  -  прошипел  полусотенный  и
действительно заткнулся, скрывшись в листве.
     Отступили и его подчиненные, хотя их близкое присутствие ощущалось по
треску  ветвей  и  шороху  листьев.  На  военном  языке   это   называется
перегруппировкой сил. Нам явно готовили какую-то каверзу.
     - Теперь надо ждать атаки сверху или снизу, - предположил Головастик.
     - Снизу они не сунутся. Там ветки тоньше, - сказал Шатун. - А  сверху
навалятся. Видишь, уже кора сыплется.
     Однако время шло, а  нападение  откладывалось.  Служивые  лазали  над
нашими головами, таскали туда-сюда что-то,  перекликались  между  собой  и
теми, кто остался в карауле.  Их  целеустремленная,  упорная  деятельность
начала  не  на  шутку  тревожить  меня.  Похожее  чувство  испытываешь   в
стоматологическом кресле, когда врач  перебирает  десятки  зловещего  вида
инструментов, а ты не, знаешь, который из них он собирается вонзить в тебя
- вон тот ножичек с серповидным лезвием или ту спицу с крючком.
     - Может, попробуем прорваться? - предложил Головастик.
     - Прямо под бичи  служивых?  -  с  сомнением  сказал  Шатун.  -  Они,
наверное, только этого и ждут.
     Верхушки деревьев шумели на ветру, а здесь, в лесной  чащобе,  воздух
был  горяч,  духовит  и  неподвижен.  Зудела  мошкара,  равномерно  гукала
какая-то тварь. Суета служивых постепенно  угасала,  голоса  стихали,  нас
неудержимо клонило ко сну.
     Густая прохладная струйка пролилась мне прямо на макушку - как  будто
кто-то кринку сметаны опрокинул. Только уж больно  запах  у  этой  сметаны
странный - так в оранжереях пахнут орхидеи. Я машинально коснулся  головы,
и рука моя сразу прилипла к  волосам.  С  великим  трудом  оторвав  ее,  я
принялся разнимать склеившиеся пальцы. Белую и тягучую, как латекс, массу,
невозможно было ни оторвать, ни соскоблить.
     - Паучья кровь! - первым догадался Головастик. Точно таким же  тоном,
наверное, он возвестил бы о появлении косокрыла или шестирукого.
     Ужас случившегося еще не дошел до меня, и, глянув на  Головастика,  я
едва не рассмеялся: больше всего сейчас он напоминал ромовую бабу, облитую
сливочным кремом.
     - Прикрывайтесь хоть чем-нибудь! - приказал Шатун. -  Ломайте  ветки,
отдирайте кору.
     Однако было уже поздно. "Паучья кровь" - млечный сок  лианы-тенетника
уже обильно пометил каждого из нас. Еще чуть  ли  не  ведро  этой  Пахучей
гадости обрушилось на меня. Глянув вверх, в  прогалину  между  листвой,  я
увидел двух служивых, как  жгут  мокрого  белья,  перекручивавших  толстый
стебель тенетника. Уже невозможно было разнять ладони и оторвать спину  от
древесного ствола. Ресницы слиплись, уши заложило, рот  был  словно  забит
крутым кисло-сладким тестом.  Не  в  лучшем  положении  находились  и  мои
товарищи. В одну минуту дерево превратилось в огромную липучку, а мы  -  в
беспомощно бьющихся на ней мух.
     Все, подумал я. На этот раз действительно все. Не  представляю  даже,
что нас может спасти.
     И  действительно,  мы  были  побеждены,  обречены  на  неподвижность,
распяты без гвоздей и веревок. Но что,  спрашивается,  выиграли  от  этого
служивые? Ведь им  позарез  нужно  вещественное  доказательство  победы  -
Шатун, если не живой, то хотя бы мертвый. Но приблизиться к нам, не рискуя
жизнью, по-прежнему невозможно. Раньше этому  препятствовали  мы  сами,  а
теперь - покрывающая все  вокруг  "паучья  кровь".  Только  шестирукие  не
боятся ее. Любого сунувшегося сюда служивого ожидает  участь  неосторожной
щуки, решившей полакомиться попавшим в сеть карасем. Впрочем, нам от этого
не легче.
     Однако я снова не  оценил  степень  сообразительности  полусотенного.
Оставив  часть  служивых  для  охраны  (дабы  мелкие   лесные   падальщики
преждевременно не попортили наш  товарный  вид),  он  повел  остальных  на
заставу. Замысел его был  прост  и  отталкивался  от  известной  истины  о
Магомете и несговорчивой горе. Уж если нас  нельзя  доставить  на  допрос,
придется следователя доставить к нам. Пусть без помех исполняет свой долг.
     Напоследок полусотенный не преминул  попрекнуть  нас  за  глупость  и
пообещал  вскорости  вернуться.  "А  уж  тогда,  братцы,  скучать  вам  не
придется!"
     Сон обуреваемого тоской и страхом пленника  совсем  не  то,  что  сон
уверенного в своей  безопасности  победителя,  и  поэтому,  в  отличие  от
служивых, я  стал  свидетелем  того,  как  из  серого  рассветного  тумана
бесшумно возникли три плоские длинные тени. В неверном мутном  свете  едва
нарождающегося дня трудно было оценить  истинные  размеры  пришельцев,  но
стремительная, жутковато-точная грация движений не оставляла сомнений, что
это хищники.
     Убийство было их стихией. Они убивали небрежно, как  бы  мимоходом  -
легким ударом лапы раскалывали черепа, откусывали головы, разрывали  тела.
Не прошло и десяти минут, как все, что осталось от служивых, было нанизано
на острые  сучья.  Впрок,  так  сказать.  Двух  уцелевших,  предварительно
изваляв  в  липком  соке,  швырнули   в   нашу   кучу.   Шестирукие   были
предусмотрительны - теперь,  кроме  свежего  мяса,  у  них  имелся  еще  и
солидный запас живых консервов. Более того, их  обеспокоила  даже  степень
нашей упитанности.
     Толстым, как кукурузный початок, пальцем шестирукий очистил  мой  рот
от застывшей "паучьей крови" (не знаю,  как  при  этом  уцелели  зубы)  и,
болтаясь на одной лапе, тремя остальными поочередно принялся запихивать  в
него  сочные  плоды  дынного  дерева.  Я  даже  не  мог  крикнуть  -  ужас
парализовал  мои  голосовые  связки.  От  шестирукого  несло   невыносимым
смрадом. В складках кожи на голом  животе  копошились  насекомые.  Мешками
болтались сморщенные пустые груди. Но страшнее всего  было  лицо:  черное,
расплющенное, с почти  человеческими,  но  невероятно  гипертрофированными
чертами. Между верхними и нижними конечностями расположилась  еще  и  пара
могучих ласт, издали действительно похожих  на  руки.  С  их  помощью  эти
звери, как  самки,  так  и  самцы,  удерживают  своих  детенышей,  еще  не
набравших силенок. Захват этих ласт, как говорят,  может  расплющить  даже
кротодава.
     Нажравшись до отвала и силком накормив нас,  шестирукие  ушли,  чтобы
после полудня  явиться  уже  впятером.  Искалеченные  трупы  служивых  уже
почернели, вокруг них вились  мухи,  но  это  не  только  не  охладило,  а
наоборот, разожгло аппетит хищников. Они  буквально  слюнки  пускали.  При
таком количестве едоков и при таком их усердии наша  очередь  должна  была
наступить денька через два-три, не позже. Если, конечно, к тому времени не
вернется полусотенный со своей  камарильей.  Интересно,  кому  мы  все  же
достанемся - людоедам двуногим или людоедам шестируким?


     - Давайте подумаем сообща,  как  нам  быть,  -  предложил  Головастик
некоторое время спустя.
     - Прежде всего надо бы прикинуть, на что мы вообще способны сейчас, -
сказал Шатун.
     Вскоре выяснилось, что все мы можем говорить  и  слушать.  Шатун  мог
двигать левой рукой и левой ногой, Головастик только руками, мы  с  Яганом
умудрились приклеиться к дереву  всеми  конечностями  сразу.  Беспрерывные
попытки  освободиться  обессилили  всех  нас,  и  решено  было  на   время
прекратить их. Еще у нас имелся нож. Им можно было  во-первых:  зарезаться
(предложение   единогласно   отвергнуто),   во-вторых:   выколоть    глаза
шестирукому, когда он сунется к нам в следующий раз  (предложение  принято
тремя голосами при одном воздержавшемся). Неясным  оставалось  -  отпугнет
это хищника или, наоборот,  разъярит.  Головастик,  наиболее  авторитетный
знаток антиподных лесов, рассказал все, что знал о шестируких. Зверь этот,
хоть и чрезвычайно опасен, но вполне уязвим. В редкой  хижине  не  найдешь
его шкуры. Открытых схваток с людьми он избегает, предпочитая нападать  на
сонных или ослабевших. Охотятся шестирукие только  там,  где  произрастает
лиана-тенетник. Более того,  ходят  слухи,  что  эту  лиану  они  разводят
специально. Шестирукие умнее всех остальных дверей, вроде бы даже говорить
умеют.  Были  случаи,  когда  одни  шестирукие  спасали  людей  от  других
шестируких. В их стаях  нередко  воспитываются  человеческие  детеныши.  В
недрах занебников у них устроены целые города, где живут беременные самки,
малыши и хранятся  запасы  вяленого  мяса  на  время  Сухотья.  Шестирукие
плодовиты и живучи. Если бы не кротодавы, не люди да  не  косокрылы,  они,
вполне возможно, давно заселили бы всю Вершень.
     Да, милые создания, подумал я и содрогнулся, вспомнив желтые, глубоко
упрятанные под надбровными дугами глаза.


     Шестирукие всегда передвигаются бесшумно. Людей же выдает треск веток
и шорох раздвигаемой листвы. Поэтому мы заранее знали, кто  именно  к  нам
приближается.
     Как я и ожидал, первым шествовал полусотенный. Хотя, судя  по  всему,
встреча с нами  на  этот  раз  не  доставила  ему  никакого  удовольствия.
Выглядел он скорбным и изрядно помятым.  Эту  минорную  картину  прекрасно
дополняла веревочная удавка на его шее, свободный конец которой  сжимал  в
руке... кто бы вы подумали? - наш давний знакомец  Змеиный  Хвост.  Следом
двигался слепой Прорицатель (вот уж не ожидал от старика такой прыти!).  А
уж дальше цепочкой пробирались мрачные косматые головорезы - все с  ножами
на груди и мешками за спиной.
     Полусотенный, до этого исправно служивший проводником, сразу стал  не
нужен. Я даже не успел заметить, что произошло, как он,  рассекая  листву,
уже летел в Прорву.
     Никто не произнес ни единого слова,  только  Шатун  и  Змеиный  Хвост
обменялись взглядами - словно два ножа скрестились, высекая  искры.  Затем
Змеиный Хвост кончиком  ветки  тронул  лужу  липкого  сока  (ветка  так  и
осталась торчать в ней) и зашептал на  ухо  старику.  Тот  кивнул,  шепнул
что-то в ответ, и весь отряд, развернувшись, быстро удалился. Куда? Зачем?
     - Ну и дела! - только и сказал Головастик. - Вот не  думал,  что  еще
раз встречусь с твоими земляками.
     - Они все время шли вслед за нами, - внес ясность Шатун.  -  Думаете,
кто тогда взбудоражил кротодавов? И разбойников  они  перебили,  тех,  что
разминулись с нами. На ветвяке они отстали, зато  уж  в  антиподных  лесах
наверстали упущенное.
     - Что они хотят? - спросил я. - Отомстить?
     - Вряд ли. Тогда они просто убили бы нас. Возможностей у них хватало.
Но с ними пришел  Всевидящий  Отче.  Я  даже  не  припомню  случая,  чтобы
Прорицатели покидали Иззыбье. Что его сюда погнало? Не могу представить.
     - Они еще вернутся?
     - Разумеется. Когда найдут способ освободить нас от "паучьей  крови".
Всевидящий Отче знает то, чего никогда не узнаем мы. Он умеет пользоваться
чужим умом и чужим знанием. Только этот ум и эти знания не человеческие.
     - А чьи же?
     - Откуда мне знать. Я не Прорицатель и никогда им не стану. Я не  так
устроен. Ты часто задаешь странные вопросы. Тебе ли не знать на них ответ.
Ведь ты тоже не человек. - Он в упор посмотрел на меня.
     - Я человек... только не такой, как вы, -  пробормотал  я,  смущенный
его прозорливостью.
     - Вот и я про это. А за кем именно  пришли  болотники,  скоро  станет
известно.
     - Думаешь, за мной?
     - Может быть. Вспомни Феникса. Ведь он заклевал бы нас,  если  бы  не
ты. Тебя он  не  посмел  тронуть.  Он  отступил.  Про  такое  мне  еще  не
приходилось слышать. Только Незримые имеют силу, равную силе Фениксов.
     Странно все это, подумал  я.  Незримые...  Фениксы...  Ну,  допустим,
Незримых можно отнести к сказочным существам, типа леших или  троллей.  Но
ведь Феникса я видел собственными  глазами.  Его  можно  было  принять  за
птицу, если бы только я не  знал,  что  никаких  птиц  в  этом  мире  нет.
Косокрыл не птица, это скорее зверь,  огромная  летучая  мышь.  Можно  без
труда  проследить  его  морфологическое   сходство   с   многими   другими
существами, Населяющими Вершень. А Фениксы  не  похожи  ни  на  кого.  Это
существа без родни. Может быть, они реликты давно прошедших времен? Откуда
тогда у них такая власть над всеми  другими  существами,  в  том  числе  и
разумными? Может, Фениксы такие же чужаки здесь, как и я... Да, что-то  уж
очень много получается чужаков. Не мир, а проходной двор какой-то.
     Размышления мои были прерваны приходом болотников.  Было,  их  сейчас
заметно меньше, зато те, кто уцелел, гнали перед собой живого шестирукого.
Каждое движение  зверя  ограничивали  веревки,  привязанные  ко  всем  его
конечностям. Стоило ему сделать хоть один опрометчивый шаг, как  болотники
дружно натягивали путы, лишая пленника опоры. Был этот  шестирукий  не  из
самых крупных. Левую переднюю лапу, перебитую в  плече,  он  поджимал  под
грудь. По черной его морде слезы проложили две мокрые  дорожки.  Время  от
времени зверь тяжело, со  всхлипом  вздыхал,  и  это  были  первые  звуки,
которые я слышал от шестируких (за исключением чавканья во время трапезы).
     Шестирукого тащили к нам, тащили медленно и упорно, как муравьи тащат
дохлую гусеницу, тащили до тех пор, пока  он  не  уперся  мордой  в  брюхо
Ягана. Всевидящий Отче наклонился над зверем  и  что-то  приказал  ему  на
непонятном языке - но тот даже не пошевельнулся. Змеиный  Хвост  несколько
раз пырнул шестирукого ножом - тот же результат. Принесли горящий факел, и
сунули зверю под брюхо. Он протяжно застонал и только тогда занялся тем, к
чему его так настойчиво  принуждали,  -  принялся  лизать  сок  тенетника,
толстым слоем покрывавший наши тела. Успевшая потемнеть от покрывавших  ее
мошек неуничтожимая и несмываемая, бесконечно тягучая масса таяла на языке
шестирукого, как сливочное мороженое. Не стану  описывать  свои  ощущения,
когда его шершавый, как акулья кожа, горячий и быстрый язык коснулся моего
лица. Случалось раньше, что меня лизали собаки, а один раз даже корова, но
дьявол во плоти, дьявол свирепый и кровожадный, пахнущий всеми  зловониями
ада, - никогда! Так не торопясь, по очереди, шестирукий обработал  каждого
из  нас.  Тому,  кто  уже  освобождался  от  "паучьей  крови",   болотники
набрасывали на шею веревочную петлю и отводили в сторону.
     Исключение было сделано только для меня - Всевидящий Отче позаботился
об этом.
     - Смертен ли ты. Нездешний? - неожиданно  спросил  он  после  долгого
молчания.
     - Да, - поколебавшись немного, ответил я.
     - Смертен только здесь или везде?
     - Думаю, что везде. - Я не улавливал пока, к чему клонит старик.
     - Один раз мы уже похоронили тебя, но ты сумел вырваться  из  могилы.
Ты избежал смерти от воды и огня. Посланный  в  погоню  Феникс  не  тронул
тебя.  Ты  счастливо  избежал  многочисленных   опасностей   Вершени.   Не
сомневаюсь, что и шестирукие не причинили бы тебе вреда. Как же справиться
с тобой?
     - Зачем это нужно? Разве я причинил вам вред? Разве я убил или обидел
кого-нибудь? Я не демон и не злой дух! Я обыкновенный человек.
     - У человека сердце здесь. - Он ткнул пальцем в правую половину своей
груди. - А у тебя где?
     Действительно, как  это  я  раньше  не  заметил:  куриные,  обтянутые
иссохшей кожей ребра старика подрагивали с правой стороны.
     - Разве у человека бывают железные зубы? - продолжал Всевидящий Отче.
     Насчет зубов он, безусловно,  прав.  Действительно,  во  рту  у  меня
имеются  сразу  четыре  металлические  коронки.  Но  как  он   сумел   это
рассмотреть?
     - Человек не может лгать, приняв  судного  зелья.  Человек  не  может
противиться Фениксам! Так кто же ты такой?
     - Вы вряд ли поймете мои объяснения. -  Отпираться  дальше  не  имело
смысла. - Повторяю, я не дьявол и не бог. Я человек,  но  немного  другой,
чем вы. Не по своей воле я оказался здесь. Я сбился  с  пути.  Сейчас  ищу
обратную порогу. Зла я вам не причиню. Даже если бы и захотел.
     - Ты причинишь нам зло! - сказал Всевидящий так убежденно, что даже я
ему поверил. - Ты сам есть воплощенное зло. В ином обличье ты уже  являлся
в этом мире. Не хочется  вспоминать,  что  из  этого  вышло.  Второе  твое
пришествие предсказано давно. Ты пробудишь новые беды и  заставишь  народы
умыться кровью. Слова твои сладкий обман,  а  мысли  -  черное  лукавство.
Чтобы жили наши внуки, чтобы покой  вернулся  на  Вершень  и  Иззыбье,  мы
умертвим тебя. Испробуем все: железо, петлю, огонь,  собственные,  зубы  -
пока не найдем то, чего ты боишься. Нет неуязвимых существ. Даже  Незримые
погибнут в свой срок. Тело твое мы уничтожим, дабы ни одна частица его  не
оскверняла воздух и землю. Не пытайся бежать, вокруг мои люди, а в  Прорве
тебя караулит могучий Феникс. Ты умрешь, чего бы это нам ни стоило.
     - Зачем же тогда нужно было освобождать меня. Прирезали бы без долгих
разговоров, и все!
     - В твоих словах слышна насмешка. Ведь ты прекрасно  знаешь,  что  на
все потомство того, кто тебя убьет, ляжет вечное проклятие. Так  говорится
в предсказании. Не всякий решится на такое.  Но  среди  нас  есть  пришлый
человек без рода и племени,  который  в  благодарность  за  гостеприимство
болотников согласен  принять  на  себя  вечный  грех.  Где  Вуквур  Немой?
Приведите его сюда!
     - Нету Вуквура, - вздохнул Змеиный Хвост. - Не  уберегли...  Неловкий
он какой-то оказался... Ступил