ирается закончить этот разговор. - Законы войны должны распространяться
только на  воинов.  Воин защищает свой дом,  свою семью,  свою мошну,  в  конце
концов. Подразумевается, что ради всего этого в крайнем случае можно и умереть.
За что тогда,  спрашивается,  завтра будут умирать твои воины, если их дома уже
сожжены,  семьи вырезаны, а мошна украдена? Какая польза мертвым жестянщикам от
того,  что ты наконец отомстишь Карглаку?  Знаешь,  на кого ты похож? На волка,
который подрядился охранять курятник от лис.  Лис-то он, возможно, и передавит,
но вот какая судьба ожидает петухов и кур?
     - Для человека,  за сходную плату сеящего смуту и разжигающего распри,  ты
чересчур чувствителен,  -  холодно сказал Окш.  -  Какая  блажь на  тебя  нынче
нашла?..  Уж  и  не знаю,  что там точно задумал Азд,  когда склонял мою мать к
сожительству с  существом совсем другой расы,  но  еще до рождения меня нарекли
Губителем Максаров.  А  отнюдь не  Спасителем Жестянщиков.  Что  хотели,  то  и
получили.  Заранее было ясно,  что тот,  в ком течет кровь максаров,  не станет
игрушкой в руках жалких людишек...  И вот еще что! Похоже, за мной уже скопился
изрядный должок.  Можешь  его  удвоить,  однако  избавь от  своих  нравоучений.
Особенно в такой день...
     Максар  невысокого  пошиба  Мавгут,   после   смерти  Генобры  поспешивший
помириться с  Карглаком,  был  занят  созерцанием толпы безоружных жестянщиков,
прижатых мрызлами к краю непроходимой трясины.
     Принадлежавшие им жилища были преданы огню, имущество разграблено, женщины
и дети изнасилованы, те из мужчин, кто выказывал хотя бы намек на строптивость,
уничтожены,  а  те,  кто  осмелился косо глянуть на  лиходеев или  недостаточно
расторопно выполнить их  распоряжения,  лишился,  соответственно,  либо зрения,
либо слуха.
     Мавгуту  предстояло решить  судьбу  пленников,  которых,  несмотря на  все
старания его  войска,  оставалось еще  чересчур много.  Кое-кто уцелел по  воле
случая,  но большинство спаслись тем,  что кротко стерпели все издевательства и
унижения.  Просто не верилось,  что точно такие же телята и овцы рыскают сейчас
по Чернодолью, штурмуют родовые замки и публично казнят максаров.
     Нет,  ядовитую траву следует вырывать с  корнем!  Сколько уже  раз максары
учили этот народ уму-разуму!Сколько раз обращали в покорность! Пальцев на руки;
не  хватит  сосчитать.  Да  только ту  кровавую науку  по  мнили  лишь  два-три
поколения.  А  потом все  начиналось сначала.  Горький опыт дедов не  шел впрок
внукам.  Снова  тщетные  надежды  туманили  им  ум,  снова  они  вербовали себе
союзников,  снова лезли на  рожон,  снова оскверняли Чернодолье своим дерьмом и
своей кровью.  Да хоть бы раз, смеха ради, оказали достойное сопротивление! Где
уж там!  Каменели от первого взгляда максара.  Теряли рассудок. Мигом забывали,
кто они такие есть и  чего ради явились с  оружием в  чужую страну.  В приступе
безумия кидались друг на  друга,  а  потом рыдали над телами друзей и  близких,
только  что  загубленных их  собственными руками.  Нет,  жестянщик  максару  не
противник...   Конечно,   и   среди   максаров  может  найтись  шелудивый  пес,
осмелившийся обагрить клыки  кровью  своих  братьев.  Но  зачем  в  эту  распрю
втравливать  чужаков?   Зачем   позволять  всякому   сброду   топтать  просторы
Чернодолья?  Между собой максары как-нибудь и  сами разберутся.  И  не с такими
выродками приходилось справляться. Но в конечном итоге за все придется отвечать
жестянщикам.  От  них  зараза идет,  от  них!  И  пусть  невинными голубками не
прикидываются! Голубки в своих гнездах гадюк не выкармливают!
     Почесавшись,  Мавгут вновь стал размышлять над  тем,  как  ему поступить с
пленниками,  которых оказалось так много, что даже в трясине все они утонуть не
могли.
     Вот незадача!  Почему их  сразу всех не перебили!  И  что теперь прикажете
делать?  Мрызлы успели нажраться до отвала, а сам он человечину не употребляет.
Похоть тешить не  с  кем  -  у  бедных баб,  не  говоря уже  о  малолетках,  из
причинного места разве что  кишки не  вываливаются,  да  и  натешилась уже  эта
похоть,  на  много дней вперед натешилась...  В  амбаре бы каком их всех сжечь,
только нет поблизости подходящего амбаpa, куда ни глянь -одни пепелища... Но не
отпускать же, в конце концов, этих голодранцев на свободу! Это они сейчас такие
тихие.  Глаз поднять не  смеют.  Слова дерзкого от  них не дождешься.  А  потом
переметнутся к  этому змеенышу,  который себя не то Мстителем,  не то Губителем
величает,  и натворят в Чернодолье много всяких бед. Ведь вождь-то ихний хоть и
считается максаром  только  наполовину,  зато  клинок  имеет  самый  настоящий.
Многие, кто этому не верил, потом на собственной шкуре убедились.
     Упоминание о  смертоносном клинке  вызвало в  голове  Мавгута целую  серию
негативных ассоциаций,  одна из  которых,  как ни странно,  послужила отправной
точкой для весьма интересной, а главное, многообещающей мысли.
     Уже  некоторое  время  спустя,  когда  все  необходимые  распоряжения были
сделаны  и  иллюзорные  плоды  размышлений стали  облекаться в  плоть  реальных
действий,  Мавгут поделился своей задумкой с Шалтарком,  усмирявшим жестянщиков
по соседству с ним.
     - Ведь не  всегда все так удачно складывается,  как нынче,  -  говорил он,
прихлебывая хлебное вино,  настоянное на корнях силоцвета.  - А вдруг нарвусь я
на  этого оборотня,  который всех  максаров решил извести?  Его  одной волей не
одолеешь.  Да и с прислужниками его особо не побалуешься. У них такие штуковины
есть,  картечницами называются,  что мозги всем подряд сносят, даже максарам. А
от мрызлов вообще одни клочья летят.  Вот я  и  поставлю тогда перед собой пару
сотен баб и детишек!  Стреляйте!  Рубите!  Да только пока до меня доберетесь, в
крови своих земляков потонете! Ну скажи, неплохо я придумал?
     - На  словах  вроде  и  неплохо,  а  как  на  самом  деле  получится,  еще
неизвестно,  -  пробурчал вечно недовольный чем-то Шалтарк.  - Если, к примеру,
мне при-
     спичит прикончить тебя,  ты хоть всю мою родню перед собой поставь, а я от
своей затеи не откажусь.
     - Так это ты! - возразил Мавгут. - Ты, говорят, собственную сестру в котле
с похлебкой сварил.  А жестянщики на этот счет очень чувствительные. Лучше сами
смерть примут, чем своих детей на муки отдадут.
     Разве ты не замечал?
     - Я к ним особо не приглядываюсь,  -  набычился Шалтарк,  похоже,  задетый
словами собутыльника за живое. - Я, в отличие от некоторых, любострастию с
     ними не предаюсь.
     - Верно, - бесцеремонно перебил его Мавгут. - Любострастию ты предаешься с
молодыми ослицами. И специально для этого держишь целое стадо.
     - А  вот  это  уже поклеп!  -  Шалтарк собрался было выплеснуть содержимое
своей кружки в лицо Мавгута, но вовремя заметил, что она пуста. - Давно уже тех
ослиц и в помине нет. И сестру свою я в похлебке не варил! Сама она в тот котел
упала! Детей ее я потом прикончил, спорить не буду! А что мне с ними прикажешь
     делать? Нянчить?
     - Да,  нянька из тебя получилась бы неважная,  -  согласился Мавгут,  даже
твердокаменную башку которого начал разбирать хмель.  -  Это  ведь дети,  а  не
ослята... И-о-о! И-о-о!
     - Что ты сказал? - Шалтарк приставил к уху ладонь.
     - То, что ты слышал! - Мавгут, в свою очередь, сложил ладони рупором.
     - Вот тебе за это! - Тяжелая глиняная кружка лязгнула о зубы Мавгута.
     ? Вот тебе обратно! - В ноздре Шалтарка застряла изящная серебряная вилка.
     - Эх,  был бы у меня клинок,  я бы отрезал твой поганый язык и вставил его
тебе в задницу. .
     - А я бы, наоборот, отрезал твои вонючие яйца и вставил их тебе в пасть!
     Гуляли максары еще долго и разошлись не скоро.
     Но не всегда победы давались захватчикам легко. Стоило только мрызлам хоть
на краткое время остаться без поддержки кого-то из максаров,  как от них только
шерсть летела.
     В одном богатом и многолюдном поселке, кроме всего прочего славившемся еще
и   производством  взрывчатого   зелья,   додумались   отгородиться  от   врага
неприступной преградой.
     С  виду  это  были обычные заграждения из  проволоки-кошкодралки,  правда,
довольно широкие - в десять рядов.
     Мрызлы,   чьи  шкуры  и  шилом-то  пробить  непросто,   смело  полезли  на
заграждения,  однако сразу нарвались на  неприятности.  Стоило только посильнее
налечь  на  проволоку,  и  пуля  в  брюхо  была  тебе  обеспечена -  поблизости
срабатывал замаскированный самострел.
     Не  менее досадные сюрпризы ожидали и  мрызлов,  все  же  сумевших одолеть
первую линию заграждений. Почва здесь была буквально нашпигована минами, каждая
из которых размером не превышала желудь -  насмерть не убьет,  но пятку оторвет
или ступню разворотит.
     Сами  жестянщики  близко  к  заграждениям  не  подходили  и  с  предельной
дистанции расстреливали мрызлов, запутавшихся в проволоке или покалечившихся на
минах.
     Не  смог  облегчить участь своего воинства и  срочно вызванный на  подмогу
максар.   Само  собой,   что  убийственная  начинка  заграждений  его  воле  не
подчинялась,  а  люди  находились слишком далеко  отсюда да  еще  хоронились за
толстенным земляным бруствером.
     Настроение  максару  окончательно  испортила  шальная  пуля,   хотя  и  не
причинившая ему  особого  вреда,  но  куснувшая довольно чувствительно.  Затаив
злобу  на  хитроумных  жестянщиков,  он  велел  мрызлам  отступить.  Поблизости
находилось немало других поселков, которые можно было захватить с наскока.
     Счастливые победители шумно  отпраздновали свой  успех.  Не  обошлось  без
фейерверков и бесплатной раздачи вина.
     В  самый  разгар пиршества со  стороны заграждений послышался многоголосый
детский плач.  Оказалось,  что  к  поселку приближается целая  толпа ребятишек,
жалкое состояние которых свидетельствовало о  том,  что им пришлось испытать на
себе все невзгоды войны.
     Некоторых маленьких беженцев,  до этого проживавших в  окрестных поселках,
сразу узнали. Немедленно нашлись родственники, знакомые и просто сочувствующие.
     По   узенькому  проходу,   специально  для  этого  случая  проделанному  в
заграждениях,  детей  провели  в  поселок.  Выглядели  они  ужасно  -  грязные,
исхудалые,   больные,  перепуганные.  Некоторые  от  пережитых  страданий  даже
утратили дар речи.
     Сердобольные жестянщики разобрали сирот  по  своим  жилищам.  Там  они  их
вымыли,  накормили,  успокоили как могли и уложили спать. Отдельные странности,
проскальзывавшие в поведении детей (они,  например, все делали как по команде -
одновременно начинали плакать,  одновременно умолкали, одновременно просились в
постельку, одновременно засыпали), никого не насторожили. Ну что, спрашивается,
взять с малолеток, если от такой жизнидаже взрослые люди с ума сходят.
     День,  начавшийся бурной радостью,  закончился тихой печалью. А ночью дети
стали просыпаться. И тоже одновременно.
     Маленький мальчик,  чье  физическое и  душевное  состояние было  настолько
плачевным,  что  хозяйка  осталась дежурить у  его  кровати,  раскрыл глазки  и
тихонько захныкал.  - Что случилось, мой хороший? - склонилась над ним хозяйка.
- Может,  тебе что-нибудь надо?   - Ножичек, - попросил, мальчуган. - Принесите
мне ножичек.
     - Зачем тебе ножичек?  -  удивилась женщина.  -Я положу его под подушку, -
объяснил мальчуган.  И мне не будет так страшно...
     -Ну хорошо...
     Ничего не подозревавшая хозяйка принесла с кухни нож,  которым еще недавно
резала хлеб для  всей семьи,  и  протянула его  мальчишке,  как и  полагается -
рукояткой вперед. Слов благодарности она не дождалась. Зато получила удар ножом
в левое подреберье, нанесенный с недетской силой и точностью.
     А в доме по соседству проснулась крохотуля-девочка,  которой и вставать-то
не  полагалось,  так  она  была вся измочалена злыми и  похотливыми чудовищами.
Приютившая ее  семья  крепко  спала,  и  девочке  не  составило  особого  труда
прирезать всех  поочередно острой  бритвой,  которую она  заранее присмотрела в
мыльне.
     То  же  самое происходило и  во  всех других жилищах,  куда были пущены на
ночлег  осиротевшие  дети.   Маленькие  убийцы  орудовали  быстро,  уверенно  и
хладнокровно.  Своим  поведением они  напоминали сомнамбул,  действиями которых
управляет не разум, а загадочные небесные светила.
     Так  оно  примерно и  было.  Сознание детей  спало,  а  тела  их  послушно
подчинялись лиходейской воле  того  самого  максара,  что  недавно ушел  отсюда
несолоно хлебавши,
     Когда с гостеприимными хозяевами было покончено, дети занялись тем, что им
вечно возбранялось - играми с огнем. Половина домов в поселке вспыхнула
     почти одновременно,  а  когда все  жестянщики,  способные держать в  руках
багры и ведра,  кинулись на борьбу с пожарами,  внезапно полыхнула лаборатория,
где  изготавливалось взрывчатое  зелье.                  Уж  этот-то  фейерверк
удался на славу!  Далеко до него было тому,  предыдущему, который славил победу
жестянщиков.  Верно говорят люди: не пела бы рано пташечка, так и не слопала бы
ее кошечка.
     А  пока  повсюду шуровало жаркое пламя,  пока вспышки взрывов расцвечивали
небо во все цвета радуги,  пока глаза застил дым,  а уши закладывало от грохота
канонады,  те  же  самые  детишки вернулись по  своим следам обратно и  попутно
проделали в ограждении брешь, сквозь которую на несчастный поселок хлынула орда
мрызлов, еще хранивших в памяти воспоминания о недавно пережитом позоре.
     А  вокруг  цитадели  Карглака  уже  закончились последние  приготовления к
штурму.  По  обычаям максаров любая  серьезная стычка должна была  начинаться с
взаимных  оскорблений,  упреков  в  трусости  и  предложений  устроить  честный
поединок между вождями противоборствующих армий.
     Окш  решил  не  нарушать древних традиций,  однако  ни  на  его  глумливые
эскапады,  ни на призывы,  подаваемые рогом Хавра, никто не отвечал. Можно было
подумать, что цитадель вымерла.
     Чтобы  подтвердить  или  опровергнуть это  предположение,  вперед  послали
небольшой отряд жестянщиков из  рудокопов и  угольщиков,  для  которых тесные и
темные норы  были чуть ли  не  домом родным.  Вооружение их  состояло только из
укороченных многозарядок да похожих на кайло боевых топориков.
     Окш  старался  ни  на  мгновение не  выпускать их  сознание из-под  своего
контроля,  вовремя  рассеивая  страхи,  поддерживая силу  духа  и  остерегая от
опрометчивых поступков.  На  какое-то  время он  стал единым целым с  каждым из
воинов, участвовавших в вылазке (назвать эту операцию штурмом было бы, конечно,
преувеличением).
     Их зрением он видел медленно приближавшиеся стены цитадели, являвшие собой
противоестественный сплав дикого хаоса и высшей целесообразности,  их обонянием
ощущал сырой и  затхлый запах подземелья,  их  ушами слушал зловещее хрюканье и
сопение таящихся во мраке мрызлов.  А  потом повсюду вспыхнули жуткие мерцающие
глаза...
     Схватка была беспощадной, кровавой, бестолковой, короткой. Враг, казалось,
был повсюду.  Вот помутилось сознание одного жестянщика,  вот -  второго, вот -
третьего.  Дальше счет погибших пошел уже на десятки.  Окшу почему-то чудилось,
что  он  держит  на  своих  ладонях множество горящих свечек и  вдруг  все  они
начинают гаснуть, задуваемые неизвестно откуда взявшимся ледяным ветром.
     Когда  несколько чудом уцелевших жестянщиков были  захвачены в  плен,  Окш
самолично стер их память и приказал трубить сигнал отбоя.  То,  что было нужно,
он узнал -  в цитадели находился многочисленный гарнизон, настроенный сражаться
до самого конца, каким бы он ни оказался.
     Хавр,   умевший  читать  в   глазах  не   хуже,   чем  максары  в   душах,
поинтересовался:
     - Хозяин на месте?
     - Точно не  знаю,  -  честно признался Окш.  -  Но  за  спиной у  мрызлов,
безусловно, кто-то есть. В отсутствие максара они ведут себя совсем иначе.
     - Что у тебя намечено следующим номером программы?
     - Штурм. Решающий штурм. Но его успех нужно обеспечить заранее.
     Палатка,  в  которой он  сейчас  находился,  скрывала Окша  не  только  от
осажденных, но и от осаждающих. Рядовым жестянщикам, среди которых вполне могли
быть  тайные агенты максаров,  незачем было знать,  каким конкретно способом их
вождь собирается разрушить неприступную цитадель.
     "Дырокол" уже  доказал свою  действенность в  самых  разных ситуациях,  но
почему-то  сейчас Окш волновался как никогда.  Возможно,  именно поэтому первый
привет,  посланный Карглаку,  пропал втуне -  не то миновал цель,  не то потух,
даже не дотянув до нее.
     Зато уже вторая межпространственная дыра, призрачной птицей упорхнувшая из
палатки,  проделала в стене цитадели такую брешь,  что в нее мог бы преспокойно
въехать конный воин. Пространство любой структуры - будь то воздух или камень -
всегда исчезает беззвучно,  однако на  этот раз  без шума и  гама не  обошлось.
Внутри с грохотом обваливались своды,  трещали перегородки,  рушились лестницы,
вопили искалеченные мрызлы.
     - Я  метил пониже,  -  сказал Окш,  прищурившись.  -  Надо  будет выкроить
немного времени и поработать над прицельным устройством.
     Следующая брешь возникла на  уровне фундамента,  и  из нее потоком хлынула
вода,  провожаемая со стороны жестянщиков возгласами досады.  По-видимому,  как
раз в том месте находились резурвуары, предназначенные для ее хранения.
     После пятого или шестого попадания цитадель окуталась таким густым облаком
пыли,  что стала похожа на проснувшийся вулкан. Зловещие трещины зазмеи-лись по
ее стенам в разных направлениях.
     - Как тебе это нравится? - Окш был явно доволен результатами своей работы.
     - Мне это совсем не нравится,  -  сквозь зубы Процедил Хавр,  похоже,  и в
самом деле чем-то сильно обеспокоенный.
     - Почему  же?  -  снисходительно усмехнулся  Окш,  чье  настроение заметно
улучшилось.
     - Ты запах паленого чуешь?
     - Сейчас?
     - Нет, вообще.
     - Чую. Если, конечно, насморком не страдаю.
     - А  я чую,  когда начинает тлеть ткань мироздания.  Когда время трещит по
швам, а пространство раздергивают по ниткам.
     - Это ты обо мне? - В стене цитадели стало на одно отверстие больше.
     - О ком же еще? Подошвы протираются от ходьбы. Вода точит камень. Ржавчина
ест железо.  Точно так же и стихии,  в совокупности составляющие наш мир, имеют
свой  предел  прочности.   Чем  чаще  ты   дырявишь  пространство,   тем  более
неустойчивым оно становится.
     - Почему же ты не предупредил меня об этом загодя?  -  Окш, судя по всему,
отнюдь не разделял опасений Хавра.
     - Я  не  ожидал,  что  твое оружие окажется столь мощным...  Для  максаров
хватило бы чего-нибудь попроще... Это то же самое, что бить клопов топором. То,
что ты делаешь сейчас, может обернуться непоправимой катастрофой.
     - У  меня,   конечно,   нет  чутья,  позволяющего  следить  за  состоянием
мироздания,  -  хладнокровно возразил Окш.  -  Однако  из  сведений,  которые я
почерпнул в известном тебе завещании Азда,  следует,  что пространство обладает
свойством  самовосстановления.   Прорехи  в  его  структуре  затягиваются  куда
быстрее, чем царапины на человеческом теле.
     - Между царапинами и ранами есть большая разница. Распоротый живот вряд ли
затянется сам по себе.
     Мир,  где  я  появился на  свет,  погиб именно от  ран,  которые буквально
разрывали его пространство.
     - И кто же эти раны наносил?
     - Есть на свете такие существа,  - туманно ответил Хавр. - Лучше с ними не
встречаться. Их родная стихия - время. Пространство претит их сущности.
     - Ладно,  сделаем перерыв. - Окш с сожалением отложил "дырокол" в сторону.
- Пора идти на приступ. Посмотрим, как нас встретят теперь.
     Едва  только  пыль,   окутывавшая  цитадель,   рассеялась,   как   колонны
жестянщиков устремились на  штурм.  Теперь воинам