ла  правильно...
Ошибки быть  не  может...  Начинайте!  -  приказала  она  обезьяноподобным
уродам.
     Двое из них тут же подскочили к Артему и в единый миг сорвали с  него
одежду, а третий, вцепившись в волосы, принялся острой бритвой срезать  их
прядь за прядью.
     - Что вы делаете? - морщась от боли выкрикнул Артем.
     - Ничего не бойся. - Надежда позвякивала пробками  сосудов,  проверяя
их содержимое. - Сейчас тебя начнут переделывать.  Но  изменения  коснутся
только твоего тела, а отнюдь не души. Ты не станешь рабом максаров, хотя и
будешь вынужден некоторое время прикидываться им. Сейчас отец очень  занят
Калекой. Он создает из него бойца еще невиданной ранее мощи.  Поэтому  мне
удалось уговорить его не трогать тебя. Операция над  тобой  доверена  мне.
При нашей последней встрече я взяла у  тебя  немного  крови.  Помнишь  тот
поцелуй? Из нее я приготовила снадобье,  которое  не  позволит  никому  из
максаров подавить твою волю. Внешне ты  останешься  почти  таким  же,  как
прежде, но приобретешь новые качества. Думаю, тебе не надо объяснять,  чем
отличается закаленный меч от незакаленного.
     - От кого ты только  всему  этому  научилась?  -  Артем  раскачивался
вместе с рамой, беспомощный, как приготовленная к вивисекции лягушка.
     - Ко мне вернулась наследственная память максаров. Да  и  отец  успел
кое-чему научить. Особенно тогда, когда кромсал мое тело. Но больше всего,
конечно, я переняла от Адракса. До самого последнего момента,  пока  я  не
вышла из-под его контроля, он наяву и во сне вдалбливал мне свои поучения.
Благодаря ему я знаю сейчас значительно больше, чем мне положено. Лишь  бы
отец не догадался об этом.
     - Разве ты веришь Адраксу? Он ничуть не лучше твоего отца.  Ты  нужна
им обоим только как ядовитая змея,  способная  нанести  врагу  смертельный
укус.
     - Но и змее не  помешает  иметь  лишнее  жало.  Пока  мы  с  Адраксом
находимся во власти Стардаха,  наши  интересы  совпадают.  Это  именно  он
научил меня тому, как сделать тебя неподвластным воле максаров. Если  тебе
и суждено пасть в грядущей схватке, то от клинка, а не мысли врага.
     - Остается только надеяться, что это совсем разные вещи, - через силу
пошутил Артем.
     Мартышки, возбужденно вереща, покрывали  его  обнаженное  тело  сетью
линий - очерчивали анатомические линии, обозначали расположение внутренних
органов и крупных сосудов.
     - Тебе будет очень больно, но ты должен терпеть. - Надежда перебирала
разложенный на подносе инструмент. - Боль - великий  воспитатель.  Я  сама
прошла сквозь невыносимые муки и, как видишь, уцелела.
     Внезапно среди обезьян произошло замешательство и  все  они  поспешно
отпрянули в дальний угол.  Лязгнули  тяжелые  запоры,  и  откуда-то  слева
пахнуло  холодом,  словно  распахнули  дверь  в  ледник.  Затем  раздались
равномерные приближающиеся шаги, и за спиной  Надежды  возник  Стардах.  В
руке он держал голову  Калеки  со  вскрытой  черепной  крышкой  и  пустыми
глазницами.
     - Ты уже начала? Прекрасно!  -  На  Артема  он  обратил  внимания  не
больше, чем на самую жалкую из  мартышек.  Зато  с  Надежды  внимательного
взгляда не сводил. - Возьми! -  Он  бросил  голову  в  один  из  тазов.  -
Неплохая работа. Один из первых моих шедевров. Этот череп  не  пробьешь  и
кувалдой,  а  зубы  способны  перегрызть  железный  прут.  Возможно,  тебе
что-нибудь пригодится.
     - Я же сказала, что хочу все  сделать  сама.  Это  будет  мое  первое
создание.
     - Первое редко бывает удачным. Но уж если ты так  решила,  дерзай.  Я
буду рядом, - он указал на раму с телом Калеки. - Если что-то  у  тебя  не
заладится, зови на помощь.
     Однако он не ушел, а продолжал наблюдать,  как  Надежда  готовится  к
операции. Мартышки снова приблизились к Артему. На  этот  раз  они  тащили
горизонтальную раму, на которой было укреплено существо, лишенное  глаз  и
конечностей.  Размером  оно  превосходило  моржа.   Передняя   его   часть
представляла бездонную пасть, а сзади волочился  пучок  хрящеватых  трубок
разной толщины.
     Уродцы быстро расхватали эти трубки - каждому по одной, - а те,  кому
их не досталось, вооружились ножами, пилками и крючьями.  Все  уже  успели
сдвинуть увеличительные стекла со лба на морду. Чувствовалось, что  им  не
терпится заняться своим гнусным  делом.  Особенно  отвратительна  была  та
мартышка, которая ковыляла прямо на Артема, выставив  вперед  конец  самой
толстой из трубок. Ему казалось, что  именно  она  должна  нанести  первый
удар. Но острая боль резанула откуда-то сзади, опоясав череп. Кровь залила
глаза, и одна из мартышек тут же жадно слизала ее. Десятки ножей,  иголок,
острых клыков и когтей одновременно вонзились в тело Артема. Вместо  вопля
из его рассеченной гортани вырвался шипящий клекот. Затрещала сдираемая  с
черепа кожа. Обезьяньи  зубы  вгрызлись  в  пах,  подбираясь  к  бедренной
артерии.
     Не прошло и  пары  минут,  как  Артем  оказался  распоротым  вдоль  и
поперек. Сердце его, сделав  последний  судорожный  скачок,  остановилось,
легкие опали, как проколотый воздушный шарик, а все основные сосуды  через
сеть   бледно-голубых   хрящеватых   трубок   оказались   соединенными   с
мешкообразной тушей, мерно вздымавшей рядом свои лоснящиеся бока.
     Человек не мог выдержать подобных страданий, однако Артем жил и  даже
не терял сознания. Каждая самая крохотная его  мышца,  трепетала,  вот-вот
готовая лопнуть. Он ощущал, как чужие руки копаются  во  внутренностях,  и
видел, как в сторону оттащили аккуратно опиленный черепной свод.
     - Не забывай, для какой цели предназначен этот человечишка, - донесся
голос Стардаха. - Очень скоро  тебе  понадобится  надежный  телохранитель.
Слух ему пригодится, а вот речь и многое другое - вряд ли.
     - Мне нужен верный спутник, а не бессловесная тварь...
     Зрение то пропадало, то возвращалось.  Артем  не  видел  Надежду,  но
чувствовал, как она что-то делает с его обнаженным  мозгом.  Две  или  три
обезьяны  помогали  ей.  Остальные  продолжали  пилить  кости,  лоскутьями
сдирать кожу, кромсать кишки.  Боль  утратила  прежнюю  интенсивность,  но
успела почти парализовать сознание. Он уже не ощущал ни рук, ни ног. Звуки
тоже исчезли, и  лишь  тусклое  пятно  света  как-то  связывало  Артема  с
окружающей действительностью.
     Единственным чувством, которое жило в  нем  помимо  физической  боли,
была бессильная ненависть - ненависть к Надежде. Отныне (так ему казалось)
она могла олицетворять для него одно только страдание.


     Артем не знал, сколько времени он провел распятым на  этой  проклятой
раме.
     Были такие моменты, когда он  как  будто  умирал,  хотя  и  продолжал
сквозь багровый смертный туман наблюдать за тем, как из частей его тела  и
фрагментов других тел создавалось  совершенно  новое  существо.  Когда  из
случайно  задетого  сосуда  начинала  хлестать  кровь,   к   этому   месту
прикладывали голову змеи, и одного-единственного  укуса  было  достаточно,
чтобы унять кровотечение. Его накачивали жидкими снадобьями  и  с  ног  до
головы покрывали мазями.  Череп  и  нутро  Артема  по-прежнему  оставались
вскрытыми, и предводительствуемая Надеждой шайка очкастых бесов продолжала
ковыряться там, то добавляя, то убирая что-то. Его кожа лежала  в  чане  с
гниющими отбросами и уже успела почернеть, а печень, безжалостно вырванную
из  чрева,  одна  из   обезьян   сунула   в   беспрерывно   жующую   пасть
существа-донора.  (Незадолго  до  этого  там  оказался  пробегавший   мимо
уродец-гидроцефал).
     Проблемы антисептики для максаров, похоже,  не  существовало,  (точно
так же, как и проблемы несовместимости  тканей)  -  нигде  не  было  видно
ничего, хотя бы отдаленно  напоминающего  умывальник,  инструмент  валялся
прямо на полу, среди кровавой грязи и слизи, облезлые уроды-ассистенты  не
стеснялись гадить прямо под себя.
     Соображал Артем, наверное, ничуть не лучше, чем дышавшая и питавшаяся
за него туша. На происходящее вокруг он уже давно не обращал  внимания,  а
только трясся и хрипел, когда боль внезапно  превосходила  тот  предел,  с
которым он уже свыкся. Но однажды тусклая и смазанная картина,  в  которой
невозможно  было  различить  никаких  деталей,  вдруг  обрела  необычайную
яркость и четкость. Трубки, связывающие его  с  чужим  телом,  исчезли.  А
затем он почувствовал, что может говорить. Ни одной мартышки не было видно
поблизости, но справа, вне поля его зрения, кто-то стоял - Артем отчетливо
слышал человеческое дыхание.
     - Когда же наступит конец? - пробормотал  он.  -  Я  больше  не  могу
терпеть боль... Разве нельзя было обойтись без этого?.. Палачи...
     - Я предупреждала тебя, что  будет  больно,  -  ответила  Надежда.  -
Избавиться во время операции от всех неприятных ощущений нетрудно.  Но  по
характеру твоей боли я определяю, все ли делается правильно.  Человеческая
боль имеет бесконечное количество оттенков: Поэтому для нас сложнее  всего
работать на мозге, который не способен ее испытывать.
     - Значит, все это время ты чувствовала, тоже самое, что и я?
     - Не в такой степени, конечно. Впрочем, для максара боль совсем не то
же самое, что для обычного человека. В  ней  можно  найти  свою  прелесть.
Особенно, когда знаешь, что в любой момент эту боль можно унять.
     Надежда обошла раму и стала так, чтобы  он  мог  ее  видеть.  Пережив
столько нечеловеческих мук, Артем был уверен, что на свете уже нет ничего,
способного его испугать, - но сейчас один только  вид  этого  прекрасного,
словно   изваянного   божественным   скульптором   лица,   заставил    его
содрогнуться. Даже свирепые мрызлы не вызывали в нем такого страха.
     - Этого следовало ожидать, -  Надежда  едва  заметно  усмехнулась.  -
Благодарности я от тебя и не ожидала. Пока череп был вскрыт,  я  могла  бы
заставить тебя изменить отношение ко мне, но я не  желаю  насиловать  твое
сознание. Пусть все останется так, как есть.
     - Если я правильно понимаю, ты теперь моя хозяйка?
     - Разве тебя это не устраивает? Нам придется  поладить.  Отныне  наши
судьбы связаны даже прочнее, чем прежде. Если не  хочешь  превратиться  во
что-то  еще  более  ужасное,  чем  это,  -  она   указала   на   мартышку,
проковылявшую мимо, - держись за меня. Моя жизнь будет зависеть от тебя, а
твоя от меня.
     - Когда меня снимут отсюда?
     - Скоро. Тебе понадобится некоторое время, чтобы привыкнуть к  новому
телу. Внешне ты остался почти таким же,  как  прежде.  Лицо  я  вообще  не
трогала. Оно меня пока устраивает. Но во многом  другом  ты  изменился.  У
тебя теперь куда более надежное сердце. Все жизненно важные органы  хорошо
защищены. Ты стал проворней и  сильнее.  Твои  кости  приобрели  прочность
стали, а раны будут заживать намного быстрее, чем раньше.  Зубы  и  пальцы
превратились в опасное оружие.  В  твоем  мозгу  я  не  убила  ничего.  Ты
по-прежнему  способен  принимать  самостоятельные  решения.  Тебе   самому
выбирать, кого любить, а кого ненавидеть.
     - А сама ты способна любить?
     - Мне еще не представилось случая проверить это.  В  ближайшее  время
мне  понадобится  только  ненависть,  вся  ненависть,  на  которую  только
способно наделенное разумом существо... Но  я  не  закончила  свою  мысль.
Ничего не убрав из твоего мозга, я кое-что в  него  привнесла.  Ведь  тебе
предназначен удел бойца,  моего  защитника.  Ты  станешь  тверже,  смелее,
жестокосердней чем раньше.
     - Как бы ты ни изменяла меня, я  не  стану  при  тебе  ни  придворным
палачом, ни наемным убийцей.
     - Этого от тебя и не требуется. Но ты всегда сможешь постоять за себя
и близких тебе людей. В силе нет позора.
     Вновь где-то грохнула тяжелая дверь и могильный холод пополз по полу.
Было слышно, как Стардах, печатая  шаги,  прошел  через  зал  к  раме,  на
которой  корчилось  то,  что  когда-то  было  Калекой  и  что  уже  успело
превратиться в нечто совсем  иное,  нечеловечески  жуткое.  Надежда  сразу
смолкла. Некоторое время было слышно негромкое позвякивание металла, треск
вспарываемой плоти и тяжкие мучительные вздохи.
     - Почему ты  не  заставишь  его  замолчать?  -  Лицо  Надежды  словно
окаменело.
     -  Если  тебя  раздражают  эти  звуки,  значит,  как  максар  ты   не
состоялась, - с издевкой ответил Стардах. - Мне осталось нанести несколько
завершающих штрихов, а потом, если желаешь, снова займемся тобой.  Прежние
твои  склонности  и  пристрастия  оказались   намного   прочнее,   чем   я
предполагал. Но их можно устранить без особого труда.
     Тяжелые  шаги  стали  приближаться,  и  Стардах,  похлопывая  лезвием
окровавленного ножа по ладони, появился в поле  зрения  Артема.  Губы  его
кривила  саркастическая  усмешка.  Даже   здесь,   в   подземельях   своей
собственной цитадели, он не расставался с клинком.
     - Вряд ли твое создание можно назвать удачным.  В  нем  много  лишних
деталей. - Нож несильно чиркнул Артему по низу живота. - К чему  все  это?
Другое дело, если бы он предназначался на роль шута или наложника. Но ведь
тебе было велено создать воина. Неужели ты считаешь,  что  подобные  уроды
имеют право размножаться?
     - Повторяю, мне нужен человек, а не холощенное животное.
     - Нет, дочь моя. Тебе нужно именно животное. Неуязвимое и  преданное.
Относительно преданности сказать пока ничего не могу, а вот о неуязвимости
и говорить нельзя.
     Кончиком ножа он легонько ткнул Артема куда-то в подреберье. и  боль,
не сравнимая ни с чем, что тому пришлось до этого испытать, сокрушительной
молнией пробила сверху донизу и без того измученное  тело.  Артем  кое-как
сумел сдержать дикий вопль и только заскрежетал зубами.
     - Видишь, я сразу обнаружил  уязвимое,  место,  -  довольно  хохотнул
Стардах.
     - Не смей больше так  делать!  -  Надежда  перехватила  его  руку,  и
несколько секунд они боролись, если можно назвать борьбой  возню  матерого
волкодава со щенком-сеголетком.
     Затем Надежда отлетела в сторону, однако нож перешел в ее руки.
     - Ты неосмотрительна, дочь моя, - холодно сказал  Стардах.  -  Максар
может любить только самого себя.  Перенеся  на  кого-то  другого  хотя  бы
частицу этой любви, он оставляет брешь в своей защите.
     Его шаги стали удаляться. Надежда, вскочив на ноги,  швырнула  нож  о
каменные плиты пола, да так, что от него только  осколки  брызнули.  После
этого она рванулась было к выходу, но тут же возвратилась назад, к  плавно
раскачивающейся раме,  на  которой  в  бессильной  злобе  извивалось  тело
Артема.
     - Тебе придется потерпеть еще немного, - тяжело дыша, сказала она.  -
В чем он прав, так это в том, что у тебя не должно быть уязвимых мест...


     Физические силы постепенно возвращались к Артему,  но  это  были  уже
совсем другие силы, незнакомые и пугающие его  самого.  Теперь,  когда  он
напрягал мышцы, цельнокованая железная рама сотрясалась  и  скрипела,  как
расхлябанный дачный шезлонг. Однажды, сумев дотянуться  кончиками  пальцев
до крайнего звена цепи, сковывавшей его руки, он расплющил его,  из  овала
превратив в восьмерку.
     Надежда   почти   не   отходила   от   него.   Не   доверяя    больше
мартышкам-ассистентам, она сама пичкала его разными снадобьями  и  кормила
из своих рук какой-то, густой, сладковатой кашей.
     Стардах закончил работу над новым телом Калеки и почти не появлялся в
подземелье. Его создание - нечто постоянно извивающееся и меняющее  форму,
отдаленно похожее на  гигантского  осьминога,  единственный  круглый  глаз
которого прикрывали далеко выступающие вперед клювообразные костяные веки,
- уже  успело  поймать  и  растерзать  в  клочья  нескольких  неосторожных
мартышек.
     Пару раз Артем пробовал  завести  с  ним  разговор,  но  все  попытки
закончились безуспешно. Операция, похоже, поубавила разума  у  их  бывшего
спутника или перевела его  совсем  в  другую  плоскость.  (Чего  у  Калеки
добавилось, так это  свирепости  -  способные  удлиняться  до  неимоверных
размеров щупальца крушили все, до чего только могли дотянуться,  и  вскоре
целой банде мрызлов пришлось взять их в оковы.)
     - Почему его не убирают отсюда? - однажды спросил Артем.
     - В цитадели пока еще нет помещения, где его можно было бы  поселить.
Ведь он способен разнести любую стену и пролезть в любую щель.  Лишь  воля
Стардаха кое-как сковывает его ярость.  Представь,  что  может  случиться,
если отец куда-нибудь отлучится.
     - А ты не пробовала проникнуть в его сознание?
     - Пробовала. Да где уж мне тягаться со  Стардахом.  Он  не  выпускает
Калеку из-под своего контроля ни днем, ни ночью.
     - Не хотелось бы мне находиться здесь, когда он вырвется на свободу.
     - Тебе нечего опасаться. Я же  всегда  с  тобой.  А  любое  существо,
созданное максарами, не в состоянии противостоять своим творцам.
     - Когда-нибудь я  создам  существо,  способное  и  на  это.  -  Голос
Стардаха заставил их  обоих  вздрогнуть.  Оказывается,  он  умел  красться
бесшумно, как тень, а не только сотрясать своими шагами каменные своды.  -
Многие мои соседи  чересчур  возгордились.  Ничтожные,  они  считают  себя
равными бессмертным богам. Пора проучить их.
     - Создав такую тварь, ты станешь  первой  его  жертвой,  -  возразила
Надежда.
     -  Ни  в  коем  случае.  Я  буду   единственным,   кому   она   будет
беспрекословно  подчиняться.  Но  для  этого  мне  нужен  не  обыкновенный
человеческий мозг, а мозг существа не менее могучего, чем максар. И  тогда
в  мир  явится  гений  уничтожения,  Мировой  Зверь.  Для  него  не  будет
существовать непреодолимых препятствий, неуязвимых противников и  опасного
оружия.
     - План твой безумен! Даже если он и удастся, ты  тем  самым  погубишь
род максаров!
     - Нет. Ведь сам я останусь жить. И останется жить тот, другой  -  мой
верный прислужник. Мир слишком мал, но для нас двоих в нем  хватит  места.
Не хочешь ли ты стать этим вторым, дочь моя? - внезапно он  грубо  ухватил
Надежду всей пятерней за лицо.
     - Прочь! - Она наотмашь ударила отца по щеке. - Ни ты, ни  я  никогда
не будем вторыми! Ведь ты же прекрасно знаешь - вместе нам в этом мире  не
ужиться! Рано или поздно останется только один - первый и единственный!
     - Твой удар слишком слаб, чтобы причинить боль,  но  никто  не  смеет
безнаказанно подымать на меня руку. Я могу убить тебя прямо на  месте,  но
это сейчас не входит в мои планы. Тебе предназначена совсем другая судьба.
- От резкого толчка Надежда полетела к дальней  стенке,  сбивая  все,  что
встречалось ей на пути.
     Исступленная ярость словно взорвала Артема изнутри, затмив все другие
чувства, в том числе благоразумие и  животный  страх,  который  он  всегда
испытывал при виде Стардаха.
     - Как ты смеешь, скотина, так обращаться с женщиной! - крикнул он.  -
Она же твоя дочь!
     - Ах, ты еще и голос подаешь, жалкий пес? Ты  разве  не  знаешь,  что
тебе запрещено тявкать в присутствии максара?  -  Стардах  через  плечо  с
презрением глянул на Артема. - За это  я  сейчас  заставлю  тебя  откусить
собственный язык.
     Надежда налетела на него, как волна налетает на несокрушимый утес,  и
снова молниеносный удар отбросил ее прочь.
     И тут рама, столько времени удерживавшая Артема, наконец разлетелась.
Волоча на себе ее обломки, он шагнул вперед и обрушил  на  череп  Стардаха
продольную стойку, толстую, как рельс. Отдача от удара была такая,  словно
он угодил по многопудовой наковальне, а не по живой плоти.
     - Неплохо! - Стардах расхохотался прямо ему в лицо. - Дочка, вижу, не
зря старалась.
     В следующее мгновение Артем почувствовал то, что  должен  чувствовать
человек, которым в буквальном смысле выстрелили из  пушки.  Стены,  пол  и
потолок завертелись перед его глазами, и тон, взметнув столбы искр, рухнул
прямо в жаровню. Пламя объяло Артема целиком, но он не ощутил ни его жара,
ни боли от ожогов. Сорвав с места огромное ж