Шомеке, часть денег отдал Общине, а часть ре-
шил употребить на то, чтобы проложить себе путь в политику,  ибо  теперь
существовала Радикальная партия, которая ратовала за освобождение.
   Несколько раз меня навещал Геу. Он стал настоящим городским  жителем,
щеголеватым и уверенным. Я чувствовала, что, глядя на меня,  он  думает,
как я была "расхожей женщиной" в Зескре, и мне не  хотелось  видеться  с
ним.
   Теперь я искренне восхищалась Ахасом, на которого в былые времена  не
обращала внимания, но теперь видела,  насколько  он  смел,  решителен  и
добр. Это он искал нас, нашел и спас. Давали деньги хозяева, но все  за-
боты легли на плечи Ахаса. Он часто заходил повидаться с нами. Он  оста-
вался единственной связующей нитью с моим детством.
   Он приходил как друг, как товарищ, ничем не напоминая о моем  прошлом
рабыни. Я злилась на каждого мужчину, который смотрел  на  меня  как  на
женщину. Я злилась на женщин, которые видели во мне  чувственную  сексу-
альность. Леди Тазеу было нужно лишь мое тело. И  в  Зескре  было  нужно
только оно. Даже лорд Эрод, который так и не прикоснулся ко  мне,  видел
лишь мое тело. Плоть, которая, ласкаешь ты ее или нет,  всегда  к  твоим
услугам. Можешь брать ее, а можешь и воздержаться - как захочется. Я не-
навидела в себе все, что имело отношение к сексу - свои гениталии и гру-
ди, округлости бедер и живота. Еще в бытность  свою  ребенком  я  носила
свободные легкие одежды, скрывающие чувственность женского  тела.  Когда
мне начали платить и я смогла покупать или  сама  шить  себе  одежду,  я
предпочитала, чтобы она была из грубых, тяжелых тканей. Больше всего мне
нравились в себе руки, которые умело справлялись с  работой,  и  голова,
пусть пока и не очень толковая, но я продолжала учиться, не считаясь  со
временем.
   Мне нравилась история. Я выросла, не имея о ней представления. И  Шо-
меке, и Зескра жили сами по себе, довольствуясь раз и навсегда  заведен-
ным образом жизни. О тех временах, когда существовал иной порядок вещей,
никто не знал ровно ничего. Никто не догадывался, что  есть  места,  где
жизнь течет по-другому. Мы были в рабских оковах лишь настоящего  време-
ни.
   Да, конечно, Эрод говорил о переменах,  но  сотворить  их  предстояло
владельцам. Нас ждали перемены, мы будем свободными, однако нас  продол-
жали воспринимать как чью-то собственность. А из истории я  поняла,  что
свободу не ждут, ее творят сами.
   Первой книгой, которую я одолела самостоятельно, была история  Йеове,
написанная просто и ясно. Она рассказывала о  днях  колонии,  о  четырех
корпорациях, об ужасах первого столетия, когда корабли доставляли на Йе-
ове рабов и забирали драгоценную руду. Рабы были столь дешевы, что  ког-
да, отработав несколько лет в шахтах, они умирали, корабли безостановоч-
но подвозили новые партии. "О, о, Йеове, никто не  возвращается  назад".
Затем корпорации начали отправлять женщин-рабынь, чтобы  те  работали  и
размножались, и по прошествии лет "имущество"  выплеснулось  за  пределы
поселений и создало города - такие большие, как тот, в котором я  сейчас
обитала. Но распоряжались в них не владельцы  или  надсмотрщики.  Города
находились под началом тех, кто считался "имуществом", так же,  как  наш
Дом.
   На Йеове все "имущество" принадлежало корпорациям. Рабы получали сво-
боду во временное пользование, выплачивая корпорациям часть своего жало-
ванья, так же, как в некоторых местах на Вое Део издольщики платят своим
хозяевам. На Йеове таких  называли  вольноотпущенниками.  Не  свободными
людьми, а лишь пользующимися свободой. И тогда, как  повествовала  исто-
рия, которую я читала, они стали задумываться: почему же мы не свободные
люди? И они совершили революцию, Освобождение. Началась  она  в  Надами,
откуда распространилась дальше. Тридцать лет они дрались за свою  свобо-
ду. И всего три года назад одержали победу в этой войне: изгнали из сво-
его мира корпорации, хозяев и надсмотрщиков. Они  танцевали  и  пели  на
улицах - свобода, свобода! Книга, которую я читала (пусть  медленно,  но
все же я читала ее!), была напечатана там - на Йеове, в Свободном  Мире.
Ее доставили на Уэрел. И для меня она стала святой книгой.
   Я спросила у Ахаса, как сейчас обстоят дела на Йеове, и он рассказал,
что там создано свое правительство и написана великая Конституция,  сог-
ласно которой все люди равны перед законом.
   По телесети, в сводках новостей говорилось, что на Йеове все передра-
лись между собой, что там вообще нет никакого правительства, люди  голо-
дают, а в городах, не считаясь ни с законом, ни с порядком, свирепствуют
шайки дикарей из глубинных районов страны и  молодежные  банды.  Говори-
лось, что в этом обреченном умирающем мире правят бал коррупция и  неве-
жество.
   Ахас рассказал, Что правительство на Вое Део, которое вело войну про-
тив Йеове и проиграло ее, теперь боится, что Освобождение  придет  и  на
Уэрел.
   - Не верь никаким новостям, - дал он мне совет. - Особенно тем, кото-
рые якобы поступают с мест. Даже не слушай и не смотри их. В них столько
же вранья, сколько и во всем остальном, но если ты смотришь  и  чувству-
ешь, то сможешь поверить. Они это знают. А если они владеют нашими  моз-
гами, то могут обойтись без оружия. У владельцев нет ни камер, ни репор-
теров на Йеове, "новости" свои они просто выдумывают и используют  акте-
ров. Допуск на Йеове имеют только кое-какие чужаки из Экумены; да  и  то
жители Йеове обсуждают, не стоит ли выслать их, чтобы мир,  который  они
завоевали, принадлежал только им.
   - Но как же в таком случае быть с нами? - спросила я, потому что  уже
стала мечтать, как отправлюсь туда, в Свободный Мир, когда Хейм  соберет
чартерный рейс и увезет людей.
   - Некоторые из жителей Йеове считают,  что  "имущество"  может  выса-
диться. Другие говорят, что не прокормят такое количество ртов, и вообще
боятся перенаселения. Обсуждают они эту проблему вполне  демократически.
Скоро она будет решена в ходе первых выборов на Йеове.
   Ахас тоже мечтал отправиться на Йеове. Мы обсуждали наши планы с  пы-
лом влюбленных, говорящих о любви.
   Но пока корабли на Йеове не ходили. Хейм не мог действовать  открыто,
а Общине было запрещено выступать от его имени. Экумена предложила  дос-
тавлять на своих кораблях всех, кто пожелает отправиться в путь, но пра-
вительство Вое Део отказало ей в праве пользоваться своими космопортами.
Пускай доставляют только своих. Никто из жителей Уэрела не мог  покинуть
свою родину.
   Ведь всего сорок лет назад Уэрел разрешил чужакам  совершать  посадку
на своей территории и установил с ними дипломатические отношения. Я про-
должала изучать историю и постепенно стала разбираться в  сущности  тех,
кто господствовал на Уэреле. Та чернокожая раса, которая сначала  завое-
вала народы Великого континента, а потом и весь мир, которая стала назы-
вать себя хозяевами, существовала в убеждении, что таков единственный  и
неизменный порядок вещей. Они считали, что являют собой образец  челове-
чества, что их поступки не подлежат сомнению и что им открыты все  исти-
ны. Все остальные народы Уэрела, даже сопротивляясь новоявленным  хозяе-
вам, подражали им, старались стать такими же, как они, и вести такой  же
образ жизни. Но когда с неба спустились другие люди, которые и выглядели
по-другому, и вели себя необычно, и обладали иными знаниями, и не позво-
лили ни завоевать себя, ни обратить в рабство,  раса  хозяев  отказалась
иметь с ними дело. Им потребовалось четыреста лет,  дабы  признать,  что
те, другие, во всем равны им.
   Я стояла в толпе на митинге Радикальной партии, где выступал Эрод; он
был, как всегда, прекрасен. Я обратила внимание на женщину, которая тоже
внимательно слушала его. У нее была странная коричневато-оранжевая кожа,
как кожура пини, и даже в уголках глаз виднелись белки. Я было подумала,
что она больна и ее грызет гнойный червь, как лорда Шомеке,  у  которого
изменился цвет кожи и от глаз остались  одни  белки.  Передернувшись,  я
отодвинулась от нее. Глянув на меня, она улыбнулась и снова  стала  слу-
шать оратора. Волосы ее клубились густым облаком, как  у  Сези-Туал.  На
ней было изящное платье, хотя и странного покроя. До меня далеко не сра-
зу дошло, кто она такая и что эта женщина явилась сюда  из  невообразимо
далекого мира. И самое удивительное заключалось в том, что, несмотря  на
странную кожу, глаза и волосы, она все-таки была таким же человеком, как
и я, в чем я не сомневалась. Потому что чувствовала  это.  На  мгновение
меня охватило глубокое беспокойство. Затем оно перестало меня тревожить,
уступив место неодолимому любопытству, почти томлению сблизиться с  ней.
Я хотела познакомиться с ней, узнать то, что было ей известно.
   Душа расы хозяев боролась во мне с душой свободного  человека.  И  от
этого мне не избавиться всю жизнь.
   Научившись читать, писать и пользоваться калькулятором, Кео и  Рамайо
перестали ходить в школу, но я продолжала учиться. Когда в школе,  кото-
рую содержал Хейм, не осталось курсов, которые я могла бы посещать, учи-
теля помогли мне сориентироваться в телесети. Хотя правительство контро-
лировало такие курсы, на них преподавали прекрасные учителя, которые ве-
ли группы со всего света, рассказывая о литературе,  истории,  науках  и
искусстве. Я всегда старалась как можно больше узнать об истории.
   Ресс, которая была членом Хейма, первым делом отвела меня в библиоте-
ку Вое Део. Поскольку она была открыта только для хозяев, то там не  су-
ществовало цензуры правительства. Но библиотекари под тем или иным пред-
логом старались не иметь дела со светлокожими, пусть даже те и считались
свободными. Я же обладала темной кожей, и город научил меня держаться  с
гордой независимостью, которая избавляла от многих неприятностей  и  ос-
корблений.
   Ресс подсказала, что я должна войти в библиотеку с таким видом, слов-
но она принадлежит мне. Так я и поступила и без всяких вопросов получила
все права и привилегии читателя. Я начала читать взахлеб, все,  что  мне
хотелось, в этом огромном книжном собрании, каждую книгу, которая  попа-
дала мне в руки. Чтение стало моей радостью. В нем состояли суть и смысл
моей свободы.
   Кроме приятной работы в картонажной мастерской, которая хорошо  опла-
чивалась и позволяла проводить время в симпатичном обществе, кроме учебы
и чтения, в моей жизни больше ничего не существовало. Да я и сама не хо-
тела ничего иного. Я была одинока, но не считала, что одиночество  слиш-
ком тягостно, коль скоро у меня имелось то, чего я хотела.
   Ресс, которую я недолюбливала, считалась моей подругой.  Я  ходила  с
ней на собрания Хейма и посещала развлечения, в которых без ее подсказок
ничего бы не поняла.
   - Старайся, деревенщина, - могла сказать она мне.  -  Будешь  обучать
молодую поросль на плантациях.
   Она таскала меня в театр макилов и в танцзал, где  исполняли  хорошую
музыку. Ей постоянно хотелось танцевать. Я позволяла ей учить  себя,  но
танцы не доставляли мне особого удовольствия. Как-то вечером,  когда  мы
танцевали "медленную поступь", она стала прижиматься ко мне, и,  посмот-
рев ей в лицо, я увидела на нем откровенное и недвусмысленное  чувствен-
ное желание. Я отпрянула от нее.
   - Не хочу танцевать, - сказала я.
   Мы пошли домой. Дойдя до дверей моей комнаты,  Ресс  попыталась  меня
поцеловать. Меня замутило от ярости.
   - Не хочу!
   - Прости, Ракам, - сказала она. Такого тихого и покорного голоса я  у
нее никогда не слышала. - Я понимаю, что ты должна  сейчас  чувствовать.
Но тебе придется пройти через это, у тебя должна быть своя жизнь. Да,  я
не мужчина, но я очень хочу тебя.
   Я оборвала ее:
   - Меня использовала женщина еще до того, как ко мне прикоснулся  муж-
чина. Тебя интересует, хочу ли я этого? Никто и никогда больше не  будет
пользоваться мною!
   Ярость и ненависть хлестали из меня ядовитым фонтаном,  как  гной  из
раны. Если бы Ресс снова попыталась прикоснуться ко мне, я могла ее изу-
родовать. Я захлопнула дверь у нее перед носом. Потом, вся дрожа, добра-
лась до стола, села и стала читать книгу, что лежала,  открытая,  передо
мной.
   На следующий день мы обе испытывали смущение и держались друг с  дру-
гом жестко и напряженно. Но кроме той грубоватости, которой  наделил  ее
город, Ресс было свойственно и терпение. Она больше не  пыталась  прояв-
лять любовных чувств и наконец завоевала мое доверие, и я стала  расска-
зывать ей то, о чем никому не говорила. Она внимательно слушала, а потом
выложила то, о чем думала.
   - Деревенщина, - сказала она, - все ты делаешь неправильно. И  нечему
тут удивляться. Ты и не могла вести себя по-другому.  Ты  считаешь,  что
секс - это то, что делают с тобой. Все  не  так.  Делать  должна  ты.  С
кем-то другим. И не для него. Ты вообще еще не знаешь, что  такое  секс.
Ты знакома только с насилием.
   - Давным-давно лорд Эрод все это говорил мне, - ответила я с горечью.
- Мне безразлично, как это называется. Я сыта по горло. На всю оставшую-
ся жизнь. И могу только радоваться, что у меня никого нет.
   Ресс скорчила гримасу:
   - В двадцать два года? Может, на какое-то время тебе и  хватит.  Если
тебя это устроит, будь счастлива. Но подумай над моими словами. Ты лиша-
ешься немалой части бытия.
   - Когда мне понадобится секс, я и  сама  смогу  доставить  себе  удо-
вольствие, - сказала я, не заботясь, что мои слова могут обидеть  ее.  -
Любовь не имеет с ним ничего общего.
   - Вот тут ты ошибаешься, - возразила Ресс, но я не слушала ее. Я  по-
лучила знания от учителей и из книг, которые сама выбирала, и не  нужда-
лась в советах, о которых не просила. Я отказывалась слушать, когда  мне
указывали, что делать и как думать. Если я свободна, то до мозга костей.
Я напоминала ребенка, который начинает ходить.
   Ахас тоже давал мне советы. Он сказал, что дальше продолжать  образо-
вание глупо.
   - Сколько бы ты ни читала, тебе уже не извлечь из книг ничего  полез-
ного, - сказал он. - Это самообман. А нам нужны руководители и члены ор-
ганизации, обладающие практическими навыками.
   - Нам нужны учителя!
   - Да, - согласился он, - но уже год назад ты знала достаточно,  чтобы
учить других. Что толку в древней истории, в рассказах о  других  мирах?
Нам предстоит делать революцию!
   Я не могла расстаться с книгами, но стала испытывать чувство вины.  Я
стала преподавать в школе Хейма, обучая неграмотное "имущество" чтению и
письму - точно так же, как три года назад учили меня. То  была  нелегкая
работа. Взрослому человеку трудно научиться читать, когда этим приходит-
ся заниматься по вечерам, после тяжелой работы. Куда проще, когда  теле-
сеть вбивает тебе в голову все, что необходимо.
   Про себя я продолжала спорить с Ахасом и как-то спросила у него:
   - Есть ли библиотека на Йеове?
   - Не знаю.
   - Тебе известно, что ее нет. Корпорации не оставили по  себе  никаких
библиотек. Они им были не нужны. Их  руководители  были  невежественными
людьми, которых не интересовало ничего, кроме дохода. Знание само по се-
бе несет добро. И я продолжаю учиться, чтобы принести знания  на  Йеове.
Будь я в силах, то притащила бы им всю здешнюю библиотеку!
   Он уставился на меня.
   - Что думают владельцы, что они делают - вот о чем  рассказывают  все
их книги. И на Йеове они не нужны.
   - Еще как нужны, - ответила я, не сомневаясь, что он ошибается,  хотя
опять не могла объяснить почему.
   Вскоре меня пригласили преподавать историю, так как один из  учителей
покинул школу. Эти уроки проходили как нельзя лучше. Я старательно гото-
вилась к ним. Меня попросили проводить занятия  с  наиболее  успевающими
учениками, и с этим заданием я тоже справилась. Слушателям были интерес-
ны идеи, которые я извлекала из хода истории, и те сравнения, что прихо-
дили мне на ум при сравнении нашего мира с другими. Я изучала, как  раз-
ные народы воспитывают своих детей, кто несет за них  ответственность  и
как надо понимать ее, ибо мне казалось, что  именно  так  люди  обретают
свободу или ввергают себя в рабство.
   Один из разговоров на эту тему состоялся с  человеком  из  посольства
Экумены. Я испугалась, увидев в аудитории чужое лицо. Еще больше я пере-
пугалась, когда узнала его. Он вел начальный курс истории Экумены, кото-
рую я изучала по телесети. Я слушала его, затаив дыхание,  хотя  никогда
не участвовала в дискуссиях. Знания, которые я обрела, оказали  на  меня
большое воздействие. Мне почудилось, что он сочтет  меня  самонадеянной,
если я начну говорить о вещах, доподлинно известных ему, и с трудом, за-
пинаясь, провела урок, стараясь не глядеть на его лицо с  глазами  почти
без белков.
   После занятий он подошел ко мне, вежливо представился,  похвалил  мою
лекцию и спросил, читала ли я такие-то книги. Он говорил со мной так до-
верительно и открыто, что я не могла не проникнуться  доверием  к  нему.
Скоро он полностью завоевал его. Я  нуждалась  в  его  советах  и  руко-
водстве, ибо даже умные люди написали и произнесли  массу  глупостей  об
отношениях между мужчиной и женщиной, от чего  зависела  жизнь  детей  и
ценность полученного ими образования. Он знал, какие книги стоит читать,
и после знакомства с ними я уже могла идти дальше сама.
   Его имя было Эсдардон Айя. Он занимал какой-то  высокий  пост  в  по-
сольстве, я не знала точно, какой именно. Родился он на Хайне, в  Старом
Мире, колыбели человечества, откуда вышли все наши предки.
   Порой я думала: как странно, что я знаю о таких вещах, о столь  древ-
них и далеких материях, я, которая до шести лет не подозревала о сущест-
вовании мира за стенами поселения, а до восемнадцати понятия  не  имела,
как называется страна, в которой мне довелось жить! Когда я только осва-
ивалась в городе, кто-то упомянул Вое Део, а я спросила: "Где это?"  Все
так и уставились на меня. Женщина, старая арендница  с  грубым  голосом,
сказала: "Да здесь, пыльная моя. Здесь и есть Вое Део. Моя и твоя  стра-
на!"
   Я рассказала об этом Эсдардону Айе. Он не засмеялся.
   - Страна, люди? - сказал он. - Какие странные и трудные для  восприя-
тия идеи.
   - Я родом из рабства, - сказала я, и он кивнул.
   Теперь я редко виделась с Ахасом. Мне не хватало его дружбы, но отно-
шения наши уже не были столь теплыми.
   - Ты стала такой самодовольной, все  время  на  людях,  публикуешься,
выступаешь перед аудиторией, - заметил он как-то раз. - Ты занята только
собой, а не нашим делом.
   - Но я говорю с людьми в Хейме, - возразила я. - Пишу о том, что  нам
надо знать. Все, что я делаю, служит делу свободы.
   - Общину не устраивают твои памфлеты, - серьезно сказал  он  с  таким
видом, словно сообщал тайну, которую мне необходимо было знать.  -  Меня
попросили передать тебе, чтобы впредь до публикации ты представляла свои
сочинения на рассмотрение комитета. Прессой  руководят  слишком  горячие
головы, и из-за них у наших кандидатов от Хейма масса хлопот и  неприят-
ностей.
   - У наших кандидатов! - взорвалась я. - Никто из хозяев не будет моим
кандидатом! Или ты снова получаешь указания от молодого хозяина?
   Мои слова ошеломили его.
   - Если ты ставишь себя во главу угла и отказываешься сотрудничать, то
навлекаешь опасность на нас всех.
   - Я не ставлю себя во главу угла - это свойственно политикам и  капи-
талистам. Во главу угла я ставлю свободу. Так почему ты не  можешь  сот-
рудничать со мной? Наши пути расходятся, Ахас!
   Разозлившись, он ушел, оставив меня в таком же состоянии.
   Думаю, Ахаса расстроило, что я перестаю зависеть от него. А может, он
ревновал к моей независимости, поскольку оставался при лорде Эроде.  Ему
была свойственна преданность. Ссора нам обоим причинила боль. И  мне  бы
хотелось знать, какая судьба постигла его в те нелегкие времена, которые
обрушились на нас.
   В его обвинениях была и доля правды. Я обнаружила, что способна гово-
рить и писать такие вещи, которые глубоко трогали сердца и мысли  людей.
Никто не