мы и условились, верно?
   Отступая, он надвигался на "майора", который неподвижно стоял в двер-
ном проеме. Солли с вызовом взглянула на охранника, готовая  без  всяких
церемоний напомнить ему о том, с какой радостью  он  хотел  покинуть  ее
дом. И тут она увидела его лицо. Маска холодной вежливости  растворилась
в подлинном чувстве, и это чувство было презрением, скептическим и  тош-
нотворным, словно его заставили смотреть на человека, который  ел  чужое
дерьмо.
   - Уходите! - закричала она и отвернулась от них. - Прошу  вас  пройти
сюда, Батикам. - Она потянула макила в спальню. - Только здесь я еще на-
хожу какое-то уединение.
   Тейео родился там, где рождались его предки, в старом холодном доме у
подножия холмов чуть выше Ноехи. Мать не плакала, рожая его, потому  что
она была женой солдата. Ему дали имя великого сородича, убитого в  битве
под Сосой. Он рос в непреклонной дисциплине обедневшего,  но  чистого  и
древнего рода веотов. Отец, приезжая домой во время редких и краткосроч-
ных отпусков, обучал ею искусствам, которые обязан знать каждый  солдат.
А когда он отбывал в свою часть для несения воинской службы, за  мальчи-
ком присматривал старый раб Хаббакам, некогда  служивший  сержантом.  Он
учил Тейео летом и зимой, с пяти утра и до вечера, делая  лишь  короткие
перерывы на молитвы и поклонение богине. Фехтование коротким  и  длинным
мечом сменяла стрельба, после  которой  начинался  бег  по  пересеченной
местности. По вечерам же  мать  и  бабушка  учили  мальчика  другим  ис-
кусствам, которые обязан знать мужчина. Начиная с двух лет, ему препода-
вали уроки хороших манер, истории, поэзии и неподвижного созерцания.
   День Тейео был наполнен тренировками, уроками и поединками с  другими
учениками сержанта, но день у ребенка длинный. Иногда выдавались свобод-
ные часы, а то и целые вечера для игр в комнате, поместье или на холмах.
Он дружил с любимыми животными:  лисопсами,  пятнистыми  гончими,  кота-
ми-ищейками, рогатыми буйволами и большими лошадьми. Дружить с людьми  у
него как-то не получалось.
   Все рабы семьи, кроме Хаббакама и двух наложниц, считались  издольщи-
ками. Они возделывали каменистую землю предгорий и, как их хозяева,  лю-
били ее преданно и на века. Дети слуг отличались не только  светлой  ко-
жей, но и робостью. Они с колыбели привыкали к тяжелой пожизненной рабо-
те и знали лишь свои поля, холмы и неизменные обязанности. В летние  ме-
сяцы они купались с Тейео в заводях на реке. А иногда он играл с ними  в
войну или вел их в атаку на коровье стадо. Построив в шеренгу этих  нео-
тесанных неуклюжих парней, он кричал им: "В атаку!", и мальчишки мчались
на невидимых врагов. "За мной!" - пронзительно орал Тейео,  и  подростки
послушно топали позади него, стреляя наобум из сломанных веток  -  "пум,
пум, бу-бум". Но чаще он гулял один: пешком с  котом-ищейкой,  сопровож-
давшим его на охоте, или верхом на своей кобыле Тэси.
   Несколько раз в году в поместье приезжали гости: родственники или бо-
евые товарищи отца, привозившие своих детей  и  дворовую  челядь.  Тейео
молча и вежливо показывал детям окрестности, знакомил их с  животными  и
брал на охоту в холмы. Молча и вежливо он ненавидел своего кузена  Гема-
та, и тот отвечал ему тем же. В четырнадцать лет они сражались  по  часу
на поляне за домом и, следуя всем ритуалам борьбы, безжалостно  избивали
друг друга. Теряя терпение и выдержку, они познавали жажду крови, отчая-
ние и волю к победе, а затем по невысказанному согласию откладывали  бой
на следующий день и возвращались в молчании домой, где остальные собира-
лись к ужину. Все видели это и ничего не говорили.  Мальчишки  торопливо
умывались и садились к столу. Из носа Гемата текла кровь. Челюсть  Тейео
болела так сильно, что он едва двигал ею, просовывая в рот кусочки неза-
тейливой пищи. Но никто не делал им никаких замечаний.
   В пятнадцатилетнем возрасте молча и вежливо он и  дочь  реги  Тоебавы
полюбили друг друга. В последний день перед ее отъездом они  убежали  по
невысказанному сговору из дома и ускакали в холмы. Он отдал ей свою  Тэ-
си. Они мчались бок о бок несколько часов,  слишком  застенчивые,  чтобы
заговорить. Спешившись у воды и оставив лошадей в небольшой долине,  они
сидели друг перед другом на вежливом расстоянии и молча  наблюдали,  как
тихий ручей несет свои воды.
   - Я люблю тебя, - сказал Тейео.
   - Я тоже люблю тебя, - ответила Эмду, пригнув к коленям черное  сияю-
щее лицо.
   Они не смели прикоснуться друг к другу, не смели смотреть  в  любимые
глаза, но возвращались домой счастливые и молчаливые.
   Когда Тейео исполнилось шестнадцать, его отослали в офицерскую акаде-
мию главного города их провинции. Там он продолжил свою практику  в  ис-
кусствах войны и в науках мира. Их провинция была сельской окраиной  Вое
Део, где придерживались старых консервативных  устоев.  Вот  почему  его
обучение проходило в соответствии с древними обычаями страны. Тем не ме-
нее там преподавали и технологию современных войн.  Он  стал  виртуозным
пилотом боевой гондолы и экспертом телезондирования, хотя, в отличие  от
других офицерских школ, курсантов не учили логике компьютерного мышления
и другим новомодным наукам. Так, например, вместо истории и  экономичес-
кой политики Экумены они углубляли свои познания в поэзии и истории  Вое
Део.
   Присутствие пришельцев с других звезд оставалось для Тейео чисто тео-
ретическим - слишком уж мало их было на Уэреле. Его реальность  диктова-
лась старыми традициями веотов, чье сословие сторонилось людей, не  сос-
тоявших в солдатском братстве, - будь они  собственниками,  "имуществом"
или врагами. Что касается женщин, то Тейео считал свое превосходство над
ними абсолютным и именно поэтому относился к знатным дамам  с  рыцарским
благородством, а к рабыням - с покровительственной благосклонностью. Те-
йео разделял расхожее мнение о том, что все пришельцы  были  враждебными
язычниками и не заслуживали никакого доверия. В религии он почитал  Туал
Милосердную, но поклонялся Владыке Камье. Тейео не ждал  справедливости,
не искал наград и превыше всего ценил компетентность, отвагу и  уважение
к себе. В некоторых отношениях веот казался совершенно неприспособленным
к жизни в огромном мире. Но в остальном он неплохо освоился в нем - воз-
можно, потому, что семь лет провел на Йеове, принимая участие в войне, в
которой не было справедливости, наград и даже маленькой иллюзии на окон-
чательную победу.
   Звание среди веотов передавалось по наследству, и  Тейео  имел  самое
высокое из возможных трех - звание реги. Никакая глупость офицера и  ни-
какие заслуги не могли изменить его статус и жалованье. Впрочем, матери-
альные запросы не соответствовали кодексу веотов. Ценились только честь,
готовность выполнить долг и ответственность перед родиной.  Вот  к  чему
стремился Тейео. Ему нравилась воинская служба. Ему нравилась  жизнь.  И
он знал, что лучшее в ней достигалось разумным подчинением  и  эффектив-
ностью отданных команд. Закончив академию с наилучшими отзывами и  реко-
мендациями, он, как многообещающий офицер и привлекательный молодой  че-
ловек, получил назначение в столицу.
   К двадцати четырем годам он стал настоящим красавцем. Его тело  могло
дать все, чего бы он от него ни потребовал. Строгое воспитание не  поощ-
ряло потворства своим желаниям, но роскошь и развлечения большого города
открыли для  веота  немало  новых  удовольствий.  Он  был  сдержанным  в
чувствах и даже немного робким, но ему нравилось  веселье  и  общение  с
другими молодыми людьми. Благодаря красивой внешности Тейео за год узнал
все  прелести  жизни  привилегированной  молодежи.  Сладость  этих  удо-
вольствий усиливалась на темном фоне войны на Йеове - восстания рабов на
колониальной планете, которое длилось всю его жизнь. С каждым годом про-
тивостояние становилось сильнее. Возможно, этот фон  и  делал  столичную
жизнь такой счастливой. Но Тейео вряд ли понравились бы одни развлечения
или одни диверсии. Вот почему его радость была почти бесконечной,  когда
он получил приказ о назначении пилотом и командиром подразделения, кото-
рое улетало на Йеове.
   Перед уходом на фронт Тейео приехал домой в тридцатидневный отпуск. С
одобрения родителей он отправился верхом через холмы в поместье реги То-
ебавы и попросил руки его дочери. Рега с супругой не имели  ничего  про-
тив, но как добрые родители оставили окончательный ответ  за  своей  до-
черью. Та согласилась без всяких колебаний. Будучи  взрослой  незамужней
девой, она жила на женской половине дома, но ей и Тейео позволили встре-
титься и даже немного поговорить, хотя пожилая дама, сопровождавшая  Эм-
ду, все время прохаживалась неподалеку. Молодой веот поведал  невесте  о
своем трехлетнем контракте.
   - Мы можем пожениться сейчас или подождать еще три года, - сказал  он
ей. - Когда ты хочешь устроить нашу свадьбу?
   - Сейчас, - ответила она, прикрывая ладонями сияющее от счастья лицо.
   Тейео радостно засмеялся, и она подхватила его смех.  Они  поженились
через девять дней. Быстрее не получилось, так как требовалось  выполнить
некоторые формальности. Все понимали, что это была свадьба солдата, ухо-
дившего на войну, но церемонии на Уэреле имели первостепенное  значение.
Тейео и Эмду любили друг друга семнадцать дней. Они бродили по холмам  и
предавались любви, скакали вдоль реки и влюблялись еще  сильнее,  ссори-
лись, мирились и любили, засыпали, обнявшись, и, просыпаясь, любили, лю-
били, любили. А потом он улетел на другую планету, и она перебралась  на
женскую половину дома, где жили родители ее мужа.
   Срок службы тянулся год за годом, и его  репутация  как  отважного  и
опытного офицера укреплялась с каждой новой битвой. Война на  Йеове  пе-
решла от беспорядочных атак и оборонительных операций в отчаянное и пос-
пешное отступление. В такой обстановке было не до отпусков,  но  военный
штаб послал на Йеове милостивое разрешение отозвать Тейео на Уэрел, пос-
кольку его жена умирала от берлота. Однако в тот момент на Йеове начался
настоящий ад. Армия отступала с трех сторон к старой колониальной столи-
це. Подразделение Тейео сражалось в приморских топях, прикрывая тылы от-
ходящих частей. Связь с Уэрелом была прервана.
   Командование недоумевало: невежественные рабы, с  простым  стрелковым
оружием, громили армию обученных и дисциплинированных солдат, оснащенных
коммуникационной сетью, скиммерами, гондолами, современными приборами  и
средствами уничтожения, которые разрешались конвенцией  Экумены.  Мощная
оппозиция в Вое Део объясняла неудачи на Йеове бессилием нынешнего  пра-
вительства и покорным соблюдением  правил,  навязанных  пришельцами.  "К
чертям собачьим конвенцию Экумены! - кричали они. - Надо нанести  масси-
рованный бомбовый удар и превратить жалких смердов в дерьмо, из которого
они сделаны! Почему не применяются биобомбы? Давайте уберем наших воинов
с этой дурацкой планеты и стерилизуем ее до первозданной чистоты! Начнем
все заново. Если мы не выиграем войну на Йеове, следующая революция про-
изойдет прямо здесь, на Уэреле, в наших  собственных  городах,  в  наших
собственных домах!"
   Пугливое правительство с трудом противостояло этому  давлению.  Уэрел
проходил испытательный срок, и Вое Део желало влиться  в  союз  Экумены.
Поражения приуменьшались, о потерях ничего не  говорилось,  а  скиммеры,
гондолы, оружие и люди поставлялись на Йеове все в меньших и меньших ко-
личествах. К концу седьмого года некогда грозная и  мощная  колониальная
армия была, по сути, уничтожена своим правительством. В начале  восьмого
года, когда посланцы Экумены посетили Йеове, Вое Део  и  другие  страны,
принимавшие участие в войне, остатки разгромленной армии начали отзывать
домой.
   Вот так и получилось, что Тейео узнал о смерти жены лишь после  того,
как вернулся на Уэрел. Он отправился в родное  поместье,  и  седой  отец
встретил его молчаливым объятием. Мать плакала, целуя сына в шею и лицо.
Он встал перед ней на колени и попросил прощения за то,  что  принес  ей
столько горя.
   Той ночью он лежал в холодной комнате безмолвного дома и слушал,  как
стучало его сердце - медленно и ровно, словно боевой барабан.  Тейео  не
чувствовал особой печали. Слишком велика была  радость  вновь  оказаться
под отчим кровом и мирным небом. Однако где-то внутри,  за  броней  спо-
койствия, бурлили ярость и гнев. Он не привык к таким чувствам и даже не
мог бы сказать, что с ним происходит. Но какое-то мрачное зарево разрас-
талось в его груди, высвечивая лица погибших товарищей. И  Тейео  лежал,
вспоминая Йеове, где он семь лет воевал то в воздухе, то на земле. Перед
глазами возникали картины долгого  отступления,  трупы  людей,  безумные
атаки и моменты, когда смерть лишь чудом обходила его стороной.
   Почему их обрекли на поражение и верную смерть? Почему,  оставив  там
своих солдат, правительство не послало им подкрепление?  Но  нет,  такие
вопросы задавать не стоило, как не стоило теперь и искать на них  ответ.
Он мог сказать себе только следующее: "Мы делали то, что нам  приказыва-
ли. Мы выполняли свой долг, и поэтому нечего жаловаться". Новое  понима-
ние резало душу остро, как нож, и затмевало  собою  прежнее  знание.  "Я
сражался за каждый шаг, - думал он без всякой гордости. - Но мы потеряли
Йеове. И пока я был там, моя жена умерла.  Все  оказалось  напрасным  -и
здесь, и на Йеове". Тейео лежал в холодной и молчаливой темноте,  вдыхая
сладкие запахи холмов.
   - О великий Камье, - произнес он вслух, - помоги мне. Мой  ум  предал
меня. И я не знаю, что делать.
   Во время долгого отпуска мать часто рассказывала ему об Эмду. Понача-
лу он слушал только из вежливости и любви. Ведь так  легко  было  забыть
застенчивую милую девушку, которую он знал семь  лет  назад  всего  лишь
семнадцать дней. Но мать не позволила ему этого, и постепенно он  узнал,
какой преданной и доброй женщиной была его жена. Со  слезами  на  глазах
мать делилась с ним той радостью, которую она нашла в своей Эмду, в сво-
ей любимице и подруге. Даже отец, суровый и молчаливый  отставной  воен-
ный, однажды сказал:
   - Она была светом этого дома.
   Родители благодарили сына за нее. Они говорили,  что  его  любовь  не
прошла напрасно. Но что ожидало их впереди? Старость без внуков?  Пустой
молчаливый дом? Они не жаловались и смиренно довольствовались  тем,  что
давала суровая тяжелая жизнь. Но между их  прошлым  и  будущим  пролегла
бездонная пропасть.
   - Если хочешь, я женюсь еще раз, - сказал Тейео матери. - Может быть,
у тебя уже есть на примете какая-то девушка?
   Шел дождь. Серый свет дрожал на мокрых стеклах окна, и тяжелые  капли
стучали по кровле. Мать склонилась над своим шитьем, скрывая слезы,  ко-
торые покатились по ее щекам.
   - Нет, - ответила она. - Я не знаю ей замены. - И, взглянув на  сына,
перевела разговор на другую тему. - Как думаешь, куда тебя отправят слу-
жить?
   - Не имею понятия.
   - Ведь войны больше нигде нет, - добавила она мягким и  ровным  голо-
сом.
   - Да, нигде, - ответил Тейео.
   - А будет когда-нибудь? Как ты считаешь? Он встал, прошелся по комна-
те и снова сел напротив нее.  Их  спины  были  прямыми  и  неподвижными.
Пальцы матери продолжали штопать старую одежду, а руки Тейео лежали одна
на другой - так, как его учили с двухлетнего возраста.
   - Я не знаю, - произнес он в ответ. - Все  выглядит  очень  странным.
Словно не было войны на Йеове. Словно мы вообще не владели  этой  плане-
той. О восстании рабов даже не упоминают. Будто его и не случилось. Буд-
то мы не сражались с ними в полувековой войне.  Все  по-новому.  Все  не
так, как раньше. По телесети говорят, что наступила новая эра - эра мира
и братства с другими мирами. Зачем же нам теперь  тревожиться  о  Йеове?
Разве мы не побратались с Гатаи, Бамбуром и Сорока государствами?  Зачем
нам тревожиться о своих рабах? Но я их не понимаю. Я не знаю,  чего  они
хотят. Я даже не знаю, как мне жить дальше.
   Его голос тоже был тихим и ровным.
   - Ты не должен оставаться здесь, - сказала мать. - Во  всяком  случае
сейчас.
   - Я думал, что дети? - произнес Тейео.
   - Конечно. Когда придет время, - с улыбкой ответила она. - Ты никогда
не мог сидеть спокойно больше получаса. Подожди? Подожди, и ты все  пой-
мешь.
   Конечно, она была права, но то, что он видел по телесети и в  городе,
подтачивало его терпение и гордость. Казалось,  что  солдатское  ремесло
стало теперь позорным. В отчетах правительства, в новостях и сводках со-
бытий об армии говорилось с язвительным презрением. Касту веотов называ-
ли доисторическим ископаемым. Их считали дорогой и бесполезной роскошью,
которая мешала Вое Део вступить в союз Экумены. Тейео почувствовал  себя
абсолютно никому ненужным, когда в ответ на прошение о новом  назначении
ему предложили отставку с пенсией в пол-оклада. Да, так ему  и  сказали,
что он может идти на пенсию - это в его-то тридцать два года!
   Тейео хотел смириться, принять ситуацию и,  поселившись  в  поместье,
найти себе жену. Но мать посоветовала ему поговорить с отцом. Он  так  и
сделал.
   - Конечно, сын, - сказал отец. - Помощь нам не помешает. Однако  я  и
сам бы справился с хозяйством. Твоя мать считает, что ты  должен  отпра-
виться в столицу, в штаб армии. Они не посмеют отвергнуть тебя, когда ты
посмотришь им в глаза. Семь лет боевой выслуги? С твоими наградами?
   Тейео знал, чего они теперь стоили. Но  он  действительно  чувствовал
себя дома ненужным. Отца сердили его идеи  относительно  обновления  по-
местья, и старикам не хотелось менять уклад, к которому они  привыкли  в
течение жизни. Родители были правы: ему следовало поехать  в  столицу  и
узнать, на какую роль он мог претендовать в этом новом мире без  войн  и
воинской чести.
   Первые полгода принесли ему одни лишь огорчения. Он никого не знал  в
Главном штабе и столичном гарнизоне. Его фронтовые друзья погибли в  бо-
ях, стали инвалидами или сидели по домам на половинном  окладе.  Молодые
офицеры, которые слышали о Йеове только по телесети, казались ему холод-
ными и скупыми на слова, а уж если и говорили, то только о деньгах и по-
литике. Про себя он называл их мелкими бизнесменами. Тейео  догадывался,
что они боялись его заслуг и репутации. Сам того не желая, он  напоминал
им о проигранной войне, о гражданском противостоянии, где класс  шел  на
класс, где свои сражались против своих. Эти молодые парни хотели  забыть
его войну, которая не имела к ним никакого  отношения.  Они  считали  ее
бессмысленной ссорой с каким-то далеким-далеким миром.
   Тейео бродил по улицам столицы, наблюдал за толпами рабов,  спешивших
по делам своих хозяев, и удивлялся: чего они ждут?
   - Союз Экумены не вмешивается в социальные, культурные и  экономичес-
кие дела каких-либо народов, - повторяли в теленовостях послы  и  прави-
тельственные чиновники. - Любая нация и народ могут стать  полноправными
членами союза, если подпишут конвенцию, которая  предполагает  отказ  от
жестоких методов ведения войны и средств массового уничтожения.
   За этими словами обычно следовал список запрещенного оружия, состояв-
ший на девяносто процентов из незнакомых названий. Однако в нем  были  и
биобомбы, изобретенные в Вое Део. Пришельцы называли их невролазерами.
   Тейео соглашался с позицией Экумены по поводу таких устройств и  ува-
жал терпение чужаков, с которым те уговаривали Вое Део и остальной Уэрел
принять конвенцию  и  правила  союза.  Но  его  возмущала  их  снисходи-
тельность. Они говорили с людьми его мира так, словно  смотрели  на  них
свысока. Чем меньше чужаки упоминали о рабстве  и  делении  общества  на
классы, тем отчетливее проступало их неодобрение.
   "Рабство является очень редким явлением в мирах Экумены, - писалось в
их книгах, - и полностью исчезает при равноправном участии в экономичес-
кой политике союза".
   Не этого ли добивались послы Экумены, прилетавшие в Вое Део?
   -