ь, ломая руки,  мучительно  зас-
тавляя себя не передавать ему, не звать его на параязыке и даже не  про-
износить его имени вслух - Джекоб!
   В то же самое мгновение мысли Ролери вдруг затемнились, и она скорчи-
лась без движения.
   Она скорчилась без движения в охотничьем шалаше.  Утром  она  решила,
что в суматохе переселения из шатров в подземный лабиринт Родовых  Домов
ее отсутствие накануне вечером и позднее возвращение остались незамечен-
ными. Но теперь порядок уже восстановился, жизнь вошла в обычное  русло,
и, конечно, кто-нибудь да увидит, если она попробует ускользнуть  в  су-
мерках. А потому она ушла днем, надеясь, что никто  не  обратит  на  это
внимания - ведь она часто уходила так прежде, - кружным путем  добралась
до шалаша, заползла внутрь, плотнее закуталась в свои меха и  приготови-
лась ждать наступления ночи и шороха его шагов на тропинке.  Начали  па-
дать снежинки, их кружение навевало на нее сон. Она  глядела  на  них  и
сквозь дремоту пыталась представить себе, что будет завтра. Ведь  завтра
он уйдет. А ее клан будет знать, что она отсутствовала всю ночь.  Но  до
завтра еще далеко. Тогда и видно будет. А сейчас еще сегодня? Она  усну-
ла. И вдруг проснулась, словно ее ударили. Она вся скорчилась,  и  в  ее
мыслях была пустая тьма.
   Но тут же она вскочила на ноги,  схватила  кремень  и  трут,  высекла
огонь и зажгла плетеный фонарь, который захватила с  собой.  Его  слабый
свет неровным пятном ложился на землю. Она спустилась по склону на  тро-
пу, постояла в нерешительности и пошла на запад. Потом  снова  останови-
лась и шепотом позвала:
   - Альтерран!
   Деревья вокруг окутывала ночная тишина. Ролери пошла вперед и  больше
не останавливалась, пока не увидела его. Он лежал на тропе.
   Снег повалил гуще, и хлопья неслись  поперек  смутной  полосы  света,
отбрасываемой фонарем. Теперь они ложились на землю и уже не таяли,  бе-
лой пылью рассыпались по его разорванному плащу, прилипали к  его  воло-
сам. Рука, к которой она прикоснулась, была совсем холодной, и она поня-
ла, что он умер. Она села возле него на мокрую окаймленную снегом  землю
и положила его голову себе на колени.
   Он пошевелился и слабо застонал.  Ролери  сразу  очнулась,  перестала
бессмысленно стряхивать снег с его волос и  воротника  и  сосредоточенно
задумалась. Потом осторожно опустила его голову на землю, встала,  маши-
нально попробовала стереть с руки липкую кровь и,  светя  себе  фонарем,
посмотрела по сторонам. Она нашла то, что искала, и принялась за работу.
   В комнату косо падал неяркий солнечный луч. Было так тепло, что он не
мог разомкнуть веки и снова и снова соскальзывал в пучину сна, в  глубо-
кое неподвижное озеро. Но свет заставлял его подниматься на поверхность,
и в конце концов он проснулся и увидел серые стены и солнечный луч,  па-
дающий из окна.
   Он лежал неподвижно, а бледно-золотой луч погас, снова вспыхнул,  пе-
решел спола на дальнюю стену и начал подниматься по ней,  становясь  все
краснее. Вошла Элла Пасфаль и, увидев, что он не спит,  сделала  кому-то
позади знак не входить. Она закрыла дверь и опустилась рядом  с  ним  на
колени. Обстановка в домах альтерранов была скудной: спали они на  тюфя-
ках, а вместо стульев обходились плоскими  подушками.  Разбросанными  по
ковру, застилавшему пол, но и ими  пользовались  редко.  А  потому  Элла
просто опустилась на колени и поглядела на агата. Красный отблеск лег на
ее морщинистое лицо. В этом лице не было ни мягкости, ни жалости.  Слиш-
ком много ей пришлось перенести в детстве, и сострадание, сочувствие за-
хирели в ее душе, а к старости она и вовсе  разучилась  жалеть.  Теперь,
покачивая головой, она негромко спросила:
   - Джекоб? Что ты сделал?
   Он попытался ответить. Но у него невыносимо заломало виски, а сказать
ему, в сущности, было нечего, и он промолчал.
   - Что ты сделал?
   - Как я добрался домой? - пробормотал он наконец, но разбитые губы не
слушались. И Элла жестом остановила его.
   - Как ты добрался сюда? Ты это спросил? Тебя притащила она. Эта моло-
денькая врасу. Соорудила волокушу из сучьев и своей одежды, уложила тебя
на нее и тащила через гребень до Лесных Ворот. Ночью. По снегу. Сама она
осталась только в шароварах - тунику разорвала, чтобы  перевязать  тебя.
Эти врасу крепче дубленой кожи, из которой шьют себе одежду. Она  сказа-
ла, что тянуть волокушу по снегу легче, чем по земле? А сег ведь уже со-
шел. Ведь это было два дня назад. Вообще-то, ты отдыхал довольно долго.
   Она налила в чашку воды из кувшина на подносе возле его тюфяка и  по-
могла ему напиться. Ее склонившееся над  ним  лицо  казалось  бесконечно
старым и хрупким. Она с недоумением сказала на мысленной речи:  "Как  ты
мог, Джекоб? Ты всегда был таким гордым!"
   Он ответил тоже без слов. Облеченный в слова, его ответ прозвучал бы:
"Я не могу жить без нее".
   Он передал свое чувство с такой силой, что старая Элла отшатнулась и,
словно обороняясь, произнесла вслух:
   - Ты выбрал странное время для увлечения, для любовных идилий!  Когда
все полагались на тебя?
   Он повторил то, что уже сказал ей, потому что это была правда и ниче-
го другого он сказать ей не мог. Она сурово передала: "Но ты на  ней  не
женишься, а потому тебе лучше поскорее научиться жить без нее"
   Он ответил: "Нет!"
   Она села на пятки и застыла без движения. Когда ее мысли вновь откры-
лись для него, они были исполнены глубокой горечи: "Ну что же,  поступай
по-своему! Какая разница? Что бы мы сейчас не делали, вместе или по  от-
дельности. Все непременно будет плохо. Мы не способны найти выход, одер-
жать победу. Нам остается только и дальше  совершать  самоубийство?  ма-
ло-помалу. Одна за другим - пока мы все не погибнем.  Пока  не  погибнет
Альтерра, пока все изгнанники не будут мертвы?"
   - Элла! - перебил он вслух, потрясенный ее отчаянием. - А? а они выс-
тупили?..
   - Кто? Наше войско? - она произнесла это слово насмешливо. - Выступи-
ли без тебя?
   - Но Пилотсон?
   - Если бы Пилотсон их повел, то только на Тевар, чтобы  отомстить  за
тебя. Он вчера чуть не помешался от ярости.
   - А они?
   - Врасу? Ну конечно, они не выступили. Когда стало известно, что доч-
ка Вольда бегает в лес на свидания с дальнерожденным, Вольд и  его  сто-
ронники оказались в довольно смешном и постыдном положении, как  ты  мо-
жешь себе представить. Разумеется, представить себе это после  случивше-
гося много проще, но тем не менее мне кажется?
   -Элла! Ради Бога?
   - Ну хорошо. На север никто не выступил. Мы сидим тут и  ждем.  Чтобы
гаали явились, когда им это будет удобно.
   Джекоб Агат неподвижно. Стараясь не провалиться вниз головой  в  раз-
верзшуюся под  ним  бездну.  Это  была  пустая  бездонная  пропасть  его
собственной гордости, слепого высокомерия. Которое диктовало его все его
прошлое поведение. Самообман и ложь. Если он погибнет -  пусть.  Но  те,
кого он предал?
   Несколько минут спустя Элла передала: "Джекоб, даже при самых благоп-
риятных обстоятельствах из этого вряд ли что-нибудь могло выйти. Человек
и нечеловек не способны сотрудничать. Шестьсот лиголет неудач  могли  бы
научить тебя этому. Твое безрассудство  послужило  для  них  всего  лишь
предлогом. Если бы не это, они нашли бы что-нибудь другое, и очень  ско-
ро. Они - наши враги, такие же как гаали. Или Зима. Или все остальное на
этой планете, на которой мы лишние. У нас нет союзников, кроме  нас  са-
мих. Мы здесь одно. Не протягивая руки ни одному существу, для  которого
этот мир родной?"
   Он прервал контакт с ее мыслями, не в силах больше выносить  беспрос-
ветность этого отчаяния. Он попытался замкнуться в себе, отгородиться от
внешнего мира, но что-то тревожило его, не давало ему покоя, и он  вдруг
осознал что. С трудом приподнявшись, он нашел в себе силы выговорить:
   - Где она? Вы же не отослали ее назад?
   Одетая в белое альтерранское платье, Ролери сидела, поджав  под  себя
ноги, чуть дальше от него, чем недавно Элла. Эллы не было, а Ролери  си-
дела там и что-то старательно чинила? что-то  вроде  сандалии.  Она  как
будто не услышала, что он заговорил. А может быть,  ему  только  присни-
лось, что он произнес эти слова:
   - Старуха тебя встревожила. А зачем? Что ты  можешь  сделать  сейчас?
По-моему, никто из них без тебя и двух шагов ступить не сумеет.
   На стене позади нее лежали последние багряные  отблески  солнца.  Она
сидела и чинила сандалию. Ее лицо было спокойно, глаза, как всегда, опу-
щены.
   Оттого что она была рядом, боль и сознание вины, терзавшие его, вдруг
отступили, заняли свое место в истинном соотношении со  всем  остальным.
Возле нее он становился самим собой. Он произнес ее имя вслух.
   -Спи! Тебе нехорошо разговаривать, - сказала она, и в ее голосе прос-
кользнула преждняя робкая насмешливость.
   - А ты останешься? Спросил он.
   - Да.
   - Как моя жена! - сказал он твердо.
   Боль заставляла его торопиться. Но не только боль. Его родичи, навер-
ное, убьют ее, если она вернется к ним. Ну а его родичи? Что они  с  ней
сделают? Он - ее единственная защита, и надо чтобы эта защита  была  на-
дежной.
   Она наклонила голову, словно соглашаясь. Но он еще плохо знал ее жес-
ты и не был уверен. Почему она сидит сейчас так тихо и спокойно? До  сих
пор она была такой быстрой и в движениях, и в чувствах. Но ведь он знает
ее всего несколько дней?
   Она продолжала спокойно работать. Ее тихая безмятежность укрыла  его,
и он почувствовал, что к нему начинают возвращаться силы.

   Глава 7
   ОТКОЧЕВКА
   Над крутыми крышами ярко пылала звезда, чей восход возвестил  наступ-
ление Зимы, - ярко, но безрадостно, точно такая, какой Вольд запомнил ее
с дней своего детства шестьдесят лунокругов назад.  Даже  огромный  серп
молодого месяца, висевший в небе напротив нее, казался  бледнее  Снежной
Звезды.
   Начался новый лунокруг и новое Время Года, но начались они при дурных
предзнаменованиях.
   Неужто луна и правда, как рассказывали  когда-то  дальнерожденные,  -
это мир вроде Аскатевара и других Пределов, но только там никто  не  жи-
вет, а звезды - тоже миры, где обитают люди и звери и Лето сменяется Зи-
мой?.. но какими должны быть эти люди, обитающие на Снежной Звезде? Жут-
кие чудовища, белые как снег, с узкими щелями безгубых ртов и  огненными
глазами мнились в воображении Вольда. Он тряхнул  головой  и  попробовал
вслушаться в то, что говорили другие Старейшины.  Вестники,  вернувшиеся
всего через пять дней, принесли с севера всякие слухи, а потому  Старей-
шины развели огонь в большом дворе Тевара и назначили  Перестук  Камней.
Вольд пришел последним и замкнул круг, потому что никто другой не  осме-
лился занять его место, но это не имело никакого значения: он только по-
чувствовал себя еще более униженным. Ибо он объявил войну, а ее не стали
вести, он послал воинов, а они выступили, и союз, который  он  заключил,
был нарушен. Рядом с ним сидел Умаксуман и тоже молчал. Остальные крича-
ли и спорили, но все попусту. А чего еще можно было ждать? На  Перестуке
Камней не родилось единого ритма - был только грохот и разнобой. Так как
же они могли надеяться, что придут к  согласию?  Глупцы,  глупцы,  думал
Вольд, хмурясь на огонь, тепло которого не достигало его. Другие моложе,
их греет молодость, они вопят друг на друга и горячатся. А он -  старик,
и никакие меха не могут согреть его  здесь,  в  ледяном  блеске  Снежной
звезды, на ветру Зимы. Его окоченевшие ноги ныли, в груди кололо, и  ему
было все равно, из-за чего они кричат и ссорятся.
   Внезапно Умаксуман вскочил.
   - Слушайте! - загремел он, и мощный звук его голоса ("От меня унасле-
довал!" - подумал Вольд) принудил их притихнуть, однако кое-где еще раз-
давались насмешливые и злобные возгласы. До сих пор, хотя все достаточно
хорошо знали, что произошло, непосредственный повод или предлог для ссо-
ры с Космопортом не обсуждался вне стен Родового Дома Вольда. Просто бы-
ло объявлено, что Умаксуман не поведет воинов, что похода не будет,  что
надо опасаться нападения дальнерожденных. Обитатели других  домов,  даже
те, кто не слышал про Ролери и Агата, прекрасно понимали, что  подлинная
суть происходящего - борьба за власть в  самом  влиятельном  клане.  Эта
борьба была подоплекой всех речей, произносившихся сейчас  на  Перестуке
Камней, хотя как будто решался совсем другой  вопрос:  обходиться  ли  с
дальнерожденными как с врагами при встрече вне стен Города или  считать,
что между ними по-прежнему мир? И вот теперь заговорил Умаксуман:
   - Слушайте, Старейшины Тевара! Вы говорите то, вы  говорите  это,  но
вам нечего сказать. Гаали идут, и через три дня они придут  сюда  .  Так
замолчите, возвращайтесь к себе, острите копья, проверьте ворота и  сте-
ны, потому что идут враги, идут на нас. Глядите! -  Он  взмахнул  рукой,
указывая на север, и многие повернулись туда, словно  ожидая,  что  орды
Откочевки сию минуту проломя стену. - такая сила была в словах Умаксума-
на.
   - А почему ты не проверил ворота, через  которые  ушла  твоя  кровная
родственница, Умаксуман?
   Теперь это было сказано вслух, и пути назад нет.
   - Она и твоя кровная родственница, Уквет. - с гневом ответил  Умаксу-
ман.
   Один был сыном Вольда, другой его внуком, и говорили они о его  доче-
ри. Впервые в жизни Вольд узнал стыд,  ничем  не  прикрытый,  бессильный
стыд: его опозорили в присутствии лучших людей племени. Он сидел  непод-
вижно, низко опустив голову.
   - Да, и моя! И только благодаря мне наш Род не покрылся позором! Я  и
мои братья вышибли зубы из грязного рта того, к кому она прибежала  тай-
ком, и я поступил бы с ним так, как  обычай  требует  поступать  с  лже-
людьми, которые не лучше подлой скотины, но ты остановил нас, Умаксуман.
Остановил нас своей глупой речью?
   - я остановил вас, чтобы вам не пришлось драться не только с  гаалем,
но еще и с дальнерожденными, глупец! Она достигла возраста, когда  может
выбрать себе мужчину, если захочет, и это не?
   - Он не мужчина, родич, а я не глупец!
   - Ты глупец, Уквет, потому что воспользовался случаем,  чтобы  поссо-
риться с дальнерожденными, и лишить нас последней надежды повернуть  От-
кочевку на другой путь!
   - Я тебя не слышу, лжец, предатель!
   С громким кличем они бросились на середину круга, отцепляя  от  пояса
боевые топоры. Вольд поднялся на ноги.  Сидящие  рядом  подняли  головы,
ожидая, что он, как Старейший и Глава Рода, запретит схватку. Но он это-
го не сделал. Он молча отвернулся от нарушенного круга и, тяжело  шаркая
ногами, побрел по проходу между высокими остроконечными крышами под выс-
тупающими стрехами в дом своего Рода.
   Он с трудом спустился по ступеням из утрамбованной глины в жаркую ду-
хоту огромной землянки. Мальчики и женщины принялись  наперебой  спраши-
вать его, что решил Перестук Камней и почему он вернулся один.
   - Умаксуман и Уквет вступил в бой. - сказал он, чтобы  отделаться  от
них, и сел у огня, почти спустив ноги в очажную яму.
   Ничем хорошим это не кончиться. Да и вообще ничто уже не  может  кон-
читься хорошо. Когда женщины, причитая, внесли в дом труп его внука  Ук-
вета и по полу протянулась широкая полоса крови, хлещущей из  разрублен-
ного черепа, он только поглядел ан них, но ничего не сказал и  не  попы-
тался встать.
   - Умаксуман убил его, убил своего родича, своего брата! - вопили жены
Уквета, окружив Вольда, но он не поднял головы. Наконец он обвел их  тя-
желым взглядом, точно старый зверь, загнанный охотником, и сказал  хрип-
ло:
   - Замолчите? Да замолчите же?
   На следующий день опять пошел снег. Они похоронили  Уквета,  первенца
Зимней Смерти, и белые хлопья легли покрывалом на мертвое  лицо,  прежде
чем его засыпали землей. Вольд подумал об Умаксумане - изгнаннике,  бро-
дящем в одиночестве среди холмов: кому из них лучше? И потом  еще  много
раз возвращался к этой мысли.
   Язык у него стал очень толстым, и ему не хотелось говорить. Он  сидел
у огня и не всегда мог понять, день с наружи или ночь. Спал он тревожно,
и ему казалось, что он все время просыпается. И один раз, просыпаясь, он
услышал шум снаружи, на поверхности.
   Из боковых каморок с визгом выбежали женщины, хватая на руки  осанне-
рожденных малышей.
   - Гааль! Гааль! - вопили они.
   Но другие вели себя тихо, как подобает женщинам могущественного дома.
Они прибрали большую комнату, сели и начали ждать.
   Ни один мужчина не пришел за Вольдом.
   Старик знал, что он уже не вождь. Но разве он уже  и  не  мужчина?  И
должен сидеть под землей у огня с младенцами и женщинами?
   Он стерпел публичный позор, но потери  самоуважения  он  стерпеть  не
мог. Поднявшись, он побрел на негнущихся ногах к своему старому пестрому
ларцу, чтобы достать толстую кожаную куртку и тяжелое копье длиной в че-
ловеческий рост, которым он убил в единоборстве снежного дьявола  -  так
давно, так давно? Теперь он отяжелел, тело плохо ему повинуется,  с  той
поры миновали все светлые и теплые Времена Года, но он - тот  же,  каким
был тогда, тот, кто убил этим копьем в снегах былой Зимы.  Разве  он  не
тот же, не мужчина? Они не должны были оставлять его здесь, у огня, ког-
да пришел враг.
   Глупые женщины кудахтали вокруг него, и он  рассердился,  потому  что
они мешали ему собраться с мыслями. Но старая Керли отогнала их, вложила
ему в руку копье, которое какая-то девчонка было  выхватила  у  него,  и
застегнула на шее плащ из серого меха корио. Этот плащ она шила для него
весь конец Осени. Все-таки осталась одна, которая знает, что такое  муж-
чина. Она молча смотрела на него, и он ощутил ее печаль и  горькую  гор-
дость. А потому он заставил себя расправить плечи и пошел, держась  сов-
сем прямо. Пусть она - сварливая старуха, а он - глупый старик,  но  они
хранят свою гордость. Он медленно поднялся по ступенькам, вышел на яркий
свет холодного полудня и услышал за стенами крики чужих голосов.
   Мужчины толпились на квадратной платформе над дымоходом Дома Пустоты.
Он вскарабкался по приставной лестнице, и  они  потеснились,  давая  ему
место. Его била дрожь, в груди хрипело, и сперва он словно ослеп. Но по-
том он увидел? и на время забыл обо всем, пораженный небывалым зрелищем.
   Долина, огибавшая подножие Теваркого холма с севера на юг, была, точ-
но река в половодье, от края до края заполнена бурлящим людским потоком.
Он медленно катился на юг. Темный, беспорядочный, то сжимаясь, то  опять
расплескиваясь, останавливаясь, вновь приходя в движение под крики, воп-
ли, оклики, скрип, щелканье кнутов, хриплое ржание ханн, плач младенцев,
размерное уханье тех, кто тащил волокуши. Алая полоса свернутого войлоч-
ного шатра, ярко раскрашенные браслеты на руках и  ногах  женщин,  пучок
алых перьев, гладкий наконечник копья, вонь, оглушительный шум,  нескон-
чаемое движение - непрерывное движение, упорное движение на юг, откочев-
ка. Но ни одно былое время не видело такой Откочевки -  единым  множест-
вом. Насколько  хватало  глаз,  расширяющаяся  к  северу  долина  кишела
людьми, а поток все сползал и сползал с седловины, не  иссякая.  И  ведь
это были только женщины с малышами, скот и волокуши с припасами? Рядом с
этой могучей людской рекой Зимний Город Тевара был ничто. Камешек на бе-
регу в половодье.
   Сначала у Вольда все похолодело внутри. Но потом  он  приободрился  и
сказал:
   - Дивное дело?
   И оно действительно было дивным - это переселение всех племен севера.
Он был рад, что ему довелось увидеть такое. Стоящий рядом с ним  Старей-
шина, Анвильд из рода Сьокмана, пожал плечами и ответил негромко:
   - И конец для нас.
   - Если они остановятся.
   - Эти не остановятся, но сзади идут воины.
   Они были так сильны, так неуязвимы в своем множестве,  что  их  воины
шли сзади?
   - Чтобы накормить столько ртов, им сегодня же понадобятся наши запасы
и наши стада, - продолжал Анвильд. - И как только эти пройдут, воины на-
падут на Город.
   - Значит надо отосла