видят крепкий Зимний Город с  воинами  на  стенах,  они
проходят мимо, а мы пускаем два-три дротика в спины последних? Они  идут
все дальше и дальше на юг. Пока не остановятся где-то далеко отсюда. Лю-
ди говорят, что там Зима теплее, чем тут. Кто  знает?  Так  откочевывают
гаали. Я знаю. Я видел Откочевку, альтерран, я видел, как гаали  возвра-
щаются на север в дни таяния, когда растут молодые леса. Они не нападают
на каменные города. Они подобны воде - текучей воде. Шумящей между  кам-
нями. Но камни разделяют воду и остаются недвижимы. Тевар  -  такой  ка-
мень.
   Молодой дальнерожденный сидел, склонив голову, и размышлял - так дол-
го, что Вольд позволил себе посмотреть прямо на его лицо.
   - Все, что ты сказал, Старейший, правда, полная правда, и было  неиз-
менной правдой в былые Годы. Но теперь? теперь новое время? Я - один  из
первых моих людей, как ты - первый среди своих. Я прихожу как один вождь
к другому, ища помощи. Поверь мне, выслушай меня: наши люди  должны  по-
мочь друг другу. Среди гаалей появился большой человек, глава всех  пле-
мен. Они называют его не то Куббан, не то Коббан. Он объединил все  пле-
мена и создал из них войско. Теперь гаали по пути на юг не крадут отбив-
шихся ханн, они осаждают и захватывают Зимние Города  во  всех  Пределах
побережья, убивают весеннерожденных мужчин, а женщин обращают в  рабство
и оставляют в каждом городе своих воинов, чтобы держать его в  повинове-
нии всю Зиму. А когда придет Весна и гаали  вернуться  с  юга,  ониоста-
нуться здесь. Эти земли будут их землями - эти леса, и  поля,  и  летние
угодья, и города, и все люди тут? те, кого они оставят в живых?
   Старик некоторое время смотрел в сторону, а  потом  произнес  сурово,
еле сдерживая гнев:
   - Ты говоришь, я не слушаю. Ты  говоришь,  что  моих  людей  победят,
убьют, обратят в рабство. Мои люди - истинные мужчины, а ты - дальнерож-
денный. Побереги свои черные слова для собственной черной судьбы!
   - Если вам грозит опасность, то наше положение еще  хуже.  Знаешь  ли
ты, сколько нас живет сейчас в Космопорте? Меньше двух тысяч. Старейший.
   - Так мало? А в других городах? Когда я был молод, ваше племя жило на
побережье и дальше к северу.
   - Их больше нет. Те, кто остался жив, пришли к нам.
   - Война? Моровая язва? Но ведь вы никогда не болеете, вы,  дальнерож-
денные.
   - Трудно выжить в мире, для которого ты не создан. -  угрюмо  ответил
Агат. - Но как бы то ни было, нас мало, мы слабы числом и просим принять
нас в союзники Тевара, когда придут гаали. А они придут не позже чем че-
рез тридцать дней.
   - Раньше, если гааль уже в Тлокне. Они итак задержались, ведь в любой
день может выпасть снег. Они поспешат!
   - Они не будут спешить, Старейший. Они движутся медленно, потому  что
идут все вместе - все пятьдесят, шестьдесят, семьдесят тысяч!
   Внезапно Вольд увидел то, о чем говорил дальнерожденный, увидел неис-
числимую орду, катящуюся плотными рядами через перевалы за своим высоким
плосколицым вождем, увидел воинов Тлокны - а может быть, Тевара? - мерт-
вых, под обломками стен их города, и кристаллы льда, застывающие в лужах
крови? Он тряхнул головой, отгоняя страшное видение.  Что  это  на  него
нашло? Он некоторое время сидел и молчал, пожевывая нижнюю губу изнутри.
   - Я слышал тебя, альтерран.
   - Но не все, Старейший!
   Какая дикая грубость! Но что взять с дальнерожденного ?! Да и  потом,
среди своих он - один из вождей? Вольд позволил ему продолжать.
   - У на сесть время, чтобы приготовиться. Если люди  аскатевара,  люди
Аллакската и Пернмека заключат союз и примут нашу помощь,  у  нас  будет
свое войско. Оно встретит Откочевку на северном рубеже ваших трех Преде-
лов, и гааль вряд ли решаться вступить в битву с такой силой.  А  вместо
этого свернут, чтобы продолжить путь на юг без задержки. Я думаю, что  у
Куббана есть только одна тактика: нападать врасплох, полагаясь  на  чис-
ленное превосходство. Мы заставим их свернуть.
   - Люди Пернмека аАллакската, как и мы, уже ушли в свои Зимние Города.
Неужели вы еще не узнали Обычая Людей? С наступлением Зимы никто не вою-
ет и не сражается!
   - Растолкуй этот Обычай гаалям, Старейший! Решай сам, на поверь  моим
словам!
   Дальнерожденный вскочил, словно стремясь придать  особую  силу  своим
уговорам и предостережениям. Вольд подалел его, как часто  теперь  жалел
молодых людей, которые не видят всей тщеты стараний и замыслов, не заме-
чают, как их жизнь и поступки проходят бесследно между желанием и  стра-
хом.
   - Я слышал тебя, - сказал он почти ласково. - Старейшины моего племе-
ни услышат твои слова.
   - Так можно мне прийти завтра и узнать?..
   - Завтра или день спустя?
   - Тридцать дней, Старейший! Самое большое - тридцать дней!
   - Альтерран, гааль придет и уйдет. Зима придет и уйдет. Что  толку  в
победе, если воины после нее вернуться в недостроенные дома, когда землю
уже скует лед7 Вот мы будем готовы к Зиме и тгда подумаем  о  гаале?  Но
сядь же? - Он снова развязал мешочек о отломил  еще  крошку  гезина  для
прощального вдоха. - А твой отец тоже был Агат? Я встречал его, когда он
был молод. И одна из моих недостойных дочерей сказала мне, что встретила
тебя, когда гуляла на песках.
   Дальнерожденный быстро вскинул голову, а потом сказал:
   - Да, мы встретились с ней там. На песках между двумя приливами.

   Глава 3
   ИСТИННОЕ НАЗВАНИЕ СОЛНЦА
   Что вызывало приливы у этих берегов: почему дважды в день к ним стре-
мительно подступала вода, катясь гигантским валом высотой от  пятнадцати
до пятидесяти футов, а потом опять откатывалась куда-то вдаль?  Ни  один
из Старейшин города Тевара не сумел бы ответить на  этот  вопрос.  Любой
ребенок в Космопорте сразу сказал бы: приливы вызывает луна,  притяжение
луны?
   Луна и земля обращаются вокруг друг друга, и цикл этот занимает четы-
реста дней - один лунокруг. Вместе же, образуя двойную планету, они  об-
ращаются вокруг солнца торжественным величавым вальсом в  пустоте,  для-
щимся до полного повторения шестьдесят лунокругов, двадцать четыре тыся-
чи дней, целую человеческую жизнь - один год. А солнце в центре их орби-
ты, это солнце называется Эльтанин, Гамма Дракона.
   Перед тем как войти под серые ветви леса,  Джекоб  Агат  взглянул  на
солнце, опускающееся в туман над западным хребтом, и  мысленно  произнес
его истинное название, означавшее, что это не просто солнце, но одна  из
звезд среди мириада звезд.
   Сзади до него донесся ребячий голос -дети играли на склоне Теварского
холма, и вспомнил злорадные, только чуть повернутые прочь лица,  насмеш-
ливый шепот, за которым прятался страх, вопли за спиной:  "Дальнерожден-
ный идет! Бегите сюда посмотреть на него!" И здесь, в одиночестве  леса,
Агат невольно ускорил шаг, стараясь забыть недавнее унижение. Среди шат-
ров Тевара он чувствовал себя униженным и мучился, ощущая себя  чужаком.
Он всегда жил в маленькой сплоченной общине, где ему было знакомо каждое
имя. Каждое лицо, каждое сердце, и лишь с трудом мог заставить себя раз-
говаривать с чужими. А особенно - когда они принадлежат к другому биоло-
гическому виду и полны враждебности, когда их много и они у  себя  дома.
Теперь он с такой силой ощутил запоздалый страх и муки оскорбленной гор-
дости, что даже остановился. "Будь я проклят, если вернусь туда! - поду-
мал он. - Пусть старый дурень верит чему хочет и пускай коптиться в сво-
ем вонючем шатре, пока не явится гааль.  Невежественные,  самодовольные,
нетерпеливые, мучномордые, желтоглазые дикари, тупоголовые врасу! Да го-
ри они все!"
   - Альтерран?
   Его догнала девушка. Она остановилась на тропе в нескольких шагах  от
него, упершись ладонью в иссеченный бороздами белый ствол батука. Желтые
глаза на матово-белом лице горели возбужденно и насмешливо.  Агат  молча
ждал.
   - Альтерран? - повторила она своим ясным мелодичным голосом, глядя  в
сторону.
   - Что тебе нужно?
   Девушка отступила на шаг.
   - Я Ролери, - сказала она. - На песках?
   - Я знаю, кто ты. А ты знаешь, кто я ? Я лжечеловек, дальнерожденный.
Если твои соплеменники застанут тебя за разговором  со  мной,  они  либо
изуродуют меня, либо подвергнут тебя ритуальному опозориванию,  -  я  не
знаю, какого именно обычая придерживаются у вас. Уходи домой!
   - Мои соплеменники так не делают. А ты и я, мы в родстве,  -  сказала
она упрямо, но ее голос утратил уверенность.
   Она повернулась, чтобы уйти.
   - Сестра твоей матери умерла в наших шатрах?
   - К нашему вечному стыду, - сказал он и пошел  дальше.  Она  осталась
стоять на тропе.
   У развилки, перед тем как свернуть налево, к гребню, он остановился и
поглядел назад. В умирающем лесу все было неподвижно, и только в опавших
листьях шуршал  запоздалый  бродячий  корень,  который  с  бессмысленным
упорством растения полз на юг, оставляя за собой рыхлую бороздку.
   Гордость истинного человека не позволяла ему устыдиться того, как  он
обошелся с этой врасу: наоборот, ему стало легче, и он снова обрел  уве-
ренность в себе. Нужно будет свыкнуться с насмешками врасу и не обращать
внимания на их самодовольную нетерпимость. Они не виноваты. В  сущности,
это то же тупое упрямство, как вон у того бродячего корня, -  такова  уж
их природа. Старый вождь искренне убежден, что встретил его со всемерной
учтивостью и был очень терпелив. А потому он, Джекоб Агат,  должен  быть
столь же терпеливым и столь же упорным. Ибо судьба жителей Космопорта  -
судьба человечества на этой планете - Зависит от того, что предпримут  и
чего не предпримут племена местных врасу в ближайшие тридцать дней.  Еще
до того, как снова взойдет молодой месяц, история  шестисот  лунокругов,
история десяти Лет, двадцати поколений, долгой  борьбы,  долгих  усилий,
возможно, оборвется навсегда. Если только ему не улыбнется  удача,  если
только он не сумеет быть терпеливым.
   Огромные деревья, высохшие, с обнаженными трухлявыми  корнями,  тяну-
лись унылыми колоннадами или беспорядочно теснились на склонах  гряды  у
тропы и на много миль вокруг. Их корни истлевали в земле, и  они  готовы
были рухнуть под ударами северного ветра, чтобы тысячи дней и ночей про-
лежать под снегом и льдом, а потом в долгие оттепели Весны гнить, обога-
щая всей своей гекатомбой почву, где в глубоком сне покоятся их  глубоко
погребенные семена. Терпение, терпение.
   Подхлестываемый ветром, он спустился по светлым каменным улицам Комо-
порта на Площадь и, обогнув арену, где занимались физическими упражнени-
ями школьники, вошел под арку увенчанного башней здания, которое все еще
носило название - Дом Лиги.
   Подобно остальным зданиям вокруг площади, Дот Лиги был построен  пять
лет назад, когда Космопорт был еще столицей сильной и процветающей коло-
нии - во времена могущества. Весь первый этаж занимал обширный Зал  Соб-
раний. Его серые стены были инкрустированы изящными золотыми  мозаиками.
На восточной стене стилизованное солнце окружало девять планет, а напро-
тив, на западной стене, семь планет обращались по очень вытянутым эллип-
тическим орбитам вокруг своего солнца. Третья планета в  обоих  системах
была двойной и сверкала хрусталем. Круглые циферблаты с тонкими  изукра-
шенными стрелками над дверью и в дальнем конце зала показывали, что идет
триста девяносто первый день сорок пятого  лунокруга  Десятого  местного
Года пребывания колонии на Третьей планете Гаммы  Дракона.  Кроме  того,
они сообщали, что это был сто второй день тысяча четыреста  пятого  года
по летоисчислению Лиги Всех Миров - двенадцатое августа на родной плане-
те.
   Очень многие полагали, что никакой Лиги Миров давно нет, скептики лю-
били же задавать вопрос, а была ли когда-нибудь "родная планета". Но ча-
сы, которые здесь, в Зале Собраний, и  внизу,  в  Архиве,  шли  вот  уже
шестьсот лиголет, самим своим существованием и  точностью  словно  подт-
верждали, что Лига, во всяком случае, была и что где-то есть родная пла-
нета, родина человечества. Они терпеливо отсчитывали время планеты,  за-
терявшейся в бездне космического мрака и столетий. Терпение, терпение?
   Наверху, в библиотеке, другие альтерраны уже ждали его  возле  очага,
где горел плавник, собранный на пляже. Когда подошли остальные, Сейко  и
Элла Пасфаль зажгли газовые горелки и привернули  пламя.  Хотя  Агат  не
сказал еще ни слова, его друг Гуру Пилотсон, встав рядом с ним  у  огня,
сочувственно произнес:
   - Не расстраивайся из-за них, Джекоб. Стадо глупых  упрямых  кочевни-
ков! Они никогда ничему не научаться.
   - Я передавал?
   - Да нет же! - Гуру засмеялся. Он был щуплый, быстрый, застенчивый  и
относился к Агату с восторженным обожанием. Это было известно не  только
им обоим, но и всем окружающим, всем обитателям Космопорта. В Космопорте
все знали все обо всех, и откровенная прямота, хотя и сопряженная с уто-
мительными психологическими нагрузками, была единственным возможным  ре-
шение проблемы парасловестного общения.
   -Видишь ли, ты явно рассчитывал на слишком многое и теперь не  можешь
подавить разочарования. Но не расстраивайся из-за них,  Джекоб.  В  кон-
це-то концов они всего только врасу!
   Заметив, что их слушают, Агат ответил громко:
   - Я сказал старику все, что собирался. Он обещал сообщить  мои  слова
их Совету. Много ли он понял и чему поверил, я не знаю.
   - Если он хотя бы выслушал тебя, уже хорошо. Я и на это не надеялась,
- Заметила Элла Пасфаль. Иссохшая, хрупкая, с иссиня-черной кожей.  Мор-
щинистым лицом и совершенно белыми волосами. - Вольд даже не мой  ровес-
ник, он старше. Так разве можно  ожидать,  чтобы  он  легко  смирился  с
мыслью о войне и всяких переменах?
   - Но ему же это должно быть легче, чем другим, ведь он был  женат  на
женщине нашей крови, - сказал Дэрмат.
   - Да, на моей двоюродной сестре Арилии, тетке Джекоба, - экзотический
экземпляр в брачной коллекции Вольда. Я прекрасно помню  этот  роман.  -
ответила Элла Пасфаль с таким жгучим сарказмом, что Дэрмат стушевался.
   - Он не согласился нам помочь? Ты рассказал ему про свой план  встре-
тить гаалей на дальнем рубеже? - пробормотал Джокенеди, расстроенный но-
востями.
   Он был молод и мечтал о героической войне с атаками под звуки фанфар.
Впрочем, и остальные предпочли бы встретиться с  врагом  лицом  к  лицу:
все-таки лучше погибнуть в бою, чем умереть от голода и сгореть заживо.
   - Дай им время. Они согласятся, - без улыбки сказал Агат юноше.
   - Как Вольд тебя принял? - спросила Сейко Эсмит, последняя представи-
тельница знаменитой семьи. Имя Эсмит носили только потомки первого главы
колонии. И оно умрет с ней. Она была ровесницей Агата - красивая, граци-
озная женщина, нервная, язвительная, замкнутая. Когда  Совет  собирался,
она смотрела только на Агата. Кто бы ни говорил, ее глаза были устремле-
ны на Агата.
   - Как равного.
   Элла Пасфаль одобрительно кивнула.
   - Он всегда был разумнее остальных их вожаков, - сказала она.
   Однако Сейко продолжала:
   - Ну а другие? Тебе дали спокойно пройти мимо их шатров?
   Сейко всегда умела распознать пережитое им унижение, как бы хорошо он
его не замаскировывал или даже заставлял себя забыть. Его  родственница,
хотя и дальняя, участница его детских игр, когда-то возлюбленная и неиз-
менный верный друг, она умела мгновенно уловить и понять любую его  сла-
бость, любую боль, и ее сочувствие, ее сострадание смыкались вокруг  не-
го, точно капкан. Они были слишком близки. Слишком  близки-  и  Гуру,  и
старая Элла, и Сейко, и все они. Ощущение полной отрезанности,  испугав-
шее его в этот день, на мгновение распахнуло перед ним даль, приобщило к
тишине одиночества и пробудило в нем неясную жажду. Сейко не спускала  с
него глаз, кротких, нежных, томных, ловя каждое его  настроение,  каждое
слово. А девушка врасу, Ролери, ни разу не посмотрела на него прямо,  не
встретилась с ним глазами. Ее взгляд все время был устремлен в  сторону,
вдаль, мимо - золотой, непонятный, чуждый.
   - Они меня не остановили, - коротко ответил он Сейко. -  Завтра  они,
может быть, придут к какому-нибудь решению. Или послезавтра.  А  сколько
запасов доставлено сегодня на Риф?
   Разговор стал общим, хотя то и дело возвращался к Джекобу  Агату  или
сосредотачивался вокруг него. Некоторые члены Совета  были  старше  его,
но, хотя эти десятеро, избиравшиеся на десять лиголет, были равны  между
собой, все же постепенно он стал их неофициальной главой и они, как пра-
вило, полагались на его мнение. Решить, что отличало его  от  остальных,
было непросто, - может быть, энергия, сквозившая в каждом его движении и
слове. Но как проявляется способность руководить - в самом  ли  человеке
или в поведении тех, кто его окружает? Тем не менее одно  отличие  заме-
тить было можно: постоянную напряженность и мрачную  озабоченность,  по-
рождаемые тяжким бременем ответственности, которое он нес  уже  давно  и
которое с каждым днем становилось все тяжелее.
   - Я допустил один промах, - сказал он Пилотсону, когда Сейко и другие
женщины, входившие в Совет, начали чашечки с горячим настоем листьев ба-
тука, церемониальным напитком ча. - Я  так  старался  доказать  старику,
насколько опасны гаали, что, кажется, начал передавать. Правда,  не  па-
расловами, но все равно у него был такой вид, будто он  увидел  приведе-
ние.
   - Эмоции ты всегда проецируешь мощно, а вот контроль, когда ты волну-
ешься, никуда не годиться. Вполне возможно, что он и правда увидел  при-
видение.
   - Мы так долго  не  соприкасались  с  врасу,  так  долго  варились  в
собственном соку, общаясь только между собой, что я не  могу  полагаться
на свой контроль. То я передаю девушке на пляже, то проецирую образы  на
Вольда? Если так пойдет и дальше, они снова вообразят, что мы колдуны, и
возненавидят нас, как в первые годы? А нам нужно добиться их доверия.  И
времени почти не остается? Если бы мы узнали про гаалей раньше!
   Ну, поскольку других человеческих поселений на побережье больше  нет,
- сказал Пилотсон с обычной обстоятельностью, - мы  хоть  что-то  узнали
только благодаря твоему предусмотрительному совету  послать  разведчиков
на север. Твое здоровье, Сейко! - добавил он, беря у нее  крохотную  ча-
шечку, над которой поднимался пар.
   Агат взял последнюю чашечку с подноса и выпил ее одним глотком.  Све-
жезаваренный ча слегка стимулировал восприятие,  и  он  с  пронзительной
остротой ощутил его вяжущий  вкус  и  живительную  теплоту,  пристальный
взгляд Сейко, простор почти пустой комнаты в отблесках пламени,  сгущаю-
щиеся сумерки за окном. Голубая фарфоровая чашечка в его руке была  ста-
ринной - изделие Пятого Года. Старинными  были  и  напечатанные  вручную
книги в шкафчиках под окнами. Даже стекла в оконных рамах были старинны-
ми. Весь их комфорт, все, благодаря чему они оставались цивилизованными,
оставались альтерранами, было очень старым. Задолго до  его  рождения  у
обитателей колонии уже не хватало ни энергии, ни досуга  для  новых  ут-
верждений человеческого дерзания и умения. Хорошо хоть, что они еще спо-
собны сохранять и беречь старое.
   Постепенно, Год за Годом, на протяжении жизни по крайней мере  десяти
поколений, их численность неуклонно  сокращалась:  детей  рождалось  все
меньше, - казалось бы, совсем немного, но всегда меньше.  Они  перестали
расширять свои поселения, начали их покидать. Прежние  мечты  о  большой
процветающей стране были полностью забыты. Они возвращались (если только
из-за своей слабости не становились жертвами Зимы или враждебного племе-
ни местных врасу) в древний центр колонии, в первый ее  город  -  Космо-
порт. Они передавали своим детям старые знания и старые  обычаи,  но  не
учили их ничему новому. Их жизнь становилась все более скромной, и прос-
тота теперь ценилась больше сложности, покой - больше борьбы, стоицизм -
больше успеха. Они отошли на последний рубеж.
   Агат разглядывал чашечку в своих пальцах, увидел в ее нежной прозрач-
ности, в совершенстве ее фо