йся  в
дверях своей каюты полуголый, похожий на скелет, Осден. - Я и то смог бы
ударить сильнее. Да черт возьми, поверьте мне наконец, это  не  я  пугаю
вас до полусмерти, Порлок! Это идет оттуда, из лесу!
   Тот бросился на Осдена с явным намерением  придушить,  но  Аснанифоил
поймал Порлока за шиворот и придерживал все то время, которое  понадоби-
лось Маннону, чтобы сделать успокоительный укол. Но  пока  его  уводили,
Порлок продолжал кричать что-то бессвязное о  гигантских  радиостанциях.
Через несколько минут лекарство оказало свое действие, и Порлока уложили
рядышком с Эскваной.
   - С ним порядок, - облегченно вздохнул Харфекс. -  А  теперь,  Осден,
может, ты все же расскажешь нам, что знаешь? Причем желательно все.
   - Но я ничего не знаю, - ответил Осден. Он еле держался на  ногах,  и
Томико поспешила усадить его в шезлонг.
   -- На третий день работы в лесу мне показалось, что я ощутил? нечто.
   - Почему же ты не сообщил об этом сразу?
   - Потому что я, как и любой из вас, принимаю транквилизаторы.
   - И все равно ты должен был доложить об этом.
   - Тогда вы отозвали бы меня назад  на  базу.  А  этого  мне  хотелось
меньше всего. Вы все уже поняли, что включение меня в состав  экспедиции
было большой ошибкой. Я просто не в состоянии общаться с девятью  невро-
тиками, запертыми со мной на таком крошечном пространстве. Мне это не по
силам. Подав заявление в "Запредельный Поиск", я свалял большого дурака,
а наше начальство сваляло дурака не меньшего, приняв меня.
   Все молчали, но по тому, как у Осдена дернулись плечи и поджались гу-
бы, Томико поняла, как болезненно он ощутил всеобщее согласие с его сло-
вами.
   - В любом случае я не хотел возвращаться на базу. К тому же меня взя-
ло любопытство: как это я ухитряюсь воспринимать эмоции там, где нет  ни
единого существа, их генерирующего? Тогда еще они не продуцировали ниче-
го плохого. Да и вообще вибрации были слабенькие, почти неуловимые - как
сквозняк в запертой комнате; как движение, пойманное краем глаза. Ничего
конкретного.
   Всеобщее внимание несколько его подбодрило: он говорил именно потому,
что видел, как его слушают. Знали бы они, насколько  он  зависит  от  их
прихотей: когда они чувствовали к нему неприязнь, он  вынужден  был  так
себя вести, чтобы ее оправдать; когда они высмеивали его, он  эпатировал
их еще больше; теперь они слушали, и он должен был говорить. Он был бес-
помощен перед ними, он был рабом их эмоций, настроений и капризов. И  их
было здесь семеро - слишком много, чтобы найти взаимопонимание сразу  со
всеми. Вот и приходилось скакать, как блоха, от одного настроения к дру-
гому. Даже сейчас, когда Осден своим рассказом, казалось  бы,  полностью
завладел всеобщим вниманием, они не переставали думать о чем-то еще: Ол-
лероо вдруг внезапно открыла для себя,  что  Осден  не  лишен  привлека-
тельности; Харфекс параноически все искал в его словах скрытый подтекст;
сознание Аснанифоила,  вообще  не  способное  подолгу  задерживаться  на
чем-то одном, уже устремилось в дебри абстрактной математики,  а  Томико
разрывалась между чувством долга и своими комплексами. Отвлекшись, Осден
заговорил тише, начал запинаться и обнаружил, что потерял нить рассказа.
   - Я? Я думаю, что дело тут в деревьях, - сказал  он  и,  окончательно
сбившись, замолчал.
   - Нет, не в деревьях, - покачал головой Харфекс. - У этих?  не  более
развитая нервная система, чем у любого другого  растения  на  Хайне  или
Земле. Нет у них нервной системы. Ни у одного.
   - Ты так и не увидел за деревьями леса, как говорят у вас на Земле, -
невесело усмехнулся Маннон. - А что ты скажешь о тех корневых узлах, над
которыми мы с тобой бьемся уже вторую неделю, а?
   - А что в них такого?
   - Ничего. Они связывают деревья между собой. Только и всего. А теперь
представь на минутку, что ты понятия не имеешь, как устроен мозг  живот-
ного, а тебе выдали для его исследования одну-единственную взятую наобум
клетку? Как ты думаешь, сумеешь ты выяснить, частью чего это является  и
какие функции выполняет все образование? Сможешь ты по  отдельно  взятой
клетке определить способность мозга к ощущениям, сознанию?
   - Нет. Потому что одна клетка ничего не чувствует. Она способна  лишь
реагировать на механические раздражители - не более. Ты что, хочешь ска-
зать, что каждое из здешних растений - что-то вроде  клетки  и  что  они
объединяются в общий "мозг"?
   - Ну, не совсем так. Я просто обращаю твое внимание на  то,  что  все
они связаны между собой этими корневыми узлами под землей и эпифитами  в
кронах. Наличие этой связи отрицать никак нельзя. Ведь даже в степях са-
мые жиденькие травки и те имеют подобные узлы. С чего бы это? Я прекрас-
но знаю, что сознание и  способность  ощущать  не  являются  физическими
объектами - их невозможно вытащить на  кончике  скальпеля  при  резекции
мозга. Это функции соединенных между собой клеток. Но если  наличествует
связь, то не исключено, что и ей присущи подобные функции?
   Хотя, конечно, это маловероятно. Я даже не собираюсь убеждать  вас  в
том, что сам верю в эту гипотезу. Более того, я думаю, что если  бы  это
действительно было так, то Осден все-таки смог бы это ощутить  и  объяс-
нить нам?
   И Осден вдруг заговорил, словно в трансе:
   - Способность ощущать, не имея чувств. Слепо, глухо, бездвижно.  Лишь
слабая возбудимость или раздражение в ответ на прикосновение. Реакция на
солнечный свет, на свет вообще, на воду, на минеральные вещества, всасы-
ваемые корнями из земли. Это даже сравнить нельзя с сознанием животного.
Близко нету.  Присутствие,  бытие  без  осознания.  Полное  неведение  о
собственном существовании. Нирвана.
   - Но откуда же тогда взялся страх? - тихо спросила Томико.
   - Не знаю. Я же не способен определять степень разумности объекта,  я
могу лишь воспринять, есть эмоция или нет? Несколько дней я просто  ощу-
щал смутный дискомфорт. Но вот тогда, когда я лежал там между двумя  де-
ревьями, когда моя кровь попала на их корни? - лоб Осдена покрылся  кап-
лями пота, - вот тогда-то и появился страх. Страх в чистом виде, - доба-
вил он дрожащим голосом.
   - Ну, допустим, такое образование существует, - задумчиво  проговорил
Харфекс. - Но если это и так, я уверен, что оно не в состоянии  отреаги-
ровать на присутствие самопередвигающегося существа. Для подобного орга-
низма воспринять наше присутствие не легче, чем  нам,  скажем,  осознать
бесконечность.
   - Когда я думаю о бесконечности, меня ужасает ее полное безмолвие,  -
прошептала Томико. - Но Паскаль был способен  осознавать  бесконечность.
Может, именно через страх.
   - Лесу мы могли показаться чем-то вроде лесного пожара,  -  продолжал
развивать свою гипотезу Маннон. - Или  урагана.  Чего-то  опасного.  Для
растения все, что передвигается, - опасно. Все, что не имеет  корней,  -
чуждо, неприемлемо. И если у него все же  есть  сознание,  то  стоит  ли
удивляться, что он смог осознать присутствие Осдена - человека, чей мозг
открыт для всех, человека, чувствующего обостренно. И вот  этот  человек
лежит, излучая страх и боль, прямо внутри этого лесоорганизма. Вот он  и
испугался?
   - Только не говори "он"! - перебил его Харфекс. - Это не существо, не
личность! Это не более чем функция?
   - Там только страх, - сказал Осден.
   На минуту в комнате повисла тишина. Все молча прислушивались  к  без-
молвию снаружи.
   - Это что-то вроде того, что я все время ощущаю у себя за  спиной?  -
робко спросила Дженни Чонг.
   Осден кивнул:
   - Вы все это ощущаете. Даже своими притупленными чувствами. А Эсквана
просто не смог это перенести, потому что  его  эмпатические  способности
развиты лучше, чем у вас. Он даже мог бы сам научиться проецировать эмо-
ции, но был всегда для этого слишком слабоволен и предпочитал роль меди-
ума.
   - Осден, - встрепенулась Томико, - но ты-то умеешь проецировать.  Так
попробуй передать этому лесу наши добрые намерения. Пусть он поймет, что
мы не причиним ему вреда, и перестанет нас бояться.  Ведь  если  у  него
есть некий механизм, позволяющий ему проецировать то, что мы воспринима-
ем как эмоцию, почему бы не попробовать найти с ним  общий  язык?  Пошли
ему сообщение: "Мы дружелюбны и неопасны".
   - Ты должна знать, что ни один эмпат не  способен  лгать  в  проекции
эмоций, Хайто. Я не могу послать им то, чего нет.
   - Но мы действительно не желаем ему ничего плохого.
   - Правда? Там, в лесу, где вы меня  подобрали,  ты  тоже  была  столь
прекраснодушно настроена?
   - Нет. Я была в ужасе. Но ведь это же не относилось ни к лесу,  ни  к
растениям.
   -- Да какая разница? Ты же все равно это излучала. Неужели вы до  сих
пор не поняли, - наконец прорвало Осдена, -- почему с самого первого дня
мы с вами - со всеми вами - так невзлюбили друг друга? Неужели вы не по-
чувствовали, что я, получив от вас удар агрессии или антипатии, мгновен-
но возвращаю его обратно? Как и любое проявление симпатии,  кстати.  Это
моя самозащита. Тут я ничем не лучше Порлока. Я был вынужден разработать
эту технику зеркального отражения, потому что не имел естественной защи-
ты от разрушительного воздействия эмоций других.  И  в  результате  ваша
первоначальная антипатия ко мне как к уроду  стала  расти,  как  снежный
ком, пока не превратилась в прочную ненависть. Какой-то порочный замкну-
тый круг! Теперь-то вы можете меня понять? Лес  сейчас  продуцирует  од-
ну-единственную эмоцию - страх. Так чем еще я могу  ему  ответить,  если
привык отражать?
   - Ну и что нам теперь делать? - спросила Томико,
   - Переносить лагерь, - тут же предложил Маннон. -  На  другой  конти-
нент. Если там тоже есть эти лесоорганизмы, то, возможно, они нас  заме-
тят нескоро - если заметят вообще.
   - Это будет для всех большим облегчением, - кивнул Осден.
   Теперь команда смотрела на него совсем другими глазами.  Он  открылся
им, и они увидели глубоко несчастного  человека,  загнанного  в  ловушку
своих сверхразвитых чувств. До них постепенно стало доходить то, что уже
давно поняла Томико: его эгоизм, его грубое, неприязненное  отношение  к
ним было их собственным творением. Это они построили клетку, заперли его
в ней и морщили носы, наблюдая за возмутительными манерами превращенного
ими в обезьяну человека.
   Никому не пришло в голову отнестись к нему с искренним доверием, если
уж любви с первого взгляда он не способен  был  вызвать.  А  теперь  уже
слишком поздно. Будь у Томико побольше времени  и  возможности  общаться
наедине, она, наверное, смогла бы наладить с ним нормальные,  основанные
на доверии гармоничные отношения. Но времени не было: все поглощала  ра-
бота, которую необходимо было сделать и которая не оставляла  ни  минуты
на культивацию столь сложных отношений. Однако на то,  чтобы  понемногу,
исподволь накапливать взаимную симпатию и ползти к любви черепашьим  ша-
гом, времени все же хватало. Она чувствовала, что  в  силах  осуществить
это, но, взглянув на Осдена, поняла, что ему этого  будет  недостаточно.
Его пылавшее от сдерживаемого возмущения лицо свидетельствовало  о  том,
что ему крайне неприятно всеобщее жалостливое  любопытство.  И  даже  ее
сострадание не способно исправить положение.
   - Тебе лучше прилечь, - торопливо сказала она, - а то рана снова  на-
чала кровоточить.
   Осден послушно ушел к себе.
   На следующий день исследователи запаковали оборудование,  размонтиро-
вали ангар и жилые помещения, погрузились на борт "Гама"  и  отправились
на другую сторону Мира-4470. Они долго летели над бескрайними зелеными и
красными равнинами, лениво плещущимися теплыми морями, пока  не  опусти-
лись посреди заранее выбранной прерии на континенте  G:  двадцать  тысяч
квадратных километров, поросших опыляемыми ветром травами. На сотни  ки-
лометров вокруг не было не только леса, но даже одиночных деревьев. Виды
трав здесь никогда не перемешивались, предпочитая расти как бы  колония-
ми. Исключение составляли лишь вездесущие сапрофиты.
   Весь день команда монтировала новый лагерь и тридцать два часа спустя
уже праздновала новоселье. Эсквана все еще спал,  а  Порлока  продолжали
накачивать наркотиками, зато все остальные воспрянули духом.
   - Здесь можно дышать спокойно! - периодически облегченно вздыхал каж-
дый.
   Осден встал с постели и на дрожащих от слабости  ногах  доковылял  до
двери. Там он остановился и долго-долго смотрел на волнующееся в  вечер-
них сумерках море трав, которые на самом деле травами не являлись. Вете-
рок пах пыльцой и шуршал в траве. А больше - ни звука. Эмпат не  двигал-
ся. Настала ночь, и в небе загорелись звезды, заглядывая в  окна  самого
обособленного в мире человеческого дома. Ветер улегся, и наступила  пол-
ная тишина. Сенсор слушал.
   Томико Хайто тоже напряженно вслушивалась в ночь. Она  лежала,  вытя-
нувшись, на постели и слушала, как кровь бьется в ее артериях; она  слу-
шала дыхание спящих, легкие порывы ветра, бег черных мыслей, мягкие шаги
приближающихся снов,  плавное  движение  Вселенной  к  большому  взрыву,
вкрадчивую поступь смерти. Но долго этого выносить она  оказалась  не  в
силах и, вскочив с постели, почти сбежала из  тесного  крошечного  мирка
своей комнатки,
   Нынешней ночью из всей команды спал лишь Эсквана. Порлок,  спеленутый
смирительной рубашкой, ворочался, пытаясь выпутаться, и ругался  на  чем
свет стоит на своем родном языке. Оллероо с Дженни Чонг с унылыми лицами
играли в карты, Посвет Ту заперлась в блоке физиотерапии Аснанифоил  ри-
совал мандалу. Маннон с Харфексом сидели в комнате Осдена.
   Томико сменила ему повязку на голове и только сейчас обратила  внима-
ние на то, что его рыжеватые волосы выглядят несколько необычно - в  них
появились седые пряди. Ее руки задрожали. Все молчали,
   - Откуда и здесь появиться страху? - вспорол тишину ее резкий голос.
   - Не только деревья; травы тоже?
   - Но мы же в двадцати тысячах километров от места, где  были  сегодня
утром. Мы на другой стороне планеты.
   - А, это все равно, - угрюмо произнес Осден. - Это один большой зеле-
ный организм. Много ли потребуется времени, чтобы отфутболить  мысль  из
одного конца мозга в другой?
   - Оно не может думать. Оно на это не способно, - по привычке возразил
Харфекс. - Это всего лишь сеть, по которой идут некие процессы. Все  эти
переплетающиеся ветви, вездесущие эпифиты, корневые узлы - все это  спо-
собно лишь передавать электрохимические импульсы. Если  выразиться  точ-
нее, то тут нет отдельных растений как таковых. Это  единая  система,  а
пыльца, разносимая ветром, служит своеобразным способом связи между кон-
тинентами. Нет, в это невозможно поверить. Не может вся биосфера планеты
быть единой коммуникативной сетью. Причем ощущающей,  но  не  обладающей
сознанием, бессмертной и изолированной?
   - Изолированной? - повторил Осден. - Вот оно! Вот откуда страх.  Дело
не в том, что мы способны передвигаться или можем нести разрушение. Дело
в том, что мы просто есть. Мы - нечто иное. Чужое. Здесь никогда не было
ничего чужого, отдельного от этого мира.
   - Ты абсолютно прав, - почему-то шепотом поддержал его Маннон. -  Оно
никогда не имело равных себе. Не имело врагов. Оно ни с кем не общалось,
кроме себя самого. Оно всегда было одно и вообразить себе не могло,  что
существует кто-то еще.
   - Тогда, интересно, как отражается его самость на борьбе видов за вы-
живание?
   - Может, и никак, - ответил Осден. - С чего это ты полез  в  телеоло-
гию, Харфекс? Ты что, хайнец, что  ли?  Чем  заковыристей  задачка,  тем
больше кайфа с ней возиться?
   Но Харфекс никак не прореагировал на укол. Было похоже, что  он  сло-
мался.
   - Мы должны убираться отсюда, - грустно сказал он.
   - О, вот теперь-то ты понял наконец, почему я  всегда  так  стремился
убраться от вас всех подальше, оградить себя от вашего присутствия, -  с
болезненной настойчивостью вернулся Осден к своей проблеме. -  Ведь  что
приятного в том, что все боятся кого-то?.. И если бы это касалось только
животных. С ними я как раз могу справиться. Да я уживусь скорее с тигром
или коброй - более развитый интеллект даст мне определенные  преимущест-
ва. Мне лучше работать в зоопарке, чем в человеческом  коллективе?  Если
бы я только мог справиться с этим чертовым тупым овощем! Если  б  только
он был не таким огромным и подавляющим!.. Сейчас я воспринимаю  от  него
только все тот же панический страх. Но раньше, до всего,  я  ведь  ловил
его безмятежность и спокойствие! Тогда я еще не понимал его и потому  не
мог настроиться на прием. Я не знал, как он огромен. Это  то  же  самое,
как попытаться воспринять весь солнечный свет сразу или  осознать  ночь.
Все ветра и штили одновременно. Зимние звезды и  летние  звезды  в  один
единый момент бытия. Привыкнуть иметь корни, но зато - ни единого врага.
Быть целостным. Понимаешь? Некому на тебя посягать. Нет ни одного врага.
Быть полностью?
   "Он никогда так откровенно не говорил раньше", -  подумала  Томико  а
вслух сказала:
   - Ты беззащитен перед ним, Осден. Он влияет на  тебя,  на  твою  лич-
ность. И ты уже меняешься. Если мы немедленно отсюда не улетим, то  пер-
вым, кто сойдет здесь с ума, будешь ты.
   Он не ответил. Медленно-медленно повернул он голову в  ее  сторону  и
впервые за все время их знакомства встретился с Томико взглядом.  И,  не
отводя от нее своих прозрачных, как вода, глаз, вдруг злобно усмехнулся:
   - А много мне помог здравый смысл? Но твоя-то работа здесь не додела-
на, Хайто.
   - Надо, надо убираться отсюда, - пробормотал Харфекс.
   - А если я сдамся, - сказал Осден, словно размышляя вслух,  -  может,
тогда мне удастся с ним связаться?
   - Под "сдамся" ты подразумеваешь, - заметно волнуясь, осторожно заго-
ворил Маннон, - насколько я тебя понял, отказ отсылать полученную эмоцию
к ее источнику. То есть в данном случае, вместо  того  чтобы  возвращать
растительному существу его страх, попытаться абсорбировать  его  эмоцию.
Но это либо убьет тебя на месте, либо отбросит обратно к твоему крайнему
аутизму.
   - Но почему? - удивился Осден. - Оно излучает неприятие.  Но  оно  не
обладает интеллектом, а я обладаю.
   - У вас разные весовые категории. Разве способен мозг одного человека
достичь взаимопонимания со столь огромным и чуждым разумом?
   - Мозг одного человека способен постичь принцип строения Вселенной, -
отпарировала Томико, - и выразить его одним словом - "любовь".
   Маннон с удивлением смотрел на обоих, не зная, что ответить. Молчал и
Харфекс.
   - В лесу мне будет легче, - сказал Осден. - Кто-нибудь из вас полетит
со мной?
   - Когда?
   - Теперь же. Пока никто не успел свихнуться и впасть в буйство.
   - Я полечу, - сказала Томико, и одновременно с ней Харфекс заявил:
   - Никто не полетит.
   - Я не могу, - замялся Маннон. - Я? я боюсь. Я могу разбить вертолет.
   - Надо взять с собой Эсквану. Если мне удастся выйти на связь, он мо-
жет послужить нам медиумом.
   - Координатор, вы одобряете план сенсора? - официальным тоном спросил
Харфекс.
   - Да.
   - А я нет. Но полечу с вами.
   - Думаю, мы это переживем, Харфекс. - Томико не отрывала глаз от лица
Осдена. Эта белая уродливая маска преобразилась на глазах и сейчас  при-
тягивала ее взгляд выражением  страстного  нетерпения  юного  любовника,
стремящегося на первое свидание.
   Оллероо и Дженни Чонг, все еще пытающиеся отвлечься от своих  страхов
игрой в карты, вдруг разом затрещали, как перепуганные дети:
   - Но эта тварь в лесу навалится на вас и?
   - Что, боитесь темноты? - осклабился Осден.
   - Но посмотрите на Эсквану, Порлока? Даже Аснанифоил?
   - Вам оно не причинит никакого вреда. Это не более чем импульс,  про-
бегающий между синапсами. Ветер, колышущий ветки. Страшный сон.
   Спящего Эсквану погрузили на заднее сиденье, а Томико села  за  пульт
управления. Харфекс и Осден молча смотрели на постепенно растущую на го-
ризонте тонкую полоску леса, все еще отделенную от них милями  и