над вырубкой и над бетонными площадка-
ми сверкающую золотую башню, выше самого высокого здания  в  Центрвилле.
Не такой уж большой космолет, хотя здесь  он  кажется  огромным.  Просто
челнок, посадочный модуль, корабельная шлюпка, а сам корабль, "Шеклтон",
кружит по орбите в полумиллионе километров над планетой.  Челнок  -  это
всего лишь намек, всего лишь крупица огромности, мощи, хрустальной  точ-
ности и величия земной техники, покоряющей звезды.
   Вот почему при виде этой частицы родной планеты  на  глаза  Дэвидсона
вдруг навернулись слезы. И он не устыдился их. Да, ему дорога Земля, так
уж он устроен.
   А вскоре, шагая по новым улицам, в конце которых разворачивалась  па-
норама вырубки, он начал улыбаться. Девочки! И сразу видно,  что  только
сейчас прибыли, - на всех длинные юбки в обтяжку,  большие  туфли  вроде
ботиков, красные, лиловые или золотые, а блузы золотые  или  серебряные,
все в кружевах. И никаких тебе "грудных иллюминаторов". Значит, мода из-
менилась, а жаль! Волосы взбиты в пену - наверняка обливают их этим сво-
им клеем, не то рассыпались бы.  Редкостное  безобразие,  но  все  равно
действует, потому что проделывать  такое  со  своими  волосами  способны
только бабы. Дэвидсон подмигнул маленькой  грудастой  евроафре:  вот  уж
прическа - на голове не умещается! Ответной улыбки  он  не  получил,  но
удаляющиеся бедра покачивались, яснее слов приглашая: "Иди за мной,  иди
за мной!" Однако он не принял приглашения.  Успеется.  Он  направился  к
Центральному штабу - стандартные самотвердеющие блоки, пластиплаты,  со-
рок кабинетов, десять водоохладителей, подземный арсенал - и  доложил  о
своем прибытии новотаитянскому административному  командованию.  Переки-
нулся двумя-тремя словами с ребятами из экипажа модуля, заглянул в  Лес-
ное бюро, чтобы оставить заявку на новый полуавтомат для слущивания  ко-
ры, и договорился со своим старым приятелем Юю  Серенгом  встретиться  в
баре "Луау" в четырнадцать часов по местному времени.
   В бар он пришел на час раньше, чтобы подзаправиться  перед  серьезной
выпивкой, и увидел за столиком Любова с двумя типами во флотской форме -
какие-нибудь специалы с "Шеклтона", спустились на челноке? Дэвидсон пре-
зирал флот и флотских - чистоплюи, прыгают от солнца  к  солнцу,  а  всю
черную, грязную, опасную работу подкидывают армии. Но все-таки не штатс-
кие крысы? А вообще-то, смешно - Любов чуть не лижется с ребятами в фор-
ме. Треплется о чем-то, руками размахивает, как всегда.
   Проходя мимо, Дэвидсон хлопнул его по плечу:
   - Привет, Радж, дружище! Как делишки? - И прошел дальше.  Жалко,  ко-
нечно, что нельзя остановиться поглядеть, как он скукожится. Смешно,  до
чего Любов его ненавидит. Просто завидует, хлюпик интеллигентный, насто-
ящему мужчине: и сам бы рад, да рылом не вышел. А ему на Любова плевать:
такого ненавидеть - только зря время тратить.
   Оленье жаркое в "Луау" подают - пальчики оближешь! Что бы сказали  на
старушке Земле, если бы увидели, как один человек уминает кило  мяса  за
один обед? Это вам не соя! А вот и Юю. И конечно, новых  девочек  подце-
пил, молодчина. Штучки с перчиком, не коровы-невесты, а  законтрактован-
ные подружки. Что ж, и у старикашек в департаменте по  развитию  колоний
бывают просветления!
   День был долгий и жаркий.
   Он летел назад через пролив Смита на одной высоте с солнцем, заходив-
шим в золотое марево за морем. Развалившись поудобнее, он весело  распе-
вал. Показался остров Смита, подернутый легким туманом. Над лагерем  ви-
сел дым - черная полоса, словно в печь для сжигания мусора попал  мазут.
Густой, черт, ничего внизу не разглядишь, даже лесопилки.
   И только приземлившись на аэродроме, Дэвидсон увидел обугленный остов
реактивного самолета, разбитые вертолеты, черные развалины ангара.
   Он снова поднялся в воздух и прошел над поселком так низко, что  чуть
не зацепил высокий конус печи. Только она и торчала над землей. А больше
там ничего не было: лесопильня, котельная, склады, штаб, хижины,  казар-
мы, бараки пискунов - все исчезло. Еще дымящиеся черные груды, и  больше
ничего. Но это был не  лесной  пожар.  Лес  вокруг  стоял  зеленый,  как
раньше.
   Дэвидсон повернул назад к аэродрому, приземлился, выпрыгнул из верто-
лета и огляделся - не уцелел ли какой-нибудь мотоцикл. Но все  мотоциклы
превратились в такой же обгоревший железный лом, как и остальные  машины
среди тлеющих развалин ангара. Черт, ну и вонища!
   Он побежал по тропе к поселку. Поравнявшись с тем, что утром еще было
радиостанцией, он вдруг опомнился и, даже не замедлив  шага,  свернул  с
тропы за уцелевшую стену. Там он остановился и прислушался.
   Никого! И полная тишина. Огонь давно погас, и только огромные штабеля
бревен еще дымились, рдея под слоем пепла и золы. Длинные кучи  углей  -
все, что осталось от древесины, стоящей дороже золота.  Но  над  черными
скелетами казарм и хижин не поднималось ни струйки дыма. В  золе  лежали
кости?
   Дэвидсон скорчился за развалинами радиостанции. Его  мозг  работал  с
предельной ясностью и  четкостью.  Может  быть  только  два  объяснения.
Во-первых, нападение из другого лагеря. Какой-нибудь офицер на Кинге или
Новой Яве спятил и решил стать властителем планеты. Во-вторых, нападение
из космоса. Перед его глазами всплыла золотая башня на космодроме  Цент-
рального острова. Но если уж "Шеклтон" занялся пиратством,  на  кой  шут
ему понадобилось начинать с уничтожения дальнего  поселка,  вместо  того
чтобы сразу захватить Центрвилл? Нет, если из космоса, то только инопла-
нетная раса. Никому не известная. А может, таукитяне или хайнцы задумали
прибрать к рукам колонии Земли. Недаром он никогда не доверял этим жули-
кам-гуманоидам. Сюда, наверное, сбросили суперзажигалку. Ударным силам с
реактивными самолетами, аэрокарами и всякими ядерными штучками ничего не
стоит укрыться на острове или атолле в любом  месте  юго-западной  части
планеты. Надо вернуться к вертолету и дать сигнал тревоги, а потом  про-
извести разведку, чтобы представить штабу точную оценку ситуации. Он ос-
торожно выпрямился и тут услышал голоса.
   Не человеческие. Пискливое негромкое бормотание. Инопланетяне?
   Упав на четвереньки за деформированной  жаром  пластмассовой  крышей,
которая валялась на земле, точно крыло огромного нетопыря, он напряженно
прислушивался.
   В нескольких шагах от него по тропе шли четыре пискуна, совсем голые,
если не считать широких кожаных поясов, на которых болтались ножи и  ки-
сеты. Значит, дикие. Ни шорт, ни  кожаных  ошейников,  которые  выдаются
ручным пискунам. Рабочие-добровольцы, по-видимому,  сгорели  в  бараках,
как и люди.
   Они остановились, продолжая бормотать,  и  Дэвидсон  затаил  дыхание.
Лучше, чтобы они его не заметили. И какого дьявола им  тут  нужно?  А-а!
Шпионы и лазутчики врага!
   Один показал на юг и повернулся так, что стало видно его морду.  Вот,
значит, что! Все пискуны выглядят одинаково, но на морде этого он  оста-
вил свою подпись. Еще и года не прошло. Тот, что взбесился и кинулся  на
него тогда на Центральном, - одержимый манией человекоубийства, выкормыш
Любова! Он-то что тут делает, черт его дери!
   Мозг Дэвидсона работал с полным напряжением. Все ясно! Быстрота реак-
ции ему не изменила - одним стремительным движением он выпрямился, держа
пистолет наготове.
   - Вы, пискуны! Ни с места! Стоять! Стоять смирно!
   Его голос прозвучал как удар хлыста. Четыре зеленые фигурки  замерли.
Тот, чье лицо было изуродовано, уставился на него (через черные развали-
ны) огромными глазами, пустыми и тусклыми.
   - Отвечать! Кто устроил пожар?
   Они молчали.
   - Отвечать! Быстро-быстро! Не то я сожгу одного,  потом  еще  одного,
потом еще одного. Ясно? Кто устроил пожар?
   - Лагерь сожгли мы, капитан Дэвидсон, - ответил пискун с  Центрально-
го, и его странный мягкий голос напомнил  Дэвидсону  кого-то,  какого-то
человека? -Люди все мертвы.
   - Вы сожгли? То есть как это - вы?
   Почему-то ему не удавалось вспомнить кличку Битой Морды.
   - Здесь было двести людей. И девяносто рабов, моих соплеменников. Де-
вятьсот моих соплеменников вышли из леса. Сначала мы убили людей в лесу,
где они валили деревья, потом, пока горели дома, мы убили тех,  кто  был
здесь. Я думал, вас тоже убили. Я рад вас видеть, капитан Дэвидсон.
   Бред какой-то и, конечно, сплошное вранье. Не могли они перебить всех
- Ока, Бирно, ван Стена и остальных! Двести человек! Хоть кто-то  должен
же был спастись! У пискунов нет ничего, кроме луков и стрел. Да и в  лю-
бом случае пискуны этого сделать не могли! Пискуны не дерутся, не убива-
ют друг друга, не воюют. Так называемый неагрессивный, врожденно  мирный
вид. Другими словами, божьи коровки. Их бьют, а они утираются. И уж  ко-
нечно, двести человек разом они поубивать не способны. Бред какой-то!
   Тишина, запах гари в теплом вечернем воздухе, золотом  от  заходящего
солнца, бледно-зеленые лица с устремленными на него неподвижными глазами
- все это слагалось в бессмыслицу, в нелепый страшный сон, в кошмар.
   - Кто это сделал, кроме вас?
   - Девятьсот моих соплеменников, - сказал Битый своим поганым  псевдо-
человеческим голосом.
   - Я не о том. Кто еще? Чьи приказы вы выполняли? Кто сказал вам,  что
вы должны делать?
   - Моя жена.
   Дэвидсон уловил внезапное напряжение в позе пискуна, и все-таки  пры-
жок был таким стремительным и  непредсказуемым,  что  он  промахнулся  и
только опалил ему плечо, вместо того  чтобы  всадить  весь  заряд  между
глаз. Пискун повалил его на землю, хотя был вдвое ниже  его  и  вчетверо
легче. Но он потерял равновесие, потому что полагался на пистолет  и  не
был готов к нападению. Он схватил пискуна за плечи, худые, крепкие, пок-
рытые густым мехом, попытался отбросить его. Пискун вдруг запел.
   Он лежал навзничь, притиснутый к земле, без оружия.  Сверху  на  него
смотрели четыре зеленые морды. Битый все еще пел - та же писклявая  нев-
нятица, но вроде бы есть какой-то мотив. Остальные трое слушали, скаля в
усмешке белые зубы. Он ни разу прежде не видел, как пискуны улыбаются. И
никогда не смотрел на них снизу вверх. Всегда сверху вниз. Только  свер-
ху. Надо лежать спокойно, вырываться пока нет смысла. Хоть они  и  коро-
тышки, их - четверо, а Битый забрал его пистолет. Надо выждать,  улучить
минуту? Но в горле у него поднималась мучительная тошнота, и он дергался
и напрягался против воли. Маленькие руки прижимали его к земле без  осо-
бых усилий. Маленькие зеленые морды качались над ним, ухмыляясь.
   Битый кончил петь. Он нажал коленом на грудь Дэвидсона, сжимая в  од-
ной руке нож, а в другой держа пистолет.
   - Вы петь не можете, капитан Дэвидсон, верно? Ну так бегите к  своему
вертолету, летите на Центральный и скажите полковнику, что тут все  сож-
жено, а люди убиты.
   Кровь, такая же ярко-алая, как человеческая, смочила шерсть на правом
плече пискуна, и нож в зеленых пальцах дрожал. Узкое изуродованное  лицо
почти  прижималось  к  лицу  Дэвидсона,  и  теперь  он  увидел,  что   в
угольно-черных  глазах  прячется  странный  огонь.  Голос  пискуна   был
по-прежнему мягким и тихим.
   Державшие его руки разжались.
   Он осторожно поднялся с земли. Голова  отчаянно  кружилась  -  сильно
стукнулся затылком, спасибо Битому! Пискуны отошли. Знают,  что  руки  у
него вдвое длиннее. Ну а что толку? Вооружен-то не  один  Битый.  Вон  и
другой тычет в него пистолетом. Да это же Бен! Его  собственный  пискун,
серый облезлый паршивец - и, как всегда, выглядит идиотом. Да  только  в
руке у него пистолет.
   Не так-то просто повернуться спиной к двум наведенным на тебя  писто-
летам, но Дэвидсон повернулся и зашагал к аэродрому.
   Позади него голос громко и визгливо выкрикнул какое-то пискунье  сло-
во. Другой завопил:
   - Быстро-быстро! -- и раздались странные звуки, словно птицы  зачири-
кали.
   Наверное, они так смеются. Хлопнул выстрел, и рядом в  землю  зарылся
снаряд. Черт, подлость какая! У самих пистолеты, а  он  безоружен!  Надо
прибавить шагу. В беге не пискунам с ним тягаться. А стрелять они толком
не умеют.
   - Беги! - донесся издали спокойный голос.
   Битая Морда! А кличка у него - Селвер. Они-то звали его  Сэмом,  пока
не вмешался Любов, не спас его от заслуженной взбучки и не начал  с  ним
цацкаться. Вот тут его и стали звать Селвером.  Черт,  да  что  же  это?
Бред, кошмар.
   Дэвидсон бежал. Кровь грохотала у него в ушах. Он бежал сквозь  золо-
тую дымку вечера. У тропы валялся труп, а он и не заметил, когда шел ту-
да. Совсем не тронут огнем, словно белый мяч, из которого выпустили воз-
дух. Голубые выпученные глаза? А его, Дэвидсона, они убить не посмели. И
больше по нему не стреляли. Еще чего! Где им его убить! А вот  и  верто-
лет! Блестит, миленький, как ни в чем не бывало. Одним прыжком  он  ока-
зался внутри и сразу поднял вертолет в воздух, пока пискуны  чего-нибудь
не подстроили. Руки дрожат? Ну да, чуть-чуть. Все-таки  шок  порядочный.
Его им не убить!
   Он сделал круг над холмом, а потом повернул и стремительно пошел поч-
ти над самой землей, высматривая четырех пискунов. Но среди  черных  куч
внизу не было заметно ни малейшего движения.
   Сегодня утром тут был лагерь лесорубов. Двести человек. А сейчас  туг
только четверо пискунов. Не приснилось же ему это! И они не могли исчез-
нуть. Значит, они там, прячутся? Он начал  бить  из  носового  пулемета.
Вспарывая обожженную землю, пробивал дыры в листве, хлестал по обгорелым
костям и холодным трупам своих людей, по разбитым  машинам,  по  гниющим
белесым пням, заходя на все новые и новые круги, пока не кончилась лента
и судорожная дробь пулемета не оборвалась.
   Руки Дэвидсона больше не дрожали, его тело ощущало легкость умиротво-
рения, и он твердо знал, что не бредит. Теперь надо доставить известия в
Центрвилл. Он повернул к проливу. Мало-помалу его лицо принимало обычное
невозмутимое выражение. Свалить на него ответственность за катастрофу им
не удастся -- его ведь там даже не было! Может, они сообразят, что  пис-
куны не случайно дождались, чтобы он улетел. Знали ведь, что у них ниче-
го не выйдет, если он будет на месте и  организует  оборону.  Во  всяком
случае, хорошо одно: теперь они займутся тем, с чего следовало начать, -
очистят планету для человеческого обитания. Даже Любов теперь не  сможет
помешать полному уничтожению пискунов, раз все подстроил  его  любимчик!
Некоторое время теперь придется посвятить уничтожению этих крыс, и,  мо-
жет быть? может быть, эту работку поручат ему. При этой  мысли  он  чуть
было не улыбнулся. Однако сумел сохранить на лице невозмутимость.
   Море внизу темнело в сгущающихся сумерках, а впереди вставали  проре-
занные невидимыми речками холмы Центрального острова - крутые волны мно-
голистного леса, тонущего во мгле.

   Глава 2
   Оттенки ржавчины и закатов, кроваво-бурые и блекло-зеленые, непрерыв-
но сменяли друг друга в волнах длинных листьев, колышимых ветром.  Толс-
тые и узловатые корни бронзовых ив были мшисто-зелеными над ручьем,  ко-
торый, как и ветер, струился медлительно, закручиваясь тихими  водоворо-
тами, или словно вовсе переставал течь, запертый камнями, корнями, купа-
ющимися в воде ветками и опавшими листьями. Ни один луч не падал в  лесу
свободно, ни один путь не был прямым и открытым. С ветром,  водой,  сол-
нечным светом и светом звезд здесь всегда смешивались  листья  и  ветви,
стволы и корни, прихотливо перепутанные, полные теней. Под ветвями, вок-
руг стволов, по корням вились тропинки - они нигде не устремлялись  впе-
ред, а уступали каждому препятствию, изгибались и ветвились, точно  нер-
вы. Почва была не сухая и твердая, а сырая и пружинистая, созданная неп-
рерывным сотрудничеством  живых  существ  с  долгой  и  сложной  смертью
листьев и деревьев. Это плодородное кладбище вскармливало тридцатиметро-
вые деревья и крохотные грибы, которые росли кругами поперечником в сан-
тиметр. В воздухе веяло сладким и нежным  благоуханием,  слагавшимся  из
тысяч запахов. Далей не было нигде - только  вверху,  в  просвете  между
ветвями, можно было увидеть россыпь звезд. Ничто здесь не было однознач-
ным, сухим, безводным,  простым.  Здесь  не  хватало  прямоты  простора.
Взгляд не мог охватить всего сразу, и не было ни определенности, ни уве-
ренности. В плакучих листьях бронзовых ив переливались оттенки  ржавчины
и закатов, и невозможно было даже сказать, какого собственно  цвета  эти
листья - красно-бурого, рыжевато-зеленого или чисто-зеленого.
   Селвер брел по тропинке вдоль ручья, то и дело спотыкаясь о корни ив.
Он увидел старика, ушедшего в сны, и остановился. Старик поглядел на не-
го из-за длинных ивовых листьев и увидел его в своих снах.
   - Где мне найти ваш Мужской Дом, владыка-сновидец?  Я  прошел  долгий
путь.
   Старик сидел не двигаясь. Селвер опустился на корточки между  тропин-
кой и ручьем. Его голова упала на грудь, потому что  он  был  измучен  и
нуждался во сне. Он шел пять суток.
   - Ты в яви снов или в яви мира? -- наконец спросил старик.
   - В яви мира.
   -- Ну так пойдем! - Старик поспешно встал и по вьющейся тропке  повел
Селвера из ивовых зарослей в более сухое сумрачное царство дубов и  тер-
новника. - А я было подумал, что ты Бог, - сказал  он,  держась  на  шаг
впереди. - И мне кажется, я тебя уже видел. Может быть, в снах.
   -- В яви мира ты меня видеть не мог. Я  с  Сорноля  и  здесь  никогда
раньше не бывал.
   - Это селение зовется Кадаст. А я - Коро Мена. Сын Боярышника.
   - Меня зовут Селвер. Сын Ясеня.
   - Среди нас есть дети Ясеня. И мужчины, и женщины. Дочери твоих брач-
ных кланов - Березы и Остролиста - тоже живут среди нас. А дочерей Ябло-
ни у нас нет. Но ведь ты пришел не для того, чтобы искать жену, так?
   - Моя жена умерла, - сказал Селвер.
   Они подошли к Мужскому Дому на пригорке среди молодых  дубов,  согну-
лась и на четвереньках проползли по узкому туннелю во внутреннее помеще-
ние, освещенное отблесками огня в очаге. Старик  выпрямился,  но  Селвер
бессильно скорчился на полу. Теперь, когда помощь была рядом, его  тело,
которому он столько времени беспощадно не давал отдыха,  отказалось  ему
повиноваться. Руки и ноги расслабились, веки сомкнулись, и Селвер с бла-
годарным облегчением соскользнул в великую тьму.
   Мужчины Дома Кадаста бережно уложили его на скамью,  а  потом  в  Дом
пришел их целитель и смазал снадобьями рану у него на плече. Когда  нас-
тупила ночь, Коро Мена и целитель Торбер остались сидеть у  огня.  Почти
все мужчины удалились в свои жилища к женам, а двое юношей, еще не  нау-
чившихся уходить в сны, крепко спали на скамьях.
   - Не понимаю, откуда у человека могут взяться на лице такие рубцы, --
сказал целитель. - И уж совсем не понимаю, чем он мог так поранить  пле-
чо. Странная рана!
   - А на поясе у него была странная вещь, - сказал Коро Мена. - Я видел
ее и не увидел ее.
   - Я положил ее под его скамью. Словно бы отшлифованное железо, но  не
похоже на работу человеческих рук.
   - Он сказал, что он с Сорноля.
   Некоторое время оба молчали. Коро Мена вдруг почувствовал, что на не-
го наваливается необъяснимый страх, и ушел в сон, чтобы найти объяснение
этому страху, - ведь он был стариком и умелым сновидцем. Во сне были ве-
ликаны, тяжеловесные и страшные. Их сухие чешуйчатые конечности и  туло-
вища были завернуты в ткани. Глаза у них были маленькие и светлые, точно
оловянные бусины. Позади них ползли огромные непонятные махины,  сделан-
ные из отшлифованного железа. Они двигались вперед, и деревья падали пе-
ред ними.
   Из-за падающих деревьев с громким криком выбежал человек. Рот его был
в крови. Тропинка, по которой он бежал, вела к Мужскому Дому Кадаста.
   - Почти наверное, - сказал Коро Мена, выходя из сна, - он приплыл  по
морю прямо с Сорноля, а может быть, пришел с берега Келм-Дева  на  нашем
острове. Путники говорили, что великаны есть и там и там.
   - Пойдут они за