рывисто
застучала в обоих висках.
   - Чтобы не сойти с ума, мы конструировали синтаксис происходящего. Мы
рассказывали друг другу нашу историю.
   - И старались рассказывать ее правдиво, - напомнила Форист.
   - Ты считаешь, что Далзул нам лгал? - спросил Шан, массируя виски.
   - Нет. Но что он рассказывал? Историю  Ганама  или  историю  Далзула?
Простые люди, похожие на детей, провозгласили  его  королем.  Прекрасная
принцесса предложила ему стать ее мужем?
   - Но она действительно предложила.
   - Это ее работа. Ее обязанность. Она здесь верховная жрица. Ее  титул
"анам". Далзул перевел как "принцесса", но мы считаем, что данное  слово
означает "земля". Понимаешь? Земля, почва, мир. Она - земля Ганама,  ко-
торая с честью приняла чужеземца. И это  действие  потребовало  какой-то
ответной функции, которую Далзул интерпретировал как "королевский  сан".
Но они не имеют королей. Ему предлагается какая-то священная роль - воз-
можно, супруга анам. Не мужа Кет, а духовного супруга! И только в те мо-
менты, когда она выступает в роли анам. Жаль, что мы не знаем всех дета-
лей. Боюсь, Далзул не понимает, какую ответственность берет на себя.
   - Между прочим, мы тоже можем испытывать чартен-проблему,  -  сказала
Риель. - Ничуть не меньше Далзула. Но как нам убедиться в этом?
   - Помогло бы сравнение записей, - ответила Форист. -  Наших  и  твоих
Шан, ты нам нужен.
   "Они все говорят одно и то же, - подумал он. - Далзулу нужна моя  по-
мощь. И этим тоже. А как я им могу помочь? Я не понимаю, куда мы попали.
Мне ничего не известно об этом мире. Я только могу сказать,  что  камень
под моей ладонью кажется теплым и шершавым.
   И еще я знаю, что эти две умные красивые женщины пытаются быть  чест-
ными со мной.
   И еще я знаю, что Далзул великий человек, а не глупец, эгоист и лжец.
   Я знаю, что камень шершавый, солнце горячее,  а  тень  прохладная.  Я
знаю сладковатый вкус зерен типу, их треск на зубах.
   Я знаю, что когда Далзулу исполнилось тридцать, ему  поклонялись  как
богу. Пусть даже он и отрицал это поклонение, но оно изменило его. И те-
перь, постарев, он помнил, что значит быть королем?"
   - У вас есть какие-нибудь сведения о том духовном сане,  который  ему
предстоит принять? - хрипло спросил Шан.
   - Ключевым словом является "тодок" - посох, жезл или  скипетр.  Титул
произносится как "тодогай" - тот, кто  держит  скипетр.  Таким  образом,
Далзул имеет право держать в руках какой-то жезл. Он перевел этот  титул
как "король". Но мы не думаем, что данное слово означает человека, имею-
щего власть.
   - Повседневные решения принимаются советниками, -  сказала  Риель.  -
Жрецы же обучают людей, проводят церемонии и? держат  город  в  духовном
равновесии.
   - Иногда их ритуалы требуют кровавых жертв, - добавила Форист.  -  Мы
не знаем, что именно придется сделать Далзулу. Но ему лучше выяснить это
заранее.
   Шан огорченно вздохнул.
   - Я чувствую себя глупцом, - сказал он.
   - Из-за того, что ты влюблен в Далзула? Черные глаза Форист  смотрели
прямо ему в лицо.
   - Я уважаю тебя за это, Шан. Но, думаю, он нуждается не в любви, а  в
помощи.
   Выходя из ворот, он чувствовал, как  Форист  и  Риель  провожают  его
взглядами. Он медленно шагал по каменной дороге, ощущая их нежную  забо-
ту, соучастие и общность.
   Шан направился к рыночной площади.
   "Мы должны собраться вместе и пересказать друг другу нашу историю", -
говорил он себе. Но слова казались поверхностными и пустыми.  "Я  должен
слушать, - повторял он мысленно. - Не беседовать, не  говорить,  а  слу-
шать. Стать безмолвным"
   И он слушал, шагая по улицам Ганама. Он пытался думать,  чувствовать,
видеть своими глазами, быть самим собой в этом мире - в  этом,  а  не  в
том, что придумали он, Далзул, Риель и Форист. Он  пытался  принять  эти
непокорные и неизменные горы, камни и глину,  сухой  прозрачный  воздух,
дышащие тела и мыслящие умы.
   Продавец в одной краткой музыкальной фразе  расхваливал  свой  товар.
Пять нот, чарующий ритм, "ТАтаБАНаБА", и после паузы та же фраза.  Снова
и снова, сладко и бесконечно. Мимо него прошла женщина.  Шан  рассмотрел
ее до мельчайших подробностей, буквально за одно мгновение  низкорослую,
с мускулистыми руками, с озабоченным выражением широкого лица, с тысячью
мелких морщинок, отпечатанных солнцем на глиняной  гладкости  кожи.  Она
прошла мимо, не замечая его, будучи сама собой, без конструирования  ре-
альности, без перекрестных проверок, недосягаемая, чужая и абсолютно не-
понятная.
   Значит, пока все правильно. Грубый камень, согревавший  ладонь,  такт
на пять ударов, и маленькая женщина, ушедшая по своим делам. Но это было
только началом
   "Я сплю, - подумал он. - С тех пор как мы оказались здесь. И  это  не
кошмар, как на "Шоби", а хороший, сладкий и тихий сон. Но кому  он  при-
надлежит - мне или Далзулу? Все время оставаясь рядом с  ним,  глядя  на
мир ею глазами, встречая Виаку и других, празднуя на пирах и слушая  му-
зыку? Изучая их танцы, изучая игру на барабанах и  ганамскую  кулинарию?
Подрезая деревья в садах? Сидя на террасе и щелкая семена типу? Это сол-
нечный сон, наполненный музыкой, деревьями, дружелюбием и мирным уедине-
нием. Мой добрый сон, удивительный  и  противоречивый.  Без  королевской
власти, без прекрасной принцессы, без претендентов на  трон.  Я  ленивый
человек, с ленивыми снами. Мне нужна  Тай.  Чтобы  она  разбудила  меня,
раздразнила, заставила жить. Я нуждаюсь в этой сердитой женщине - в моем
милом и строгом друге.
   Впрочем, ее могут заменить Риель и Форист. Они любят  меня,  несмотря
на мою леность. Они способны выбить лень из любого мужчины".
   В его уме возник странный вопрос.  "Знает  ли  Далзул,  что  мы  тоже
здесь? Вполне понятно, что Риель и Форист не  существуют  для  него  как
женщины. Но существую ли я для него как мужчина?"
   Он даже не стал искать ответ на этот вопрос. "Я должен встряхнуть его
как следует, - подумал он. - Ввести в гармонию какую-то толику диссонан-
са, синкопировать ритм. Я приглашу его к ужину и поговорю с ним начисто-
ту", - решил Шан.
   Несмотря на свой внушительный вид зрелого мужчины, с ястребиным носом
и свирепым лицом, Акета оказался очень мягким и терпеливым учителем.
   - Тодокью нкенес эбегебью, - с улыбкой повторил он пятый раз.
   - Скипетр? чем-то? наполняется? Господством свыше? Он что-то воплоща-
ет? - спрашивала Форист.
   - Связан с чем-то? символизирует? - шептала Риель.
   - Кенес! - сказал Шан. - Электричество. Вот слово, которое мои  спут-
ники использовали, описывая генератор тока. Сила!
   - Значит, скипетр символизирует силу? - спросила Форист.  -  Вот  так
откровение! Дерьмо!
   - Дерьмо! - повторил Акета.
   Ему понравились звуки этого слова.
   - Дерьмо! Дерь-мо!
   Используя искусство мима, Шан в танце изобразил вулкан и водопад. За-
тем начал имитировать движение колес, плеск струй и жужжание  динамо-ма-
шины. Шан ревел, пыхтел и издавал различные звуки, не  обращая  внимания
на недоуменные взгляды женщин. В интервалах между  новыми  взмахами  рук
он, как встревоженная наседка, выкрикивал одно и то же слово.
   - Кенес? Это кенес?
   Улыбка Акеты стала еще шире.
   - Соха, кенес, - согласился он и жестами показал скачок искры от кон-
чика пальца к другому. - Тодокью нкенес эбегебью.
   - Скипетр означает и символизирует электричество! - сказал Шан. - Те-
перь все ясно. Если человек принимает  скипетр,  он  становится  "жрецом
электричества". Мы знаем, что Акета - "жрец библиотеки", Агот -  "кален-
дарный жрец". А тут у них появится еще один коллега.
   - Это имеет смысл, - согласилась Форист.
   - Но почему они избрали своим главным электриком Далзула? -  спросила
Риель.
   - Потому что он спустился с неба, как молния! - ответил Шан.
   - А разве они выбирали его? - спросила  Форист.  Какое-то  время  все
молчали. Акета, внимательный и терпеливый, смотрел на них,  ожидая  про-
должения разговора.
   - Как будет "выбор"? - спросила Форист у Риель. - Сотот?
   Она повернулась к их учителю:
   - Акета. Дазу? нтодок? сотот?
   Тот печально вздохнул и, кивнув, ответил:
   - Соха. Тодок нДазу ойо сотот.
   - Да. Это скипетр избрал Далзула, - прошептала Риель.
   - Ахео? - спросил Шан. - Почему?
   Но из объяснений Акеты им удалось понять лишь несколько слов:  земля,
обязанность, священный ритуал.
   - Анам, - повторила за ним Риель. - Кет? Анам Кет? Черные, как уголь,
глаза Акеты встретились с ее взглядом. Полнота его молчания сковала тер-
ран нерушимыми узами безмолвия. И когда он наконец заговорил, их порази-
ла печаль его слов.
   - Ай Дазу! Ай Дазу кесеммас!
   Акета встал, и они, следуя ритуалу вежливости, тоже поднялись на  но-
ги, поблагодарили его за учение и вышли из дома. Как послушные дети, по-
думал Шан. Прилежные ученики. Но какое знание они изучали?
   Тем вечером он сидел на террасе и играл на маленьком гаманском бубне,
а Абуд, уловив знакомый ритм, напевал ему тихую песню.
   - Абуд, мету? - спросил Шан. - Объяснишь мне слово?
   - Соха, - ответил его собеседник, привыкший к этому вопросу  за  пос-
ледние несколько дней.
   Этот печальный юноша терпел все странности чужеземца. А  может  быть,
просто не замечал их, как думал сам Шан.
   - Кесеммас, - сказал он.
   - О-о! - произнес Абуд, затем медленно повторил  "кесеммас"  и  начал
говорить что-то совершенно непонятное.
   Шан скорее наблюдал за ним, чем пытался уловить слова. Он смотрел  на
жесты и лицо, прислушивался к тону. Земля, низ, тихо, копать? Гамане хо-
ронили своих мертвых. Значит, мертвый, смерть?
   Шан мимикой изобразил умиравшего человека, но Абуд нарочито отвернул-
ся. Он никогда не понимал его шарад. Пожав плечами, Шан снова поднял бу-
бен и воспроизвел тот танцевальный ритм, который  услышал  на  вчерашнем
празднике.
   - Соха, соха, - похвалил его Абуд.
   - Я еще никогда не беседовал с Кет, - сказал Шан командиру.
   Ужин удался на славу. Он сам приготовил его при содействии Абуда, ко-
торый помог ему не пережарить фирменное блюдо. Полусырая фезуни, смочен-
ная свирепым перцовыми  соусом,  оказалась  просто  восхитительной.  Как
всегда, в присутствии Далзула  застенчивый  Абуд  сохранял  почтительное
молчание. Отведав пищи, он церемонно раскланялся с ними и  ушел  в  свою
комнату. Шан и Далзул остались на террасе, в объятиях пурпурных сумерек.
Сидя на маленьких ковриках, они щелкали семена типу, пили ореховое  пиво
и любовались сияющими точками звезд, которые медленно проявлялись на не-
бе.
   - Все мужчины для нее являются табу, - ответил Далзул. - Кроме  коро-
ля, которого она избрала.
   - Но она замужем, - произнес Шан. - Разве вы не знали?
   - О нет! Принцесса должна оставаться девственной и ждать своего  изб-
ранника. А потом она будет принадлежать только ему. Это иерогамия - свя-
щенный брак
   - Гамане предпочитают многомужие, - как бы между прочим сказал Шан.
   - Ее союз с моим соперником стал фундаментальным нарушением королевс-
кого церемониала. Фактически ни она, ни я не имеем реального выбора  Вот
почему ее неверность вызывала столько проблем. Она пошла  против  правил
общества.
   Далзул поднял чашу с пивом и сделал большой глоток.
   - Что заставило их выбрать меня королем в первый раз?  Мое  эффектное
сошествие с небес. И наш вторичный прилет лишь испортил их отношение  ко
мне. Я нарушил правила, улетев от принцессы. Но что хуже всего - я  вер-
нулся не один. Когда необычная персона  спускается  с  небес,  это  нор-
мальное явление. Но когда их четверо, когда они делятся на мужчин и жен-
щин, лопочут на детском языке, задают глупые вопросы, едят, пьют и  исп-
ражняются, это уже беда. Мы не ведем себя как святые. И они отвечают нам
тем же - нарушением правил и  норм.  Примитивные  представления  о  мире
очень жесткие. Они ломаются при любом напряжении. Мы внесли  в  это  об-
щество совершенно недопустимый элемент распада. И во всем виноват только
я.
   Шан огорченно вздохнул.
   - Это не ваш мир, сэр, - сказал он командиру. - Это мир гаман. И  они
сами несут за него ответственность.
   Он смущенно покашлял
   - Лично мне они не кажутся примитивными. Эти люди пользуются письмен-
ностью и стальными предметами. Им знакомы принципы электричества,  а  их
социальная система выглядит настолько гибкой и стабильной, что Форист?
   - Я по-прежнему называю ее принцессой, хотя недавно понял,  что  этот
термин неточен, - сказал Далзул, опуская пустую чашу. - Мне следовало бы
назвать ее королевой. Кет - королева Ганама. Или королева гаман. Она го-
ворит, что "Ганам" переводится как "соль самой планеты".
   - Да, Риель сказала?
   - Так что в этом смысле она является Землей, а я - Космосом, то  есть
Небом. Мой прилет в этот мир создал божественную связь, мистический союз
огня и воздуха с солью и водой. Мифология древних  воплотилась  в  живой
плоти. Она не может отвернуться от меня. Ее отказ нарушит  весь  порядок
мироздания. Ибо если отец и мать находятся в единении, их дети послушны,
счастливы и здоровы. Ответственность родителей абсолютна и  безоговороч-
на. Не мы их выбираем, а они выбирают нас. И поэтому ей придется  выпол-
нить свой долг перед людьми.
   - Риель и Форист выяснили, что она уже несколько лет состоит в  браке
с Акетой. А от второго мужа у нее родилась дочь.
   Шан удивился своему охрипшему голосу. Его рот  был  сухим,  а  сердце
стучало, словно после сильного испуга. Но чего он боялся? Стать непокор-
ным?
   - Виака сказал, что может вернуть ее во дворец, -  сказал  Далзул.  -
Однако это чревато бунтом во фракции претендента.
   - Командир! - закричал Шан. - Кет - замужняя женщина! Как жрица Земли
она выполнила свой долг перед вами и вернулась в семью! Все кончено! Не-
ужели не ясно? Акета - ее муж, а не ваш соперник. Ему не нужны  ни  ски-
петр, ни корона, ни другие символы власти!
   Далзул молчал, и сгущавшиеся сумерки скрывали выражение его лица.
   Шан был в отчаянии:
   - Пока мы не узнали обычаи этого общество, вам  лучше  отступить.  Не
позволяйте Виаке похищать Кет из дома.
   - Я рад, что вы поняли это, - сказал Далзул. - И хотя мне уже не  из-
бавиться от своей вовлеченности в текущие события, мы не  должны  вмеши-
ваться в религию этих людей. Увы, власть налагает  ответственность!  Мне
пора уходить. Спасибо за приятный вечер, Шан. Мы по-прежнему можем  петь
в унисон, как члены экипажа, верно?
   Он встал и помахал рукой:
   - Спокойной ночи, Форист. До скорой встречи, Риель.
   Похлопав Шана по спине, Далзул прошептал:
   - Спасибо вам, Шан. Спокойной ночи!
   Он зашагал через двор - легкая прямая фигура, белый отблеск в темноте
под яркими звездами.
   - Я думаю, мы должны забрать его на корабль. Понимаешь,  Форист,  его
иллюзии усиливаются с каждым днем.
   Шан сжал кулаки до хруста в костяшках пальцев:
   - Он будто грезит. Как, возможно, и я. Но ведь мы втроем находимся  в
одинаковой реальности? Или это тоже вымысел?
   Форист мрачно кивнула.
   - Чартен-проблема становится все запутаннее и сложнее, - сказала она.
- Похоже, ты  прав,  и  "кесеммас"  действительно  означает  смерть  или
убийство. Риель считает, что это жестокая казнь. Недавно,  у  меня  было
ужасное видение, в котором бедняга Далзул совершал ужасное  жертвоприно-
шение. Перерезая горло невинному ребенку, он верил, что изливает на  ал-
тарь благовонное масло и разрезает ритуальную ленту. Мне бы очень  хоте-
лось вырвать его из этого мира. И вырваться самой. Но как?
   - А если мы трое пойдем к нему.
   - И поговорим об этом? - с сарказмом спросила Форист
   Чтобы увидеться с Далзулом, им пришлось простоять полдня перед домом,
который их командир называл дворцом. Старик Виака, встревоженный и нерв-
ный, пытался отослать незваных гостей, но они продолжали  настаивать  на
встрече. В конце концов Далзул вышел во двор и поприветствовал Шана.  Он
не воспринимал присутствия Риель и Форист, и если поступал так  притвор-
но, то это могло считаться великолепным исполнением роли. Он  совершенно
не обращал внимания на слова двух женщин и не осознавал  их  прикоснове-
ний.
   Шан начал сердиться:
   - Командир! Форист и Риель тоже здесь.  Взгляните!  Вот  они!  Далзул
посмотрел в том направлении, куда указывал Шан, и снова повернулся к не-
му. На его лице было такое ошеломляющее сострадание, что Шан  на  всякий
случай сам взглянул на женщин. На миг ему показалось, что это  он  нахо-
дился в плену галлюцинаций.
   - Настало время возвращаться, - мягко и ласково сказал Далзул.  -  Вы
согласны?
   - Да? Думаю, мы должны вернуться.
   Слезы жалости, облегчения и стыда обожгли ему глаза и сжали горло.
   - Надо улетать. Наша затея не удалась.
   - Скоро полетим, - сказал Далзул. - Теперь уже скоро. Не  волнуйтесь,
Шан. Ваша тревога объясняется возросшими аномалиями восприятия.  Отнеси-
тесь к этому спокойно, как в начале нашей экспедиции. И  помните,  вы  в
полном порядке. Как только пройдет коронация?
   - Нет! Мы должны улететь сейчас?
   - Шан, по воле случая я взял на себя несколько обязательств и  должен
их выполнить. Если я отрекусь от них, фракция Акеты обнажит мечи?
   - У Акеты нет меча, - пронзительным и громким голосом сказала Риель.
   Шан никогда еще не видел ее в такой истерике.
   - У этих людей нет мечей! Они их не делают!
   Однако Далзул продолжал говорить о своем:
   - Как только церемония закончится и королевская власть будет провозг-
лашена, мы улетим домой. Ритуал займет от силы час, а потом я вернусь  и
отвезу вас в порт Be. Или вообще в антивремя, как говорят шутники.  Про-
шу, перестаньте тревожиться о том, что никогда не было вашей  проблемой.
Это я втянул вас в нее. Все под контролем, дружище.
   - Неужели вы не понимаете - начал было Шан, но длинная черная  ладонь
Форист легла на его плечо.
   - Бесполезно, - сказала она. - Безумие сильнее благоразумия.  Пойдем.
Я больше не могу выносить это зрелище.
   Далзул спокойно отвернулся, словно они уже покинули его.
   - Выбор невелик, - подытожила Форист, когда они вышли  на  полуденный
зной под ослепительный солнечный свет. - Нам надо  либо  дождаться  этой
церемонии вместе с ним, либо треснуть его по голове  и  утащить  на  ко-
рабль.
   - Лично я за второе предложение, - сказала Риель.
   - Если мы затащим Далзула на корабль помимо его воли,  он  не  вернет
нас в Be, - возразил им Шан. - Скорее всего Далзул снова полетит сюда, и
ситуация станет намного хуже. Что, если, спасая Ганам, он разрушит  этот
мир?
   - Шан! Остановись! - сказала Риель. - Разве город Ганам  -  это  мир?
Разве Далзул - всемогущий бог?
   Он с недоумением посмотрел на нее, не зная, что ответить. Мимо прошли
две женщины, с любопытством поглядывая на пришельцев с  небес.  Одна  из
них приветливо кивнула:
   - Ха, Фойе! Ха, Иель!
   - Ха, Тасасап! - ответила ей Форист.
   Риель, сверкнув глазами, повернулась к Шану:
   - Ганам - это маленький городок на большой планете,  которую  местные
жители называют Анам. Люди в долине именуют  ее  по-другому.  Мы  видели
лишь крохотную часть этого огромного мира. И потребовались бы годы, что-
бы хорошо познакомиться с ним. Попав в тиски чартен-проблемы, Далзул по-
терял здравомыслие и заразил безумием нас. Не знаю, насколько  я  права,
но меня сейчас это мало волнует. Далзул вмешался в священные дела, и его
поступки могут вызвать большие беспорядки. Но пусть об  этом  тревожатся
гамане - те люди, которые здесь живут! Это их территория! И одному чело-
веку не под силу спасти или  уничтожить  целый  народ!  Они  имеют  свою
собственную историю и рассказывают ее векам! Я не понимаю их уклада жиз-
ни, потому что не знаю языка. Возможно, для них мы просто четверо  идио-
тов, упавших с небес!
   Форист обвила руками ее плечи и прижала к себе.
   - Когда она волнуется, это возбуждает, правда? Ну, не  хмурься,  Шан.
Акета не собирается убивать домочадцев Виаки. И я еще ни разу не видела,
чтобы эти люди разрешали нам вмешиваться в какие-то  се