ежал на постели, укрытый ворохом тряпья;  ковер,  красовав-
шийся наверху, оказался чудовищно грязным. Грудь больного высоко вздыма-
лась и опадала, но дыхание было ровным и глубоким. Йосс с трудом  подня-
лась, буквально собирая себя по кусочкам, - каждое  движение  отдавалось
болью, - развела огонь, поставила греться чайник и заглянула в буфет.  К
ее удивлению, там оказалось полно еды;  очевидно,  старика  снабжали  из
ближайшего города. Она приготовила себе сытный завтрак и, когда Абберкам
проснулся, напоила его травяным настоем. Его больше не  лихорадило.  Те-
перь, по ее разумению, единственную опасность могла представлять скопив-
шаяся в легких мокрота - об этом ее когда-то предупреждали врачи, лечив-
шие Сафнан. А ведь Абберкаму уже за шестьдесят, значит,  если  он  вдруг
перестанет кашлять, это окажется дурным знаком. Йосс помогла ему припод-
няться и приказала:
   - А теперь кашляйте!
   - Больно, - простонал он в ответ.
   - Но это необходимо, - строго сказала Йосс, и старик  покорно  закаш-
лял, правда слабенько. - Сильнее!
   Он подчинился и кашлял до тех пор, пока все его тело не скрутила  су-
дорога.
   - Вот теперь хорошо, - похвалила Йосс. - А теперь спать! - И он  зас-
нул.
   Ой, Тикули и Губу, наверное, умирают с голоду! Йосс помчалась  домой,
покормила своих друзей, переоделась и часок отдохнула у очага,  поглажи-
вая Губу и слушая его бесконечное тихое "мур-мур-мур". А потом снова по-
бежала к Вождю.
   И снова она до сумерек сушила простыни и без конца  перестилала  пос-
тель. И опять сидела рядом с больным всю ночь. Но утром ему стало лучше,
и Йосс, пообещав вернуться к вечеру, ушла. Он не ответил,  так  как  был
еще очень слаб.
   Вечером кашель стал "мокрым", что было  очень  хорошим  признаком,  -
"хороший" кашель, одним словом. Йосс вспомнила, что Сафнан,  выздоравли-
вая, тоже "хорошо" кашляла.
   Абберкам много спал, а когда просыпался,  Йосс  вручала  ему  бутыль,
приспособленную вместо "утки", и  он  отворачивался,  чтобы  помочиться.
"Скромность - хорошее качество для Вождя", - думала она. Йосс  была  до-
вольна и им, и собой. Она еще годится на что-то и может  быть  полезной,
да еще как!
   - Сегодня ночью я здесь не останусь, так что сами следите, чтобы оде-
яла не сползли. Но утром я вернусь, - строго сказала она, в глубине души
очень довольная своей решительностью и непреклонностью.
   Вечер был ясным, но холодным, и Йосс ускорила шаги. Войдя в дом,  она
обнаружила Тикули, свернувшегося клубочком в углу комнаты, где он никог-
да раньше не спал. Она отнесла его к миске, но пес отказался есть и  по-
пытался вернуться в тот же уголок. Йосс стала уговаривать любимца и, ви-
дя всю тщетность попыток накормить его, отнесла животное на кровать,  но
он сполз и упрямо улегся все в том же углу. "Оставь меня в покое, - ска-
зал он, закрыв глаза и уткнувшись черным сухим носом в переднюю лапу.  -
Уйди, дай мне спокойно умереть".
   Йосс легла спать, потому что глаза слипались, а ноги просто не держа-
ли. Губу всю ночь бродил по болотам. Утром Тикули, как и  вчера,  лежал,
свернувшись клубочком, на том же самом  месте,  где  никогда  раньше  не
спал. Но он был жив.
   - Я должна идти, - извиняющимся тоном сказала Йосс. - Но  скоро  вер-
нусь, очень скоро. Дождись меня, Тикули.
   Он не ответил. Его янтарные, подернутые дымкой глаза смотрели куда-то
мимо хозяйки, в неведомую даль. Он ждал, но не Йосс.
   Она зло шагала по мосткам с сухими глазами, чувствуя себя до отвраще-
ния беспомощной. Абберкаму хуже не стало,  правда,  заметного  улучшения
тоже пока не наступило. Она покормила его рисовым отваром, помогла спра-
вить нужду и сказала:
   - Я не могу остаться. Мой любимец тяжело болен, мне нужно вернуться.
   - Любимец, - повторил Абберкам хрипло.
   - Лисопес. Мне подарила его дочка.
   Какого черта она извиняется и пускается в объяснения? Йосс решительно
развернулась и ушла. Дома Тикули лежал все в том же углу.  Она  пыталась
занять себя штопкой, стряпней, попробовала почитать об  Экумене,  о  том
мире, который никогда не знал войн, где всегда стояла зима  и  все  люди
были гермафродитами. Наконец она решила отнести Абберкаму поесть,  но  в
тот момент, когда Йосс встала с кресла, Тикули  тоже  поднялся  и  очень
медленно подошел к ней. Она снова села и наклонилась, чтобы взять его на
руки, но пес положил острую мордочку на хозяйкину ладонь, тяжело  вздох-
нул и вытянулся у ее ног, опустив голову на  лапы.  Потом  вздохнул  еще
раз. И все.
   Йосс плакала навзрыд, в голос, но недолго. Потом встала  и  пошла  за
садовой лопаткой. Вырыв могилку у стены, в солнечном месте, и взяв Тику-
ли на руки, она вдруг испугалась: "Что же я делаю? Ведь  он  живой!"  Но
пес был мертв. Просто еще не остыл - пышный рыжий  мех  все  еще  хранил
тепло. Йосс бережно завернула его в свой голубой шарф и уложила в  ямку,
ощущая сквозь ткань, как тело холодеет и застывает,  словно  деревянное.
Потом она засыпала могилу землей, а сверху положила камень, отвалившийся
от очага. Говорить она ничего не стала, лишь отчетливо представила себе,
как где-то в мире ином Тикули  бежит  по  цветущему  лугу,  устремляется
вверх по солнечному лучу и тает в золотистом свете.
   Йосс наполнила миску Губу, так и не показавшего носа домой,  и  снова
пошла к Вождю. Стало холодно. Стебли тростника поседели, на  лужах  поб-
лескивал тонкий ледок.
   Абберкам уже сидел и чувствовал себя, судя по всему,  лучше,  но  его
еще немного лихорадило. Он хотел есть, и это тоже  было  добрым  знаком.
Когда Йосс принесла поднос с едой, он спросил:
   - Как ваш любимец? Поправился?
   - Нет, - ответила она и отвернулась. Ей пришлось  собрать  все  силы,
чтобы выговорить это слово: - Умер.
   - Теперь он в руце Владыки, - хриплым звучным голосом  сказал  Аббер-
кам, и Йосс снова увидела Тикули, бегущего по цветочному лугу,  реально-
го, живого, как сам солнечный свет.
   - Да. - Она немного помолчала и добавила: - Спасибо.
   Губы у нее дрожали, горло перехватило. Перед глазами неотступно  мая-
чило видение - небольшой голубой сверток. Ее голубой шарф.  Ее?  Хватит,
надо чем-то себя занять, отвлечься. Йосс разожгла огонь в очаге  и  бес-
сильно опустилась на лавку, лишь теперь осознав, как безумно она устала.
   -До того как стать воином, Камье был простым пастухом, -  сказал  Аб-
беркам, - а посему получил прозвище "Повелитель скотов". И еще прозывал-
ся порой Оленьим пастырем, потому что, когда он приходил  в  дикий  лес,
все олени сбегались навстречу. И среди их доверчивых  стад  львы  резви-
лись, не трогая ланей. Ибо не было страха меж ними.
   Он произнес эти слова так обыкновенно, так буднично, что Йосс не сра-
зу узнала известные с детства строки из "Аркамье".
   Она подбросила в огонь еще кусок торфа и снопа застыла на краю лавки.
   - Расскажите, откуда вы родом. Вождь Абберкам, - попросила она.
   - С плантации Геббы.
   - Это где-то на востоке?
   Он кивнул.
   - И как там?
   Огонь в очаге стал гаснуть, и потянуло едким острым дымком. В комнату
прокрались сумерки. Как тихо вокруг. По ночам здесь всегда  стоит  такая
оглушающая тишина, что в первые месяцы после  переезда  из  города  Йосс
просыпалась каждую ночь, не в силах привыкнуть к безмолвию,  окружавшему
со всех сторон.
   - И как там? - повторила она почти шепотом.
   Как у большинства представителей их расы, его зрачки цвета индиго за-
полняли глаз почти целиком, и теперь,  когда  Абберкам  обернулся,  Йосс
уловила в полумраке комнаты их отблеск.
   - Шестьдесят лет назад, - начал он, - мы жили на плантации все  вмес-
те, в одном бараке. Женщины и маленькие дети рубили сахарный тростник  и
работали на мельнице, а мужчины и мальчики старше восьми лет - на рудни-
ке. Некоторых девочек тоже брали в шахту - они нужны были в узких  забо-
ях, куда взрослый человек не мог протиснуться. Я был слишком  крупным  с
самого детства, поэтому меня послали на рудник уже в восемь.
   - И как там?
   - Темно. - Абберкам снова сверкнул глазами. -  Оглядываясь  назад,  я
все время поражаюсь, как мы вообще выживали в таких условиях.  Воздух  в
шахте был черен от угольной пыли. Черный воздух,  да.  Свет  наших  сла-
беньких фонарей пробивался сквозь него не  дальше  чем  на  пять  футов.
Большинство забоев были затоплены, и приходилось работать  по  колено  в
воде. Однажды в одном из штреков загорелся пласт угля, и забой мгновенно
заполнился удушливым дымом. Но мы продолжали там  работать,  потому  что
рядом проходила богатая жила. Фильтры и маски, которые нам выдали, помо-
гали мало: мы дышали угарным дымом. Тогда-то я и испортил  себе  легкие.
Это не берлот, а застарелая хворь. Люди умирали от удушья.  Умерли  все,
кто там трудился. Сорока-сорокапятилетние здоровые мужчины. Боссы выпла-
тили племени деньги за их смерть. Страховку. Премию за труп. Для кого-то
из родственников это еще больше усугубило боль утраты.
   - И как же вы выкарабкались?
   - Моя мать. Она была дочерью деревенского старосты. Она  учила  меня.
Учила религии и свободе.
   Йосс вспомнила, что об этом он рассказывал и раньше в  своих  предвы-
борных речах. Это был его стандартный миф.
   - Как она вас учила?
   Абберкам помолчал, потом медленно, словно нехотя, ответил:
   - Она учила меня Святому Слову. Она говорила: "Ты и твой брат -  нас-
тоящие люди, слуги великого Камье, его воины, его львы. Только вы  двое.
Владыка Камье пришел к нам из Старого Мира, но принял наш мир  как  свой
и, живя среди нас, сроднился с нами душой". Потому она  и  назвала  меня
Абберкам, что значит "Язык Владыки", а брата Домеркам - "Рука  Владыки".
Чтобы говорить лишь правду и сражаться за свободу.
   И снова наступила тишина.
   - А что стало с вашим братом? - наконец спросила Йосс.
   - Его убили в Надами.
   И снова тишина.
   Надами был первым городом, в котором  поднялась  волна  Освобождения,
которая потом затопила весь Йеове. Рабы с окрестных плантаций и отпущен-
ники плечом к плечу сражались с хозяевами  и  рабовладельцами.  Если  бы
восстание не было стихийным и рабы успели договориться между собой, что-
бы сообща ударить по корпорации, свобода  пришла  бы  гораздо  раньше  и
обошлась бы меньшей кровью. Но не было единого ядра, единого управляюще-
го центра: мелкие вожди племен, главари дезертирских  банд  тешили  свое
самолюбие новообретенной властью, получив возможность грабить  и  делить
освобожденные земли, а кое-кто не стыдился вступать в сговор с  боссами,
надеясь набить себе карман. Понадобилось тридцать лет войны  и  разрухи,
чтобы несметные полчища уэрелиан убрались с планеты и  у  жителей  Йеове
появился шанс беспрепятственно убивать друг друга.
   - Вашему брату повезло, - вымолвила Йосс и искоса глянула  на  Вождя,
чтобы проверить, как тот воспримет ее слова.
   При свете догорающих углей его широкое смуглое  лицо  казалось  почти
умиротворенным. Густые седые непослушные  пряди  снова  выбились  из-под
шнурка, который она ему повязала, чтобы волосы не лезли в  глаза.  Глядя
на умирающее пламя, он тихо произнес:
   - Он был моложе меня. Он был Энаром на Поле Пяти Армий.
   "Ах вот как, а ты, выходит, ни много ни мало - сам великий Камье?"
   Йосс почувствовала, как снова тихо ожесточается и к ней  возвращается
привычный цинизм. Вот это эго! Но если заставить иронию  замолчать,  то.
честно говоря, он мог вкладывать в эти слова совсем другой  смысл.  Энар
поднял меч на брата своего старшего, намереваясь убить его и не дать ему
стать Господином этого мира. А Камье сказал, что меч, поднятый на брата,
сулит смерть лишь ему самому, ибо нет в жизни  иной  власти  и  свободы,
кроме свободы отречения от жизни, надежд и чаяний. И Энар опустил меч  и
ушел в пустыню, промолвив на прощание лишь: "Брат, я - это ты". А  Камье
поднял его меч и вступил в бой с армией Разрушителя, без всякой  надежды
на победу.
   Так кем же он был на самом деле этот человек, сидевший рядом с  Йосс?
Этот огромный мужчина. Этот больной старик  и  мальчик  из  забоя,  этот
хвастун, вор и лжец, возомнивший, что может поганить языком  святое  имя
Владыки.
   - Что-то мы заболтались, - заметила Йосс, хотя уже пять  минут  никто
не сказал ни слова.
   Она налила Абберкаму чашку отвара и снова поставила чайник на  огонь,
чтобы сделать воздух в комнате более влажным. Вождь следил за ней все  с
тем же кротким выражением лица, почти со смущением.
   - Я хотел только свободы, - произнес он. - Свободы для нас.
   Его угрызения совести ее не касаются.
   - Укрывайтесь теплее, - вот и все, что она ответила.
   - Вы уже уходите?
   - Если я останусь еще хоть ненадолго, окончательно стемнеет, и  я  не
увижу мостков.
   Но уже стемнело, и звезд на небе не оказалось. Было очень  непривычно
идти по мосткам на ощупь - взять фонарь Йосс не  додумалась.  По  дороге
она представила себе черный воздух, о котором рассказывал Абберкам, и ей
показалось, что и ее со всех сторон обступает давящая,  удушливая  стена
мрака, жадно пожирающая  любой  свет.  Она  думала  о  черном  огромном,
сильном теле Абберкама. О том, что за всю жизнь ей редко доводилось  гу-
лять по ночам. Когда она была ребенком, рабов на плантации Банни на ночь
запирали. Женщины жили отдельно - на женской половине и никогда не выхо-
дили в одиночку. Став отпущенницей и переехав в город, она  поступила  в
школу и вот там впервые ощутила вкус свободы. Но потом началась война, и
показываться женщине на улице одной стало небезопасно. Полиция в рабочих
кварталах отсутствовала. Там не было даже уличных фонарей. Банды  хозяй-
ничали, как у себя дома. Да они и были дома. Даже днем, ради безопаснос-
ти, приходилось держаться людных мест и все время быть начеку.
   Йосс уже начала сомневаться, в ту ли сторону пошла, но в этот  момент
ее глаза, уже привыкшие к ночной мгле, различили  на  фоне  тускло-серой
полоски зарослей тростника темное пятно ее дома. Она слышала, что чужаки
плохо видят в темноте. У них совсем маленькие глаза почти  без  радужки:
черная точка зрачка на белке, как у испуганной  кошки.  Только  у  кошек
глаза красивее. Йосс не нравились глаза  чужаков,  зато  цвет  кожи  был
очень красивым: от бронзового до медного, гораздо более теплых оттенков,
чем кожа рабов - скорее серая, чем коричневая, или такая, как у Абберка-
ма, - иссиня-черная, доставшаяся ему по наследству от  хозяина,  который
изнасиловал его мать.
   Губу встретил хозяйку на тропке, молча танцуя вокруг и  норовя  поте-
реться о ноги.
   - Ну ты, поосторожнее! - прикрикнула Йосс. - А то я на тебя наступлю!
   Но на самом деле она была очень рада и благодарна ему за встречу.
   Войдя в дом, она взяла кота на руки и прижала к себе. А вот Тикули ее
не встретил. И не встретит уже никогда. "Мур-мур-мур, - запел ей на  ухо
Губу. - Я-то здесь. Послушай меня, жизнь продолжается. А обед скоро?"
   Все же пневмонии избежать не удалось, и Йосс пришлось сходить  в  де-
ревню и вызвать врача из Вео - ближайшего города. Прислали  практиканта,
который наскоро осмотрел пациента и сказал, что вы все,  мол,  правильно
делаете, надо, чтобы больной сидел и побольше отхаркивал, дескать,  тра-
вяные настои тоже хорошо помогают, но присмотр все-таки нужен, а  в  об-
щем, все хорошо, и ушел - вот уж спасибо. Теперь Йосс целые дни проводи-
ла с Абберкамом. Ее собственный дом без Тикули казался  неуютным,  осень
была ненастной и холодной, так что ей еще оставалось  делать?  Она  даже
полюбила это мрачное старинное здание. Наводить там чистоту она не стала
бы ни для Вождя, ни для кого на свете, кому плевать на порядок, но с ин-
тересом бродила по комнатам, которые стояли пустыми уже много лет, любу-
ясь старинными вещами. Даже если Абберкам туда и заглядывал, то, похоже,
очень редко.
   Наверху Йосс обнаружила террасу с застекленной стеной, откуда  откры-
вался чудесный вид. Там она все же подмела и вымыла окна, тщательно про-
терев каждое зеленоватое стеклышко. Когда Абберкам засыпал, она  уходила
туда и сидела часами на вытертом мохнатом ковре, составлявшем всю обста-
новку. Камин не топили уже давно, и из дымохода выпало несколько  кирпи-
чей, но так как он был расположен прямо над очагом в комнате  Абберкама,
то какое-то тепло доходило, а осеннее солнце сквозь толстые стекла  наг-
ревало террасу, как оранжерею. В этой комнате, в ее особой атмосфере,  в
странном зеленоватом освещении, было что-то умиротворяющее. Покои покоя.
Здесь Йосс могла наконец расслабиться и посидеть, ни о чем не думая, че-
го ей никогда не удавалось у себя дома.
   Силы к Вождю возвращались очень медленно. Чаще всего он  бывал  не  в
духе, казался мрачным, издерганным и диковатым, каким и должен быть  че-
ловек, который (как Йосс раньше считала) измучен угрызениями совести. Но
случались дни, когда он охотно вступал в разговор, много говорил  сам  и
даже иногда слушал свою сиделку.
   - Я тут как-то прочла книгу о мирах Экумены, - сказала Йосс, глядя на
сковороду, где подрумянивались гренки. В последние дни она обедала вмес-
те с Абберкамом, потом мыла посуду и, лишь когда начинало темнеть,  ухо-
дила домой. - Очень интересно. Так вот, там совершенно неопровержимо до-
казывается, что мы произошли от народов Хайна. И мы,  и,  между  прочим,
чужаки с Экумены и Уэрела. Даже у наших животных там имеются родственни-
ки.
   - Это они так говорят, - проворчал Вождь.
   - Неважно, кто говорит, но у нас общая генная основа -  это  факт.  И
останется таковым, даже если вам это не по нутру.
   - И что же это за "факт", которому миллион лет? Что он может  сделать
с вами, со мной, с нами всеми? Это наш мир. Мы есть мы. И нам с ними  не
по пути. И общаться с ними нам незачем.
   - Но мы же все равно общаемся, - резко  бросила  Йосс,  переворачивая
гренки.
   - Этого бы не случилось, если бы мне не помешали!
   - А вы никак сердитесь? - рассмеялась она.
   - Нет, - буркнул Абберкам.
   Он обедал, все еще полулежа в постели, с подноса, Йосс сидела на лав-
ке у очага и ела из миски, поставленной на колени. После еды она продол-
жила разговор, испытывая одновременно страстное желание и щемящий  страх
раздразнить этого быка; несмотря на то что он был еще болен и  слаб,  от
его массивного тела веяло угрозой и опасностью.
   - Значит, Всемирная партия боролась только за то, чтобы очистить пла-
нету для нас, а чужакам дать под зад коленом?
   - Да, - глухо пророкотал Абберкам.
   - Но почему? Ведь у народов Экумены так много общего с нами.  Они  же
помогали ломать ярмо корпораций, душившее нас. Они же  стояли  на  нашей
стороне.
   - Нас привезли в этот мир как рабов. Но он наш, и только наш,  и  нам
самим решать, как жить.  И  с  нами  пришел  Камье,  Пастух,  Невольник,
Камье-Воин. Это наш мир. Наша планета. И никто не подарил нам ее. Но нам
не нужно знаний чужаков и их богов. Здесь мы живем,  на  этой  земле.  И
здесь умрем, чтобы присоединиться к воинству Камье всемогущего.
   Йосс ответила не сразу.
   - У меня были дочь,  внук  и  внучка,  -  наконец  заговорила  она  с
грустью. - Они оставили этот мир четыре года назад. Улетели на  Хайн  на
одном из тех кораблей. Все годы, что мне осталось прожить, пролетят  для
них как пара минут. Они прибудут туда через восемьдесят? нет, теперь уже
через семьдесят шесть лет. Они станут жить и умрут на другой  земле,  на
другой планете. Не здесь.
   - Как же вы позволили им улететь?
   - Выбор зависел от них.
   - А не от вас?
   - Я не могла решать за них: им жить.
   - Но вам больно.
   Оба замолчали, и наступила гнетущая тишина.
   - Все не так! - вдруг  взорвался  он.  -  У  нас  была  своя  судьба,
собственная! Свой путь к Владыке! А они отняли его у нас,  и  теперь  мы
снова рабы! Эти умники чужаки со всеми их мудреными знаниями и открытия-
ми, наши бывшие владельцы. Они говорили: "Сделай так!" -  и  мы  делали.
Теперь они говорят: "Делай эдак!" - и мы опять послушно  выполняем  при-
каз. "Садись вместе с семьей на наш чудесный  корабль  и  лети  к  новым
прекрасным мирам