бирался
вначале. Но в конце концов он все же собрался с духом и вымолвил: "Доро-
гая, я должен вернуться домой. Меня заждались мои дети" - "Если  уйдешь,
ты уйдешь навсегда", - загрустила царевна. "Я непременно вернусь  к  те-
бе", - обещал юноша. Царевна потупила очи. Горе  ее  было  безмерно,  но
противиться она не стала. "Возьми с собою вот это, - молвила она,  пода-
вая возлюбленному прелестную крохотную шкатулку, запечатанную  сургучной
печатью. - И не открывай ее, возлюбленный мой Юрасима".
   Тогда он выбрался на берег и поспешил к родной  деревушке,  к  отчему
дому. Но сад вокруг знакомых построек одичал и порос лопухом, а в  самом
доме, зиявшем пустыми глазницами окон,  провалилась  крыша.  По  деревне
бродили какие-то люди, но Юрасима не встречал знакомых лиц. "Где мои де-
ти?" - в ужасе возопил он. Проходящая мимо женщина замедлила шаг и обра-
тилась к нему: "В чем твое горе, юный странник?" - "Я - Юрасима, я  живу
в этой деревне, но я не вижу ни одного знакомого лица".  -  "Юрасима!  -
воскликнула женщина (тут моя мать устремляла взор куда-то в себя, а тон,
которым она произносила имя героя, всегда вызывал во мне дрожь  и  слезы
на глазах) - Юрасима! Мой дед рассказывал мне о рыбаке Юрасиме,  сгинув-
шем в морской пучине в незапамятные времена, еще при жизни его собствен-
ного прапрапрадеда. Уже добрых сто лет никто из родичей погибшего не жи-
вет здесь".
   В слезах, горьких и безутешных, вернулся Юрасима к берегу  моря.  Там
он распечатал шкатулку, подарок дочери морского царя. Белый  дымок  выр-
вался изнутри и развеялся по ветру. В тот же миг волосы  Юрасимы  сдела-
лись белыми, а сам он начал дряхлеть и  обратился  в  старца,  глубокого
ветхого старца. В бессилии он пал на песок и тут же умер.
   Помнится, однажды некий странствующий учитель расспрашивал  мою  мать
об истоках этой "небылицы", как сам он назвал предание о  Юрасиме.  Мать
отвечала ему с вежливой улыбкой: "В императорских хрониках, бережно сох-
раняемых на Терре моим народом, существует запись о том, что некий юноша
по имени Юрасима, исчезнувший в 477 году, вернулся в  родную  деревню  в
825-м и вскоре исчез снова. Слыхала я также, что шкатулка Юрасимы сбере-
галась в храмовой раке в течение многих столетий". Затем их беседа свер-
нула на другую, менее интересную тему.
   Моя мать Исако не желала рассказывать мне легенду о Юрасиме так  час-
то, как я того требовал. "История эта такая печальная", - возражала  она
порой и рассказывала мне вместо нее предание о Праматери, или об укатив-
шемся от старушки рисовом колобке, или о нарисованном коте, который ожил
и разделался с демоническими крысами, или же об уплывшем  вниз  по  реке
очаровательном младенце в люльке. Моя сестра,  кузены  и  свойственники,
мои ровесники, а также родичи постарше - все слушали ее рассказы  затаив
дыхание, как я. На О эти истории были внове, а всякая  новая  легенда  -
подлинное сокровище. История с нарисованным котом имела  главный  успех,
особенно когда мать извлекала из сундука кисточку  и  пузырек  с  удиви-
тельными угольными чернилами, давным-давно привезенными ею с родной Тер-
ры, и иллюстрировала свой рассказ набросками животных -  кота,  крыс,  -
которых никто из нас никогда не видел; кот на ее рисунках  непередаваемо
дыбил спину и отважно пучил глаза, крысы же подбирались к нему украдкой,
злобно ощерив страшные ядовитые клыки - "обоюдоострые", как называла  их
моя сестра. И все равно после всех этих  захватывающих  повествований  я
упрямо ждал, когда мать поймает мой умоляющий взгляд, печально улыбнется
в сторонку и, вздохнув, начнет: "Давным-давно, в  незапамятные  времена,
жил-был один бедный юноша. Жил он себе, поживал, в рыбацкой деревушке на
берегу Внутриморья"
   Разве я осознавал тогда, что означает эта легенда для нее самой?  Что
это история из ее собственной жизни? Что если она соберется однажды вер-
нуться в прежний мир, к родным пенатам, то люди, которые были дороги ей,
окажутся перешедшими в мир иной многие столетия тому назад?
   Я, конечно, знал, что сама мать "явилась из  другого  мира",  но  что
значило это для пяти, семи или даже десятилетнею несмышленыша - предста-
вить теперь непросто, а припомнить так и вовсе нет никакой  возможности.
Я знал, что мать терранка, из проживавших на Хайне - для  меня  то  было
предметом особой гордости. Я хвастал, что прибыла мать на О  как  полно-
мочный Мобиль Экумены (моя безрассудочная гордыня раздувалась  буквально
до вселенских масштабов), а "на театральном фестивале в Судиране  позна-
комилась с отцом, полюбив его с первого взгляда". Знал я также и то, что
устройство женитьбы на О - занятие весьма мудреное и хлопотное. Получить
удовлетворительный ответ Экумены на прошение об отставке было делом  на-
ипростейшим - там никогда не возражали против натурализации своих  Моби-
лей. Но как чужестранка Исако не относилась к кастам ки'Отов, и это было
только первое из затруднений. Я узнал все эти интригующие подробности  -
неиссякаемый источник внутрисемейных шуточек и сплетен - от своей  сома-
тери Тубду. "Понимаешь, - рассказывала она мне, одиннадцати или  двенад-
цатилетнему мальчугану, с сияющим лицом  и  едва  сдерживаемым  утробным
смехом, сотрясавшим все ее массивное туловище, - она ведь не знала даже,
что женщины женятся! Там, откуда она прилетела, женщинам, по ее же  сло-
вам, дозволяется разве что замуж выйти!"
   Я пытался возражать ей: "Так только в одной части Терры. Мама расска-
зывала, что есть множество других мест, где женщины преспокойно себе же-
нятся". Я всегда стихийно вставал на защиту матери, хотя в словах  Тубду
не было ни намека на ее уничижение - она боготворила Исако, она  "влюби-
лась в нее с первого же взгляда - о, эти алые губки, эти черные волосы!"
- и просто находила чертовски забавным, что женщина подобных  достоинств
собиралась ограничиться браком с единственным мужчиной.
   "Понимаю-понимаю, - спешила утихомирить мою  горячность  Тубду.  -  Я
знаю: на Терре все по-иному, у них там проблемы с рождаемостью, им  при-
ходится заключать браки исключительно ради продолжения рода. Они,  бедо-
лаги, живут там куцыми парами. Ой, бедняжка  Исако!  Каким  же  странным
должно было показаться ей все здешнее! Припоминаю взгляд, которым встре-
тила она меня впервые?" - И в отвислом животе Тубду снова начинало  кло-
котать то, за что мы, дети, прозвали ее Большой Щекоткой -  ее  нутряной
тектонический смех.
   Для тех, кто незнаком с нашими обычаями, следует пояснить, что на О -
в мире с невысоким и стабильным уровнем населения и издревле  неизменной
технологией - необходимость определенных общественных мероприятий  носит
характер почти что повсеместный. Основой  социального  устройства  здесь
служат не столь города и страны, сколько рассеянные деревни или ассоциа-
ции фермерских хозяйств. Все население состоит из двух половин или каст.
Всякий новорожденный относится к материнской касте, а в целом все ки'Оты
(за исключением горцев из Энника) делятся на Утренних, чье время от  по-
луночи до полудня, и на Вечерних, чье время соответственно от полудня до
полуночи. Священное происхождение и предназначение наших каст служит те-
мой ежегодных Дискуссий и театральных фестивалей, а также составляет со-
держание проповедей в храме при каждом поместье.  Изначальная  их  соци-
альная функция заключалась предположительно  в  соблюдении  экзогамии  и
предотвращении инбридинга на удаленных, изолированных от  внешнего  мира
фермах - в силу того, что вступать в  связь  или  брак  на  О  допустимо
только с представителем противоположной касты. Правила эти,  подкреплен-
ные весьма суровыми карами, соблюдаются почти что неукоснительно Отступ-
ников, которые изредка, но все же появляются, ожидает всеобщее презрение
и категорический остракизм. Для индивидуума принадлежность  к  одной  из
двух каст не менее значима, чем собственно половые  признаки,  и  играет
решающую роль в его сексуальном выборе.
   Брачный контракт ки'Отов, именуемый седорету, включает две пары - од-
ну Утреннюю и одну Вечернюю; гетеросексуальные пары именуются  Утренними
или Вечерними в зависимости от кастовой принадлежности женщины, а  гомо-
сексуальные - женские Дневными, мужские Ночными.
   Столь негибкая структура семейного устройства, в  которой  каждый  из
четверки должен быть сексуально совместим со всеми остальными (а двое из
них могут оказаться абсолютно ему  незнакомыми),  требует,  естественно,
некоторой предварительной подготовки. Составление новых седорету  -  из-
любленное занятие моих соотечественников.  Поощряется  экспериментирова-
ние, новые четверки складываются и распадаются, парочки то и дело  "про-
буют" одна другую. Профессиональные маклеры, традиционно пожилые вдовцы,
путешествуют по разбросанным поместьям,  организуя  свидания,  устраивая
деревенские танцы - универсальный предлог для знакомства каждого с  каж-
дым. Множество браков начинается с любви одной парочки, не  суть  важно,
гетеросексуальная она или гомосексуальная, к которой позднее "подшивает-
ся" еще одна или два отдельных кандидата. Множество иных седорету  цели-
ком, от начала и до конца, устраиваются деревенскими старейшинами.  Пос-
лушать стариков, обсуждающих  под  большим  деревом  детали  предстоящей
свадьбы, - все равно что наблюдать мастерскую игру в шахматы или  тидхе.
"Если свести этого Утреннего мальчишку из Эрдапа с юным Тобо, к примеру,
на мукомольне в Гад'де?" - "А разве Ходин'н из Утренних Ото -  не  прог-
раммист? Программисту в Эрдапе ужо нашлась бы работенка?" Приданым пред-
полагаемого жениха или невесты может быть как фермерское владение, так и
определенное мастерство, единственно с учетом каковых в состав  седорету
попадают порой не самые желанные персоны. С другой же стороны,  фермерс-
кое хозяйство требует от новичков в первую очередь мозолистых рук. В об-
щем, составлению браков на О нет начала и не будет конца. Я  бы  отметил
еще, что от удачно сложившегося седорету маклеры и их  добровольные  по-
мощники получают, похоже, куда большее удовлетворение, чем сами  молодо-
жены, виновники торжества.
   Разумеется, есть множество людей, никогда не вступающих в брак.  Уче-
ные, странствующие проповедники, бродячие актеры и  специалисты  Центров
крайне редко обрекают себя на гнетущую неизменность сельского  седорету.
Многие присоединяются к бракам своих братьев и сестер в качестве дядюшек
и тетушек с весьма ограниченной и четко очерченной мерой  ответственнос-
ти; они вправе вступать в связь с любым из супругов, подходящим по касте
- таким образом седорету разрастается порой  с  четырех  до  семи-восьми
участников. Дети от подобных связей называются кузенами. Дети одной  ма-
тери считаются братьями и сестрами; дети Утренних находятся в свойстве с
детьми Вечерних. Братья, сестры и первые, то есть двоюродные  кузены  не
вправе вступать в браки между собой, свойственники же - вполне. В  неко-
торых менее консервативных регионах О на браки свойственников тоже смот-
рят косо, но в моих краях они вполне уместны.
   Мой отец был Утренний мужчина из поместья Удан в Дердан'наде  -  хол-
мистой местности к северо-западу от реки  Садуун  на  Окете,  самом  ма-
леньком  из  шести  континентов  О.  Дердан'надская  деревенская  община
объединяет семьдесят семь фермерских хозяйств, разбросанных по  террасам
крутых лесистых склонов долины Оро,  притока  полноводной  Садуун.  Дер-
дан'над - плодородная и живописная местность с великолепным видом на Бе-
реговую гряду на западе и на широкое устье полноводной  Садуун  на  юге.
Говорливая Оро, рассекающая здесь холмы, богата рыбой и вечно резвящими-
ся в воде детишками. Я и сам провел свое детство в основном  на  берегах
реки и привык к ее ни на минуту не смолкающему гаму. Дом наш  стоит  так
близко к воде, что и спать приходится под неумолчный гул порогов и како-
фонию попавших в стремнину обломков скал.  Оро  неглубока,  но  коварна.
Каждого из нас сызмала учили плавать в специально обустроенном тихом за-
тоне, а позднее - управляться с долбленкой на бешеных перекатах.  Рыбная
ловля входила в число наших детских обязанностей. Больше всего обожал  я
охоту с острогой на жирных пучеглазых голубых очидов - я часами мог  ге-
роически выстаивать в засаде на скользком валуне посреди потока со смер-
тоносным орудием в напряженной руке. Это была моя стихия. Зато,  пока  я
красовался там, моя свояченница Исидри голыми руками успевала выудить из
глубины шесть или семь скользких рыбин. Она умела ловить руками даже уг-
рей и стремительных юрков. Мне это никогда не удавалось. "Ты просто  от-
даешься течению и как бы сливаешься с рекой", -  объясняла  Исидри.  Она
умела находиться под водой дольше любого из нас - так долго, что мы  уже
начинали тревожиться. "Исидри - слишком скверная и непослушная девчонка,
чтобы утонуть, - сетовала ее матушка Тубду. - Такую разве утопишь?  Ведь
какашки не тонут".
   У Тубду, Утренней жены нашего седорету,  было  двое  детей  от  Капа:
Исидри, годом старше меня, и Сууди, на три года моложе. Дочки  Утренних,
они доводились мне свояченицами, как и их кузен Хад'д, сын Тубду от  дя-
дюшки Тобо, брата Капа. С Вечерней стороны нас детей было двое - я и моя
младшая сестренка по имени Конеко Это древнее Окетское имя имело  значе-
ние также и на терранском языке матери - "котенок", то есть детеныш того
самого расчудесного животного со спиной полукругом и округленными глаза-
ми. На четыре года моложе меня, Конеко действительно вся была такой  ок-
руглой и пушистенькой, точно малютка-звереныш, но глаза были как у мате-
ри - удивительно раскосые, с удлиненными к вискам веками, вроде  нежных,
готовых вот-вот раскрыться цветочных бутонов. Конеко  повсюду  таскалась
за мной следом с жалобным воплем "Део! Део! Постой!", я же тем  временем
вовсю гонялся за бесстрашной и неуловимой Исидри с криком: "Сиди!  Сиди!
Постой же!"
   Когда мы немного подросли, Исидри и я стали закадычными  дружками,  а
Сууди, Конеко и кузен Хад'д составили троицу, неизменно сопливую,  пере-
мазанную, покрытую струпьями и  постоянно  чинившую  взрослым  различные
неприятности - то ворота оставят нараспашку, пустив скотину на поле,  то
стог разворошат, то зеленых фруктов наворуют, то поцапаются с  детьми  с
фермы Дрехе. "Вот же неслухи паршивые! - качала головой Тубду. -  Никому
из вас не суждено утонуть!" И она содрогалась в пароксизмах своего безз-
вучного смеха.
   Мой отец Дохедри был человек работящий, вполне симпатичный, но  тихий
и малообщительный. Мне думается, что упрямство, с которым он некогда до-
бивался приема чужестранки в замкнутый деревенский мирок,  полный  своих
внутренних конфликтов, порой не вполне благовидных, добавило его  и  без
того серьезному характеру толику напряженности. Случались  браки  с  чу-
жестранцами и у других ки'Отов, но почти всегда "на  чужеземный  манер",
парами - такие молодожены обычно селились в одном из Центров, среди оби-
тателей которых в порядке вещей были самые неожиданные традиции,  вплоть
до (если верить деревенским сплетням, оглашаемым под  Деревом  собраний)
кровосмесительных связей между двумя Утренними! Или двумя Вечерними! По-
мимо Центров выбор у подобных пар был невелик: перебраться жить на  Хайн
или вообще оборвать все нити с родным домом, сделавшись Мобилями  Экуме-
ны, обреченными провести всю свою жизнь на борту СКОКС-кораблей в беско-
нечных скитаниях по неведомым мирам, - жизнь под девизом  "вперед!",  но
без воспоминаний о прошлом.
   Ничто из перечисленного не  подходило  отцу,  пустившему  неразрывные
корни в родной Уданский чернозем Он привез возлюбленную домой и уговорил
Вечерних принять ее в свою касту - событие столь редкостное, что Церемо-
ниймейстера для него пришлось выписывать  из  далекого  Норатана.  Затем
отец убедил Тубду вступить в седорету. Что до ее Дневного брака, тут все
обошлось без проблем - стоило лишь ей увидеть мою мать; затруднения воз-
никли с Утренним альянсом. Кап уже долгие годы был любовником отца и ка-
зался самым естественным кандидатом на место в седорету, но пришелся  не
по душе Тубду. Прочные узы, связывавшие Капа с отцом, подвигли обоих  на
длительные обхаживания и умасливания, и Тубду в конце концов  сдалась  -
при ее добродушии трудно было противостоять желаниям сразу троих да плюс
ее собственному влечению к Исако. Полагаю, она всегда находила Капа  за-
нудой, зато его младший брат, дядюшка Тобо, оказался неожиданным  подар-
ком. Не говоря уже о чувствах Тубду к моей  матери,  которые  отличались
бесконечной нежностью и деликатностью, граничившими с мистическим благо-
говением. Однажды моя мать сама заговорила об этом.
   - Тубду знала, как все это было странно для меня,  -  призналась  она
мне. - По-моему, она чувствовала, что все это странно и само по себе.
   - Что именно? Наш мир? Наш образ жизни? - поинтересовался я.
   Мать мягко покачала головой
   - Не то чтобы весь образ жизни, - ответила она как  всегда  с  легким
акцентом. - Но вот эти браки, где мужчина с мужчиной, женщина  с  женщи-
ной? вместе, любовь? До сих пор все это представляется мне не вполне ес-
тественным. Никакое знание не может подготовить к этому. Нет  в  природе
ничего подобного.
   Пословица же "Браки заключаются Днем" гласит как раз о  связях  между
женщинами. А вот как раз любовь между отцом и матерью, отличавшаяся под-
линной страстностью, всегда была нелегкой и балансировала на краю душев-
ной муки. Ничуть  не  сомневаюсь,  что  счастливым  и  лучезарным  своим
детством мы обязаны именно той непоколебимой  радости  и  силе,  которую
Исако и Тубду черпали одна в другой.
   Ну и, наконец: двенадцатилетняя Исидри рейсовой фотоэлектричкой отбы-
вает на учебу в Херхот, наш окружной Центр образования, а я, рыдая взах-
леб, стою под утренним солнцем на пыльном перроне  Дердан'надской  стан-
ции. Моя подруга, мой закадычный напарник, сама моя жизнь -  все  уходит
прочь, все рушится. Я остаюсь брошенный и одинокий. Увидев плачущим сво-
его могучего одиннадцатилетнего брата, разрыдалась и Конеко, слезы  мел-
кими шариками скатывались по ее пухлым щечкам  и  капали  на  платформу,
мгновенно укутываясь станционной пылью. Крепко обхватив меня  ручонками,
она причитала: "Хидео! Она вернется! Она обязательно вернется!"
   Никогда мне этого не забыть. Я и теперь явственно  слышу  ее  детские
всхлипывания, ощущаю на плечах ее влажные ладошки,  электричка,  перрон,
солнцепек - все как вчера.
   В полдень мы всегда купались в Оро, все четверо  оставшихся:  Конеко,
Сууди, Хад'д и я Как самый старший я командовал шумной  оравой  и  сразу
после купания бросал свое маленькое войско на помощь  троюродной  кузине
Топи, работавшей на станции ирригационного контроля. В конце концов доб-
ровольные помощники доставали ее до печенок, и она прогоняла нас:  "Сту-
пайте, помогите кому-нибудь еще, дайте  хоть  немного  спокойно  порабо-
тать!" И мы снова отправлялись на берег строить наши песчаные замки.
   Вот вам еще картинка: год спустя двенадцатилетний Хидео вместе с три-
надцатилетней Исидри отправляется на фотоэлектричке в школу, оставляя на
пыльном станционном перроне Конеко, пусть не в  слезах,  но  в  глубоком
молчании - так всегда горевала Исако, наша с нею мать.
   Школа мне полюбилась. Помнится, сперва я страшно тосковал по дому, но
эти грустные воспоминания глубоко похоронены  под  бесчисленными  яркими
впечатлениями веселых школярских лет, проведенных сперва  в  Херхоте,  а
затем в Центре Второй Ступени в Ран'не, где я выбрал  себе  курс  темпо-
ральной физики и механики.
   Исидри, посвятив всего год по завершении Первой Ступени изучению  ли-
тературы, гидрологии и эйнологии, вернулась к  родным  пенатам  -  ферма
Удан, деревня Дердан'над, северо-западная область бассейна реки Садуун.
   Также и трое младших, закончив школу и проведя кто  год,  кто  два  в
Центре Второй Ступени, увезли накопленную премудрость в родной Удан. Ко-
неко, когда ей исполнилось не то пятнадцать, не то шестн