!" И дети улетели и уже не вернутся домой. И никогда  не
узнают, какой он, их дом, и кто они сами. Как не узнают и то, кто распо-
рядился их судьбой.
   Это была одна из тех речей, которые, как знала Йосс,  Абберкам  сотни
раз произносил на митингах. В глазах его стояли слезы. Йосс почувствова-
ла, что и сама вот-вот расплачется. Стоп! Она не  должна  позволять  ему
оттачивать на себе свое ораторское мастерство, играть ею, как  он  играл
толпами.
   - Даже если я с вами согласна, все же? Все же, -  отважилась  она,  -
почему тогда вы мошенничали, Абберкам? Вы же лгали  своему  собственному
народу! Вы воровали у него!
   - Никогда, - отрезал он. - Все, что я делал, - каждый мой вздох - бы-
ло отдано во благо Всемирной партии. Да, я тратил деньги не считая, все,
какие только мог достать, - но только на дело. Да,  я  угрожал  эмиссару
чужаков, поскольку хотел, чтобы все они убрались  отсюда,  да  поскорее.
Да, я лгал напропалую, потому что они хотели сохранить  над  нами  конт-
роль, а потом постепенно снова прибрать нас к рукам. Да я на все был го-
тов, только бы спасти мой народ от рабства! На все! - Он  заколотил  ог-
ромными кулаками по коленям и, задыхаясь, выкрикнул: - Но я так ничего и
не добился, о Камье! - и закрыл лицо ладонями.
   Йосс молчала, чувствуя, как внезапно заныло сердце.
   Вождь плакал как маленький ребенок, тихонько всхлипывая. Она  ему  не
мешала. Наконец, успокоившись, он откинул спутанные пряди назад и  вытер
глаза и нос. Потом взял со стола поднос, поставил его на колени, наколол
на вилку гренок, откусил кусочек, прожевал, проглотил. "Ну, если он  мо-
жет, то могу и я", - подумала Йосс и тоже стала есть. Когда с едой  было
покончено, она подошла к нему, чтобы забрать поднос, и тихо сказала:
   - Простите меня.
   - Все кончилось уже тогда, - очень спокойно и серьезно  произнес  он,
глядя ей прямо в глаза. Он редко смотрел на нее. И еще реже видел.
   Она замерла в ожидании неизвестно чего.
   - Все кончилось уже тогда. Задолго до того, как началось. То, во  что
я верил тогда в Надами. Я верил, что стоит только их прогнать и мы сразу
станем свободными. Но в круговороте войн мы заблудились,  утратили  свой
путь, свое предназначение. Да, я лгал и знал, что лгу. Так какая  разни-
ца, если я лгал чуть больше, чем нужно?
   Из этой странной речи Йосс поняла лишь, что Абберкам полностью  поте-
рял душевное равновесие и его сумасшествие опять возвращается, и пожале-
ла, что подзуживала его. Они оба были стариками, оба потерпели  в  жизни
крах и оба потеряли детей. Зачем же ей было его мучить? Прежде чем  заб-
рать поднос, она на секунду накрыла ладонь Абберкама своей.
   Потом ушла на кухню мыть посуду и вдруг услышала:
   - Идите сюда, пожалуйста!
   До сих пор Вождь никогда ее не звал, и Йосс поспешила в комнату.
   - Кем вы были? - спросил он в упор.
   Она ошарашено застыла в дверях, не понимая, о чем идет речь.
   - Ну, прежде чем приехали сюда, - нетерпеливо произнес Абберкам.
   - Я родилась на плантации. Потом училась в школе, жила в городе. Пре-
подавала физику. Затем воспитывала дочь.
   - И как вас зовут?
   - Йосс. Я из племени седеви из Банни.
   Абберкам кивнул. Йосс подождала еще немного и вернулась домывать  по-
суду. "Он даже не знал, как меня зовут", - подумала она.
   Теперь, когда он уже мог вставать, Йосс заставляла его ежедневно хоть
немного гулять и сидеть в кресле; он повиновался, но быстро уставал.  На
следующий день она отважилась устроить ему более длительную прогулку,  и
Вождь так выбился из сил, что, едва оказавшись в постели, тут же заснул.
Йосс на цыпочках поднялась по скрипучим ступенькам на свою  любимую  ве-
ранду и просидела там несколько часов, наслаждаясь тишиной и покоем.
   Вечером Абберкам почувствовал себя лучше и  сам  захотел  посидеть  в
кресле у очага, пока Йосс готовила обед. Она попыталась  с  ним  загово-
рить, но вид у Вождя был угрюмый, и, хотя он ни словом не  обмолвился  о
том, что произошло вчера, мысленно укорила себя за несдержанность. Разве
они оба приехали сюда не за тем, чтобы забыть, оставить позади все  свои
прошлые ошибки и разочарования, как, впрочем, и победы,  и  ушедшую  лю-
бовь. Пытаясь рассеять его мрачное настроение, Йосс  стала  рассказывать
(нарочно углубляясь в подробности и пространные рассуждения, чтобы гово-
рить подольше) историю Эйд и Вады - двух бедных  влюбленных,  которые  в
эту минуту снова резвились в ее кровати.
   - Раньше мне некуда было уйти, чтобы их оставить наедине, разве что в
деревню за покупками. А сейчас такая мерзкая погода, что  носа  из  дома
высовывать не хочется. Так что хорошо, что я могу прийти сюда. Мне  нра-
вится этот дом.
   Абберкам хмыкнул, но Йосс была уверена, что он слушал достаточно вни-
мательно и даже попытался  понять,  словно  человек,  разговаривающий  с
иностранцем, чьего языка он почти не знает.
   - А вы не очень-то следили здесь за порядком. Вам что, все  равно?  -
спросила она как можно дружелюбнее, разливая суп по тарелкам. -  Ну  что
ж, по крайней мере это честно по отношению к самому себе. Вот взять  ме-
ня, например: я до сих пор стараюсь притворяться святошей, которая забо-
тится о своей душе, и пытаюсь пренебрегать тем, что действительно люблю:
вещами, общением, комфортом. - Она устроилась у огня, поставив  миску  с
супом на колени. - Наверху у вас есть чудесная комната. Та, что в  углу,
окнами на восход. Она хранит память о чем-то очень хорошем.  Может,  там
был когда-то приют счастливых любовников. Даже болота из ее окон кажутся
красивыми.
   Когда Йосс собралась домой, Абберкам остановил ее вопросом:
   - Вы думаете, они уже ушли?
   - Кто? Оленята? Да, конечно. И давно. Вернулись в свои враждующие не-
навистью семьи. Боюсь, что если бы они смогли зажить вместе,  то  вскоре
тоже возненавидели бы друг друга. Они слишком невежественны. И помочь  я
тут уже ничем не могу. Это деревня бедняков, и соображают  они  довольно
тяжело, с натугой. Но эти двое цепляются друг за друга, за свою  любовь,
словно чувствуют, словно понимают?
   - Держись истины и благородства, - произнес Вождь.
   Эту цитату она тоже знала.
   - А хотите, я вам почитаю как-нибудь вечером? У меня есть  "Аркамье",
могу в следующий раз принести.
   Он замотал головой, неожиданно светло улыбнувшись:
   - Не трудитесь. Я знаю его наизусть.
   - Весь?
   Он кивнул.
   - Я тоже собиралась его выучить? Ну, по крайней мере, хотя бы  часть,
самые любимые отрывки, когда приехала сюда, - призналась Йосс. - Но  так
и не собралась. Мне все казалось, что еще не время. А вы выучили его уже
здесь?
   - Да нет. Давным-давно. Когда сидел в тюрьме  Геббы.  Там  было  море
свободного времени? Зато во время болезни я днями напролет сам себе  его
рассказывал. Это хоть как-то скрашивало часы вашего отсутствия.
   Йосс растерялась и не нашла, что ответить.
   - Мне хорошо, когда вы рядом, - добавил он.
   Она поспешно закуталась в шаль и убежала, едва не забыв попрощаться.
   Когда она возвращалась домой, широко шагая по мосткам, все в ней  ки-
пело от противоречивых, смешанных чувств. Ну что он за чудовище! Он  за-
игрывает с ней - в этом нет никакого сомнения! Валяется в постели, слов-
но матерый боров, покрытый седой щетиной. Хрипит,  кашляет,  как  старая
шарманка! Но какой звучный, красивый голос и какая  улыбка!..  Да,  этот
лицедей хорошо знает силу своей улыбки и понимает: для того чтобы произ-
водить должное впечатление, часто пользоваться ею нельзя. Ему  известно,
как окрутить женщину, он окручивал их сотнями (если верить историям, ко-
торые о нем рассказывали), знает, как завоевать ее  доверие,  как  потом
войти в нее, а затем выйти - вот, мол, тебе мое семя, дар Вождя, и  будь
счастлива, детка, прощай. О Камье!
   И как ей только в голову взбрело рассказывать ему, что вытворяют в ее
постели Эйд с Вадой! Идиотка! А ледяной ветер бьет в лицо. Старая идиот-
ка! Старая дура!
   Губу снова вышел встречать хозяйку и стал тереться о ее ноги,  игриво
хватая ее мягкими лапками и победно махая обрубком  хвоста.  Уходя,  она
обычно не закрывала дверь на щеколду, чтобы кот мог войти в  дом,  когда
вздумается. Дверь была приоткрыта. Комнату усеивали птичий пух и  перья,
там и сям краснели капли крови, а на коврике у очага валялась  недоеден-
ная тушка.
   - Чудовище! Пошел вон, убийца! - устало сказала Йосс.
   Губу станцевал боевой танец и издал воинственный клич: "Ауау! Ауау!"
   Всю ночь он проспал рядом с Йосс,  согревая  ей  спину  и  безропотно
отодвигаясь, когда она меняла позу.
   А ей не спалось. Она ворочалась с боку на бок, представляя себе в по-
лусне жар огромного, грузного мужского тела, тяжесть сильных рук на сво-
их грудях, а на сосках нежные,  властные  поцелуи  губ,  пьющих  из  нее
жизнь.
   Йосс решила поменьше ходить к Абберкаму. Он уже вставал и мог сам се-
бя обслуживать и даже готовить завтрак; ей же оставалось следить,  чтобы
ящик для торфа у очага всегда был полон, а в буфете не убавлялось припа-
сов. Обед она ему принесла, но есть с ним не стала. Абберкам снова  пре-
бывал в мрачном расположении духа, да и Йосс не очень хотелось  разгова-
ривать. Оба были напряжены как струны. Что ж, она лишилась  удовольствия
проводить время на верхней террасе, но ведь это был лишь еще один мираж,
сон, самообольщение, мечта о покое.
   Однажды днем к Йосс зашла Эйд.
   - Боюсь, я не смогу больше сюда приходить, - угрюмо сказала она, пря-
ча глаза.
   - Что-то случилось?
   Девушка неопределенно пожала плечами.
   - За тобой следят?
   - Нет. Не знаю. Я подумала, может, вы знаете. Я, похоже, залетела.
   Это старое словечко, означавшее беременность, осталось  из  лексикона
рабов.
   - А ты пользовалась контрацептивами? - Йосс  закупала  их  специально
для парочки в Вео и постоянно пополняла запас.
   Эйд судорожно кивнула и, сжав губы, чтобы не расплакаться,  прошепта-
ла:
   - Не надо было этого делать.
   - Чего? Заниматься любовью или предохраняться?
   - Не надо было этого делать! - почти выкрикнула девушка, и  глаза  ее
злобно сверкнули.
   - Ладно, - только и оставалось сказать Йосс. Эйд повернулась и,  даже
не попрощавшись, почти бегом направилась к тропинке.
   - До свидания, Эйд! - крикнула ей в спину Йосс и с горечью  повторила
про себя: "Держись истины и благородства".
   Она побрела к могиле Тикули, но не смогла пробыть  там  и  нескольких
минут: холодный зимний ветер пробирал до костей. Она вернулась в  дом  и
заперла двери. Ее жилище вдруг показалось ей таким маленьким, таким тем-
ным и неуютным. Горящий в очаге торф давал мало огня, зато  нещадно  ды-
мил. Пахло гарью, как на пепелище. Стояла полная тишина: ветер  внезапно
улегся, и даже тростник не шелестел.
   "Я хочу настоящих поленьев, о Владыка, как я хочу настоящего,  жарко-
го, яркого огня, что с треском лижет сухой хворост, танцует на поленьях,
рассказывает дивные истории. Огня, возле которого я так любила сидеть  в
бабушкином доме у нас на плантации".
   На следующий день она сходила в полуразвалившийся пустой дом,  стояв-
ший на расстоянии примерно мили от ее хижины, и отодрала  там  несколько
досок от крыльца. В тот вечер у нее снова был настоящий огонь  в  очаге.
Она стала наведываться в тот дом почти ежедневно, и вскоре рядом с  оча-
гом выросла небольшая поленница. К Абберкаму она больше не ходила:  ста-
рик полностью оправился, и, чтобы пойти туда снова, ей пришлось бы  при-
думывать предлог. Ни топора, ни пилы у нее не  было,  и  потому  крупные
куски досок она просто совала одним концом в огонь, постепенно, по  мере
сгорания, пропихивая их глубже, к тому же при таком способе одной  доски
хватало на целый вечер. Теперь Йосс большую часть  времени  проводила  в
кресле у яркого огня, пытаясь заставить себя  выучить  первую  главу  из
"Аркамье". Рядом на коврике укладывался Губу, который то дремал, то, щу-
рясь на огонь, выводил свое тихое "мур-мур-мур". Он совершенно  перестал
выходить из дому, считая, что делать в обледеневших тростниках совершен-
но нечего. Йосс пришлось даже поставить для него в уголке ящик с песком.
Он это оценил и при надобности делал все свои дела только туда.
   Морозы все не кончались. Еще ни разу, с тех пор как  Йосс  поселилась
на болотах, не было такой холодной зимы. Оказалось, что в дощатых стенах
лачуги полным-полно щелей, и Йосс замучилась, забивая их чем попало,  но
так и не добилась почти никакого эффекта - по дому все равно раз гулива-
ли сквознячки, и от стен тянуло холодом. Если очаг хоть на час  потухал,
в доме становилось не теплее, чем на улице, - даже вода в чашке подерги-
валась ледком. По ночам Йосс оставляла тлеть в очаге торф, но днем  обя-
зательно подкидывала хоть одно поленце, чтобы как-то осветить свою  без-
радостную жизнь. Она любила огонь, как доброго друга: когда в очаге пля-
сало пламя, она чувствовала себя не так одиноко.
   Продукты кончались, и пора было идти в деревню, однако Йосс  день  за
днем оттягивала поход, надеясь, что морозы прекратятся,  но  становилось
все холоднее. Торф промерз  настолько,  что  теперь  не  столько  горел,
сколько чадил, и в очаг приходилось все время подкладывать поленья, что-
бы в доме сохранилось хоть какое-то тепло. Но однажды, поняв, что откла-
дывать больше нельзя, Йосс напялила на себя  все  теплые  вещи,  которые
имела, закуталась двумя шалями и взяла  продуктовую  сумку.  Губу  сонно
посмотрел на нее.
   - Лентяй, деревенщина, - сказала Йосс, - мудрое животное.
   Мороз был жутким. Она с ужасом представила  себе,  как,  поскользнув-
шись, падает, ломает ногу и лежит беспомощная на обледеневших мостках. И
замерзает, потому что никто из деревни не придет ее спасать. Стоит всего
пару часов полежать так, и все будет кончено. "Ну и пусть -  я  в  руках
Камье великодушного, и смерть все равно уже близко. Так не все ли равно,
сейчас или через пару лет! Только позволь мне, милостивый Владыка,  доб-
раться до деревни и хоть чуть-чуть согреться".
   И она добралась и долго с наслаждением  отсиживалась  в  кондитерской
лавке, жадно слушая местные сплетни, а потом прочитала старую  газету  -
всю, до последнего словечка. В передовице говорилось о новом  восстании,
вспыхнувшем в одной из провинций на востоке. Опять война!  Тетки  Эйд  и
родители Вады расспрашивали Йосс о самочувствии Вождя. И все по  очереди
говорили, что ей нужно зайти к хозяину ее домика  Кеби,  потому  как  он
кое-что припас для своей постоялицы. Оказалось, пачку дешевого скверного
чая. Йосс все же поблагодарила Кеби, чтобы тот почувствовал себя  благо-
детелем и душа его стала богаче. Он тоже забросал ее вопросами об Аббер-
каме. "Вождь серьезно болел? А сейчас ему лучше?" "Как они мне все надо-
ели, - думала Йосс, скупо и без  всякой  охоты  удовлетворяя  его  любо-
пытство. - Век бы не слышала их противных голосов. Одной жить лучше".
   Она и продолжала-то беседовать с хозяином лишь потому, что  очень  не
хотела выходить из жарко натопленной комнаты на трескучий мороз. Но отп-
равляться лучше было сейчас, пока светло. Сумка оказалась  тяжелее,  чем
обычно (Йосс отоварилась с запасом), и приходилось очень осторожно выби-
рать дорогу на покрытой замерзшими лужицами тропке к мосткам. И  все  же
она припозднилась, заболтавшись, и не заметила, как прошло время.
   Солнце опустилось почти  к  самому  горизонту  и  спряталось  за  од-
ну-единственную тучку на тусклом пустынном небе, словно не желало  отда-
вать даже те крохи дневного тепла и света, на которые было так скупо ны-
нешней зимой. Чтобы поскорее добраться до дому и сесть у очага, Йосс ре-
шила сократить путь и зашагала напрямую по промерзшей трясине.
   Она глядела прямо под ноги, чтобы не поскользнуться, и поэтому снача-
ла услышала крик Абберкама и только потом увидела его  самого,  бегущего
прямо на нее с выпученными глазами. Ну, точно, снова с ума сошел!
   - Йосс! Йосс! Все в порядке!
   Вождь подбежал уже так близко, что  Йосс  разглядела  в  его  волосах
клочья сажи и льдинки, да и сам он был покрыт копотью и грязью с  головы
до ног. Огромный свихнувшийся дикарь!
   - Идите домой! Не подходите ко мне! Назад! Домой! - закричала она.
   - Все в порядке, - задыхаясь от бега, повторил он. - Все  в  порядке.
Вот только дом?
   - Какой дом?
   - Ваш дом. Он сгорел. Я пошел в деревню и увидел дым?
   Он что-то еще говорил, но Йосс  уже  не  слушала,  застыв,  словно  в
столбняке. Сегодня  она  заперла  дверь.  Машинально  опустила  щеколду.
Раньше она никогда так не делала, а вот сегодня заперла дверь на  щекол-
ду! Губу остался в доме и не мог выбраться. Он  был  заперт,  метался  с
ошалевшими глазами, истошно вопя?
   Она бросилась к дому, но Абберкам встал на пути.
   - Пустите меня! - закричала она. - Мне нужно туда!
   Бросив сумку, она обогнула гиганта и побежала, не глядя под ноги.
   Но Абберкам схватил ее за руку и дернул с такой силой, что ее  крута-
нуло, словно в водовороте. Его огромное тело было  сейчас  совсем-совсем
близко, а звучный голос над самым ухом сказал:
   - Я же сказал: все в порядке. Ваш любимец жив. И сейчас у меня  дома.
Да выслушайте же меня, Йосс. Ваш дом сгорел. Но зверек не пострадал.
   - Что? Что случилось? - яростно забилась она,  пытаясь  вырваться.  -
Пустите меня! Я ничего не понимаю! Что случилось?
   - Сначала успокойтесь, - сказал он, отпуская ее руку. - Мы пойдем ту-
да вместе. Вы сами все увидите. Хотя теперь там почти не  на  что  смот-
реть.
   Трясясь в ознобе, Йосс покорно двинулась за ним. Вождь стал рассказы-
вать все по порядку, но смысл слов еще не доходил до нее.
   - Но как это могло случиться? - вдруг спросила она. - Как же так?
   - Думаю, случайная искра. Вы ведь не погасили очаг перед  уходом?  Ну
да, конечно, ведь стоят такие морозы. А когда горит  дерево,  то  всегда
летят искры, и одна могла попасть на половицу или в тростник на крыше. А
в такую сушь, как сейчас, все загорается, как порох. О Владыка  милости-
вый! Я же думал, что вы там, внутри! Я шел в деревню и вдруг  почувство-
вал запах дыма, оглянулся - огонь, и сразу оказался у ваших  дверей,  не
знаю уж как - летать я не умею. Короче, я  вмиг  очутился  там;  толкнул
дверь, а она на щеколде, тогда я толкнул сильнее, и она распахнулась,  а
внутри уже все пылает - пол, потолок - все. И повсюду дым, так что я  не
видел, там вы или нет. Тогда я вошел и в углу, куда огонь еще не добрал-
ся, обнаружил перепуганного кота. Я вспомнил,  как  вы  страдали,  когда
умерла ваша собака, и попытался его поймать, но  он  пулей  выскочил  за
дверь, а я глянул, нет ли в доме еще кого, и поспешил следом. И тут рух-
нула крыша. - Абберкам гордо расхохотался. - Свалилась прямо мне на  го-
лову! Вот, смотрите! - Он остановился, но Йосс была слишком мала  ростом
и не увидела, что у него там, на макушке. - Я вылил пару ведер  воды  из
вашей бочки на наружную стену, чтобы хоть что-то спасти, но  понял,  что
это глупо: весь дом пылал, как коробка спичек. Тогда я пошел искать  вас
и встретил у мостков вашего любимца: его так и трясло.  Он  сразу  дался
мне в руки, и я бегом отнес его к себе, оставил у очага, а дверь  запер.
Так что сейчас с ним все в порядке. А потом пошел искать вас в  деревню,
потому что где же вам еще быть?
   Они подошли к развилке, и Йосс нерешительно ступила на свою  дорожку.
Над грудой обгоревших бревен вились серые  клочья  дыма.  Черные  доски.
Лед. Ноги у нее подкосились, и она, сглатывая холодную слюну, опустилась
прямо на обледеневшую землю. Небо и тростник  поплыли  перед  глазами  в
плавном хороводе и, как Йосс ни просила их остановиться,  вертелись  все
быстрее и быстрее.
   - Ну хватит, пойдемте, все нормально. Пойдемте со мной.
   Этот уверенный голос, эти сильные руки, помогающие подняться на ноги,
и тепло этого огромного тела вернули Йосс к жизни. Она  позволила  вести
себя, зажмурившись из страха перед головокружением. Но, постепенно, при-
ходя в себя, она решилась открыть глаза и посмотреть под ноги.
   -