ушка еще жива, господин Хавжива?
   - Все мои родные давно умерли.
   Йерон испустила короткий сочувственный вздох.
   - Простите, - сказала она. - А супруга?
   - Я не женат.
   - Тогда мы станем для вас матерями, сестрами и дочерьми.  Мы  заменим
для вас утраченных родных. Примите мой поцелуй как знак любви между  на-
ми. Настоящей любви. Увидите сами.
   - Вот список приглашенных на прием, господин  Йехедархед,  -  сообщил
Доранден, комиссарский порученец, офицер связи при посольстве.
   Хавжива пробежал взглядом протянутый  портативный  экран,  просмотрел
еще раз, уже внимательнее, и невинно поинтересовался:
   - А где же все остальные?
   - Извините, господин посланник? Мы  кого-либо  упустили?  Это  полный
список.
   - Но ведь здесь одни мужчины.
   Под затянувшееся растерянное молчание офицера Хавжива неожиданно  об-
наружил в себе новые точки опоры - его пошатнувшееся было равновесие как
будто начинало восстанавливаться.
   - Вам угодно, чтобы приглашенные явились с супругами? - сообразил до-
нельзя смущенный Доранден. - Ну конечно же! Если таков  обычай  Экумены,
мы с удовольствием включим в список также и дам.
   В том, как офицер связи произнес словечко "дамы", принятое на  Уэреле
лишь в аристократических кругах, крылось нечто плотоядное, глазки у него
замаслились. Равновесие Хавживы снова нарушилось.
   - Каких еще дам? - хмурясь, удивился он. - Я говорю о  женщинах.  Мо-
жет, они и вовсе не принимают у вас участия в общественной жизни?
   Хавжива начал нервничать, не понимая, где же здесь могут таиться под-
водные камни. Если безобидная прогулка по пустой улочке приводит к столь
плачевному исходу, то куда его может завести препирательство с  поручен-
цем самого комиссара?
   А Доранден был уже не просто смущен - ошеломлен. У  него  просто  че-
люсть отвисла.
   - Весьма и весьма сожалею, уважаемый господин Доранден, - сказал Хав-
жива примирительно. - И прошу простить мне неуместную игривость. Разуме-
ется, я не сомневаюсь, что женщины у вас занимают ответственные посты  в
самых различных областях. Своим неловким и неудачным выражением я просто
пытался сказать, что был бы рад принять у себя таких женщин вместе с  их
мужьями - равно как и жен всех гостей из вашего списка.  Надеюсь,  я  не
совершил этим новую оплошность, не нарушил каких-либо обычаев и  не  ос-
корбил ваших чувств? Мне казалось, что у вас на  Йеове  не  должно  быть
дискриминации, как на Уэреле - в том числе и женской. Если  я  в  чем-то
заблуждаюсь, то снова прошу вас великодушно простить невежественного чу-
жестранца.
   Добрая половина дипломатии - это болтливость, к такому выводу Хавжива
пришел уже давно. Другая же - умение вовремя промолчать.
   Доранден забрал список и, заверив посла, что все упущения  будут  не-
медленно исправлены, почтительно откланялся. Но Хавжива продолжал трево-
житься - до самого следующего утра, когда офицер  явился  снова,  уже  с
поправками. В списке фигурировало одиннадцать новых имен,  все  женские.
Среди них один школьный директор и две учительницы, остальные с пометкой
"в отставке".
   - Великолепно, просто великолепно! - восхитился Хавжива. - Вы  позво-
лите мне самому добавить к этому списку еще одно имя?
   - Разумеется, ваше превосходительство! Какое только ни пожелаете!
   - Доктор Йерон, - сказал Хавжива.
   Снова невыносимо долгая пауза - похоже, Доранден хорошо знал,  о  ком
речь.
   - Да, - выдавил он наконец.
   - Доктор Йерон, как вам, наверное, известно, прекрасно  ухаживала  за
мной в вашем великолепном госпитале. Мы  подружились.  Обычной  сиделке,
разумеется, не место среди столь почетных гостей,  но  она  ведь  вполне
квалифицированный медик, а я приметил, что в вашем списке уже есть  нес-
колько докторов медицины.
   - Все в порядке, - сказал Доранден не без тени смущения.
   После печального инцидента комиссар и вся его команда старались  пот-
ворствовать вице-послу во всех прихотях, пока, впрочем, весьма  немного-
численных, относясь к этому представителю мира, где не  умеют  ни  напа-
дать, ни защищаться, бережно, точно к хрупкой и дорогой статуэтке.  Хав-
жива понимал это. Его трактовали здесь не  как  личность,  а  как  некий
абстрактный символ. Как человека его в этих краях и в грош  не  ставили.
Но, зная, что его посольская миссия может привести к самым серьезным со-
циальным сдвигам, Хавжива не возражал против подобной недооценки.  Пожи-
вем - увидим, решил он про себя.
   - Уверен, теперь вы не станете отказываться от сопровождающих, госпо-
дин посол, - заявил генерал с каменным лицом и заметным  лишь  в  голосе
беспокойством.
   -Да, генерал Денкам, я уже понял, что ваш город опасен,  весьма  опа-
сен. Опасен для любого жителя. Я просмотрел голорепортаж о шайках  юнцов
вроде тех, что напали на меня, свободно шатающихся по улицам, терроризи-
рующих население и плюющих на стражей порядка. Каждый ребенок  и  каждая
женщина в этом городе должны иметь личных телохранителей. Было бы весьма
огорчительно сознавать, что безопасность, являющаяся естественным правом
любого жителя, достанется лишь мне одному как некая особая привилегия.
   Растерянно мигнув, генерал машинально схватился за кобуру:
   - Но мы ведь не вправе допустить, чтобы вы случайно пали от руки  ка-
кого-нибудь террориста-маньяка.
   Хавжива просто обожал иметь дело с такими честными  и  бесхитростными
служаками.
   - Согласен, меня подобная перспектива тоже не слишком радует, -  ска-
зал он. - И вот вам мое предложение. Я слышал, сэр, что у вас в  полиции
служат женщины. Подберите охрану для меня из их числа. В  конце  концов,
хорошо владеющая оружием женщина ничем не уступит вооруженному  мужчине,
не так ли? А я буду рад отметить и почтить тем  самым  величайшую  роль,
которую сыграли женщины в борьбе за освобождение Йеове, как  превосходно
выразился во вчерашней речи сам комиссар.
   Генерал заметно смягчился - будто железную маску с лица сбросил.
   Хавжива не питал особенно теплых чувств к новой своей охране,  состо-
явшей из крепко сбитых бабенок, грубовато  немногословных  и  общавшихся
между собой на сленге, которого он почти не понимал.  У  некоторых  дома
были детишки, но все попытки Хавживы завести о них разговор упирались  в
глухую стену. Дамочки оказались чертовски умелыми бойцами, так что жизни
посла отныне ничто не угрожало. Когда Хавжива шел  теперь  по  городу  в
сопровождении своих вечно настороженных амазонок, он читал  во  взглядах
толпы новые чувства - изумление и даже нечто вроде симпатии. "А у  этого
парня, похоже, котелок варит. И чувство юмора есть", - услыхал он как-то
у себя за спиной.
   За глаза все называли комиссара Шефом - но лишь за глаза.
   - Господин президент, -  дипломатично  начал  Хавжива,  -  вопрос  не
только в принципах Экумены и обычаях, принятых на Хайне.  Вернее,  вовсе
не в них - здесь, на Йеове они имеют так мало веса по сравнению с  вашим
словом, сэр. Это ведь целиком ваш мир?
   Комиссар едва заметно кивнул.
   - В который, - продолжал Хавжива, сделав на сей раз ставку на  первую
половину дипломатического искусства, - стало прибывать теперь  множество
беженцев из Уэрела, и еще больше их ожидается в близком будущем, так как
тамошний правящий класс, приоткрыв  клапан,  то  есть  разрешив  бедноте
эмиграцию, пытается тем самым выпустить пар и снизить революционный  дух
масс. Ведь вы, сэр, куда лучше меня знаете затруднения и проблемы, кото-
рые может причинить Йотебберу массовый наплыв иммигрантов. Не меньше по-
ловины приезжих окажутся женщинами, и, как я считаю, следовало бы повни-
мательней отнестись к разнице во взаимоотношениях полов на Уэреле и Йео-
ве, во всех ее аспектах: в социальной роли мужчин и женщин, в их  ожида-
ниях, поведении, сексуальных контактах и прочая, и  прочая.  Большинство
из тех эмигрантов с Узрела, которые что-то из себя представляют, то бишь
способны на поступки и неожиданные решения, наверняка окажутся  женщина-
ми. Совет Хейма, как известно, на девять десятых состоит из женщин.  Все
без исключения заметные ораторы у них тоже женщины. Эти люди вторглись и
успешно внедрились в социум, обустроенный и управляемый до  того  одними
мужчинами. Полагаю, если своевременно предпринять осторожные предупреди-
тельные меры, сделать некие профилактические шаги, то  удастся  избежать
конфронтации и серьезных социальных коллизий. Например, можно  ввести  в
состав совета несколько депутатов-женщин?
   - Среди рабов Старого Мира, - перебил комиссар, - они  могли  заправ-
лять. У нас же все вожди мужчины. Таков порядок вещей. Рабы Старого Мира
могут стать свободными людьми Нового.
   - А что касательно женщин, господин президент?
   - Но ведь жены свободных мужчин такие же свободные  люди,  -  ответил
комиссар.
   - Значит, так, - сказала Йерон и глубоко вздохнула. -  Полагаю,  пора
уже выколотить немного пыли.
   - Дельце как раз для "пыльных", вроде нас, - заметила Добибе.
   - Тогда уж лучше взбить пыль как следует, - заявила  Туальян.  -  Все
одно поднимется страшный хипеж, что бы мы ни затеяли. Все равно на  каж-
дом углу станут вопить про движение женщин, ратующих за  кастрацию  мла-
денцев мужского пола. Если пятеро из нас просто споют хором песню, в но-
востях тут же объявят, что пять сотен чокнутых баб вооружились бомбами и
пулеметами и вот-вот сокрушат порядок и цивилизацию на всей планете. По-
этому и предлагаю не размениваться по мелочам. Давайте  выведем  на  де-
монстрацию по меньшей мере пять тысяч поющих женщин. Давайте заблокируем
железные дороги. Ляжем на рельсы. Представляете - пять тысяч поющих жен-
щин лежат на рельсах по всему Йотебберу! Грандиозно!
   Собрание (очередное заседание Ассоциации содействия образованию  про-
винции Йотеббер) происходило в классе одной из городских школ.  Две  те-
лохранительницы из эскорта посла, одетые в простенькие платьица, сметли-
во остались поджидать его в коридоре. Хавжива и все сорок  разгоряченных
активисток теснились на крохотных стульчиках,  намертво  соединенных  со
столами-экранами.
   - Ваши требования? - спросил Хавжива.
   - Тайное голосование!
   - Равных прав при найме на работу!
   - Оплата по труду!
   - Тайное голосование!
   - Декретный отпуск до года!
   - Тайное голосование!
   - Требуем уважения!
   Диктофон у Хавживы едва успевал все записывать. Всласть  нашумевшись,
женщины вновь расселись по партам и продолжили разговор.
   - Скажите, сэр, - поинтересовалась одна из тел охранительниц по  пути
домой, - они что, все до единой простые учительницы?
   - Да, - ответил Хавжива. - Вроде того.
   - Вот дьявол! - удивилась женщина. - До чего ж непохоже.
   - Йехедархед! Какого черта вы творите там на Йеове?
   - Мадам?
   - Вы попали в выпуск последних известий. Вместе с  миллионом  женщин,
валяющихся на рельсах, на всех взлетных полосах и вокруг  президентского
дворца. Вы беседовали с ними и чему-то там ухмылялись.
   - Было весьма трудно удержаться, мадам.
   - Когда президентские войска откроют  огонь,  вы  тоже  будете  ухмы-
ляться?
   - Нет, мадам, не буду. Прошу вас оказать поддержку.
   - Чем?!
   - Словом. Выразите на словах солидарность посла Экумены  с  женщинами
Йотеббера. Подчеркните, что Йеове - образчик свободного социума для  им-
мигрантов из мира рабов. Несколько слов похвалы правительству  Йотеббера
- за сдержанность, высокую просвещенность и тому подобное. Мол, Йотеббер
- пример для подражания всей Йеове и прочее в том же духе.
   - Ладно. Надеюсь, что сработает. А это не революция, Хавжива?
   - Это просвещение, мадам.
   * * *
   Ворота в массивной раме стояли нараспашку, самой стены не  было  и  в
помине.
   - В колониальные времена, - рассказывал старейшина торжественным  то-
ном, - эти железные врата распахивались лишь дважды в день: утром, чтобы
пропустить людей на полевые работы, и вечером - для прохода назад в тру-
щобы. Все остальное время они стояли запертыми на все засовы.
   Он продемонстрировал огромный сломанный замок,  висевший  на  внешней
стороне ворот, массивные ржавые  болты  всех  прочих  запоров.  Движения
старца были так же величавы, как его голос, и снова  Хавжива  восхитился
чувством собственного достоинства, с  которым  эти  люди  сумели  пройти
сквозь тяжкие времена и которое умудрились сохранить вопреки всем  тяго-
там и унижениям многовекового рабства. Он уже начинал  постигать,  какое
беспримерное влияние на их ментальность оказали  священные  тексты  "Ар-
камье", передаваемые прежде из поколения в поколение в изустных предани-
ях. "Вот что мы имели прежде, вот что было нашим единственным  скарбом",
- как-то сказал ему в городе один старик, ласково поглаживая заскорузлы-
ми пальцами корешок книги, которую в возрасте под семьдесят лишь  учился
читать.
   Хавжива и сам только приступил к чтению этой книги на языке  оригина-
ла. Медленно продираясь сквозь сплошные архаизмы,  он  пытался  постичь,
что же в этих хитросплетениях вековой мудрости с отвагой  и  бесконечным
самопожертвованием могло обнадеживать и согревать людей в  течение  трех
тысячелетий позорного рабства. Частенько среди каденций древней  истории
он словно бы слышал голоса настоящего.
   Сейчас Хавжива уже с месяц гостил в деревеньке племени Хайява,  самом
первом из поселений рабов Сельскохозяйственной корпорации Йеове в Йотеб-
бере, основанном добрых три с половиной века тому назад. В  этом  глухом
уголке южного побережья еще сохранились в нетронутом виде  многие  черты
былого общественного уклада. Йерон и другие активистки  освободительного
движения давно говорили Хавживе, что лучше всего  узнать  жителей  Йеове
можно, познакомившись поближе с племенами,  до  сих  пор  обитающими  на
плантациях.
   Он уже знал, что в течение  первого  столетия  поселения  были  чисто
мужскими - без женщин и детей. У первых обитателей резервации  сложилось
нечто вроде внутреннего правления со строгой  иерархией,  основанной  на
политике кнута и пряника. Самые сильные рабы, проходя через ряд  испыта-
ний, захватывали власть и удерживали ее затем  интригами  да  подачками.
Когда туда попали первые женщины, они в этой жесткой  системе  оказались
на положении рабов у рабов. Мужчины, как прежде боссы, использовали жен-
щин в качестве служанок и покорных сливных отдушин для избыточного семе-
ни. Самостоятельные решения и свободный выбор, как в вопросах секса, так
и всех прочих, оставались чисто мужской привилегией. В течение последую-
щих столетий присутствие в поселении детей несколько изменило  племенные
обычаи, обогатив их новыми деталями, но принцип мужского  превосходства,
поощряемый также и со стороны рабовладельцев, изменений почти не претер-
пел.
   - Мы надеемся, что господин  посланник  удостоит  завтра  своим  при-
сутствием обряд посвящения, - сказал старейшина своим замогильным  голо-
сом, и Хавжива заверил, что ничто не доставит ему большей чести  и  удо-
вольствия, нежели посещение столь важной церемонии. Невозмутимый до того
старейшина выказал явные признаки удовлетворения.  Возрастом  далеко  за
пятьдесят, он родился во времена боссов,  и  все  пертурбации  освободи-
тельных войн пришлись на его зрелые лета. Памятуя слова Йерон о  военных
отметинах, Хавжива поискал их взглядом и  нашел  -  дистрофически  худой
старик сильно прихрамывал и, открывая рот, демонстрировал сильно  щерба-
тую улыбку. Война и недороды не обошли его своими ласками.  Кроме  того,
по плечу от шеи к локтю своеобразными эполетами обегали четыре  глубоких
ритуальных шрама, и посреди лба синей татуировкой  светился  распахнутый
глаз - знак принадлежности к вождям племени. Вожди рабов, раб на рабе  и
рабом погоняет - так было, пока не рухнули стены резервации, так оно  во
многом и теперь.
   Старейшина двинулся от ворот к "длинному дому" по определенному марш-
руту, и Хавжива, следуя за ним, обратил внимание, что  никто  больше  не
смеет пользоваться этой тропинкой. Все: мужчины, женщины, дети -  всегда
шли по параллельным, приводящим к другим входам в барак.  Он  следом  за
старейшиной, очевидно, шел дорогою вождей - весьма узкой, кстати, дорож-
кой.
   В тот же вечер, пока дети, которым завтра предстояло посвящение,  под
бдительным присмотром постились на женской половине поселения,  вожди  и
старейшины собрались на пирушку, состоявшую в бесконечной смене  блюд  -
все с тяжелой и пряной пищей. Основу каждого составляла гора  риса,  за-
тейливо изукрашенная разноцветными травами, поверх нее - обязательно мя-
со. Молчаливые женщины вносили все ярче и пестрее изукрашенные блюда,  и
на каждом все больше и больше мяса - вырезка, господская пища,  явный  и
непременный атрибут свободы, обретенной рабами.
   Хавжива, взращенный в основном на вегетарианской пище,  махнув  рукой
на предстоящие желудочные колики, отважно прокладывал себе дорогу сквозь
бифштексы и жаркое. Кухня оказалась просто превосходной, покоя не давали
лишь воспоминания о бесчисленных голодающих, часть  которых  он  мог  бы
отыскать прямо за стеной.
   Наконец, когда огромные корзины фруктов сменили последнее блюдо, жен-
щины скрылись и началась "музыка". Вождь  племени  кивнул  своему  леосу
(нечто среднее между фаворитом, названым братом, приемным сыном и согре-
вателем ложа). Тот, смазливый молодой человек весьма женственной  наруж-
ности, заулыбавшись, мягко хлопнул в ладоши, затем стал отбивать медлен-
ный ритм. Когда за столом воцарилась полная тишина, он запел,  но  запел
почти что шепотом.
   На большинстве плантаций музыкальные инструменты были запрещены испо-
кон веку - боссы позволяли крепостным исполнение лишь ритуальных  песно-
пений в честь Туал в ходе ежегодной  десятидневной  службы.  Во  времена
господства корпораций рабу, застигнутому за пением,  заливали  в  глотку
кислоту - мол, пока есть силы работать, нечего шуметь попусту.
   В результате на этих плантациях зародилась и получила развитие особая
почти беззвучная музыка, тихое похлопывание ладонями, едва слышные голо-
са, протяжные заунывные мелодии. Слова таких песен, искаженные за многие
поколения бесчисленными поправками, уже почти утратили свой былой смысл.
"Шеш", так называли это хозяева, то есть вздор. И в конце  концов  рабам
стали дозволять "хлопать в ладошки и петь свой вздор" - при условии, что
за стенами поселения ничего не будет слышно. Привыкнув за триста  лет  к
такой манере пения, бывшие рабы придерживались ее и по сей день.
   Хавживу постоянно нервировало, едва ли не пугало, когда опять шепотом
вступал очередной голос - едва ли не в противофазе с предыдущими, услож-
няя мелодический рисунок и усиливая свистящий звук почти до  непереноси-
мого, нанизывая на тягостный ритм слова, в которых отчетливым  был  лишь
первый слог. Захваченный этим жутковатым хором, едва не теряясь  в  нем,
он ждал - вот-вот один из них возвысит голос - хотя  бы  леос,  любимчик
вождя, ощутив себя свободным, испустит триумфальный вопль - но нет,  та-
кого не случалось еще ни разу. Эта мягкая, давящая, как бы подводная му-
зыка с ее плавно пульсирующим ритмом тянулась и  тянулась,  бесконечная,
как река. По столу гуляли бутылки с йотским апельсиновым вином. Участни-
ки празднества активно бражничали. В конце концов, пили они как  свобод-
ные люди. Напивались вдрызг. Смех и пьяные  выкрики  начинали  заглушать
музыку. Но само пение от этого громче не стало. И  никогда  не  станови-
лось.
   Затем, поддерживая друг друга и время от времени задерживаясь за  де-
ревьями, чтобы отблеваться, веселая компания брела тропинкою вождей  на-
зад в большой барак. Любезный смуглокожий сосед по  столу  неведомо  как
оказался в одной постели с Хавживой.
   Еще в самом начале вечеринки он долго объяснял Хавживе, что в течение
всего периода подготовки и проведения  ритуалов  посвящения  контакты  с
женщинами запрещены, как нарушающие некие  особые  энергетические  поля.
Мол, тогда вся церемония пойдет насмарку  и  мальчикам  уже  никогда  не
стать полноценными членами племени. Одни лишь ведьмы, естественно