ой
местности. Наконец, совершенно измотанный, он прилег на  краю  небольшой
прогалины, чтобы немного поспать.
   Фальк не стал разводить огонь и сооружать  навес.  Он  просто  лежал,
глядя в омытое лунным светом зимнее небо. Ничто не нарушало тишины, кро-
ме редкого тихого уханья охотившейся совы. Эти безмятежность и заброшен-
ность казались ему успокоительными и благословенными после полной  шоро-
хов и призрачных голосов кромешной тьмы подвала-темницы Дома Страха.
   Продвигаясь дальше на запад сквозь деревья и дни, он не вел  счет  ни
одним, ни другим. Он шел, и время шло вместе с ним.
   В Доме Страха он потерял не только книгу. У него забрали также сереб-
ряную фляжку Метока и небольшую коробочку, тоже из серебра, с дезинфици-
рующей мазью. Они оставили у себя книгу, поскольку  крайне  нуждались  в
ней, или же потому, что приняли ее за какой-то шифр  или  код.  Какое-то
время потеря книги необъяснимо угнетала Фалька, так  как  ему  казалось,
что она  была  единственным  звеном,  по-настоящему  связывавшим  его  с
людьми, которых он любил и которым верил. Однажды он даже пообещал себе,
сидя у костра, что на следующий день повернет назад, снова  разыщет  Дом
Страха и заберет свою книгу. Но на  следующий  день  он  продолжил  свой
путь. Ориентируясь по компасу и солнцу, Фальк мог идти точно  на  запад,
но он никогда не сумел бы вновь отыскать какое-либо  определенное  место
среди бескрайних просторов леса с его бесчисленными холмами и  долинами.
Ни потаенную долину Аргерда, ни Поляну, где Парт, наверное, что-то ткала
при свете зимнего солнца. Все это осталось позади и было навеки  утраче-
но.
   Может, и к лучшему, что книга  пропала.  Чем  смогла  бы  помочь  ему
здесь, посреди леса, эта книга, с ее тонким и последовательным мистициз-
мом очень древней цивилизации, этот тихий голос, доносившийся из  времен
давно забытых войн и бедствий? Человечество пережило катастрофу, а Фальк
опередил человечество. Он зашел слишком далеко и был очень одинок.
   Теперь он жил всецело за счет охоты, вследствие чего  преодолевал  за
день меньшее расстояние. Даже если дичи было много  и  она  не  пугалась
выстрелов, охота была из тех занятий, что не терпели  суеты.  Потом  еще
требовалось освежевать добычу, приготовить ее, обсосать косточки, сидя у
огня, и, набив желудок до отказа, подремать на морозце. Кроме того, нуж-
но было соорудить из веток шалаш для защиты от дождя и снега и спать  до
следующего утра. Книге не было здесь места,  даже  Старому  Канону  Без-
действия. Фальк не смог бы читать ее. По сути, он  практически  перестал
думать. Он молча охотился, ел, шел, спал в тишине леса, похожий на серую
тень, скользившую на запад через промерзшую чащу.
   Становилось все холоднее и холоднее. Поджарые дикие  кошки,  красивые
маленькие твари с пятнистым или полосатым мехом и зелеными глазами, час-
тенько выжидали неподалеку от костра в  надежде  полакомиться  остатками
человеческой трапезы и набрасывались с осторожной и  хищной  свирепостью
на кости, которые швырял им со скуки Фальк. Грызуны, их обычная  добыча,
из-за морозов впали в зимнюю спячку и  стали  попадаться  крайне  редко.
После Дома Страха перестали встречаться звери,  способные  разговаривать
мысленно или вслух. Животные в этих прелестных заснеженных равнинных ле-
сах, которые нынче пересекал Фальк, вероятно, никогда не видели человека
и не знали его запаха, на них никто никогда не охотился.
   По мере того как Фальк удалялся от притаившегося в мирной долине Дома
Страха, он все отчетливее осознавал его чуждость. Подвалы там кишмя  ки-
шели мышами, которые попискивали по-человечьи, а обитатели Дома обладали
великим знанием - сывороткой правды, и вместе с  тем  были  по-варварски
невежественны. Там побывал Враг.
   Но Враг вряд ли когда-либо заглядывал сюда, в этот лес. Здесь  вообще
никто не бывал. И едва ли кто-нибудь когда-нибудь побывает. Среди  серых
ветвей кричали сойки, прихваченный морозцем бурый  ковер  сотен  осенних
листопадов хрустел под ногами. Величественный олень уставился на  путни-
ка, замерев на противоположном краю маленькой лужайки, как бы прося  его
предъявить разрешение на пребывание здесь.
   - Я не буду стрелять в тебя. Сегодня утром я разжился двумя курицами!
- крикнул Фальк.
   Олень молча посмотрел на него с величественным самообладанием и пошел
прочь. Здесь никто не боялся  человека,  никто  не  заговаривал  с  ним.
Фальку пришла в голову мысль, что в конце концов он может забыть челове-
ческую речь и вновь стать таким, каким уже был когда-то - немым,  диким,
утратившим все человеческое. Он слишком далеко ушел от  людей  и  забрел
туда, где правили бессловесные твари.
   На краю луга Фальк споткнулся о камень и, стоя на четвереньках,  про-
чел вырезанные на полупогребенной глыбе выветрившиеся буквы: "С  К?  О".
Сюда когда-то пришли люди, они жили здесь. Под его ногами, под обледене-
лой упругой подушкой из полусгнивших стволов и листьев, под корнями  де-
ревьев лежал город. Только Фальк пришел в этот город на одно-два тысяче-
летия позднее, чем следовало.

   Глава 3
   Дни, счет которым Фальк давно потерял, стали потихоньку удлиняться, и
он понял, что Конец Года, день зимнего солнцестояния, скорее  всего  уже
миновал. Хотя зима, вследствие глобального потепления климата,  была  не
столь суровой, как в те годы, когда город стоял на поверхности, она  тем
не менее оставалась промозглой и унылой. Часто шел снег;  Фальк  сообра-
зил: если бы у него не было одежды из особой зимней  ткани  и  спального
мешка, захваченных из Дома Зоува, холод причинял бы ему куда большие не-
удобства. Северный ветер дул настолько свирепо,  что  Фалька  все  время
сбивало немного к югу, и, чтобы не идти против ветра, он при  первой  же
возможности брал курс на юго-запад.
   Одним пасмурным днем он шагал по берегу текущего на юг ручья - с тру-
дом продирался сквозь густой подлесок, покрывавший каменистую, раскисшую
под дождем и снегом почву. Внезапно кустарник сошел на нет, и Фальк рез-
ко остановился. Перед ним простиралась широкая река, испещренная оспина-
ми дождя, поверхность которой тускло  блестела.  Низкий  противоположный
берег был наполовину скрыт густым туманом.
   Фалька ужаснула ширина этой реки. Он был потрясен  мощью  безмолвного
черного потока, величественно несущего свои воды под затянутым  облаками
небом на запад. Сперва он решил, что это, должно быть, Внутренняя  река,
один из немногих верных ориентиров, известных по слухам жителям  Восточ-
ного Леса. Однако утверждалось, что Внутренняя река течет на юг, являясь
западной границей царства деревьев. По всей видимости,  Фальк  вышел  на
один из ее притоков. Теперь не будет нужды карабкаться по  высоким  хол-
мам, к тому же не возникнет проблем ни с питьевой водой, ни с дичью. Бо-
лее того, приятно чувствовать под ногами песчаный берег, а над головой -
чистое небо вместо угнетающего полумрака голых ветвей.
   Однажды утром ему удалось подстрелить у реки дикую курицу. Их  кудах-
чущие, низко летающие  стаи  встречались  здесь  повсеместно,  регулярно
снабжая путника мясом. Фальк лишь перебил птице крыло, и, когда он  под-
бирал ее, она была еще жива. Курица забила крыльями и закричала  пронзи-
тельным птичьим голосом:
   - Брать жизнь? брать жизнь?
   Он скрутил ей шею.
   Слова звенели в голове Фалька, не желая стихать. Последний раз живот-
ное заговорило с ним, когда  он  приближался  к  Дому  Страха.  Выходит,
где-то среди этих унылых холмов жили люди: некая группа добровольных из-
гоев, вроде той, к которой принадлежал Аргерд, или  жестокие  Странники,
которые непременно убьют Фалька, как только увидят его необычные  глаза,
или батраки, которые доставят его к своим повелителям в  качестве  раба?
Хотя, в конце концов, Фальку, возможно,  и  предстояло  предстать  перед
этими самыми Повелителями, он все же предпочел бы добраться до  них  са-
мостоятельно и в свое время. "Никому не верь, избегай людей!" Фальк  хо-
рошо выучил данный урок. В тот день он продвигался вперед с большой  ос-
торожностью и настолько тихо, что зачастую водоплавающие птицы,  снующие
по берегам реки, испуганно взлетали практически у него из-под ног.
   Однако не было видно ни троп, ни каких-либо  других  признаков  того,
что у реки живут люди. Только на закате одного из коротких  зимних  дней
взмыла в воздух стая бронзово-зеленых диких уток и полетела  над  водой,
перекликаясь бессвязными и искаженными словами человеческой речи.
   Вскоре после этого Фальк остановился. Ему показалось, что он чувству-
ет запах горящей древесины.
   Ветер дул с северо-запада, навстречу ему, и Фальк двинулся  вперед  с
удвоенной осторожностью. Когда начали  сгущаться  сумерки,  погружая  во
тьму лес и речные просторы, далеко впереди на заросшем кустарником и ив-
няком берегу мигнул и исчез огонек, затем вспыхнул снова.
   Остановил Фалька и заставил уставиться на далекий огонек не  страх  и
даже не осторожность, а то, что это был первый  огонь,  встретившийся  в
чаще с тех пор, как он покинул Поляну, если не считать его  собственного
одинокого костерка. Вид огонька, сиявшего вдали, как-то  странно  тронул
его душу.
   Осторожный как всякое лесное животное, Фальк подождал, пока ночь пол-
ностью не вступила в свои права, а затем медленно и бесшумно двинулся по
берегу реки, стараясь ни на шаг не отходить от ив, пока не подошел  нас-
только близко, что различил острый, запорошенный снегом  конек  крыши  и
желтый квадрат окна под ним.
   Высоко над темным лесом и рекой сияло созвездие Ориона.  Зимняя  ночь
была тихой и очень холодной. Время от времени с ветвей деревьев  сыпался
сухой снег, распадаясь на отдельные снежинки, которые слетали  к  черной
воде, вспыхивая, словно искорки, когда они пересекали луч света,  падав-
ший из окна.
   Фальк стоял, не сводя глаз с огня очага в хижине. Затем подошел  поб-
лиже и надолго замер в неподвижности.
   Внезапно дверь хижины со скрипом отворилась, взметнув в воздух  снеж-
ную пыль, и на темной земле раскрылся золотой веер.
   - Иди сюда, на свет, - пригласил человек, стоявший в золотистом  све-
чении дверного проема.
   Хоронясь во тьме, Фальк положил руку на лазер и вновь замер.
   - Я улавливаю твои мысли, незнакомец. Я - Слухач. Иди  смелее.  Здесь
нечего бояться. Ты говоришь на этом языке?
   Фальк молчал.
   - Что ж, надеюсь, ты  меня  понимаешь,  потому  что  я  не  собираюсь
пользоваться мыслеречью. Здесь нет никого, кроме нас с тобой.  Я  слушаю
чужие мысли, не прилагая никаких усилий, подобно  тому  как  ты  слышишь
своими ушами, и я знаю, что ты по-прежнему там,  в  темноте.  Подойди  и
постучись, если хочешь какое-то время побыть под крышей.
   Дверь закрылась.
   Фальк немного помедлил, затем пересек темный участок, отделявший  его
от двери домика, и постучал.
   - Заходи!
   Он открыл дверь и очутился среди тепла и света. Старик, длинные седые
волосы которого ниспадали на спину, стоял на коленях  перед  очагом.  Он
даже не повернулся, чтобы взглянуть на незнакомца, а продолжал методично
подкладывать дрова. Затем начал декламировать нараспев:
   Я один, в смятении
   Заброшенный всеми
   Будто по морю плыву
   Где нет гавани
   Куда бросить мне якорь?
   Наконец седая голова повернулась. Старик улыбался,  искоса  глядя  на
Фалька своими узкими, светлыми глазами.
   Сбивчиво и хрипло, поскольку он давно уже  не  говорил  вслух,  Фальк
продолжил цитату из Старого Канона:
   От всех есть какая-то польза
   Только я один ни на что не годен
   Я - чужестранец
   Отличный ото всех других
   Но я ищу молоко Матери моего Пути?
   - Ха, ха, ха! - рассмеялся старик. - Так ли это, Желтоглазый?  Садись
сюда, поближе к огню. Да, ты и впрямь чужестранец. Как далеко твоя стра-
на?.. Кто знает? И сколько дней ты уже не мылся горячей водой? Кто  зна-
ет? Где этот чертов чайник? Свежо сегодня снаружи, не правда ли?  Воздух
холодный, как поцелуй предателя. А вот и чайник!.. Наполни-ка его из то-
го ведра у двери, и я поставлю на огонь. Вот так. Я живу скромно, да  ты
и сам это понял, так что особых удобств у меня не жди. Но горячая  ванна
остается горячей ванной, вскипел ли чайник от расщепления  водорода  или
от сосновых поленьев, не так ли? Да, ты и впрямь чужестранец, парень,  и
твоя одежда так же нуждается в стирке, хоть она и водоустойчива. Что это
у тебя там?.. Кролики? Хорошо. Мы их потушим завтра с овощами.  Ведь  на
овощи не поохотишься с лазерным пистолетом. А вилки  капусты  не  будешь
таскать в заплечном мешке. Я живу здесь один-одинешенек,  потому  что  я
великий, самый великий Слухач. Я живу один и слишком много  болтаю.  Ро-
дился я не здесь, я же не сморчок; но, живя среди людей, я был не в  си-
лах закрыться от их мыслей, от всей этой суеты,  печали,  бессмысленного
бормотания и тревог - в общем, от всего того, что свойственно именно лю-
дям. Я устал продираться сквозь густой лес их  мыслей.  Потому  и  решил
жить в настоящем лесу, окруженный только зверьем, чьи мысли неглубоки  и
спокойны. В них нет места смерти и лжи. Садись сюда, парень,  твой  путь
сюда был долог, и ноги твои устали. Фальк присел на деревянную скамью  у
очага.
   - Спасибо вам за гостеприимство, - промолвил он.
   Он хотел было назвать свое имя, но старик опередил его.
   - Не трудись, парень. Я могу дать тебе  уйму  хороших  имен,  которые
вполне сойдут для этой части света. Желтоглазый, Чужеземец, Гость -  лю-
бое подойдет. Помни о том, что я - Слухач. Мне не нужны слова или имена.
Я ощутил, что где-то там, во тьме, есть одинокая душа,  и  почувствовал,
как мое освещенное окно притягивало твои глаза. Разве этого  недостаточ-
но? Мне не нужны имена. А мое имя - Самый Одинокий. Верно? Теперь  прид-
вигайся поближе к огню и грейся.
   - Я уже почти согрелся, - сказал Фальк.
   Седые космы старика мотались по его плечам,  когда  он,  проворный  и
хрупкий, сновал туда-сюда. Плавно текла его тихая речь;  он  никогда  не
задавал прямых вопросов и не делал пауз, чтобы выслушать  ответ.  Он  не
боялся никого и сам никому не внушал страха.
   Теперь все дни и ночи, проведенные в лесу, слились воедино и остались
в прошлом. Фальк не разбивал лагеря - он был дома. Не нужно было  думать
о погоде, о темноте, о звездах, зверях и деревьях; он мог сидеть, удобно
вытянув ноги к яркому огню, мог есть не в одиночестве,  мог  вымыться  у
огня в деревянной лохани с горячей водой. Он не знал, что доставляло ему
большее удовольствие - тепло воды, смывавшей грязь и усталость,  или  то
тепло, что омывало здесь его душу, быстрая бессмысленная болтовня стари-
ка, чудесная сложность людского разговора после долгого молчания в чаще.
   Фальк принимал на веру все, что говорил  старик,  поскольку  тот  был
Слухачом, эмпатом, способным ощущать эмоции. Эмпатия по сравнению с  те-
лепатией - то же, что осязание по сравнению со зрением:  более  неясное,
более примитивное и более пытливое чувство. Ей не надо было упорно  обу-
чаться, как телепатическому общению.  Напротив,  непроизвольная  эмпатия
нередко встречалась и среди нетренированных людей. Слепая Кретьян, обла-
дая определенными способностями с рождения, путем постоянных  упражнений
научилась воспринимать мысли. Но то был совсем иной дар. Фальк достаточ-
но быстро понял, что старик, по сути, до определенной степени  переживал
все, что испытывал или ощущал его гость. Почему-то это нисколько не бес-
покоило Фалька, хотя осознание того, что  наркотик  Аргерда  открыл  его
мозг для телепатического проникновения, некогда привело его в бешенство.
Разница была в намерениях; и еще кое в чем.
   - Сегодня утром я убил курицу, - сказал он, когда старик на мгновение
умолк, согревая над очагом полотенце. - Она говорила на нашем языке. Ци-
тировала? Закон. Выходит, здесь поблизости живут? живет кто-то, кто обу-
чает зверей и птиц человеческому языку?
   Даже вымывшись в лохани, Фальк не расслабился настолько, чтобы произ-
нести имя Врага? особенно после урока, преподанного ему в Доме Страха.
   Вместо ответа старик впервые задал ему вопрос:
   - Ты съел эту курицу?
   - Нет, - ответил Фальк, растирая себя полотенцем так,  что  кожа  его
покраснела. - Не стал после того, как она  заговорила.  Вместо  этого  я
подстрелил кроликов.
   - Убил ее и не съел? Стыдно, стыдно, парень. Старик заверещал, словно
дикий петух.
   - Испытываешь ли ты благоговение перед жизнью? Ты должен понимать За-
кон. Он гласит, что нельзя убивать, если ты не вынужден  убивать.  Помни
об этом в Эс Тохе. Уже вытерся? Прикрой свою наготу, Адам из Канона  Ях-
ве. Нет, завернись? Конечно, это не ровня твоей  одежде,  а  всего  лишь
оленья шкура, выдубленная в моче, но, по крайней мере, она чистая.
   - Откуда вы знаете, что я направляюсь в Эс Тох? - спросил Фальк.
   Он закутался в мягкий кожаный балахон как в тогу.
   - Потому что ты не человек, - ответил старик. - И не забывай  о  том,
что я - Слухач. Хочу я этого или нет, мне известна направленность  твоих
мыслей, чужестранец. Север и юг - скрыты в тумане; далеко на  востоке  -
утраченный свет; на западе лежит тьма, гнетущая тьма.  Мне  знакома  эта
тьма. Слушай меня, потому что я не хочу  слушать  тебя,  дорогой  гость,
бредущий на ощупь. Если бы я хотел выслушивать людскую болтовню, я бы не
жил здесь среди диких свиней,  словно  кабан.  Я  должен  поведать  тебе
кое-что, прежде чем пойду спать. Итак, слушай?
   Сингов совсем немного. Это одновременно великая новость,  мудрость  и
совет. Помни об этом, когда ступишь в ужасающую темноту ярких  огней  Эс
Тоха. Случайные обрывки знаний всегда могут пригодиться. А теперь забудь
о востоке и западе и ложись-ка спать. Можешь занять кровать.  Хотя  я  и
противник показной роскоши, я не чужд таким простым радостям жизни,  как
кровать для сна. Во всяком случае, время от времени. И я даже рад компа-
нии разок-другой в году. Хотя и не могу сказать, что мне так не  хватает
людского общества, как тебе. Я хоть и один, но не одинок?
   И сооружая себе спальное место на полу, он процитировал Новый Канон:
   "Я одинок не более, чем флюгер или ручей  у  мельницы,  или  полярная
звезда, или южный ветер, или апрельский дождь, или  январская  оттепель,
или первый паучок в новом доме? Я одинок не более, чем утка в пруду, что
смеется так громко, или чем сам Уолденский пруд?"
   Здесь старик сказал "спокойной ночи" и умолк.
   В эту ночь Фальк спал так крепко и долго, как еще  никогда  с  начала
своего путешествия.
   В хижине у реки он пробыл еще два дня и две ночи, поскольку ее хозяин
принимал его очень радушно; ему оказалось нелегко покинуть эту крохотную
обитель тепла и дружеского общения. Старик редко прислушивался к  словам
Фалька и никогда не отвечал на вопросы, но среди его непрерывной болтов-
ни проскальзывали определенные факты и намеки. Фальк  узнал,  что  может
ему повстречаться на пути отсюда на запад, хотя где именно находится  то
или иное место, он так и не смог разобрать. Судя по всему,  до  Эс  Тоха
путь был свободен; а дальше? И что находилось за Эс Тохом?
   Сам Фальк не имел об этом ни малейшего представления. Он  знал  лишь,
что в конце концов можно выйти к Западному морю, за которым лежал  Вели-
кий Континент, а затем можно опять попасть в Восточное море и в Лес. Лю-
дям было известно, что мир имеет форму шара, но у  них  не  осталось  ни
единой карты. Фальку казалось, что старик, возможно, в состоянии нарисо-
вать карту. С чего он так решил, он и сам не понимал, поскольку его  хо-
зяин никогда впрямую не рассказывал о том, что видел за  пределами  этой
крохотной прогалины на берегу реки.
   - Приглядывайся к курам, - как бы между прочим произнес за  завтраком
старик ранним утром того дня, когда Фальк собирался в дорогу. -  Некото-
рые из них умеют говорить, а другие умеют слушать. Совсем как мы,  а?  Я
говорю, а ты слушаешь, поэтому я - Слухач, а ты - Вестник. Чертова логи-
ка. Помни о курах и не доверяй тем, что  поют.  Петухам  можно  доверять
больш