ез
пощады всех подряд. Может быть, они собирались оставить свой гарнизон  -
ведь по сведениям, полученным с севера, они проделывали это уже не  раз.
С наступлением Весны гаали без помех вернуться с юга в покоренные  бога-
тые земли.
   "Совсем не в духе врасу", - размышлял Агат, лежа под прикрытием толс-
того упавшего ствола, пока воины его маленького отряда  займут  позиции,
чтобы в свою очередь напасть на Тевар. Он уже двое суток провел под отк-
рытым небом - сражался и прятался, сражался и прятался... Ребро, которое
ему повредили в лесу, сильно ныло, хотя повязку наложили хорошо,  болела
полученная накануне неглубокая рана на голове - ему еще повезло, что ка-
мень, выпущенный из гаальской пращи, только слегка задел висок. Но  бла-
годаря иммунитету раны заживали быстро, и Агат не думал о них  -  другое
дело, если бы ему было рассечена артерия. Правда, он на  минуту  потерял
сознание и упал, но потом все обошлось. А сейчас ему хотелось пить, тело
затекло от неподвижности, но мысли были удивительно ясными: этот  корот-
кий вынужденный отдых пошел ему на пользу. Совсем не в духе врасу  стро-
ить планы так далеко вперед. В отличие от его собственного биологическо-
го вида, они не воспринимали ни времени, ни пространства в их  непрерыв-
ной протяженности. Время для них было фонарем, освещающим  путь  на  шаг
вперед и на шаг назад, а все остальное сливалось в единую  непроницаемую
тьму. Время - это Сегодня: вот этот, только этот день необъятного  Года.
У них не существовало лексики для исторических понятий, а только "сегод-
ня" и "былое время". Вперед они не заглядывали, - во всяком  случае,  не
дальше следующего Времени Года. Они не видели времени со стороны, а пре-
бывали внутри него, как фонарь в ночном мраке, как сердце в теле. И  так
же обстояло дело с пространством. Пространство для них было  не  поверх-
ностью, по которой проводятся границы, а Пределом, сердцем всех  извест-
ных земель, где пребывает он сам, его клан, его  племя.  Вокруг  Предела
лежали области, обретавшие четкость по мере приближения к ним и  сливаю-
щиеся в неясный туман по мере удаления - чем дальше, тем все более смут-
но. Но линий, границ не было. И такое планирование далеко вперед, стрем-
ление сохранить завоеванное место  через  протяженность  пространства  и
времени противоречило всем устоявшимся представлениям. Оно было...  чем?
Закономерным сдвигом в культуре врасу или инфекцией, занесенной с терри-
тории былых северных колоний Человека?
   "В таком случае они впервые заимствовали у нас хоть какую-то идею!  -
с сардонической улыбкой подумал Агат. - Того и гляди, мы начнем  подцеп-
лять их простуды. И это убьет нас. Как, вполне возможно, наши  представ-
ления и идею убьют их..."
   В нем нарастала ожесточенная, но почти неосознанная злоба против  те-
варцев, которые оглушили его, повредили ребро, разорвали их союз; а  те-
перь он вынужден смотреть, как их истребляют в их же собственном  жалком
глиняном городишке прямо у него на глазах. В схватке с ними он  оказался
беспомощным, а теперь, когда надо спасать их, он тоже почти  беспомощен.
И он испытывал к ним настоящую ненависть за то, что из-за них так  остро
ощущал свою беспомощность.
   В эту минуту - как раз тогда, когда Ролери пошла назад  к  Космопорту
вместе с женщинами, гнавшими стадо, - в овражке у него за  спиной  среди
палой листвы раздался шорох. Шорох еще не успел стихнуть, а он уже навел
на овражек свой заряженный дротикомет. Закон культурного эмбарго,  кото-
рый стал ля изгнанников основой их этики, запрещал применение взрывчатых
веществ, но в первые Годы, когда шла война с местными  врасу,  некоторые
племена отравляли наконечники стрел и копий.  Поэтому  врачи  Космопорта
сочли себя вправе составить  несколько  своих  ядов,  которыми  все  еще
пользовались охотники и воины. Действовали эти яды по-разному  -  только
оглушали или обездвиживали, убивали мгновенно или  медленно.  Яд  в  его
дротике был смертелен и за пять секунд парализовал нервные центры  круп-
ного животного - даже более крупного,  чем  гаальский  воин.  Простой  и
изящный механизм посылал дротик точно в цель за семьдесят шагов.
   - Выходи! - крикнул Агат в мертвую тишину  овражка,  и  его  все  еще
опухшие губы раздвинулись в злой усмешке. Сейчас он даже с удовольствием
прикончил бы еще одного врасу.
   - Альтерран?
   Из серых сухих кустов на дне овражка поднялся врасу  и  встал  прямо,
опустив руки. Это был Умаксуман.
   - А, черт! - сказал Агат, опуская дротикомет, хотя и  продолжая  дер-
жать палец на спуске. Подавленная ярость разрешилась судорожной дрожью.
   - Альтерран, - повторил теранец хрипло, - в шатре моего отца мы  были
друзьями.
   - А потом? В лесу?
   Туземец молчал. Широкоплечий, плотно сложенный. В светлых волосах за-
пеклась глина, изнуренное лицо было землистым.
   - Я слышал там и твой голос. Если уж вы решили отомстить  за  сестру,
так могли бы не нападать всем скопом, а устроить честный поединок.
   Агат все еще не снимал палец со спуска, но, когда  Умаксуман  загово-
рил, выражение его лица изменилось: он не надеялся услышать ответ.
   - Меня с ними не было. Я догнал их и остановил.  Пять  дней  назад  я
убил Уквета, моего племянника-брата, который их вел. С тех пор я прячусь
в холмах.
   Агат поставил дротикомет на предохранитель и отвел взгляд.
   - Иди сюда. - сказал он после некоторого молчания, и только  тут  оба
сообразили, что стоят во весь рост и громко разговаривают, а кругом  ки-
шат гаальские разведчики.
   Когда Умаксуман, упав на землю, заполз под защиту ствола, Агат  безз-
вучно засмеялся.
   - Друг, враг, что тут, к черту, разобрать! На, бери,  -  добавил  он,
протягивая врасу ломоть хлеба, который вынул из сумки. -  Ролери  -  моя
жена, вот уже три дня.
   Умаксуман молча взял хлеб и начал есть  с  жадностью  изголодавшегося
человека.
   Когда вон там слева свистнут, мы все вместе ворвемся  в  город  через
пролом в стене у северного угла и попробуем увести еще уцелевших  тевар-
цев. Гаали ищут нас у болот, где мы были утром, а  здесь  нас  не  ждут.
Этот наш первый налет на город будет и последним. Хочешь  присоединиться
к нам?
   Умаксуман пожал плечами в знак согласия.
   - Оружие у тебя есть?
   Молодой теварец поднял и опустил топор. Бок о бок,  припав  к  земле,
они молча смотрели на пылающие крыши, на суматошные вспышки  движения  в
узких проходах маленького города на холме перед ними. Серая пелена затя-
гивала небо, ветер приносил едкий запах дыма.
   Слева раздался пронзительный свист. Склоны холмов к западу и к северу
от Тевара вдруг ожили - маленькие фигурки, пригнувшись, врассыпную пере-
бегали седловину, поднимались по противоположному склону, скапливались у
пролома и исчезали в хаосе горящего города.
   У пролома воины Космопорта объединялись в группы от пяти до  двадцати
человек, которые затем вступали в бой с рыскавшими по проходам  гаалями,
пуская в ход дротикометы, бола и ножи, или спешно разыскивали  теварских
женщин и детей и бежали с ними к воротам. Они действовали так  быстро  и
слаженно, что казалось, будто все было  заранее  отрепетировано.  Гаали,
занятые истреблением последних защитников города, были застигнуты врасп-
лох.
   Агат и Умаксуман кинулись в пролом вместе, и пока они бежали к пощади
Перестука Камней, к ним один за другим присоединялись космопортские вои-
ны. Оттуда по узкому проходу-траншее они  уже  вдесятером  пробрались  к
другой площади, поменьше, и ворвались в один из больших  Родовых  Домов.
Когда они скатились по глиняным ступенькам в подземный сумрак, навстречу
им, вопя и размахивая боевыми топорами, бросились белолицые люди с  пуч-
ками алых перьев в закрученных рогами волосах, готовые защищать свою до-
бычу. Агат нажал на спуск, и дротик влетел прямо в открытый  рот  одного
гааля. И тут же Умаксуман отрубил руку другого,  как  дровосек  отрубает
толстый сук. Затем наступила тишина. Женщины молча жались в темном углу.
Надрывно заплакал младенец.
   - Идите за нами! - крикнул Агат, и несколько женщин пошли к нему, на,
разглядев, кто он, остановились как вкопанные. Возле него в полосе туск-
лого света, падавшего из открытой двери, возник Умаксуман,  сгорбившийся
под тяжестью ноши.
   - Берите детей, выходите наружу! - загремел он, и,  услышав  знакомый
голос, они послушно двинулись к лестнице.
   Агат быстро построил их, поставил своих людей впереди, и  подал  знак
выходить. Они высыпали из Родового дома и побежали к  воротам:  странная
процессия женщин, детей и воинов во главе с Агатом,  который  размахивал
гаальским топором, прикрывал Умаксумана, несущего на своих плечах  тяже-
лую ношу - старого вождя, своего отца Вольда. Ни один  гааль  не  посмел
встать у них на пути.
   Они выбрались за ворота, проскочили мимо гаалей на склоне, где прежде
стояли шатры, и скрылись в лесу, куда устремились и другие космопортские
воины вместе со спасенными женщинами и детьми, которые бежали впереди  и
позади них. Весь налет на Тевар длился не более пяти минут
   В лесу им повсюду грозила опасность: гаальские  разведчики  и  отряды
двигались по тропе к Космопорту. Спасенные  и  спасители,  рассыпавшись,
поодиночке и по двое углубились в лес южнее тропы. Агат остался с  Умак-
суманом - молодой воин нес старика и не мо защищаться. Они с трудом про-
дирались сквозь сухой кустарник и бурелом. Но ни один враг не встретился
им в серой чащобе древесных скилетов. Где-то далеко позади  пронзительно
кричала женщина.
   Они долго пробирались на юг, а потом на запад, взбираясь и  спускаясь
по лесистым склонам, и в конце концов по широкой дуге вышли на  север  к
Космипорту. Когда Умаксуман совсем обессилел, Вольд попробовал идти  сам
- медленно. С трудом передвигая ноги. Наконец они выбрались  из  леса  и
далеко впереди увидели факелы Града Изгнания, пылающие во мраке над  мо-
рем, где бушевал ветер. Поддерживая старика под локти, почти волоча его,
они поднялись по склону к Лесным Воротам.
   - Врасу идут! - возвестили часовые, разглядев сперва  только  светлые
волосы Умаксумана. Потом увидели Агата, и раздались возгласы: -  Альтер-
ра! Альтерра!
   Навстречу им бросились люди и проводили в  город  -  друзья,  которые
сражались с ним бок о бок, подчинялись его приказам и не раз спасали его
жизнь все эти три дня засад и стычек в лесах и на холмах.
   Они сделали все, что могли. Четыреста человек против орды, движущейся
с неумолимым упорством огромной стаи откочевывающих  зверей.  Не  меньше
пятнадцати тысяч воинов, а всего от шестидесяти до семидесяти тысяч гаа-
лей с шатрами, грубыми горшками, волокушами, ханнами, постелями из шкур,
топорами, наплечными браслетами, досками, к которым привязывают  младен-
цев, кремниями, огнивами - со всем их скудным имуществом и страхом перед
Зимой и голодом. Он видел, как гаальские женщины на стоянках сдирали су-
хой лишайник с упавших стволов и тут же его съедали.  Ему  не  верилось,
что маленький Град Изгнания еще цел, еще не сметен этим половодьем  сви-
репости и голода, что над воротами из железа и резного дерева еще пылают
факелы и навстречу ему радостно бегут друзья.
   Он пытался рассказать им историю этих трех дней. Он говорил:
   - Вчера днем мы зашли им в тыл... -  слова  падали  невесомые,  нере-
альные. И нереальной была эта теплая комната, нереальными были лица муж-
чин и женщин вокруг, которых он знал всю жизнь. - Земля там... Вся Отко-
чевка двигалась по двум-трем узким долинам, и склоны там обнажены, слов-
но после оползня. Одна глина. И больше ничего. Земля истоптана  в  пыль.
Ничего, кроме глины...
   - Но как они могут двигаться такой массой? Что они едят? -  пробормо-
тал Гуру.
   - Зимние запасы городов, которые захватывают. Все  растения  в  наших
краях уже погибли, урожай убран, дичь ушла на  юг.  Им  остается  только
грабить селения на своем пути и питаться мясом угнанных ханн,  чтобы  не
умереть с голода, прежде чем они успеют выбраться за границу Зимних сне-
гов.
   - Значит, они придут и сюда, - сказал кто-то негромко.
   - Наверное. Завтра или послезавтра.
   Это было правдой и все равно тоже казалось нереальным. Он провел  ру-
кой по лицу и почувствовал под ладонью засохшую грязь, ссадины,  распух-
шие, незажившие губы. Раньше его поддерживала мысль, что он  обязательно
должен прийти в город и рассказать обо всем Совету, но  теперь  на  него
навалилась невероятная усталость, он не мог говорить и не слышал их воп-
росов. Рядом с ним молча стояла на коленях Ролери. Он посмотрел на  нее,
и она, не поднимая золотисты глаз, сказала очень тихо:
   - Тебе надо уйти домой, альтерран.
   Он не думал о ней все эти бесконечные часы, пока сражался. Метал дро-
тики, бежал, прятался в лесу. Он впервые увидел  ее  две  недели  назад,
разговаривал с ней по-настоящему не более трех раз,  делил  с  ней  ложе
один раз, вступил с ней в брак в Зале Законов рано утром три дня  назад,
а через час ушел с отрядом в холмы. Он почти ничего о ней не знал, и она
даже не принадлежала к его биологическому виду. А через день-другой  они
почти наверное будут убиты. Он беззвучно рассмеялся  и  ласково  положил
ладонь на ее руку.
   - Да, отведи меня домой, - сказал он.
   Легкая, изящная, не похожая на них, она молча встала и ждала в сторо-
не, пока он прощался с остальными.
   Он уже сказал ей, что Вольд, Умаксуман и еще двести человек ее племе-
ни спались из поверженного Зимнего Города сами или с помощью его  отряда
и нашли приют в Космопорте. Она тогда не сказала, что хочет пойти к ним.
А теперь, когда они поднимались по крутой улице, которая  вела  от  дома
Эллы к его дому, она вдруг спросила:
   - Для чего вы вошли в Тевар и спасли людей?
   - Для чего? - вопрос удивил его. - Но ведь они не могли спастись  са-
ми.
   - Это не причина, альтерран.
   Она выглядела робкой женой-туземкой, во всем покорной своему господи-
ну. Но он начинал понимать, что на самом деле она упряма,  своевольна  и
очень горда. Голос ее был кроток, но говорила она то,  что  хотела  ска-
зать.
   - Нет, это причина, Ролери. Нельзя же сидеть сложа руки  и  смотреть,
как эти дикари режут людей. И я хочу сражаться, ответить на  войну  вой-
ной...
   - Ну а ваш город? Как вы прокормите тех, кого привели сюда? Если  его
окружат гаали? Или потом, Зимой?
   - Запасов у нас достаточно. Это нас не беспокоит. Нам не хватает вои-
нов.
   Он спотыкался от усталости. Но чистый и холодный воздух прояснил  его
мысли, и в нем затеплился крохотный огонек радости, который он не  испы-
тывал уже давно. Всем своим существом он чувствовал. Что  эту  маленькую
передышку среди мрака, эту легкость духа он обрел потому,  что  рядом  с
ним идет она. Его так давно давило бремя ответственности за все. А  она,
посторонняя, чужая, с иной кровью, с иным сознанием. Не  была  причастна
его силе. Его совести, его знаниям, его изгнанию. Между ними не было ни-
чего общего, но она встретила его и слилась с ним полностью  и  всецело.
Как будто их не разделяла непреодолимая стена различий. Казалось, именно
эта чуждость, пропасть, лежавшая между ними, и толкнула их друг к другу,
а соединив, дала им свободу.
   Они вошли в незапертую дверь. В высоком узком доме из грубо тесанного
камня нигде не горел свет. Этот дом стоял здесь три Года, сто  восемьде-
сят лунокругов. В нем родился его прадед, его дед, его отец и он сам. Он
знал его как собственное тело. И входя в этот дом с ней. С  женщиной  из
кочевого племени, которой иначе предстояло бы жить то в одном шатре,  то
в другом. То на одном склоне холма, то на другом или же в тесной землян-
ке под снегом, он испытал странное удовольствие. Его охватила нежность к
ней, которую он не умел выразить, и нечаянно он произнес ее имя,  но  не
вслух, а на параязыке. И сразу же в темноте она обернулась к  нему  и  в
темноте посмотрела ему в лицо. Дом и город вокруг них были окутаны  без-
молвием. И у него в сознании вдруг прозвучало его имя - точно тихий  ше-
пот в ночи, точно прикосновение через бездну.
   - Ты передала мне! - сказал он вслух, растерянно, изумленно. Она  ни-
чего не ответила, но в своем сознании всеми своими нервами,  всей  своей
кровью он вновь услышал ее сознание, которое  тянулось  к  нему:  "Агат,
Агат..."

   Глава 10
   СТАРЫЙ ВОЖДЬ
   Старый вождь был крепок. Апоплексический удар, сотрясение мозга,  пе-
реутомление, долгие часы на холоде, гибель Города - все это он  перенес,
сохранив в целости не только волю, но и ясность рассудка.
   Что-то он не понимал, что-то лишь изредка вторгалось в его мысли.  Он
был даже рад, что больше не сидит у огня в душном сумраке Родового Дома,
как женщина. Это, во всяком случае, он знал твердо. Ему нравился, всегда
нравился возведенный на скалах, полный солнца и ветра  город  дальнерож-
денных, который был построен до того, как родился самый старый  из  ныне
живущих людей, и стоит, совсем не изменившись, на  своем  старом  месте.
Построен он куда надежнее Тевара. А что случилось с Теваром?  Иногда  он
помнил оглушительные вопли, горящие  крыши,  изрубленные,  изуродованные
тела своих сыновей и внуков, а иногда не помнил. Стремление выжить в нем
было очень сильно.
   До селения дальнерожденных поодиночке, по двое и по трое добирались и
другие беженцы - кое-кто даже из захваченных Зимних Городов на севере, -
и теперь здесь было уже около трехсот истинных людей. Ощущая  свою  сла-
бость, свою малочисленность, жить подачками презираемых чужаков было так
тягостно и странно, что некоторые теварцы, особенно пожилые мужчины,  не
могли этого вынести. Они сидели, поджав под себя ноги, прибывая в Пусто-
те, и зрачки их глаз сжались в крохотные точки, словно они натерлись со-
ком гезина. И женщины тоже - те, кто видел, как их мужей рубили в  куски
на улицах и у очагов Тевара, те, кто потеряв детей, - тяжело  заболевали
от горя или уходили в Пустоту. Но для Вольда конец Тевара и  всего  при-
вычного его мира сливался с концом его жизни. Он знал, что уже очень да-
леко ушел по пути смерти. И с тихим одобрением смотрел на  каждый  новый
день и на всех молодых мужчин, будь то истинные люди  или  дальнерожден-
ные, ибо сражаться и дальше далжны были теперь они.
   Солнце лило свет на каменные улицы, на ярко раскрашенные  дома,  хотя
над северными дюнами, висела мутно-грязная полоса.  На  большой  Площади
перед домом, который назывался Тэатор и в котором поселили всех истинных
людей, Вольда окликнул какой-то дальнерожденный. Он не сразу узнал  Дже-
коба Агата, а узнав, сказал с хриплым смешком:
   - Альтерран! Ты ведь был красивым молодцом! А сейчас у  тебя  во  рту
дыра, точно у пернмекских шаманов, которые выламывают себе передние  зу-
бы. А где? (он забыл ее имя) где женщина из моего Рода?
   - В моем доме, Старейший.
   - Ты покрыл себя стыдом, - сказал Вольд.
   Он знал, что оскорбляет Агата, но ему было все равно.  Конечно,  Агат
теперь глава над ним, но тот, кто держит в своем доме или шатре наложни-
цу, покрывает себя вечным стыдом. Пусть Агат дальнерожденный, но престу-
пать обычаи не смеет никто.
   - Она моя жена. Где же тут стыд?
   - Я слышу неверно, мои уши стары, - осторожно сказал Вольд.
   - Она моя жена.
   Вольд посмотрел прямо на Агата,  в  первый  раз  встретившись  с  ним
взглядом. Глаза Вольда были тускло-желтыми, как солнце  Зимы,  и  из-под
тяжелых век не проглядывало даже полоски белка. Глаза Агата были темными
- темный зрачок, темная радужная оболочка в белой обводке на темном  ли-
це: нелегко выдержать взгляд этих странных глаз, неземных глаз.
   Вольд отвернул лицо. Вокруг  него  смыкались  большие  каменные  дома
дальнерожденных, чистые, яркие, озаренные солнцем, старые.
   - Я взял от вас жену, дальнерожденный, - сказал он наконец, - но я не
думал, что кто-то из вас возьмет жену из моего Рода? Дочь Вольда замужем
за лжечеловеком и никогда не даст жизнь сыну?
   - У тебя нет причины горевать, - сказал молодой  дальнерожденный.  Он
стоял непоколебимо, как скала. - Я равен