й пахотной землей. А их бедные дети боятся даже  взгля-
нуть друг на друга, чтобы родители не прибили их на месте.  А  ведь  они
любят друг друга и хотели бы пожениться. Что за идиотизм!  Почему  бы  в
самом деле не поженить их и не отдать им этот паршивый остров? А то, бо-
юсь, того и гляди прольется кровь, и в самом ближайшем времени.
   - Прольется кровь? - снова эхом  повторил  Вождь,  а  затем  глубоким
звучным голосом, который не раз разносился над ночными болотами, медлен-
но проговорил: - Эти люди. Лавочники. У них души скряг. Они не хотят ни-
кого убивать. Но и делиться не умеют. Оторвать от себя  кусок  собствен-
ности. Никогда не научатся. Никогда.
   И вновь перед мысленным взглядом Йосс взметнулся занесенный для удара
меч.
   - Ну, - пролепетала она, пытаясь справиться  с  внезапной  дрожью,  -
тогда детям придется ждать, пока? пока старики не поумирают.
   - Слишком долго. Будет поздно. - Йосс глянула старику в глаза, и  его
взгляд, острый и дикий, пригвоздил ее к месту.
   Но Абберкам тут же нетерпеливо тряхнул седой гривой, прорычал  что-то
на прощание и так стремительно ринулся вперед, что она едва успела  отс-
кочить на самый краешек мостков. "Вот так ходят вожди, и плевать  им  на
нас, простых смертных", - подумала она с кривой улыбкой и  снова  двину-
лась к дому.
   Но тут сзади раздались какие-то резкие звуки. Йосс испуганно  оберну-
лась, по горькому опыту городской жизни приняв их за выстрелы.  Абберкам
склонился над мостками, и все его мощное тело сотрясалось  в  пароксизме
мучительного, раздиравшего легкие кашля; приступы были настолько сильны-
ми, что он едва стоял на ногах. Йосс хорошо знала,  что  означает  такой
кашель. Говорят, что пришлые умеют лечить эту болезнь. Но она уехала  из
города до того, как хоть один из них успел появиться там. Она подошла  к
Абберкаму, который теперь тяжело хватал воздух ртом,  пытаясь  прийти  в
себя после приступа. Лицо его было серым, как пепел.
   - У вас берлот. Вы только подхватили его или уже поправляетесь?
   Старик яростно замотал головой.
   Йосс молча ждала ответа.
   "А какое мне, собственно говоря, дело до его болезни? Он приехал сюда
умирать. Я еще прошлой зимой слышала, как он воет на болотах ночами. Во-
ет от мучительной боли, воет, агонизируя, снедаемый стыдом и  отчаянием,
как человек на последней стадии рака, изводится тем, что все еще жив".
   - Все в порядке, - злобно просипел Абберкам, явно  желая,  чтобы  его
оставили в покое.
   Йосс ничего не оставалось, как кивнуть и уйти. Пусть подыхает,  ей-то
что? Да и могло ли остаться у него хоть малейшее желание жить после  то-
го, как он потерял все, что имел: власть, почет, богатство, честь? И по-
терял за дело: за то, что лгал, предавал своих приверженцев,  присваивал
чужие деньги! Хотя все политики этим занимаются? Великий Вождь Абберкам,
герой Освобождения, уничтоживший Всемирную партию своей  бездумной  жад-
ностью.
   Йосс снова оглянулась. Старик медленно тащился по мосткам,  возможно,
даже покачиваясь - на таком расстоянии она не могла  разглядеть.  Мостки
кончились, и Йосс ступила на тропинку, ведущую к ее дому.
   Триста лет назад эта заболоченная гнилая топь была одним из самых бо-
гатых и обширных земледельческих районов; первым, что осушила и воздела-
ла Сельскохозяйственная корпорация, а точнее, рабы, привезенные с Уэрела
в колонию на Йеове. Уж колонизаторы постарались на чужих-то землях:  так
хорошо осушали землю, так тщательно обрабатывали, без всякой меры  засы-
пая удобрениями, что доигрались, пока почва окончательно не истощилась и
уже ничего не могла родить. И  тогда  хозяева  бросили  ее  на  произвол
судьбы и ушли разрабатывать новые участки.  Ирригационные  каналы  стали
потихоньку разрушаться, и река вновь  начала  отвоевывать  свои  прежние
владения: она периодически разливалась, и волны, гуляя по некогда тучным
нивам, смывали остатки плодородной почвы  и  уносили  к  океану.  Теперь
здесь росли лишь тростники; на многие мили вокруг - шелестящий лес,  по-
кой которого тревожили лишь ветер, бесшумные тени низко  скользящих  туч
да шорох крыльев голенастых болотных птиц. Где-то в глубинах  его  можно
было набрести на небольшие островки все еще годной под пашню  земли,  на
крохотные обработанные поля и деревушки  рабов,  брошенных  на  произвол
судьбы. Никчемные люди на никчемной земле. Свобода на пустошах!  Свобода
сдохнуть от отчаяния и голода. И везде и повсюду по болотам были  раски-
даны полуразвалившиеся брошенные дома.
   Религия Уэрела и Йеове позволяла и даже настоятельно советовала  ста-
рикам, достигшим определенного возраста, обратиться к тишине: когда  они
уже взрастили детей и исполнили свой гражданский и семейный долг,  когда
тело ослабело, а дух окреп, они были вольны бросить все и начать жизнь с
начала, с пустыми руками на пустом месте. Даже на плантациях боссы  ста-
рым рабам позволяли уходить в чащобы и жить там свободно. Здесь  же,  на
севере, освобожденные мужчины уходили на болота и вели там  отшельничес-
кий образ жизни в уединенных ветхих домах. А  после  Освобождения  стали
уходить и женщины.
   Брошенные дома занимать было опасно: хозяин мог однажды  вернуться  и
предъявить права на свое владение. Но большинство сооружений (как и кры-
тый тростником домишко Йосс) принадлежали местным  деревенским,  которые
содержали их в порядке и бесплатно отдавали отшельникам, надеясь  испол-
нить тем самым свой религиозный долг и обогатить если уж не карман,  так
хотя бы душу. Йосс утешалась мыслью о том, что для хозяина своей  разва-
люхи она является источником духовных благ; он был редким скупердяем,  и
его расчеты с провидением всегда склонялись в пользу дебета. Она осозна-
вала, что все еще кому-то нужна и приносит хоть сомнительную, но пользу.
И это еще один знак того, что она не способна отрешиться от мира, к чему
призывал Камье. "Ты больше ни на что не годишься", - твердил  он  с  тех
пор, как ей исполнилось шестьдесят, сотни раз. Но  Йосс  не  желала  его
слушать. Да, она оставила шумный мир и ушла в болота, но так и не смогла
избавиться от него - беспрерывно болтающего, сплетничающего,  поющего  и
плачущего. Этот неумолчный гул заглушал тихий голос ее Господина.
   Войдя в дом, она обнаружила, что Эйд с Вадой уже ушли.  На  аккуратно
заправленной постели дремал, свернувшись клубочком, ее  лисопес  Тикули.
Губу, пятнистый кот, бродил с недоуменным видом, вопрошая, почему до сих
пор не подали обеда. Йосс взяла его  на  руки  и  погладила  шелковистую
спинку. Кот довольно замурлыкал. Потом она его покормила. Тикули, как ни
странно, не обратил на это никакого внимания. В последнее время он вооб-
ще слишком много спал. Йосс присела на кровать и почесала у него за уша-
ми. Пес проснулся, зевнул, раскрыл янтарные глаза и, узнав хозяйку,  за-
вилял огненно-рыжим хвостом.
   - А ты что, есть не хочешь? - спросила она.
   "Так и быть, поем, но только чтобы доставить  тебе  удовольствие",  -
ответил Тикули и спрыгнул с кровати, как ей показалось, не очень ловко.
   - Ой, Тикули, да ты у меня стареешь, - сказала Йосс и ощутила в серд-
це холод вонзившегося меча. Когда же это было? Ее дочь  Сафнан  принесла
матери в подарок маленького неуклюжего рыжего щенка с кривыми лапками  и
пушистым хвостом. Сколько лет прошло с тех пор? Восемь. Да,  много.  Для
лисопса - вся жизнь.
   Но он все же пережил и Сафнан и ее детей, внуков Йосс,  -  Энкамму  и
Уйи.
   "Пока я жива, они мертвы, - подумала она в который уже раз. - А когда
они оживут, меня уже не будет. Они улетели на корабле,  летящем  быстро,
как луч света; они сами превратились в свет. Когда они вновь станут сами
собой и ступят на землю далекого мира под названием  Хайн,  пройдет  во-
семьдесят лет. И я уже буду мертва. Давно мертва. Я уже мертва. Они  ос-
тавили меня, и я умерла. Но только пусть они живут, о  всемилостивейший;
я согласна умереть, лишь бы жили они! Я и приехала сюда умирать. За них.
Вместо них. Я не могу, не могу позволить им умереть за меня".
   В ее ладонь ткнулся холодный нос Тикули. Йосс внимательно  посмотрела
на пса. Раньше она не обращала внимания, что его янтарные глаза подерну-
лись мутной пленкой и слегка выцвели. Она молча погладила его по  голове
и почесала за ухом.
   Съел всего несколько кусочков, да и то лишь ради нее, и  снова  полез
на кровать! Может, заболел? Йосс приготовила ужин: суп и пирожные, и ма-
шинально сжевала все, не замечая вкуса. Потом помыла три тарелки, подки-
нула в огонь хворосту и села с книгой в руках, надеясь,  что  чтение  ее
отвлечет. Тикули все дремал на кровати, а Губу пристроился у очага,  зо-
лотистыми глазами глядя на огонь, и тихо тянул свое  "мур-мур-мур".  Раз
он вскочил, услышав в тростниках какой-то подозрительный  шум,  и  издал
охотничий вопль, но потом снова улегся и, уставившись на пляшущие  языки
пламени, завел свою песню. Когда огонь погас и дом под беззвездным небом
погрузился во тьму, он присоединился к Йосс и Тикули, уже спящим в  теп-
лой постели, на которой сегодня утром два юных любовника  отдавали  друг
другу свою страсть.
   Она поймала себя на том, что последние несколько дней неотступно  ду-
мает об Абберкаме. Все это время она приводила свой огородик в  порядок,
готовя его к зиме, и потому голова была свободна.
   Когда Вождь впервые появился на болотах и поселился в доме, принадле-
жавшем старосте, вся деревня загудела, как встревоженный улей. Опозорен-
ный, низложенный, он все равно оставался  великим  человеком.  Избранный
всенародно вождем хеендов, одного из сильнейших племен Йеове, и создав и
возглавив движение "Расовая свобода", он во время войны за  Освобождение
достиг огромной популярности. Идеи его Всемирной партии пришлись по душе
особенно в сельских местностях, на плантациях:  "Никто  не  имеет  права
жить в Йеове, кроме его народов: ни уэрелиане, ни ненавистные  колониза-
торы, ни боссы, ни хозяева". Война покончила с рабством, и в последующие
несколько лет дипломаты из Экумены договорились о полном и бесповоротном
окончании экономической зависимости Йеове от Уэрела.  Планета  перестала
быть колонией. Все боссы и хозяева - некоторые семьи жили здесь по  нес-
колько веков - были выдворены на родину, в Старый Мир, вращавшийся  вок-
руг солнца по внешней орбите. Они были вынуждены уйти и увести свою  ар-
мию. "Они уже не вернутся! - обещала Всемирная партия. - Ни  как  гости,
ни как купцы. Никогда больше им не дозволено будет  осквернять  земли  и
души Йеове. И никаким другим пришельцам и захватчикам  этого  не  позво-
лят!" Чужаки из Экумены помогали Йеове скинуть цепи рабства, но им  тоже
пришлось улететь домой. "Это только наш мир. И он свободен. Здесь мы мо-
жем укреплять свой дух по заветам  Камье-Меченосца".  Абберкам  повторял
эти сентенции везде и всюду, и занесенный меч  стал  эмблемой  Всемирной
партии.
   А затем полилась кровь. С самого Освобождения в Надами  тридцать  лет
бесконечно шли войны, восстания, мятежи - половина жизни  Йосс.  И  даже
после того как с планеты убрались  все  уэрелиане,  война  продолжалась.
Снова и снова вырастали, мужали безусые юноши и, очертя  голову,  броса-
лись по наущению престарелых вождей убивать друг друга,  женщин,  детей,
стариков; здесь всегда шла воина во имя свободы, мира и  справедливости.
Получившие свободу племена дрались между собою за землю, в то время  как
их вожди грызлись за власть. Все, что нажила Йосс за долгие годы  работы
учительницей в столице, пошло прахом, причем даже не во время самой вой-
ны за Освобождение, а после нее, когда  в  городе  началась  гражданская
смута.
   Правда, надо отдать должное Абберкаму: несмотря на меч,  изображенный
на  эмблеме,  он  всеми  способами  пытался  воздерживаться  от  военных
действий, и отчасти это у него получалось. Он  предпочитал  бороться  за
власть с помощью убеждения, различными политическими и  дипломатическими
приемами, на которые был большой мастер, и почти добился успеха. Плакаты
с занесенным мечом были расклеены везде и всюду, а речи Вождя на  митин-
гах неизменно пользовались большим успехом. "АББЕРКАМ И  РАСОВАЯ  СВОБО-
ДА!" - призывали лозунги, протянутые над улицами. Ему оставалось  только
победить на первых в истории Йеове выборах и стать Вождем Мирового сове-
та. Но тут началось: сначала шепотки, слушки, потом уже открытые обвине-
ния в измене. Потом самоубийство его сына.  Затем  публичные  откровения
матери его сына о развратном и не в меру роскошном образе жизни Вождя. А
дальше посыпались обвинения в присвоении денег, выделенных  его  партией
на восстановление  кварталов  столицы,  разрушенных  во  время  войны  и
бегства уэрелиан. Разоблачение  тайного  плана  предательского  убийства
эмиссара Экумены с тем, чтобы впоследствии свалить вину на старого друга
Абберкама и его сторонника Демье? Именно последнее и положило конец  его
карьере: на сексуальную распущенность, роскошный образ жизни и  даже  на
злоупотребление властью Вождя еще могут  посмотреть  сквозь  пальцы,  но
предательство старого товарища по партии - такое не прощают.
   "Такова уж рабская мораль", - подумала Йосс. Большинство  из  прежних
сторонников ополчились против Абберкама и взяли штурмом его  резиденцию.
Союзные войска Экумены соединились с частями, оставшимися верными Вождю,
и вместе восстановили в столице порядок. За те несколько дней, пока дли-
лись беспорядки, в городе погибли сотни людей, а по всей планете  жертвы
вспыхнувших в поддержку Абберкама мятежей и бунтов исчислялись тысячами.
Но потом Экумена встала на сторону временного правительства, вынудив его
пойти на уступки в политике по отношению к Уэрелу. И  Вождя  повели  под
охраной ненавистных колонизаторов по залитым кровью улицам  с  полуобва-
лившимися от разрывов гранат домами. Народ,  доверявший  ему,  обожавший
его, ненавидевший его, молча смотрел, как его ведут через весь город под
конвоем иностранцы, чужаки, которых он обещал вышвырнуть с планеты.
   Йосс прочла обо всем в газете, так как это произошло, когда  она  уже
год как жила на болотах. "И поделом ему!" - подумала она тогда. Действи-
тельно ли Экумена стала союзником Йеове или  под  прикрытием  лояльности
просто готовит возрождение старых порядков, она не знала, но ей  приятно
было видеть, как столь высоко вознесшийся Вождь был свергнут с пьедеста-
ла. Уэрелианские боссы, свалив главу страны, наняли десятки писак, поли-
вавших его грязью. Но Йосс уже досыта наелась грязи за всю свою жизнь.
   Когда несколько месяцев спустя ей сообщили, что Абберкам  будет  жить
на болотах недалеко от нее и что он решил стать  отшельником,  она  была
потрясена и даже несколько пристыжена, поскольку считала все его пламен-
ные высказывания и призывы лишь обычной политической болтовней.  Неужели
он в самом деле религиозен? И это после всех грабежей,  оргий,  убийств?
Нет, конечно же, нет! Потеряв деньги и власть, он был вынужден  устроить
весь этот спектакль для отвергнувшего его общества и играть в  нем  роль
нищего и несправедливо униженного. Ни стыда, ни совести! Йосс сама  уди-
вилась, сколько язвительности и горячей неприязни всколыхнуло в ней  из-
вестие о его приезде. Когда она в первый раз увидела его, то  единствен-
ным, что запомнилось тогда, стали огромные ступни  с  грязными  большими
пальцами, обутые в сандалии, - посмотреть ему в лицо она из презрения не
пожелала.
   Однажды зимней ночью с болот донесся леденящий, как пронизывающий ве-
тер, жуткий вой. Губу и Тикули навострили уши, насторожились, но тут  же
успокоились. Йосс даже не сразу поняла, что эти надрывные звуки исторга-
ет человеческая глотка; выл мужчина - пьяный? сумасшедший? -  и  было  в
его голосе столько муки и отчаяния, что она, несмотря на страх, отправи-
лась посмотреть, нельзя ли ему помочь. Но он не искал помощи. "О великий
всемогущий Камье!" - различила Йосс, выйдя за дверь, и на фоне  бледного
ночного неба, затянутого мутными облаками, увидела огромную фигуру чело-
века, который шатаясь брел по мосткам, рвал на  себе  волосы  и  плакал,
словно животное, словно душа, заблудившаяся в боли.
   После этой ночи она больше не осмеливалась осуждать его. Они в равном
положении. И, встретившись с ним в следующий раз, посмотрела ему в глаза
и заговорила с ним.
   Видела она его не часто: он действительно жил как отшельник.  К  нему
никто не ходил. Ей жители деревни (ради спасения своей души) отдавали  и
кое-какие вещи, и  излишки  каждого  урожая,  а  по  праздникам  угощали
чем-нибудь горячим; но она ни разу не видела, чтобы кто-то нес  что-либо
Абберкаму. Может, поначалу ему и предлагали, а он оказался слишком  гор-
дым, чтобы принимать подаяние. А может, побоялись и предлагать.
   Йосс вскапывала землю маленькой лопаткой с поломанной ручкой, которую
ей отдала Эм Деви, и размышляла о ночных воплях Абберкама и его кашле. В
четырехлетнем возрасте Сафнан чуть не умерла от берлота. В  те  страшные
дни этот жуткий надрывный кашель преследовал Йосс днем и  ночью.  Может,
когда она видела Абберкама в последний раз, тот направлялся к  деревенс-
кому доктору? А может, пошел, да вернулся, так и не решившись  попросить
помощи?
   Йосс накинула на плечи шаль: ветер посвежел, напоминая о том, что уже
осень, и, выйдя к мосткам, свернула направо.
   Жилище Абберкама было гораздо больше ее лачуги и сложено  из  бревен,
отсыревших и замшелых: болотная вода просачивалась всюду. Такие дома пе-
рестали строить уже лет двести назад, после того, как срубили  последнее
дерево. Бывший фермерский дом, теперь он превратился в мрачную,  обвитую
дикими лозами развалину с прохудившейся крышей и выбитыми  окнами;  сту-
пеньки на крыльце совсем прогнили и прогибались даже под Йосс.
   Она позвала Абберкама, потом еще раз, погромче. Но в ответ лишь ветер
шелестел в тростниках. Она постучала, подождала немного и,  наконец  ре-
шившись, толкнула разбухшую входную дверь. Оказавшись в узкой  прихожей,
Йосс услышала доносящееся из соседней комнаты хриплое бормотание:
   - Никогда не входи, ни с какими намерениями, беги без  оглядки,  беги
без оглядки? - И говорящий вновь зашелся в приступе мучительного кашля.
   Йосс открыла дверь в комнату, остановилась на пороге и,  когда  глаза
привыкли к темноте, огляделась. Когда-то здесь находилась  гостиная,  но
сейчас все окна были забиты досками, а огонь  в  очаге  давным-давно  не
разжигали. Из мебели остались только старый буфет, стол,  лавка  и  кро-
вать, стоявшая рядом с очагом. Скомканное одеяло валялось на полу, а Аб-
беркам, совершенно голый, метался на кровати в горячечном бреду.
   - О Камье всемогущий! - вырвалось у Йосс.
   Огромное, черное, маслянисто-блестящее тело, широченная грудь  и  жи-
вот, поросшие седыми волосами, сильные руки  с  ладонями,  напоминающими
лопаты? Да она никогда в жизни не отважится подойти к нему!
   Но все же Йосс поборола робость. Ведь Абберкам так болен  и  слаб,  к
тому же не потерял сознания и в состоянии понять, что она хочет  помочь.
Йосс подняла с пола одеяло, укрыла  больного,  а  сверху  набросала  все
тряпки, которые только нашла в доме - даже коврик притащила из  соседней
комнаты; затем она развела огонь. Пару часов спустя  больной  начал  по-
теть; он буквально обливался потом: все белье промокло насквозь.
   "Что за человек, ни в чем не знает удержу!" - ворчала Йосс,  глубокой
ночью ворочая неподъемное тело, вытягивая из-под  него  простыни,  чтобы
высушить над очагом. Лихорадка не  отступала,  старика  снова  трясло  и
вновь скручивали приступы кашля, а Йосс тем временем  заваривала  прине-
сенные с собой травы и заставляла его пить. И сама пила с ним за  компа-
нию. Наконец Абберкам заснул мертвым, настолько глубоким сном, что  даже
кашель, все не оставлявший его в покое, не мог его разбудить. Почти сра-
зу и Йосс незаметно для себя задремала и очень удивилась,  когда,  прос-
нувшись, обнаружила, что лежит на полу у погасшего очага, а сквозь  щели
в окна пробивается молочный свет дня.
   Абберкам л