уть под горами приведет  меня  к  береговой  линии  до
того, как все погибнет... Это тропы смерти.
     - Тропы смерти! - воскликнул Гимли. - Какое странное  название;  и  я
заметил, что люди Рохана его не очень любят. Может ли  живой  использовать
эту дорогу и не погибнуть? И даже если мы пройдем там, могут ли  несколько
человек противостоять силе всего Мордора?
     - Живые  никогда  не  использовали  эту  дорогу  со  времени  прихода
рохиррим, - сказал Арагорн, - она  закрыта  для  них.  Но  в  трудный  час
потомок Исилдура может воспользоваться ею,  если  посмеет.  Слушайте:  вот
какие слова своего отца, мудрейшего из  знатоков  сказаний,  передали  мне
сыновья Элронда: прошу Арагорна помнить слова пророка и тропы смерти.
     - А что это за слова пророка? - спросил Леголас.
     - Так говорил пророк  Малбет  в  дни  Арведуи,  последнего  короля  в
Форносте, - пояснил Арагорн.

              Над миром лежит длинная тень.
              Крылья Тьмы дотянулись до запада.
              Башня дрожит; к могилам королей
              Приближается судьба. Мертвые проснулись,
              Потому что пришел час нарушенных клятв:
              У камня Эреча будут они стоять снова
              И слышать рог, звенящий в холмах.
              Чей это будет рог? Кто позовет их,
              Забытых людей, из серых сумерек?
              Потомок того, кому они нарушили клятву.
              С севера придет он, необходимость приведет его:
              Он пройдет тропами смерти.

     - Тропы эти, несомненно, темны, - сказал Гимли,  -  но  для  меня  не
темнее этих строк.
     - Если вы поймете их лучше, чем я, прошу вас идти со мной,  -  сказал
Арагорн, - так как этим путем я намерен идти. Но я делаю  это  нерадостно:
лишь необходимость заставляет меня, поэтому я беру с собой только тех, кто
идет по доброй воле, потому что и там ждет нас тяжелая работа,  и  большой
страх, и, может, еще что-нибудь похуже.
     - Я пойду с вами по тропе смерти туда, куда  они  могут  привести,  -
сказал Гимли.
     - Я тоже пойду, - сказал Леголас, - но я не боюсь мертвых.
     - Надеюсь, забытые люди не забыли, как сражаться, - сказал Гимли, - я
иначе не понимаю, почему мы должны дрожать перед ними.
     - Это мы узнаем, если доберемся до Эреча, -  сказал  Арагорн.  -  Они
нарушили клятву бороться с Сауроном и должны сражаться теперь, если  хотят
выполнить ее. В Эрече  стоит  черный  камень,  который,  как  говорят  был
принесен из Нуменора Исилдуром; он был  установлен  на  холме,  и  на  нем
король гор поклялся в дружбе с ним с самого основания  Гондора.  Но  когда
Саурон вернулся и снова стал силен, Исилдур призвал людей гор выполнить их
клятву, но они не сделали этого: они преклонились перед Сауроном в  темные
годы.
     Тогда Исилдур сказал их королю: "Ты будешь последним королем. И  если
запад окажется сильнее Черного Хозяина, я налагаю на  тебя  и  твой  народ
проклятие: не знать отдыха, пока ваша клятва не будет выполнена. Эта война
будет длиться бесчисленные годы, и однажды вы будете  призваны  снова".  И
они бежали перед гневом Исилдура и не  осмелились  выступить  в  войне  на
стороне Саурона; и они притаились в тайных  местах  в  горах  и  не  имели
связей с другими людьми, но медленно уменьшались в числе. И ужас бессонной
ночи лежит на холме Эреча и на всех местах, где жили эти люди. Но я должен
идти этим путем, потому что никто из живущих не поможет мне.
     Он встал.
     - Вперед! - воскликнул он, выхватывая меч и взмахнув им в  сумеречном
зале Бруга. - К камню Эреча! Я иду к тропам смерти.  Идите  со  мной,  кто
может!
     Леголас и Гимли не ответили, но встали вышли вслед  за  Арагорном  из
зала. На лужайке ждали, молчаливые и неподвижные, следопыты  в  капюшонах.
Леголас и Гимли  сели  на  лошадь.  Арагорн  прыгнул  на  рохарина.  Тогда
Хальбарад поднял большой рог, и  трубный  звук  эхом  отдался  в  пропасти
Хэлма. Всадники двинулись вперед, бурей пронеслись по долине  глубокой,  а
люди, оставшиеся в пропасти и в Бруге, с удивлением смотрели им вслед.
     И пока Теоден пробирался по горным дорогам, серый отряд  пронесся  по
равнинам и в полдень следующего дня прибыл в  Эдорас;  здесь  они  сделали
короткую остановку, проскакали долиной и  к  наступлению  темноты  были  в
Дунхарроу.
     Леди Эовин приветствовала их и была рада их прибытию; она  не  видела
таких сильных людей, как дунаданцы и прекрасные сыновья Элронда;  но  чаще
всего ее глаза были устремлены на Арагорна. Когда они  все  сели  ужинать,
она услышала обо всем, что произошло с отъезда Теодена; она узнала о битве
в пропасти Хэлма и о гибели врагов, и глаза ее сияли.
     Но наконец она сказала:
     - Господа, вы устали и должны идти в свои помещения,  которые  спешно
для вас приготовлены. Завтра мы разместим вас лучше.
     Арагорн ответил:
     - Нет, леди, не беспокойтесь из-за нас1 если мы сможем переночевать и
позавтракать утром, этого вполне достаточно. Потому  что  у  меня  срочное
дело, и в первом свете утра мы выедем.
     Она улыбнулась ему и сказала:
     - Вы совершили добрый поступок, несколько  свернув  со  своего  пути,
чтобы принести новости Эовин и поговорить с нею в ее изгнании.
     - Ни один человек не  счел  бы  такую  поездку  напрасной,  -  сказал
Арагорн. - И однако, леди, я не приехал бы сюда, если  бы  моя  дорога  не
вела через Дунхарроу.
     Она ответила с видом человека, которому не нравятся его слова:
     - Тогда вы ошиблись: из Дунхарроу ни одна дорога не ведет  на  восток
или юг; вам придется повернуть назад.
     - Нет, леди, - сказал он. - Я не ошибся; я бывал  в  этих  землях  до
того, как родились вы, чтобы  украсить  их.  Из  этой  долины  ведет  одна
дорога, и по ней я и пойду. Завтра я двинусь по тропам смерти.
     Она пораженно смотрела на него,  лицо  ее  побледнело,  и  она  долго
сидела молча.
     - Но, Арагорн, - сказала она наконец, - неужели ваша задача -  искать
смерть? Больше ничего не найдете вы на этой дороге. По  ней  не  позволено
идти живым.
     - На этот раз мне могут позволить пройти, - возразил  Арагорн,  -  по
крайней мере, я попытаюсь. Никакая другая дорога мне не подходит.
     - Но это безумие, - сказала она. - С вами славные и доблестные  люди,
они нужны на войне, а вы уведете их в тень. Прошу вас остаться и  ехать  с
моим братом; тогда наши сердца возрадуются, а надежда будет сильней.
     - Это не безумие, леди, - ответил он, -  я  иду  предназначенной  мне
дорогой. А те, кто идут со мной, делают это добровольно:  если  они  хотят
остаться и ехать с рохиррим, они могут это сделать.  Но  я  пойду  тропами
смерти, и даже один, если понадобится.
     Больше они ни о чем не говорили и ели в молчании, но глаза  Эовин  не
отрывались от Арагорна, и  все  видели,  как  она  мучается.  Наконец  они
встали, поблагодарили леди за заботу и отправились отдыхать.
     Когда Арагорн подошел к палатке, установленной для него с Леголасом и
Гимли и его товарищи вошли  туда,  сзади  его  окликнула  леди  Эовин.  Он
обернулся и увидел ее в мерцании ночи, потому что она одета была в  белое;
глаза ее горели огнем.
     - Арагорн, - сказала она, - зачем вы идете этой смертоносной дорогой?
     - Потому что я должен, - ответил он. - Только так надеюсь  я  сыграть
свою роль в войне с Сауроном. Я не выбирал, если бы я шел, куда хочу я  бы
сейчас бродил далеко на севере, в прекрасной долине Раздола.
     Некоторое время она молчала, как бы обдумывая его слова. Потом  взяла
его за руку.
     - Вы мужественный и решительный человек, - сказала она, - такие  люди
заслуживают славы. - Она помолчала. - Если вы должны идти,  позвольте  мне
следовать за вами. Я устала скрываться в горах  и  хочу  смотреть  в  лицо
опасности и битве.
     - Ваш долг быть с вашими людьми, - возразил он.
     - Слишком часто слышала я о долге! - воскликнула она. - Но разве я не
из дома Эорла, разве я не умею носить меч? Я долго ждала. Разве я не  могу
теперь вести такую жизнь, какую хочу?
     - Мало кто делает это с честью, - ответил он.  -  Что  касается  вас,
леди, разве вы  не  приняли  на  себя  управление  людьми  до  возвращения
повелителя? Если бы не вы были избраны,  на  это  место  был  бы  назначен
какой-нибудь маршал или капитан, и он не мог бы отказаться и уехать, устал
он или нет.
     - Я всегда должна быть выбрана? - с горечью спросила она. - Должна  я
всегда и оставаться, когда всадники уезжают, чтобы беречь  их  дома,  пока
они завоевывают славу, и чтобы, вернувшись, они нашли еду и постель?
     - Может наступить  такое  время,  -  сказал  он,  -  когда  никто  не
вернется. Тогда не нужна будет слава, потому что некому  будет  помнить  о
делах, которые были совершены при последней защите наших домов. Но  деяния
не станут менее славными от того, что они не прославлены.
     И она ответила:
     - Все, что вы говорите, звучит так:  ты  женщина,  и  твоя  участь  -
оставаться дома. Когда мужчины умирают в битве с честью, ты можешь сгореть
в доме, потому что мужчины не нуждаются в тебе больше. Но я из дома Эорла,
я не служанка. Я умею ездить верхом, я владею мечом, я не боюсь  ни  боли,
ни смерти.
     - Чего же вы боитесь, леди? - спросил он.
     - Клетки, - ответила она. - Сидеть за ее прутьями, пока не привыкнешь
и не состаришься, когда великие деяния уже не смогут быть сделаны.
     - И вы советуете мне отказаться от дороги, потому что она опасна.
     - Так может один воин советовать другому, - сказала она. -  Но  я  не
прошу вас бежать от опасностей, а ехать на битву, где ваш меч  заслужит  и
славу и победу.  Я  не  хочу  видеть,  как  бесполезно  пропадает  высокая
доблесть.
     - Я тоже, - согласился он.  -  Поэтому  я  и  не  говорю  вам:  леди,
оставайтесь! У вас нет дела на юге.
     - Нет его и у тех, кто войдет с тобой... Они идут потому что не хотят
расставаться с тобой - потому что они любят тебя.
     Она повернулась и исчезла в ночи.
     Когда стало  светать,  но  солнце  еще  поднялось  из-за  хребтов  на
востоке, Арагорн был готов к  отъезду.  Все  его  товарищи  уже  сидели  в
седлах, и Арагорн  хотел  подняться  в  седло,  когда  леди  Эовин  пришла
прощаться с ними. Она была одета, как всадник и вооружена мечом. В руке  у
нее была чаша; поднеся ее к губам, она отпила от нее немного и пожелала им
хорошей скорости; затем она передала чашу Арагорну,  он  отпил  из  нее  и
сказал:
     - Прощайте, леди Рохана! Я пью за  счастье  вашего  дома  и  за  ваше
счастье и счастье вашего народа. Передайте вашему  брату  -  за  тенью  мы
встретимся снова...
     Гимли и Леголасу, стоящим поблизости, показалось, что она всхлипнула.
Но она сказала:
     - Арагорн, ты пойдешь?
     - Да, - ответил он.
     - Ты не позволишь мне ехать с тобой, как я просила?
     - Нет, леди. Я не могу это сделать без  разрешения  короля  и  вашего
брата, а они не вернутся до завтра. У меня же на счету  каждый  час,  даже
каждая минута. Прощайте!
     Она упала на колени, говоря:
     - Прошу тебя!
     - Нет, леди, - сказал он и, взяв ее за  руку,  поднял.  Поцеловав  ее
руку, он прыгнул в седло и поехал, не оглядываясь; и лишь те,  кто  хорошо
знал его и ехали поблизости, видели, какую боль он испытывает.
     Эовин стояла неподвижно, как вырезанная из камня фигура, руки ее были
сжаты, она следила за ними, пока они не скрылись в тени Двиморберга,  горы
призраков, в которой были ворота смерти. Когда они исчезли  из  вида,  она
повернулась, спотыкаясь, как слепая, и пошла к себе. Никто из ее людей  не
видел этого расставания, они были испуганы и прятались, пока чужеземцы  не
ушли.
     И некоторые говорили:
     - Это эльфы. Пусть идут в темные места  и  никогда  не  возвращаются.
Время и так злое.
     Свет был серым, когда они ехали, потому что солнце не выбралось из-за
черных хребтов горы призраков перед  ними.  Ужас  охватил  их,  когда  они
проехали между рядами древних камней и оказались вблизи Димхолта. Здесь  в
тени черных деревьев, которую даже Леголас не мог долго  выдерживать,  они
нашли ровное место, долину, уходившую в гору, и справа от их дороги  стоял
одинокий могучий камень, подобный пальцу судьбы.
     - У меня застыла кровь, - сказал Гимли, но остальные молчали,  и  его
голос упал на толстый слой пихтовых игл у них под ногами и  затих.  Лошади
не хотели идти мимо грозного камня, пока всадники не спешились и не повели
их. Так они подошли к концу долины, и здесь была крутая каменная стена,  а
в ней, как пасть ночи, зияла темная дверь. Над ней на  широкой  арке  были
врезаны знаки и фигуры, но они были слишком неясны, чтобы прочесть  их,  и
страх поднимался от них, как густой туман.
     Отряд остановился, и не было сердца, что не дрогнуло  бы,  разве  что
сердце эльфа Леголаса, который не боялся призраков людей.
     - Это злая дверь, - сказал Хальбарад, - и моя смерть  лежит  за  ней.
Тем не менее я осмелюсь пройти в  нее,  но  вот  ни  одна  из  лошадей  не
посмеет.
     - Но мы должны войти в нее, поэтому и лошади должны  тоже,  -  сказал
Арагорн. - Потому что если мы пройдем эту тьму, много лиг ляжет за нею,  и
каждый потраченный час приближает триумф Саурона. Следуйте за мной!
     Арагорн пошел вперед, и сила его воли была такова, что все  дунаданцы
и их лошади последовали за ним. Любовь лошадей к следопытам  была  такова,
что они шли за своими всадниками, преодолевая ужас перед дверью. Но  Арод,
Роханский конь, отказывался идти, он стоял, мокрый, и дрожал в страхе, так
что жаль было на него смотреть. Тогда Леголас положил ему на глаза руку  и
что-то негромко проговорил; наконец Арод позволил повести себя, и  Леголас
прошел в дверь. И снаружи остался только гном Гимли.
     Колени его дрожали, он был зол на себя.
     - Неслыханно! -  сказал  он.  -  Эльф  идет  под  землю,  а  гном  не
осмеливается!
     С этими словами он ринулся вперед. Но ему показалось,  что  ноги  его
налились, глаза  охватила  тьма,  он  ослеп,  Гимли  сын  Глоина,  который
бесстрашно спускался в самые глубины земли.
     Арагорн захватил в Дунхарроу факелы, и теперь он шел впереди,  высоко
неся один  из  них.  Элладан  с  другим  факелом  шел  в  тылу,  и  Гимли,
спотыкаясь, догонял  их.  Он  ничего  не  видел,  кроме  тусклого  пламени
факелов. Когда отряд останавливался,  вокруг  слышался  бесконечный  шепот
голосов и гул слов на языке, которого Гимли никогда раньше не слыхал.
     Никто не нападал на отряд, не мешал ему пройти, и однако страх  гнома
все рос, и главным образом потому, что он знал, что не смог  бы  повернуть
назад: все пути были заполнены невидимым войском, следовавшим за ними.
     Так  тянулось  время,  пока  Гимли   не   увидел   зрелище,   которое
впоследствии не был склонен вспоминать. Дорога была широкой, насколько  он
мог судить, но теперь отряд неожиданно оказался в большой пещере,  и  стен
ни с одной стороны не было. Ужас Гимли был так велик, что он с трудом  мог
идти.  Слева  во  мгле  что-то  сверкнуло.  Арагорн  остановился  и  пошел
взглянуть, что это такое.
     - Неужели он совсем не чувствует страха?  -  пробормотал  гном.  -  В
другой любой пещере Гимли,  сын  Глоина,  первым  побежал  бы  при  блеске
золота. Но не здесь! Пусть оно лежит!
     Тем не менее он подошел ближе и увидел склонившегося Арагорна,  в  то
время как Элладан держал оба факела. Перед Арагорном лежал скелет могучего
человека. Он был одет в кольчугу, и все его вооружение  лежало  здесь  же:
воздух в пещере был сух, а кольчуга война позолочена. Пояс у него  был  из
золота и граната, шлем на черепе богато украшен золотом. Воин  упал  лицом
вниз перед  стеной  пещеры,  как  теперь  можно  было  видеть;  перед  ним
находилась крепко закрытая каменная дверь; кости пальцев скелета  все  еще
цеплялись за щель. Рядом с ним лежал  зазубренный  меч,  как  будто  он  в
отчаянии бил им по скалам.
     Арагорн не тронул его, но, молча осмотрев, встал и вздохнул.
     - Долгие  годы  лежит  он  у  двери,  которую  не  сумел  открыть,  -
пробормотал он. - Куда ведет эта дверь? И почему он пошел сюда?  Никто  не
знает этого!
     Но это не мое дело! - воскликнул он, оборачиваясь назад и обращаясь к
шепчущей тьме. - Храните свои тайны проклятых годов!  Нам  нужно  спешить.
Пропустите нас и идите за нами. Я призываю вас к камню Эреча!
     Ответа не было, наступило  полная  тишина,  еще  более  ужасная,  чем
шепот; потом донесся порыв холодного воздуха, факелы замигали и погасли, и
их не смогли зажечь вновь. О том,  что  последовало  дальше,  Гимли  почти
ничего не мог сказать. Все шли вперед, а он  тащился  сзади,  преследуемый
растущим  ужасом,  который,  казалось,  вот-вот  охватит  его.  И  за  ним
доносился рокот, как топот многих ног. Он спотыкался и  полз,  как  зверь,
пока не понял, что больше не выдержит: либо этому наступит конец, либо  он
побежит назад в безумии навстречу ужасу. Неожиданно  он  услышал  журчание
воды, и звук показался ему резким и чистым, как от падения камня в  темный
сон. Становилось светлее, и, смотрите! Отряд прошел  через  другую  дверь,
широкую, с высокой аркой. Перед  ними,  круто  спускаясь  вниз,  открылась
дорога между крутыми утесами, острые края которых видны были на фоне  неба
высоко вверху. Так глубоко и узко  было  это  ущелье,  что  небо  казалось
темным и на нем сверкали маленькие  звезды.  Но  как  узнал  потом  Гимли,
оставалось еще два часа до захода солнца того дня, когда они выступили  из
Дунхарроу.
     Отряд снова поехал верхом, и Гимли вернулся  к  Леголасу.  Они  ехали
цепочкой.  Наступил  вечер,  сгустился  голубой  сумрак;  страх  продолжал
преследовать их. Леголас обернулся, чтобы сказать  что-то  Гимли,  и  гном
увидел яркий блеск в глазах эльфа. За ними последним ехал Элладан.
     - Мертвые идут за нами, - сказал Леголас. - Я  вижу  фигуры  людей  и
лошадей, бледные знамена, как клочья тумана, и копья, как прутья кустов  в
туманную ночь. Мертвые идут за нами.
     - Да, мертвые окружают нас. Они вызваны, - сказал Элладан.
     Отряд неожиданно, как из щели в стене, вышел из  ущелья:  перед  ними
лежала  высокогорная  равнина,  с  холодным  звуком  множества  водопадов,
посреди нее бежал ручей.
     - Где мы в Средиземье? - спросил Гимли, и Элладан ответил:
     - Мы у истоков Мортонда, длинной холодной  реки,  которая  впадает  в
море, омывающее стены Дол Амрота. Люди называют эти холмы черный корень.
     Долина Мортонда с юга глубоко вдавалась  в  горы.  Ее  крутые  склоны
поросли травой, но в этот час все было серым, потому что  солнце  зашло  и
далеко внизу мигали огоньки в домах людей.  Долина  была  богата  и  густо
населена.
     Не оборачиваясь, Арагорн громко, так что все услышали, воскликнул:
     - Друзья забудьте усталость! Вперед! Мы должны прибыть к камню  Эреча
до конца этого дня, а путь еще долог.
     И они, не оглядываясь, поехали, пока  не  добрались  до  моста  через
ручей, за которым спускалась вниз дорога.
     Огни в домах  гасли,  двери  закрывались  при  их  приближении,  люди
разбегались с криками ужаса, как преследуемая дичь.  И  в  ночи  слышались
крики:
     - Король мертвых! Король мертвых идет на нас!
     Далеко внизу звонили колокола, и все  бежали  от  лица  Арагорна.  Но
серый отряд скакал безостановочно, пока лошади не  начали  спотыкаться  от
усталости. И в полночной тьме, черной, как в горной пещере, они прискакали
к холму Эреч.
     Издавна ужас смерти лежал на этом холме и  на  окружающих  полях.  На
вершине холма стоял черный камень, круглый, как  шар,  и  высотой  в  рост
человека, хотя половина его была погружена в землю. Он  казался  неземным,
как будто упал с неба, во что и верили некоторые; но те,  кто  еще  помнил
сказания  запада,  говорили,  что  камень  принесен  из  руин  Нуменора  и
установлен  здесь  Исилдуром.  Никто  из  жителей  долины  не  осмеливался
приблизится к нему; говорили, что это место встреч теневых людей,  что  во
времен