лее  спускаясь  к  подножью  северного  хребта.  Дорога
некоторое время сопровождала их. Ни человек, ни орк  не  двигались  по  ее
плоским серым прогонам: повелитель тьмы закончил сосредоточение своих  сил
и в самом сердце своей земли он думает о колдовстве  ночи,  опасаясь,  что
ветры мира повернулись против него, раздувая завесу и беспокоя новостями о
храбрых шпионах, прошедших через его заграждения.
     Хоббиты прошли  несколько  мучительных  миль  и  остановились.  Фродо
казался совершенно истощенным. Сэм видел, что он не пройдет  далеко  таким
образом, ползя, наклоняясь, то двигаясь очень медленно, с  трудом  выбирая
путь, то перебегая с места на место.
     - Пока светло, пойдем по дороге, мастер Фродо, - сказал он.  -  Снова
доверимся удаче! Она чуть не подвела нас, но не совсем. Быстрый переход  в
несколько миль, и потом отдых.
     Это было гораздо более  рискованно,  чем  Сэм  думал;  но  Фродо  был
слишком поглощен своей  ношей  и  борьбой  с  безумными  видениями,  чтобы
спорить; положение казалось ему таким безнадежным, что  он  ни  о  чем  не
заботился. Они выбрались на дорогу и пошли по ней  в  направлении  горы  и
башни. Но удача не изменила им, и до конца дня они никого не встретили;  а
когда спустилась ночь, они исчезли во тьме Мордора.  Все  вокруг  затихло,
как перед сильной бурей: капитаны запада прошли перекресток дорог и выжгли
смертоносные поля Имлад Моргула.
     Так продолжалось отчаянное путешествие, так Кольцо двигалось на юг, а
знамена королей - на запад и север. Для хоббитов каждый день, каждая  миля
были хуже предыдущих, силы их уменьшались, а земля становилась  все  более
злой. Днем они не встретили врагов. Иногда по ночам, когда они  укрывались
вблизи дороги, они слышали крики, топот ног или цоканье скачущих  лошадей.
Но гораздо  хуже  этих  опасностей  было  постоянное  присутствие  угрозы,
усиливающейся по мере их приближения -  зловещей  угрозы  власти,  которая
ждала, погруженная в глубокие мысли и бессонную злобу за темным  занавесом
на своем троне. Они подходили ближе, и мир становился  чернее,  как  будто
спускалась последняя ночь вселенной.
     Наконец наступила ужасная ночь, и в тот момент, когда капитаны запада
подошли к концу живой  земли,  для  двух  путников  наступил  час  черного
отчаяния. Четыре дня прошло с тех пор, как они бежали от орков,  но  время
это казалось им темным сном.  Весь  последний  день  Фродо  молчал  и  шел
склонившись, часто спотыкался, как будто глаза его ничего не  видели.  Сэм
догадывался, что Фродо приходится гораздо хуже, чем ему - вес Кольца рос и
становился обузой для тела и пыткой для ума. Сэм с беспокойством  заметил,
что левая рука хозяина часто поднимается, как бы отражая удар или заслоняя
его от ужасного глаза, который видит их насквозь. А иногда его правая рука
подбиралась  к  груди  и  затем  медленно,  когда  воля  Фродо  побеждала,
разжималась и опускалась.
     Теперь, когда вернулась ночная тьма, Фродо сидел,  свесив  голову  на
колени, руки его устало лежали на земле и  беспокойно  подергивались.  Сэм
следил за ним, пока ночь не укрыла их и не спрятала друг от друга.  Он  не
знал, что сказать, и вернулся к собственным черным мыслям. Он сам  хоти  и
очень устал, все же сохранил немного сил. Без лембаса они давно лежали  бы
без сил, умирая от голода. Лембас не удовлетворял  желания  есть,  и  мозг
Сэма был полон воспоминаний о еде, ему хотелось простого хлеба с мясом.  И
однако в путевом хлебе эльфов были свойства, отсутствующие у  другой  еды.
Он укреплял волю, давал силы выдержать любые испытания,  управлять  телом,
мышцами, конечностями далеко за пределами возможностей  любого  смертного.
Однако теперь следовало принять новое решение. Они не могли больше идти по
дороге: она уходила на восток в тень, а гора возвышалась справа от них,  и
они должны были повернуть к ней. Но перед ней лежало обширное пространство
дымящейся, голой, посыпанной пеплом земли.
     - Вода, вода! - бормотал Сэм. Он ограничил  себя,  в  пересохшем  рту
язык казался ему толстым и шершавым; но  при  всех  его  стараниях  у  них
оставалось очень мало воды,  всего  полбутылки,  а  нужно  было  идти  еще
несколько дней. Вода уже давно кончилась бы, если  бы  они  не  осмелились
идти  по  орочьей  дороге.  Вдоль  дороги  с  большими  интервалами   были
установлены цистерны для отрядов, торопливо пересекавших безводные районы.
В одной из них Сэм нашел немного воды, стоячей, грязной, но пригодной  для
питья в их отчаянном положении. Но это было день назад. А надежды на новую
находку не было.
     Наконец усталый от забот, Сэм уснул, отложив решение на утро:  больше
он ничего не мог сделать. Сон и пробуждения  мучительно  чередовались.  Он
видел огоньки, похожие на жадные глаза, и ползущие темные  фигуры,  слышал
голоса диких зверей и ужасные крики пытаемых; просыпаясь, он видел  вокруг
только черную пустоту. Однажды, когда он дико  озирался,  ему  показалось,
хоть он и проснулся окончательно, что он все еще  видит  бледные  огоньки,
похожие на глаза; но скоро они исчезли.
     Ненавистная ночь уходила медленно и неохотно. День, последовавший  за
ней, был тусклым; здесь вблизи горы, воздух был полон  дыма,  а  от  башни
тьмы распространялась тень, в которую окутывался Саурон. Фродо  неподвижно
лежал на спине. Сэм стоял рядом с ним, не в силах заговорить, но зная, что
слово за ним: он должен заставить  хозяина  напрячь  волю  для  следующего
усилия. Наконец, наклонившись и погладив Фродо по лбу, он  проговорил  ему
на ухо:
     - Проснитесь, хозяин. Время выступать.
     Как бы пробужденный внезапным ударом, Фродо вскочил  и  посмотрел  на
юг; но, увидев гору и окружающую ее пустыню, он дрогнул.
     - Я не вынесу этого, Сэм, - сказал он. -  Это  такая  тяжесть,  такая
тяжесть.
     Сэм заранее знал, что сказанное им не поможет, что слова его напрасны
и лишь ухудшают положение, но не мог сдержать себя.
     - Тогда позвольте мне немного понести его, мастер Фродо, - сказал он.
- Вы знаете, что я сделаю это с радостью, пока у меня есть силы.
     Дикий огонь блеснул в глазах Фродо.
     - Уходи! Не трогай  меня!  -  закричал  он.  -  Оно  мое,  говорю  я!
Убирайся! - Рука его потянулась к мечу. Но тут голос его быстро изменился.
- Нет, нет, Сэм, - сказал он печально. - Но  ты  должен  понять.  Это  моя
ноша, и больше никто не может нести ее. И слишком поздно, Сэм, дорогой. Ты
не можешь этим помочь мне. Я теперь в его власти. Я не могу отдать его,  и
если ты попытаешься отобрать его, я сойду с ума.
     Сэм кивнул.
     - Понимаю, - сказал он. - Но есть кое-что еще, что мы можем  сделать.
Почему бы не облегчить нашу ношу? Мы идем прямо туда, - он указал на гору.
- И незачем нести с собой то, что нам больше не понадобиться.
     Фродо снова посмотрел на громадную гору.
     - Да, - сказал он, - нам не многое понадобится  на  этом  пути,  а  в
конце его - вообще ничего.  -  Подняв  орочьий  щит,  он  отбросил  его  в
сторону, вслед за ним полетел и шлем. Сняв серый плащ, он развязал тяжелый
пояс и дал ему упасть на землю, и с ним вместе упал меч в ножнах.  Обрывки
черного плаща он снял и бросил.
     - Больше я не орк, - воскликнул он, - и не возьму в руки  оружия,  ни
грязного, ни прекрасного. Пусть берут меня, если смогут!
     Сэм тоже бросил орочье снаряжение и вытащил все вещи из своего мешка.
Каждая из них стала для него дорогой хотя бы потому, что  он  нес  их  так
далеко и с таким трудом. Труднее всего было ему  расставаться  с  кухонной
утварью. При одной мысли, что ее нужно бросить, слезы показывались у  него
на глазах.
     - Помните кролика, мастер Фродо? - спросил он. - И наш обед на теплом
взгорье в стране капитана Фарамира в тот день, когда я увидел элефанта?
     - Боюсь, что нет, Сэм, - ответил Фродо. - Вернее, я знаю, что все это
было, но не могу видеть. У меня не осталось ни вкуса пищи, ни звука ветра,
ни образа луны или звезд, ни воспоминания о траве или цветах. Я  голый  во
тьме, Сэм, и никакой преграды между мной и огненным колесом. Даже наяву  с
открытыми глазами я вижу его, и все остальное блекнет.
     Сэм подошел к нему и поцеловал руку.
     - Тогда чем быстрее мы избавимся от него,  тем  быстрее  отдохнем,  -
сказал он, запинаясь, с  трудом  подбирая  слова.  -  Разговорами  ему  не
поможешь, - бормотал  он  про  себя,  собирая  вещи,  которые  они  решили
бросить. Он не хотел, чтобы они лежали в этой пустыне,  бросаясь  в  глаза
любому орку. - Похоже, что вонючка подобрал орочью  стрелу.  Он  не  прочь
будет добавить к ней меч. А его руки достаточно плохи, когда пусты. И я не
позволю ему пачкать мои кастрюли! - С этими словами он отнес  все  вещи  к
одной из многих зияющих трещин, избороздивших землю, и бросил их  туда.  И
звон его драгоценных кастрюль, когда они падали  во  тьму,  показался  ему
похоронным звоном.
     Он вернулся к Фродо, отрезал кусок эльфийской веревки, сделав из  нее
пояс для хозяина, остальную веревку аккуратно свернули и уложил  в  мешок.
Рядом с ней он уложил только остатки путевого хлеба и фляжку; на  поясе  у
него висело жало; а на груди в кармане фиал Галадриэли и маленький ящичек,
подаренный ею же.
     Наконец они повернулись лицом к горе и  пошли,  больше  не  думая  об
укрытии, сгибаясь от усталости и напрягая всю волю, чтобы идти.  В  тумане
этого ужасного дня мало кто мог бы заметить  их,  разве  что  оказался  бы
совсем близко. Из всех  слуг  Повелителя  Тьмы  только  назгулы  могли  бы
предупредить  его  об  опасности,  которая,  маленькая,  но   неукротимая,
приближалась к самому сердцу охраняемого его королевства.  Но  назгулы  на
своих черных крыльях выполняли другие поручения,  они  собирались  далеко,
следя за маршем капитанов запада, и туда же была  устремлена  мысль  башни
тьмы.
     В этот день  Сэму  показалось,  что  его  хозяин  нашел  новые  силы,
большие, чем можно было  объяснить  избавлением  от  лишней  тяжести.  Они
прошли дальше и шли быстрее,  чем  он  надеялся.  Земля  была  неровной  и
враждебной, и все же они продвинулись далеко, и гора стала ближе. Но когда
день  подходил  к  концу  и  тусклый  свет  начал  слабеть,  Фродо   снова
наклонился, начал спотыкаться, как будто усилия дня истощили его последние
силы.
     Во время их последней остановки он опустился на землю и сказал:
     "Я хочу пить, Сэм", - и больше ничего не говорил. Сэм дал ему  глоток
воды; оставался еще только один глоток. Сам он ничего не  пил;  и  теперь,
когда над ними сомкнулась еще  одна  ночь  Мордора,  все  его  мысли  были
обращены к воде; и каждый ручеек, каждый фонтан, каждая речка, которые  он
когда-либо видел в тени ветвей или под лучами  солнца,  сейчас  журчали  и
струились перед его глазами, став его пыткой. Он чувствовал  пальцами  ног
холодную воду, когда шлепал в бассейне  пруда  Байуотера  вместе  с  Джоли
Коттоном, Томом Ниббсом и их сестрой Рози.
     - Нет, это было много лет назад,  -  вздохнул  он,  -  и  так  далеко
отсюда. Путь назад, если он вообще существует, лежит через гору.
     Он не мог уснуть и продолжал спор с самим собой.
     - Что ж, мы сделали больше, чем ты надеялся, - твердо  заявил  он.  -
Начало  вообще  было  хорошим.  Я  вспоминаю,  что  мы   прошли   половину
расстояния, прежде чем нас остановили. Еще один день, и все будет кончено.
     Он замолчал.
     - Не будь дураком, Сэм Скромби, - послышался ответ его же голосом.  -
Он не сможет идти еще один день так, если вообще сможет двигаться. Да и ты
не можешь идти, отдавая ему всю воду и почти всю еду.
     - Я смогу еще немного пройти.
     - Куда же?
     - К горе, конечно.
     - Но что потом,  Сэм  Скромби,  что  потом?  Что  ты  будешь  делать,
оказавшись там? Он не сможет сделать что-нибудь сам.
     К своему отчаянию Сэм понял, что на это у него нет ответа. У него  не
было об этом никакого представления. Фродо не часто с ним говорил о  своем
деле, и Сэм только смутно знал, что Кольцо каким-то образом нужно  бросить
в огонь.
     - Щели судьбы, - бормотал он, вспоминая старика. - Что ж, если хозяин
знает, как найти их, то я нет.
     - Вот и все, пришел  ответ.  Все  совершенно  напрасно.  Он  сам  так
сказал. Ты глупец. Ты мог бы лечь и спать несколько дней подряд,  если  бы
не был так упрям. Но ты умрешь, а все равно ничего  не  добьешься.  Можешь
лечь  хоть  сейчас,  и  от  этого  ничего  не  изменится.  Ты  никогда  не
поднимешься на вершину.
     - Поднимусь, если все оставлю позади, кроме своих  костей,  -  сказал
Сэм. - И я понесу на себе мастера Фродо, даже если это сломает мне спину и
сердце. Поэтому перестань спорить!
     В этот момент Сэм почувствовал, как под ним дрожит земля,  и  услышал
отдаленные раскаты  грома,  запертого  под  землей.  В  облаках  мелькнула
вспышка красного пламени и погасла. Гора тоже спала беспокойно.
     Наступил последний этап их пути к  Ородруину,  и  он  оказался  такой
пыткой, что Сэм не мог даже представить себе, что он сумеет  это  вынести.
Все тело у него болело, во рту так пересохло, что он не мог глотать.  Было
темно, и не только от  дымов  горы:  казалось,  приближается  буря,  и  на
юго-востоке на черном небе сверкали молнии. Хуже  всего,  что  воздух  был
полон ядовитыми испарениями, дышать было трудно и  больно,  голова  у  них
кружилась, они спотыкались и часто падали. И все же воля их не сдавала,  и
они тащились вперед.
     Гора приближалась. Наконец, когда они поднимали свои тяжелые  головы,
она заполняла все поле зрения, нависая над ними, - огромная  масса  пепла,
шлака и обгоревшего камня, из которого к облакам поднимался большой конус.
Прежде чем кончился  дневной  сумрак  и  опустилась  настоящая  ночь,  они
добрели до самого подножья горы.
     Со стоном Сэм опустился на землю. Фродо сел рядом  с  ним.  К  своему
удивлению Сэму было легче, несмотря на усталость. Голова у него оставалась
ясной. Споры больше не беспокоили его. Он знал все аргументы отчаяния и не
прислушивался к ним. Воля его была крепка, и только смерть  могла  сломать
ее. Он не испытывал какую-то бодрость. Он знал,  что  все  пережитое,  все
опасности, все трудные мили привели их к решающему пункту: следующий  день
будет днем судьбы, днем последнего усилия или гибели.
     Но когда же он придет?  Ночь  казалась  бесконечной  и  вневременной,
проходили минута  за  минутой,  не  принося  никаких  изменений.  Сэм  уже
подумал, что снова наступила тьма и день не придет. Наконец он  дотронулся
до руки Фродо. Она была холодна и дрожала.
     - Мне не следовало  бросать  одеяло,  -  пробормотал  Сэм:  лежа,  он
старался согреть Фродо своим  телом.  Потом  сон  овладел  им,  и  тусклый
рассвет  следующего  дня  осветил  их  лежащими   рядом.   На   протяжении
предыдущего дня западный ветер стихал,  теперь  он  дул  с  севера  и  все
усиливался. Медленно в то место, где лежали  хоббиты,  начал  сквозь  тень
пробиваться свет невидимого солнца.
     - Еще одно усилие! - сказал Сэм, с трудом  вставая.  Он  склонился  к
Фродо и осторожно поднял его. Фродо застонал; усилием воля он выпрямился и
тут же опустился на колени. Он с трудом взглянул  на  темные  склоны  горы
судьбы, возвышающейся над ним и жалко пополз вперед на руках.
     Сэм смотрел на него, плача в душе, но ни одной слезы не появилось  на
его сухих, испытывающих жгучую боль глазах.
     - Я сказал, что понесу его, даже если сломаю спину, - пробормотал он,
- и понесу!
     - Мастер Фродо! - воскликнул он. - Я не могу нести его за вас,  но  я
могу нести и вас и его вместе с вами. Остановитесь! Мастер Фродо, дорогой,
Сэм понесет вас! И скажите только, куда нести.
     Когда Фродо повис у него на спине, обхватив шею руками, Сэм  поднялся
на ноги и с удивлением понял, что ноша не тяжела. Он боялся, что у него не
хватит сил, чтобы поднять хозяина, и ожидал, что разделит с Фродо  ужасную
тяжесть Кольца... Но это было не так. То ли  потому,  что  сам  Фродо  был
изможден болью,  ножевой  раной  и  ядовитым  жалом,  печалью,  страхом  и
бездомными блужданиями, то ли какие-то скрытые резервы сил обнаружились  в
нем, Сэм поднял Фродо не с  большим  трудом,  чем  если  бы  ему  пришлось
поднимать хоббитенка на лужайке удела. Он глубоко вздохнул и пошел.
     Они подошли к подножью горы с северной стороны и  немного  с  запада;
здесь ее длинные серые склоны, хотя и неровные, были не очень круты. Фродо
не говорил ничего, и Сэм решил  просто  подниматься  как  можно  выше.  Он
поднимался все выше и выше, поворачивая то туда, то сюда, где  подъем  был
менее крутым, часто спотыкаясь, иногда падая, в конце  концов  ползя,  как
улитка  с  тяжестью  на  спине.  Когда  воля  отказала,  а  тело  уже   не
выдерживало, он остановился и осторожно положил хозяина на землю.
     Фродо  открыл  глаза  и  вздохнул.  Они  поднялись  уже  выше  облака
испарений, лежавшего у подножья, и дышать здесь стало легче.
     - Спасибо, Сэм, - хриплым шепотом сказал Фродо. - Далеко ли еще?
     - Не знаю, - ответил Сэм, - я вообще не знаю, куда мы идем.
     Он оглянулся, а потом посмотрел вверх и  удивился  тому,  как  далеко
увел их последний бросок. Издали гора казалась более зловещей  и  высокой.
Теперь Сэм понял, что она не так высока, как горные переходы  Эфел  Дуата,
которые они с Фродо преодолели. Обширное основание горы поднималось на три
тысячи футов над равниной, а над ним на  половину  этой  высоты  вздымался
центральный конус, похожий на дымовую  трубу  и  заканчивающийся  неровным
кратером. Сэм находился  уже  выше  средней  линии  основания,  и  равнина
Горгорота, окутанная дымом и испарениями, смутно виднелась  далеко  внизу.
Взглянув наверх, Сэм чуть не крикнул, если бы не пересохший рот:  он  ясно
разглядел над собой среди скал дорогу или тропу. Она петлей поднималась  с
запада и извивалась по горе,  как  змея,  пока  не  пропадала  из  вида  и
достигала начала конуса с восточной стороны.
     Сэм не видел подхода к тропе; перед ним находился крутой  подъем,  но
он решил, что если они немного поднимутся, то доберутся  до  дороги.  Тень
надежды вернулась к нему. Они еще могут победить гору.
     - Не зря здесь эта дорога, - пробормотал Сэм. - Если бы не она, я  бы
решил, что наступает конец.
     Но тропа была проложена не для Сэма.  Он  не  знал,  что  смотрит  на
дорогу Саурона, соединяющую Барад-Дур с Саммат Нуаром - Палатами Огня.  Из
широких западных ворот Башни Тьмы  выходила  она,  по  длинному  железному
мосту перекидывалась через глубокую пропасть, на  протяжении  многих  миль
шла по углублению в равнине Горгорота и так  достигала  восточного  склона
горы. Поворачиваясь и кружа широкой петлей с севера на юг, поднималась она
к конусу, но не к самой его вершине, а к темному входу  обращенному  прямо
на восток, к окну, где в мрачной крепости бодрствовал глаз Саурона. Дорогу
часто разрушали землетрясения и потоки лавы, но трудом бесчисленных  орков
ее тут же восстанавливали и расчищали.
     Сэм перевел дыхание. Дорога есть, но как  добраться  до  нее,  он  не
знал. Сначала нужно было, чтобы перестала болеть его спина. Он лег  плашмя
и немного полежал рядом с  Фродо.  Никто  не  говорил.  Медленно  светало.
Внезапно Сэм почувствовал странное беспокойство, которое не мог объяснить.
Он знал, что нужно торопиться. Как будто кто-то позвал его:  "Теперь,  или
будет слишком поздно!" Он взял себя в руки и встал. Фродо, казалось,  тоже
ощущал этот призыв. Он с трудом поднялся на колени.
     - Я поползу, Сэм, - выдохнул он.
     Так шаг за шагом, как маленькие серые насекомые, они ползли вверх  по
склону. Они добрались до тропы  и  обнаружили,  что  это  широкая  дорога,
вымощенная камнем и усыпанная пеплом. Фродо взобрался на нее и затем,  как
будто повинуясь чьей-то воле повернулся лицом к востоку. Там нависла  тень
Саурона; но, разорванная  порывом  ветра  извне  или  каким-то  внутренним
беспокойством, завеса качнулась и на мгновение разошлась; и  Фродо  увидел
поднимающие