гда  помощь  моя  необходима,  -
ответил Гэндальф. - Что же касается совета, то я сказал  бы  вам,  что  вы
опоздали в починке стены  Пеленора.  Теперь  вашей  лучшей  защитой  будет
мужество - мужество и надежда, которую принес я. Ибо не  все  мои  новости
плохие. Оставьте мастерки и точите мечи!
     - Работа будет закончена до наступления вечера, -  сказал  Инголд,  -
эта часть стены обращена к нашим друзьям  в  Рохане,  отсюда  мы  не  ждем
нападения. Вы знаете что-либо о рохиррим? Ответят ли они на наш зов?
     - Да, они придут. Но они выдержали много битв у вас за спиной. Ни эта
дорога, ни любая другая не ведут больше к опасности.  Будьте  отважны.  Вы
скорее увидите войско врагов, выходящее из Инбриен, чем всадников  Рохана.
Прощайте и будьте бдительны!
     Теперь Гэндальф ехал по широкой равнине  за  Ранмас  Эчер.  Так  люди
Гондора называли внешнюю стену, построенную ими с  огромным  трудом  после
того, как Итилиен оказался в тени врага. Более чем на десять лиг  тянулась
она от подножия гор, ограждая поля Пеленора - прекрасные плодородные земли
на длинных склонах и террасах, спускающихся к Андуину. В  самом  удаленном
пункте, на северо-востоке, стена  находилась  в  четырех  лигах  от  ворот
города и здесь она с хмурого  откоса  смотрела  на  низины  у  реки;  люди
сделали ее здесь высокой и прочной: именно в этом месте  подходила  дорога
от бродов и  мостов  Осгилиата  и  проходила  в  охраняемые  ворота  между
укреплениями. В самом близком пункте на  юго-востоке,  стена  отстояла  от
города не более чем на лигу. Здесь Андуин, сделав широкий изгиб  у  холмов
Эмин Арнон в южном Итилиене, резко поворачивал на запад, и  внешняя  стена
возвышалась на самом берегу реки. Под ней лежали  причалы  гавани  Харленд
для кораблей, приплывающих вверх по течению из южных областей.
     Земля за стеной была богатой, с обширными пашнями, множеством садов и
фермами, с печами для  сушки  хмеля,  амбарами,  загонами  и  хлевами,  со
множеством ручьев, бегущих по зеленым полям с  гор  к  Андуину.  Но  число
живших здесь пастухов и земледельцев было невелико, и большая часть  людей
Гондора жила в семи кругах города или в высокогорных  долинах  Лессарнала,
или дальше на юге, в прекрасном Лебенене, с  его  пятью  быстрыми  реками.
Здесь, между горами  и  морем,  жил  суровый  народ.  Эти  люди  считались
гондорцами, но кровь у них  была  смешанной,  они  были  смуглые  высокого
роста, и их предки происходили от  забытых  людей,  которые  жили  в  тени
холмов в темные годы до прихода  королей.  А  дальше,  в  большой  области
Белфалас, жил принц Имрахил в  своем  замке  Дол  Амрот  у  моря;  он  был
благородного происхождения, как и его  люди,  высокие,  гордые,  с  серыми
глазами.
     Начинался день, и  Пиппин  проснувшись,  осмотрелся.  Слева  от  него
лежало море тумана, поднимаясь к унылой тени на востоке. Справа  поднимали
свои  головы  большие  горы,  тянувшиеся  с  запада   и   внезапно   круто
обрывавшиеся, как будто река пробила гигантский барьер. И тут,  где  белые
горы Эред Нимрайс подошли к концу, Пиппин увидел, как и  обещал  Гэндальф,
темную массу горы Миндолуин, глубокую пурпурную тень ее высоких долин и ее
склон, белевший в свете начинающегося дня. И  на  его  выступающем  склоне
возвышался охраняемый город, с его семью стенами из камня, такими прочными
и старыми, что, казалось, они были не построены, но высечены гигантами  из
костей земли.
     Пока Пиппин смотрел в удивлении, цвет  стены  сменился  с  серого  на
белый, и  неожиданно  солнце  вышло  из  восточной  тени  и  послало  луч,
ударивший прямо в лицо города. Пиппин громко  вскрикнул:  башня  Экталион,
стоящая высоко  внутри  самой  верхней  стены,  засверкала  на  фоне  неба
жемчугом и серебром, высокая и прекрасная, а ее  вершина  была  как  будто
сделана из хрусталя; белые знамена свисавшие с укреплений, развевались  на
утреннем ветерке, слышался высокий чистый звук серебряных труб.
     Так Гэндальф и Перегрин на восходе солнца подъехали к большим воротам
Гондора, и железные створки распахнулись перед ними.
     - Митрандир! Митрандир! - кричали люди. - Теперь мы знаем,  что  буря
действительно близка!
     - Она уже над вами, - сказал Гэндальф. -  Я  скакал  на  ее  крыльях.
Пропустите меня! Я должен увидеться с повелителем Денетором,  пока  длится
его наместничество. Что бы не случилось, вы пришли к концу известного  вам
Гондора. Пропустите меня!
     Люди расступались, услышав  его  повелительный  голос,  и  больше  не
расспрашивали его хотя и смотрели в удивлении на хоббита, сидевшего  перед
ним, и на лошадь, что несла его. Люди Гондора редко использовали  лошадей,
и их лишь изредка можно было увидеть на улицах, когда скакал  какой-нибудь
всадник со срочным поручением повелителя. И люди говорили:
     - Это конечно, один из больших коней  короля  Рохана.  Может  и  сами
рохиррим скоро явятся к нам на помощь...
     Обгоняющий Тень гордо поднимался по извилистой дороге.
     Минас Тирит был построен на  семи  уровнях,  расположенных  вверх  по
склону холма, и каждый уровень был окружен стеной, и в каждой  стене  были
свои ворота. Но ворота эти не были расположены  на  одной  линии.  Большие
ворота  первой  городской  стены  выходили  на  восток,  следующие  -   на
юго-восток, а следующие - на северо-восток, и так далее;  поэтому  мощеная
дорога, которая вела к цитадели наверху холма, все время  поворачивала,  и
каждый раз, пересекая линию больших ворот, она  проходила  через  туннель,
пробитый в скале, чей выступ делил на две части все  круги  города,  кроме
первого. В тылу большого  двора  возвышался  каменный  бастион  с  краями,
острыми, как у корабельного киля, созданный частично формой самого  холма,
а частично работой людей древности. Он поднимался  вверх,  до  внутреннего
круга,  где  находилась  еще  одна  линия  укреплений;  поэтому  те,   что
находились в цитадели, могли, как моряки огромного корабля, смотреть прямо
вниз, на ворота, находившиеся в семистах футах под ними. Вход  в  цитадель
также выходил на восток, но был вырублен  в  самой  скале,  здесь  длинный
освещенный фонарями склон вел к седьмым воротам. Тут  входивший  добирался
наконец до высокого двора  и  площади  фонтана  у  подножья  белой  башни,
высокой и стройной, высотой в пятьдесят саженей от подножья до вершины; на
этой вершине, поднятой на  тысячу  футов  над  равниной,  развевался  флаг
наместника.
     Это была неприступная крепость, и никакое войско  не  могло  овладеть
ею, разве уж что враг зашел бы сзади, взобрался бы на Миндолуин  и  оттуда
по узкому отрогу, соединявшему  Холм  Стражи  с  горой,  подобрался  бы  к
городу.  Но  этот  отрог,  поднимавшийся  на  уровень  пятой   стены   был
перегорожен мощным валом, доходившим до самой  пропасти  у  его  западного
края: в этом месте стояли дома и куполообразные могилы ушедших  королей  и
повелителей.
     Пиппин с растущим удивлением  смотрел  на  обширный  каменный  город,
более великолепный, чем все, что он видел во сне; больше  и  сильнее,  чем
Изенгард, и гораздо прекраснее. Но было видно, что уже многие  годы  город
приходил в упадок; сейчас в нем жило меньше половины людей, чем  когда-то.
И на каждой улице они проходили мимо больших каменных домов, чьи  двери  и
ворота с арками были украшены прекрасными  надписями  странной  и  древней
формы; Пиппин предположил, что это имена  больших  людей,  некогда  живших
здесь; однако теперь дома были  пусты,  шаги  не  звучали  на  их  широких
мощеных дворах, голоса не раздавались в их залах, лица не  выглядывали  из
дверей или пустых окон.
     Наконец они вступили в тень седьмых ворот, и горячее солнце,  которое
сияло за рекой, где Фродо шел по долинам  Итилиена,  здесь  отражалось  от
гладкой поверхности,  осветив  многочисленные  столбы  и  большую  арку  с
ключевым камнем, вырезанным в  виде  головы  короля  с  короной.  Гэндальф
спешился, так как лошадям не позволялось входить в цитадель, и  Обгоняющий
Тень после нескольких негромких слов своего хозяина позволил увести себя.
     Стражники у ворот были одеты в черное, с высокими шлемами и  длинными
защитными пластинами, плотно пригнанными  к  щекам,  поверх  этих  пластин
крепились белые крылья морских птиц; шлемы  сверкали  серебряным  блеском,
так как сделаны были из митрила, наследие славы  старых  дней.  На  черных
плащах  было  вышито  дерево,  цветущее  белым  цветом,  как  снегом,  под
серебряной короной и звездами. Это была  одежда  наследников  Элендила,  и
никто не носил ее во всем Гондоре, кроме стражи цитадели  перед  двором  с
фонтаном и белым деревом, которое когда-то росло здесь.
     Казалось, весть об их прибытии опередила все, и их немедленно и  безо
всяких вопросов пропустили. Гэндальф быстро  прошел  через  мощеный  белым
камнем двор. Невысокий фонтан в его  центре  сверкал  в  утреннем  солнце,
вокруг него лежал зеленый газон; в середине,  склонившись  над  бассейном,
стояло мертвое дерево, и падающие капли печально стекали  с  его  голых  и
обломанных ветвей обратно в чистую воду.
     Пиппин взглянул на дерево,  торопясь  за  Гэндальфом  вслед.  "Мрачно
выглядит, - подумал он и удивился зачем оставили мертвое дерево  в  месте,
где все остальное так хорошо украшено.
     Семь звезд, и семь камней, и одно белое дерево.
     В голову ему  пришли  слова,  которые  бормотал  Гэндальф.  Потом  он
оказался у дверей большого зала под сверкающей башней; вслед  за  колдуном
прошел он мимо высоких молчаливых часовых и вошел в холодную  гулкую  тень
каменного дома.
     Они прошли по мощенному коридору, длинному и пустому, и в  это  время
Гэндальф негромко говорил Пиппину.
     - Будь осторожен в выборе слов, мастер Перегрин! Сейчас не время  для
хоббичьих дерзостей. Теоден - добрый старик.  Денетор  -  человек  другого
сорта, гордый и  хитрый,  человек  гораздо  более  древней  родословной  и
большей власти, хотя и не называет себя королем. Он больше будет  говорить
с тобой и расспрашивать тебя, так как ты можешь рассказать ему о его  сыне
Боромире. Он сильно любил его; может быть слишком сильно,  тем  более  что
они очень похожи. Но под покровом этой любви он в то же время будет думать
о том, что от тебя ему будет легче узнать, что он хочет, нежели  от  меня.
Не говори ему больше того, чем  необходимо,  и  оставь  в  стороне  задачу
Фродо. В должное время я поговорю с ним об этом. И  ничего  не  говори  об
Арагорне.
     - А почему? При чем тут Бродяжник? - прошептал  Пиппин.  -  Он  хотел
прийти сюда, не правда ли? Он скоро придет сам.
     - Может быть, может быть, - сказал Гэндальф. - Хотя если  он  придет,
то таким путем, которого не ожидает никто, в  том  числе  и  Денетор.  Так
будет лучше. Во всяком случае мы не должны извещать о его приходе.
     Гэндальф остановился перед широкой дверью из полированного металла.
     - Послушай,  мастер  Пиппин,  сейчас  не  время  учить  тебя  истории
Гондора: хотя  было  бы  лучше,  чтобы  ты  кое-что  узнал  о  ней,  когда
прогуливал уроки в лесах  Удела.  Делай  так,  как  я  говорю!  Тому,  кто
приносит  могущественному  повелителю  весть  о  гибели  его   наследника,
неразумно слишком много говорить о прибытии  того,  кто  может  предъявить
права на трон. Ясно?
     - На трон? - удивленно спросил Пиппин.
     - Да, - сказал Гэндальф. - Если все эти дни уши твои были закрыты,  а
мозг спал, проснись хоть сейчас!
     Он постучал в дверь.
     Дверь открылась, но не было видно, кто открыл ее. Пиппин посмотрел  в
большой зал. Он освещался через два ряда окон с обеих  сторон,  за  рядами
высоких колонн,  поддерживающих  крышу.  Высеченные  из  цельного  черного
мрамора, они поднимались к большой...
     В этом огромном торжественном зале не было видно ни одного ковра,  ни
одного занавеса, ни одной вещи из ткани или дерева; между колоннами стояла
молчаливый строй высоких статуй, высеченных из холодного камня.
     Неожиданно Пиппин вспомнил  о  скальных  статуях  Аргоната  и  ощутил
благоговейный страх, глядя на ряды давно умерших королей. В дальнем  конце
зала... ступени, очень широкой и глубокой стояло каменное кресло,  черное,
без всяких украшений, в нем сидел старик,  глядевший  себе  на  колени.  В
руках его был белый жезл с золотым набалдашником. Он не  поднимал  головы.
Пришедшие торжественно прошли по залу к нему и остановились в  трех  шагах
от ступеней. Тогда Гэндальф заговорил:
     -  Привет,  повелитель  и  наместник  Минас  Тирита,   Денетор,   сын
Энтелиона! Я пришел с советом и новостями в темный час.
     Старик поднял голову. Пиппин увидел точеное лицо с гордыми чертами  и
кожей  цвета  слоновой  кости,  с  длинным  орлиным  носом  между  темными
глубокими глазами; это лицо напомнило ему  не  столько  Боромира,  сколько
Арагорна.
     - Час действительно темный, - согласился старик.  -  У  вас  привычка
появляться в такие часы, Митрандир. Но хотя все признаки  говорят  о  том,
что судьба Гондора близка, для меня эта тьма светлее, чем моя собственная.
Мне говорили, что с вами пришел тот, кто видел смерть моего сына. Это он?
     - Да, - сказал Гэндальф, - один из двоих. Второй сейчас с Теоденом из
Рохана и сможет прибыть позже. Они невысоклики, но  этот  не  тот,  о  ком
говорилось в загадке.
     - Да, невысоклик, - угрюмо сказал Денетор, - мало любви  внушает  мне
это слово, с тех пор, как проклятая  загадка  обеспокоила  наши  советы  и
увела моего сына на смерть. Мой Боромир! Как он теперь нужен нам! И вместо
него должен был идти Фарамир.
     - Он пошел бы, - сказал Гэндальф. - И не будьте несправедливы в своем
горе. Боромир потребовал, чтобы  дело  поручили  ему,  и  не  потерпел  бы
другого решения. Он был сильным человеком и добивался того, чего хотел.  Я
долго путешествовал с ним и хорошо узнал его. Но вы говорите о его смерти.
Вы знали о ней до нашего прихода?
     - Я получил это, - сказал Денетор и, положив  жезл,  поднял  с  колен
предмет, на который он смотрел. В  каждой  руке  он  держал  по  половинке
большого рога, сломанного по  середине  -  рога  дикого  быка,  окованного
серебром.
     - Это рог, который всегда носил с собой Боромир! - воскликнул Пиппин.
     - Верно, - сказал Денетор. - И я в свое время носил его, и так  делал
каждый старший сын нашего дома еще с  древних  времен,  до  ухода  короля,
когда Эрендил, отец Мардила, охотился за диким быком араво в далеких полях
Рена. Тринадцать дней назад я услышал  звук  этого  рога,  доносившийся  с
северных границ, и потом река принесла мне  его  разбитым;  больше  он  не
зазвучит. - Он замолчал, наступило тяжелое  молчание.  Неожиданно  Денетор
взглянул на Пиппина. - Что вы скажете на это, невысоклик?
     - Тринадцать, тринадцать дней, - заикаясь, ответил Пиппин.  -  Да,  я
думаю, это так. Да, я стоял рядом с ним, когда он дул в рог. Но помощь  не
пришла. Только больше орков.
     - Итак, - сказал Денетор, проницательно глядя Пиппину в  лицо,  -  вы
были там? Расскажите мне! Почему не пришла помощь? И как вы спаслись, а он
нет, он, такой могучий человек, которому не мог противостоять ни один орк?
     Пиппин вспыхнул и забыл свой страх.
     - Самый могучий человек может быть убит одной стрелой, - сказал он, -
а Боромир был пронзен множеством. Когда я  последний  раз  видел  его,  он
прислонился к дереву и вырывал из своего бока чернооперенную стрелу. Потом
я потерял сознание и был захвачен в  плен.  Но  я  преклоняюсь  перед  его
памятью, потому что он был очень храбр. Он умер, спасая нас - моего родича
Мериадока и меня, - окруженных в лесу солдатами Повелителя  Тьмы;  и  хотя
ему не удалось нас освободить, моя благодарность от этого не меньше.
     Тут Пиппин взглянул в глаза старику; и  гордость  его,  подхлестнутая
презрением и подозрительностью в холодном голосе взбунтовалась.
     - Конечно, такому великому повелителю  людей  хоббит,  невысоклик  из
далекого северного  Удела,  может  оказать  малую  службу;  но  все  же  я
предлагаю ее и свет своего долга.
     Откинув свой серый плащ, Пиппин выхватил свой маленький меч и положил
его к ногам Денетора.
     Бледная улыбка, подобная блеску  холодного  солнца  в  зимний  вечер,
прошла по лицу старика; он склонил голову и отложил обломки рога.
     - Дайте мне оружие! - сказал он.
     Пиппин поднял меч и протянул его рукояткой вперед.
     - Откуда он? - спросил Денетор.  -  Много-много  лет  лежит  на  нем.
Несомненно, это лезвие принадлежало нашим  родичам  с  севера  в  глубоком
прошлом.
     - Оно из могилы на границе моей страны, - сказал Пиппин. - Но  сейчас
там живут лишь злые духи, и мне не хочется говорить о них.
     - Я вижу, странные сказания сплетаются вокруг вас, - сказал  Денетор,
- и мне ясно, что внешность человека, или невысоклика может обманывать.  Я
принимаю вашу службу. Ибо вас не устрашить словами: и у вас вежливая речь,
хотя она звучит странно для нас на юге. А нам  в  эти  дни  нужны  храбрые
воины, велики они ростом или малы. Клянитесь!
     - Возьми рукоять, - сказал Гэндальф, -  и  повторяй  за  повелителем,
если твое решение твердо.
     - Да, - сказал Пиппин.
     Старик положил меч на свои колени, а Пиппин взял в руки его рукоять и
медленно повторял вслед за Денетором:
     -  Я  клянусь  верно  служить  Гондору  и  повелителю  и   наместнику
королевства, говорить и молчать, делать и допускать  делать,  приходить  и
уходить, в горе и довольствии, в войне и мире, в жизни и смерти, начиная с
этого часа, пока мой повелитель  не  освободит  меня,  или  пока  меня  не
постигнет смерть, или пока не кончится мир. Так говорю  я,  Перегрин,  сын
Паладина, из Удела. Невысоклик.
     -  И  это  слышу  я,  Денетор,  сын  Энтелиона,  Повелитель  Гондора,
наместник высокого короля, и я не забуду этого и не забуду вас  награждать
за сделанное: награждать  верность  любовью,  доблесть  честью,  нарушение
клятвы местью.
     Пиппин получил свой меч и сунул его в ножны.
     - А теперь, - сказал Денетор, - мой первый приказ вам: говорите и  не
отмалчивайтесь. Расскажите мне все, что  можете,  о  моем  сыне  Боромире.
Садитесь и начинайте!
     Он ударил в маленький серебряный гонг, стоящий рядом с креслом, и тут
же появилось несколько слуг. Пиппин понял, что  они  все  время  стояли  в
альковах с обеих сторон невидимые ему и Гэндальфу.
     - Принесите вина, еды и сиденья для гостей, - сказал Денетор, и пусть
в течении часа нам никто не мешает.
     Это все, что я могу вам уделить:  сейчас  мне  приходится  заниматься
очень многим, - сказал он, обращаясь к Гэндальфу. - Многим наверное, более
важным, хотя для меня это не так. Но, может, к концу дня мы  снова  сможем
поговорить.
     - Надеюсь, что раньше, - сказал Гэндальф убежденно. - Я не  для  того
проскакал сто пятьдесят лиг сюда из Изенгарда со  скоростью  ветра,  чтобы
привезти вам маленького воина, пусть и  очень  вежливого.  Разве  для  вас
ничего не значит,  что  Теоден  выиграл  большое  сражение,  что  Изенгард
разрушен и что я переломил посох Сарумана?
     - Для меня это много значит. Я помню значение этих  деяний  для  моей
борьбы с угрозой с востока...
     Он взглянул на Гэндальфа, и Пиппин увидел их сходство и  почувствовал
напряжение между ними: как будто огненная линия пролегла от глаз к глазам.
     Денетор в сущности гораздо больше походил на  великого  колдуна,  чем
Гэндальф, он был более величавым, прекрасен и властен... И более стар.  Но
внутренним чутьем Пиппин  знал,  что  Гэндальф  обладает  гораздо  большей
властью  и  более  глубокой  мудростью;  обладает  могуществом,  пока  еще
скрытым. И он был старше, гораздо  старше.  Насколько  старше?  -  подумал
Пиппин и вспомнил, что никогда не задумывался об  этом  раньше.  Древобрад
говорил что-то о колдунах, но тогда Пиппин не думал о Гэндальфе, как одном
из них. Кто такой Гэндальф? В какое  отдаленное  время  и  в  каком  месте
пришел он  в  мир  и  когда  покинет  он  его?  На  этом  его