Арагорн  поднял  Пина,
посадил его перед Гэндальфом и закутал в плащ и одеяло.
     - Прощайте! Поезжайте за мной побыстрее,  -  воскликнул  Гэндальф.  -
Вперед, Обгоняющий Тень!
     Большой конь махнул головой. Его  летящий  хвост  мелькнул  в  лунном
свете. Он устремился вперед и исчез, как северный ветер с гор.


     - Прекрасная спокойная ночь! -  сказал  Мерри  Арагорну.  -  Кое-кому
удивительно везет. Кое-кто не хочет спать, а хочет ехать  с  Гэндальфом  -
так все и получается. И вместо того, чтобы самому превратиться в камень  и
стоять тут в знак предупреждения.
     - А если бы не он, а вы подняли шар, что тогда? - спросил Арагорн.  -
Вы могли бы причинить больше неприятностей. Кто может сказать?  Но  боюсь,
что сейчас вам предстоит ехать со мной. Немедленно. Идите и приготовьтесь;
Захватите и то, что оставил Пин. И побыстрее!


     Обгоняющий Тень летел по равнине, не нуждаясь ни в подстегивании,  ни
в управлении. Прошло меньше часа, а они уже достигли брода через реку Изен
и переправились. Перед ними серела могила всадников.
     Пин чувствовал себя лучше. Ему было тепло, а ветер,  дующий  в  лицо,
освежал. Он был с Гэндальфом. Ужас камня и отвратительной тени  под  луной
ослабел, как будто все это происходило во сне. Он глубоко вздохнул.
     - Я не знал, что вы ездите прямо на спине лошади, Гэндальф, -  сказал
он. - У вас нет ни седла, ни уздечки.
     - Я обычно не езжу так, - ответил Гэндальф. - Но Обгоняющий  Тень  не
признает упряжи. Он скачет сам, и  этого  достаточно.  Его  дело  следить,
чтобы всадник усидел на его спине.
     - Быстро ли он скачет? - спросил Пин. - Его ход очень ровен.
     - Он бежит сейчас быстрее любой лошади, - ответил Гэндальф, - но  это
не предел для него. Здесь  местность  немного  поднимается  и  пересечений
больше, чем у реки. Но смотри, как приближаются белые горы. Вон  там,  как
черные точки,  видны  пики  Трихирна.  Вскоре  мы  достигнем  разветвления
дороги, откуда она идет в пропасть Хэлма,  где  два  дня  назад  проходила
битва.
     Пин некоторое время молчал. Он слышал, как Гэндальф  что-то  тихонько
напевает на разных языках. Наконец колдун запел песню,  которую  Пин  смог
понять; несмотря на шум ветра в ушах, он расслышал несколько строк.

                  Высокие корабли и высокие короли -
                          Трижды три, -
                  Что привело их из затонувшей земли
                          Над пенным морем?
                  Семь звезд, семь камней
                          И белое дерево...

     - Что вы говорите, Гэндальф? - спросил Пин.
     - Я просто вспоминал некоторые предания старины, - ответил колдун.  -
Хоббиты, вероятно, забыли их, даже если и знали когда-то.
     - Нет, не совсем забыли, - возразил Пин. - И у нас есть много  своих,
которые вас, возможно, не заинтересуют. Но это я никогда  не  слышал.  Что
означают эти семь звезд и семь камней?
     - Так говорится о палантирах королей древности, - ответил Гэндальф.
     - А что это такое?
     - Слово  палантир  расшифровывается  и  означает  "Тот,  что  смотрит
далеко". Камень Ортханка - один из них.
     - Значит, он не сделан... не сделан... - Пин заколебался, - врагом?
     - Нет, - сказал Гэндальф. - И не Саруманом. Это не под силу  ни  ему,
ни Саурону. Палантиры происходят из  Эльдамара.  Сделал  их  Нольдор.  Сам
Феанор, возможно, изобрел их так  давно,  что  это  время  не  может  быть
измерено годами. Но нет ничего, что Саурон не смог бы обратить во зло. Увы
Саруману! В этом была причина его падения, как я сейчас понимаю. Для  всех
опасно пользоваться изобретениями, превосходящими наши возможности. Но  он
попытался  это  сделать.  Глупец!  Он  хотел  сохранить  его  в  тайне   и
использовать лишь для себя. Он  никогда  не  говорил  о  камне  с  членами
совета. Мы не задумывались о судьбе палантиров. Люди их совершенно забыли.
Даже в Гондоре это была тайна, известная лишь немногим; в Арноре память  о
них сохранилась лишь в песнях Дунадана.
     - Для чего использовали их люди  древности?  -  поинтересовался  Пин,
обрадованный и удивленный готовностью, с которой  колдун  отвечал  на  его
вопросы.
     - Чтобы видеть  далеко  и  обмениваться  мыслями  друг  с  другом,  -
объяснил  Гэндальф.  -  Благодаря  им  они  долго  объединяли  и  охраняли
королевство Гондор. Они установили эти камни в Минас Аноре, в Минас  Итиле
и Ортханке, в кольце Изенгарда.  Главный  палантир  находился  в  Звездном
Куполе в Осгилиате перед его разрушением. Три  остальных  были  далеко  на
севере. В доме Элронда говорят, что они находились в Аннуминасе и на  Амон
Суле, а камень Элендила был в Башне Холмов, которая смотрит на  Митланд  в
Заливе Лун, где лежат большие корабли.
     Каждый палантир мог отвечать другим, но  все  они  были  открыты  для
находящегося в Осгилиате. Похоже, что Ортханк выстоял  в  буре  времени  и
сохранил свой палантир. Но один он  лишь  способен  на  то,  чтобы  видеть
маленькие изображения далеких предметов и далеких дней. Несомненно, он был
очень полезен Саруману, но похоже, что  тот  этим  не  удовлетворился.  Он
смотрел все дальше и дальше, пока не  бросил  свой  взгляд  на  Барад-Дур.
Здесь он и был пойман!
     Кто знает, где погребены или затоплены камни Арнора и Гондора? Но  по
крайней мере одним из них овладел Саурон и приспособил для своих целей.  Я
думаю, что это камень Итила, потому что Саурон давно захватил Минас Итил и
обратил его во зло. Теперь он называется Минас Моргул.
     Теперь легко понять, как  был  пойман  и  удержан  блуждающий  взгляд
Сарумана, как его убеждали, а когда убеждение не действовало,  заставляли.
Укусивший был укушен сам, ястреб попал в когти к орлу,  паук  запутался  в
стальной паутине! Уже давно вынужден был он постоянно  приходить  к  камню
для докладов и допросов, для получения приказов, и камень Ортханка  теперь
так настроен на Барад-Дур, что всякий взглянув в него, устремляет  в  него
свой взгляд и разум. И как он притягивает к себе! Разве  я  не  чувствовал
этого? Даже сейчас сердце мое стремится к камню, мне хочется испытать свою
волю, проверить, а смогу ли я устоять против него. Как  хочется  взглянуть
на далекие моря и на времена прекрасного Терпилиона,  увидеть  за  работой
Феанора, когда еще  цвели  белое  и  золотое  деревья!  -  Он  вздохнул  и
замолчал.
     -  Я  хотел  бы  знать  это  раньше,  -  сказал  Пин.  -  Я  не  имел
представления о том, что делаю.
     - Нет, имел, - возразил Гэндальф. -  Ведь  ты  знал,  что  поступаешь
неправильно и глупо; и ты говорил себе об этом, но не  смог  справиться  с
собой. Я не рассказывал об этом раньше, потому  что,  только  обдумав  все
случившееся, я все сам понял до конца. Но  даже  если  бы  я  и  рассказал
раньше, это не уменьшило бы твоего желания, не увеличило бы  твою  волю  к
сопротивлению. Наоборот! Нет, нужно было обжечься сначала, чтобы научиться
чему-то.
     - Да, - сказал Пин, - Если бы передо мной положили все семь камней, я
закрыл бы глаза и сунул руки в карманы.
     - Хорошо! - сказал Гэндальф. - И если только отвечая на твои вопросы,
можно утихомирить  твою  любознательность,  я  проведу  за  этим  занятием
остаток своих дней. Что еще хочешь ты знать?
     -  Названия  всех  звезд,  и  всех  живых  существ,  и  всю   историю
Средиземья, и небес, и морей, - засмеялся Пин. -  конечно  же!  Зачем  мне
меньше? Но сегодня я не тороплюсь. В данный момент мне хочется лишь узнать
о черной тени. Я слышал, вы назвали ее "вестником Мордора". Кто  это?  Что
он может делать в Изенгарде?
     - Это Черный Всадник на крыльях, назгул, -  ответил  Гэндальф.  -  Он
должен был унести тебя в Башню Тьмы.
     - Но он не мог явиться за мной, -  запинаясь,  проговорил  Пиппин.  -
Разве он не знает, что я...
     - Конечно, нет, - сказал Гэндальф. - От  Барад-Дура  до  Ортханка  по
прямой больше двухсот лиг, и даже назгулу требуется несколько часов, чтобы
пролететь это расстояние. Но Саруман,  несомненно,  заглядывал  в  камень,
посылая в набег орков, и в Барад-Дуре известно больше  его  тайн,  чем  он
думает.  Вестник  был  послан,  чтобы  узнать,  что  он  делает.  А  после
случившегося сегодня ночью прилетит другой, и, я думаю, скоро. Так Саруман
оказался зажатым в тисках, куда сам сунул руку. У него нет пленника, чтобы
отправить его в Мордор. У него нет камня, он не может видеть и отвечать на
вызовы. Саурон  сочтет,  что  Саруман  отпустил  пленника  и  отказывается
использовать камень. Саруману не поможет, если он расскажет  вестнику  всю
правду. Потому что, хоть Изенгард и разрушен, Саруман благополучно сидит в
Ортханке. Поэтому, хочет он или нет, он  будет  выглядеть  мятежником.  Он
отверг мое предложение, а это был для  него  единственный  выход.  Что  он
будет делать в таком положении, не могу догадываться. У него хватит  силы,
пока он сидит  в  Ортханке,  сопротивляться  девяти  всадникам.  Он  может
попытаться делать это.  Он  может  попытаться  захватить  назгула  или  по
крайней мере убить существо, на котором назгул летает по воздуху. В  таком
случае пусть Рохан бережет своих лошадей!
     Но я не могу сказать, какие последствия  это  будет  иметь  для  нас.
Возможно, планы врага будут нарушены или исполнение  их  задержится  из-за
его гнева против Сарумана. Возможно, он узнает, что я стоял на  ступеньках
Ортханка вместе с хоббитами. Или что жив потомок Элендила и  находится  со
мной. Если Змеиный  Язык  не  введен  в  заблуждение  оружием  Рохана,  он
запомнил Арагорна и объявленный им титул. Этого я  и  опасаюсь.  Итак,  мы
летим - не от опасности, а в еще большую опасность. Каждый миг  Обгоняющий
Тень приближает нас к земле тени, Перегрин Тук.
     Пин ничего не ответил, лишь плотнее завернулся в плащ, как будто  ему
неожиданно стало холодно. Под ним летела серая земля.
     -  Смотри!  -  сказал  Гэндальф.  -  Перед  нами  открываются  долины
Вестфолда. Вот та темная  тень  -  это  вход  в  долину  Глубокую.  В  том
направлении лежит Агларонд и Сверкающие Пещеры. Не спрашивай меня  о  них.
Спроси Гимли, когда мы встретимся вновь, и впервые получишь  ответ,  более
длинный, чем тебе хочется. Ты сам не увидишь эти пещеры, по  крайней  мере
сейчас. Скоро они будут далеко позади.
     - Я думал, мы остановимся в пропасти Хэлма! - сказал Пин. -  Куда  же
мы направляемся?
     - В Минас Тирит, прежде чем его окружат волны войны.
     - Ох! И как далеко он?
     - Лиги и лиги! - ответил Гэндальф. - Это  втрое  дальше,  чем  жилище
короля Теодена, которое находится  более,  чем  в  ста  милях  к  востоку.
Обгоняющему Тень придется бежать долго.
     Мы будем скакать до рассвета. Осталось несколько  часов.  потом  даже
Обгоняющему Тень потребуется отдых. Надеюсь, мы отдохнем в  Эдорасе.  Спи,
если можешь. Первые лучи дня мы увидим отразившимися от золотой крыши дома
Эорла. А еще через два дня ты увидишь пурпурную  тень  горы  Миндолуина  и
стены башни Денетора, белые в утреннем свете.
     Вперед, Обгоняющий Тень! Беги, быстрейший, беги так, как  ты  никогда
не бежал раньше. Мы приближаемся к земле, где ты вырос,  где  тебе  знаком
каждый камень. Беги! Надежда наша - в скорости!
     Обгоняющий Тень поднял голову и  громко  закричал.  Как  будто  труба
прогремела над полем битвы.  Затем  он  устремился  вперед.  Искры  летели
из-под его копыт, ночь отлетала назад.
     Медленно засыпая, Пин  испытывал  довольно  странное  чувство:  он  и
Гэндальф неподвижны, а земля поворачивается с шумом ветра под их ногами.

                        Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН

                              ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ


                       ЛЕТОПИСЬ ВТОРАЯ. ДВЕ БАШНИ



                              КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ



                         1. ПРИРУЧЕНИЕ СМЕАГОРЛА

     - Ну, хозяин, мы в трудном положении, и это уж точно,  -  сказал  Сэм
Скромби.  Он  уныло,  с  опущенными  плечами,  стоял  рядом  с  Фродо   и,
наморщившись, вглядывался в сумрак.
     Был третий  вечер  с  того  дня,  как  они  бежали  от  товарищества,
насколько они могли сосчитать: они почти утратили  счет  часам,  во  время
которых карабкались и пробирались среди голых склонов и скал  Эмин  Муила,
иногда возвращаясь, так как обнаруживали,  что  дальше  пути  нет,  иногда
открывая, что шли по кругу и были в этом месте несколько часов назад. Но в
целом они упрямо пробивались на восток, держась как можно ближе к внешнему
краю этой необычной,  запутанной,  холмистой  страны.  И  всякий  раз  они
обнаруживали, что внешний край, крутой, высокий, совершенно  непроходим  и
хмуро смотрит на расстилающиеся далеко  внизу  равнины,  за  их  неровными
краями лежали серовато-синие болота, где ничего не  двигалось  и  не  было
видно даже птицы.
     Хоббиты стояли теперь на краю высокого утеса, голого и мрачного,  его
подножие было окутано туманом; за ним тянулось неровное  плоскогорье,  над
которым низко  нависли  быстродвижущиеся  облака.  Холодный  ветер  дул  с
востока. Ночь собиралась на бесформенных землях  перед  ними;  болезненная
зелень болот менялась на мрачный коричневый цвет.  Далеко  справа  Андуин,
который весело блестел в лучах солнца, теперь терялся в тени.  Но  хоббиты
не смотрели на реку, ни на Гондор, ни на земли людей,  где  находились  их
друзья. Глаза хоббитов были устремлены на юг и восток, где  в  сгущающейся
ночи видна была темная линия, как далекая полоска неподвижного дыма. Вновь
и вновь крошечная красная искорка вспыхивала там, на краю земли и неба.
     - Что за положение! -  сказал  Сэм.  -  Единственное  место  во  всех
землях, о которых мы  слышали,  на  которое  мы  не  хотели  бы  взглянуть
поближе, - и именно в это единственное место мы стараемся пройти! И  никак
не можем это сделать. Похоже, мы вообще выбрали неверный путь. Мы не можем
спуститься, а если даже и спустимся, то окажемся в отвратительном  болоте.
Тьфу! Вы чувствуете этот запах? - он принюхался.
     - Да, чувствую, - ответил Фродо, не двигаясь; глаза  его  по-прежнему
были устремлены на темную линию и вспыхивающее там пламя. - Мордор! - тихо
произнес он. - Если уж я должен идти туда, то хочу сделать это  как  можно
быстрее и покончить с этим! - Он вздрогнул.  Ветер  был  холоден  и  полон
запахами холодного гниения. - Ну, - сказал он, наконец отведя глаза, -  мы
не можем оставаться здесь всю ночь, в каком бы положении мы ни  очутились.
Нужно найти защищенное место и провести еще одну  ночь;  может,  следующий
день принесет нам что-нибудь и покажет дорогу.
     - Или еще следующий, и следующий, и следующий, - пробормотал  Сэм.  -
Или, может ни какой день. Мы пришли неверным путем.
     - Моя судьба, я думаю, в том, чтобы идти в тень, вон  туда,  так  что
путь должен быть найден, - сказал Фродо. - Но добро или  зло  принесет  он
мне? Наша надежда заключается в том, как  быстро  мы  будем  продвигаться.
Задержка лишь на руку Врагу. И вот мы три дня топчемся на  месте.  Неужели
над  нами  нависла  воля  Башни  Тьмы?   Все   мои   решения   оказываются
неправильными. Я должен был давно покинуть товарищество и  идти  с  севера
вниз восточнее реки и Эмин Муила,  пройти  равниной  битвы  к  проходам  в
Мордор. А теперь нам уже невозможно вернуться назад: весь восточный  берег
кишит орками. Каждый прошедший день - это потеря драгоценного  времени.  Я
устал, Сэм. я не знаю, что нам делать. Много ли пищи у нас осталось?
     - Только... Как это называется? - Лембас,  мастер  Фродо.  Прекрасная
еда. Но когда прошло столько дней... Я никогда не думал, взяв его  впервые
в рот, что когда-нибудь захочу перемены. А  теперь  хочу:  кусок  простого
хлеба и кружку - даже полкружки - пива - вот что мне нужно. Я тащу с собой
с последнего лагеря свою кухонную утварь, а что толку? Начнем с того,  что
не из чего разжечь костер. И нечего варить, нет даже травы!
     Они повернулись назад  и  спустились  в  каменную  лощину.  Заходящее
солнце спряталось за тучи, быстро сгущалась  ночь.  Они  спали  в  убежище
среди больших выветренных скал, мерзли, ворочались с боку на бок. Но здесь
они по крайней мере были защищены от восточного ветра.
     - Вы видели его снова, мастер Фродо? - спросил Сэм, когда они сидели,
замерзшие, жуя куски лембаса в холодной сырости раннего утра.
     - Нет, - ответил Фродо. - Я ничего не слышал и не видел уже две ночи.
     - А  я  видел,  -  сказал  Сэм.  -  Брр!  Глаза  эти  заставили  меня
поворочаться. Но, может, мы  наконец  сбили  со  следа  этого  несчастного
воришку. Горлум! Я дам ему голлум в горло, если только  дотянусь  до  него
руками.
     - Надеюсь, ты никогда не сделаешь этого, - сказал Фродо. -  Не  знаю,
как он находит наш след. Но, может, он действительно потерял его.  В  этой
сухой мрачной земле мы оставляем немного следов и  запаха,  даже  для  его
чуткого носа.
     - Хорошо бы, -  согласился  Сэм.  -  Я  хочу,  чтобы  мы  по-хорошему
избавились от него.
     - И я тоже, - заметил Фродо, - Но не он - моя главная забота. Я  хочу
уйти от этих холмов! Я их ненавижу.  Чувствую  себя  голым  среди  них,  и
ничего, кроме мертвых равнин, не разделяет меня и тень. В этой тени глаза.
Идем! Сегодня мы обязательно должны спуститься!
     Но день проходил, прошел полдень, приближался вечер, а  они  все  еще
блуждали среди скал и не находили выхода.
     Иногда в тишине этой дикой страны им  казалось,  что  они  слышат  за
собой  слабые  звуки:  падение  камня,  еле  слышный  звук  плоской  ноги,
ступившей на скалу. Но когда они останавливались и прислушивались - они не
слышали ничего, кроме ветра, свистящего у краев камней. И даже  этот  звук
напоминал им дыхание, со свистом вырывающееся сквозь острые зубы.
     Весь день внешний край Эмин Муила, по мере того, как они  пробирались
вдоль  него,  устойчиво  отклонялся  к  северу.  вдоль  его  края   теперь
простиралась широкая неровная полоса изломанных и выветренных скал,  время
от времени пересекаемая канавобразными ущельями, которые круто  обрывались
в неведомую глубину, разрывая поверхность обрыва. Чтобы отыскать проход  в
этих утесах, которые встречались все чаще,  Фродо  и  Сэм  вынуждены  были
отойти влево,  подальше  от  края  обрыва,  и  они  не  заметили,  что  на
протяжении нескольких  последних  миль  местность  постепенно  понижалась:
вершины утесов исчезли сзади.
     Наконец они остановились. Хребет резко поворачивал  на  север  и  был
разрезан глубоким ущельем. На дальней стороне ущелья он снова поднимался и
тянулся на много саженей единой  линией:  перед  ними  возвышался  большой
серый утес, как будто отрезанный ударом ножа. Они не могли идти  дальше  и
должны были повернуть на запад или  на  восток.  Но  западное  направление
сулило им лишь новый трудный путь и новую задержку: так они возвращались в
самое сердце холмов. Восточное направление приводило к обрыву.
     - Ничего не остается, как спуститься в  это  ущелье,  Сэм,  -  сказал
Фродо. - Посмотрим, куда оно ведет!
     - Готов поклясться, что ни к чему хорошему! - заметил Сэм.
     Ущелье было длинное и  глубже,  чем  казалось.  Спустившись  немного,
хоббиты увидели несколько изогнутых изможденных деревьев. Это были  первые
деревья, увиденные ими за последние дни: по большей части  березы,  иногда
лиственницы. Большинство деревьев высохло - Их до  самого  сердца  пробили
восточные ветры. Когда-то, в более мягкие дни, в ущелье этом были заросли,
но теперь уже через пятьдесят ярдов деревья  кончились,  хотя  старые  пни
торчали до самого края утеса. Дно ущелья, проходившее параллельно  старому
скальному разлому, было усеяно обломками  скал  и  камней.  Когда  хоббиты
добрались до его конца, Фродо устало прислонился к стене.
     - Послушай! - сказал он. - Мы, должно быть, опустились глубоко, иначе
утес не исчез бы. Похоже, что здесь обрыв гораздо ниже  и  по  нему  легче
спуститься.
     Сэм наклонился и неохотно заглянул  через  край.  Потом  взглянул  на
высоко поднимающуюся слева от