урина не будет разрабатывать
эти пещеры для камня или руды, даже если бы тут было  множество  золота  и
бриллиантов. Разве вы срубаете весной цветущую ветвь дерева, чтобы разжечь
костер? Мы заботились бы об этих клумбах цветущего камня, но не беспокоили
бы их. С осторожным искусством, крошку за крошкой, маленький обломок скалы
в крайнем случае в самые беспокойные дни, - так мы работали бы, и по  мере
того как проходили годы, мы открывали  бы  новые  пути,  новые  залы,  еще
таящиеся в глубинах, куда не заглядывает даже луч света через расщелину  в
своде. И светильники, Леголас! Мы устроили бы  светильники,  развесили  бы
лампы, как когда-то в Казад-Думе; и когда мы захотели бы, мы  отгоняли  бы
ночь, которая лежит там с того времени, как  были  созданы  эти  холмы,  а
когда бы мы захотели отдыха, мы гасили бы эти огни.
     - Вы тронули меня, Гимли, - сказал Леголас. -  Я  никогда  раньше  не
слышал, чтобы вы так говорили. Вы почти заставили меня жалеть,  что  я  не
видел эти пещеры. Давайте  заключим  договор:  если  мы  оба  благополучно
пройдем через ожидающие нас разные опасности, то отправимся вместе в новое
путешествие. Вы посетите со мной  Фэнгорн,  а  я  с  вами  пойду  смотреть
пропасть Хэлма.
     - Это не совсем то возвращение, которое я выбрал бы, - ответил Гимли.
- Но я вынесу Фэнгорн, если получу ваше  обещание  вернуться  в  пещеры  и
разделить со мной восхищение перед ними.
     - Даю вам свое обещание, - сказал Леголас. -  Но  увы!  На  время  мы
должны оставить мысли о пещерах и о лесе. Смотрите!  Мы  подошли  к  концу
деревьев. Далеко ли Изенгард, Гэндальф?
     - Около пятнадцати лиг полета ворона Сарумана, - ответил Гэндальф.  -
Пять от устья лощины до брода, а затем еще десять до ворот  Изенгарда.  Но
мы не должны проделать весь путь этой ночью.
     - А когда мы придем туда, что мы увидим там? - спросил Гимли.  -  Вы,
может знаете, а я даже не могу догадаться.
     - Я сам не знаю определенно, - ответил колдун.  -  Я  был  там  вчера
вечером, но с тех пор могло случиться многое. Однако, я думаю, что  вы  не
скажете, что наше путешествие было напрасным.
     Наконец  отряд  миновал  деревья  и  оказался  на  дне  лощины,   где
ответвлялась дорога к пропасти Хэлма от дороги, ведущей из Эдораса к броду
через Изен. Выехав на опушку леса,  Леголас  остановился  и  с  сожалением
оглянулся. Потом издал неожиданный возглас.
     - Там глаза! - сказал он. - Глаза, глядящие из тени под деревьями.  Я
никогда не видел таких глаз.
     Остальные,  удивленные  его  возгласом,  остановились  и  оглянулись;
Леголас собирался уже двинуться назад.
     - Нет, нет! - воскликнул Гимли. - Делайте что хотите в вашем безумии,
но раньше уж спустите меня с этой лошади. Я не желаю видеть никаких глаз!
     - Стойте, Леголас Зеленолист! - сказал Гэндальф. - Не возвращайтесь в
лес, еще не время.
     Еще не успел он закончить, как из  деревьев  выступили  три  странные
фигуры. Они были не ниже троллей: двенадцать и  больше  футов  ростом.  Их
сильные тела, крепкие, как у молодых деревьев, были одеты во что-то  серое
и коричневое. Руки и ноги у  них  были  длинные,  со  множеством  пальцев;
волосы у  них  были  неподвижны,  бороды  -  серо-зеленые,  как  мох.  Они
пристально смотрели на север. Неожиданно они поднесли свои длинные руки ко
рту  и  послали  звенящий  возглас,  чистый,  как  звук  рога,  но   более
музыкальный  и  варьирующийся.  На  их  возглас  ответили;   повернувшись,
всадники увидели, что по траве движутся другие создания того же рода.  Они
быстро шли с севера, идя цепочкой, как журавли в полете;  но  их  огромные
шаги позволяли им двигаться быстрее журавлей  в  полете.  Всадники  громко
воскликнули в удивлении и некоторые положили руки на рукояти мечей.
     - В оружии нет необходимости, - сказал Гэндальф.  -  Это  всего  лишь
пастухи. Они не враги. Мы их в сущности даже не интересуем.
     Казалось, так оно и есть: пока он говорил, высокие существа  вошли  в
лес, даже не взглянув в сторону всадников, и исчезли в нем.
     - Пастухи! - сказал Теоден. - Где же их  стада?  Кто  они,  Гэндальф?
Ведь ясно, что, по крайней мере для вас, они не незнакомы.
     - Они пастухи деревьев, - ответил Гэндальф. - Давно ли вы  слышали  о
них сказки у костра? Многие дети в нашей стране смогли бы ответить на  ваш
вопрос. Вы видели энтов, о король, энтов из леса Фэнгорн, который на вашем
языке называется Энтвуд. Вы думали, что это название дано лишь по  прихоти
фантазии? Нет, Теоден, это вы для них лишь случайный персонаж: все годы от
Эорла Юного до Теодена Старого для них лишь незаметный промежуток,  а  все
деяния вашего дома касаются и интересуют их весьма мало.
     Король помолчал.
     - Энты! - сказал он наконец. - В  тени  легенд  я,  кажется,  немного
начинаю понимать чудо деревьев. Я дожил до того,  чтобы  увидеть  странные
дни. Долго мы ухаживали за своими лошадьми, строили  наши  дома,  работали
нашими инструментами или скакали на помощь войскам Минас Тирита. И это  мы
называли жизнью людей, жизнью мира. Мы мало беспокоились о том, что  лежит
за границами нашей земли. У нас  были  песни  об  этих  существах,  но  мы
позабыли их, оставив только детям, как безобидный обычай. А  теперь  песни
ожили, пришли к нам и ходят живые под солнцем.
     - Вы должны радоваться, король Теоден, - сказал Гэндальф. - Не только
маленькая жизнь людей теперь  в  опасности,  но  также  и  жизнь  существ,
которых вы считали персонажами легенд. У вас есть союзники, хотя вы о  них
можете и не знать.
     - Но я должен и печалиться, - возразил Теоден. - Ибо счастье на войне
изменчиво,  и  не  может  ли  получиться  так,  что  многое  прекрасное  и
удивительное уйдет далеко за пределы Средиземья?
     - Может быть, - сказал Гэндальф. - Невозможно полностью ликвидировать
зло, нанесенное Сауроном, как невозможно сделать так, как будто его  и  не
было. На такие дни мы осуждены. Продолжим наш путь!
     Отряд повернул от лощины и леса и двинулся к броду. Леголас  неохотно
последовал за другими. Солнце село, но когда они выехали из тени холмов  и
посмотрели на запад, в сторону прохода Рохана, они увидели, что  небо  еще
красное. Вокруг  сгущалась  тьма  и  летело  множество  чернокрылых  птиц.
Некоторые из них с мрачными  криками  пролетали  над  головами  всадников,
возвращаясь к своим гнездам в скалах.
     - Пожиратели падали нашли себе занятие на поле битвы, - констатировал
Эомер.
     Они ехали теперь медленно в сгущающейся темноте.  Медленно  восходила
луна, приближавшаяся к  полнолунию,  и  в  ее  холодном  серебряном  свете
травянистая равнина вздымалась  и  опускалась,  как  море.  Проехав  около
четырех часов от разветвления дорог они  приблизились  к  бродам.  Длинные
склоны быстро спускались к реке, текущей в своем  каменистом  русле  между
высокими, заросшими травой  берегами.  Ветер  донес  до  них  волчий  вой.
Всадники ехали с тяжелыми сердцами, вспоминая многих людей, павших в  этих
местах.
     Дорога  углубилась  в  лощину,  где  по  обеим  сторонам  возвышались
поросшие травой насыпи, и подошла к реке. Здесь в дно  реки  было  уложено
несколько плоских камней, и между ними пролегал брод для лошадей,  который
вел с берега к крошечному островку посредине реки. Всадники  взглянули  на
реку и увидели странную картину: они ожидали увидеть быстро текущую воду и
услышать ее журчание, но все было тихо. Русло  реки  было  сухим  -  голая
галька и серый песок.
     - Что случилось с этим опасным  местом?  -  спросил  Эомер.  -  Какая
болезнь поразила реку? Много прекрасных вещей уничтожил Саруман. Неужели и
источники Изена тоже?
     - Кажется, что так, - ответил Гэндальф.
     - Увы! - заметил Теоден. - Должны ли  мы  пересечь  эту  полосу,  где
пожиратели падали поглотили так много добрых всадников из Рохана?
     - Таков наш путь, - сказал Гэндальф. - Жаль погибших людей; но  волки
гор не пожирают их. Они пируют над телами  своих  друзей  орков  -  такова
дружба этих племен. Идемте!
     Они спустились к реке, и когда  подъехали  близко,  волки  прекратили
выть и убежали. Ужас напал на них при виде Гэндальфа и  Обгоняющего  Тень,
сверкающих при свете луны как серебро. Всадники перебрались через реку,  и
из тьмы берегов за ними следили горящие глаза.
     - Смотрите! - сказал Гэндальф. - Друзья поработали здесь.
     Они  увидели,  что  посредине  островка  насыпана  могильная  насыпь,
окруженная камнями и усаженная множеством копий.
     - Здесь лежат люди Марки, погибшие в этом месте, - пояснил Гэндальф.
     - Пусть отдыхают здесь! - сказал Эомер. - И  долго  после  того,  как
заржавеют и сгниют их копья, будет стоять их могила, охраняя  броды  через
реку!
     - Это тоже ваша работа, Гэндальф, друг мой? - спросил  Теоден.  -  Вы
многое успели сделать за вечер и ночь.
     - С помощью Обгоняющего Тень и других, - ответил Гэндальф. -  Я  ехал
долго и далеко. Но здесь, у могилы, я должен сказать вам:  многие  пали  в
битве у бродов, но меньше, чем говорят слухи. Больше  было  рассеяно,  чем
убито; я собрал всех, кого смог найти. Некоторых я послал с  Эркенбрандом.
Другим я поручил сооружение могилы. Теперь  они  присоединились  к  вашему
маршалу Элфхелму. Он со множеством всадников  послан  в  Эдорас.  Саруман,
насколько я знаю, все  свои  силы  направил  против  вас,  все  его  слуги
оставили свои дела и поручения  и  направились  к  пропасти  Хэлма,  земля
кажется пустой от врагов. Но  я  боюсь  все  же,  что  волчьи  всадники  и
грабители могут напасть на Медуселд,  пока  он  не  охраняется  никем.  Но
теперь, я думаю, вам этого бояться не следует: ваш дом  благополучно  ждет
вашего возвращения.
     - Я буду счастлив увидеть его вновь, - сказал Теоден,  -  хотя  я  не
сомневаюсь, что мое пребывание там будет недолгим.
     С этими словами отряд попрощался  с  островом  и  могилой  на  нем  и
поднялся на противоположный  берег  Изена.  Они  рады  были  покинуть  эти
зловещие, мрачные броды. Когда они отъехали, вой волков возобновился.
     Древняя мощеная дорога вела от Изенгарда к броду. Некоторое время она
шла вдоль реки, поворачивая вместе с ней на восток, а потом на  север;  но
наконец она отошла от реки и направилась прямо к  воротам  Изенгарда.  Они
находились на горном склоне в западной части долины, в  шестидесяти  милях
от ее устья. Они ехали не по дороге, а рядом: земля здесь  была  ровной  и
твердой, на многие мили ее покрывала  короткая  и  упругая  трава.  Теперь
всадники ехали быстрее, и к полуночи броды остались более чем в пяти лигах
позади. Здесь они остановились, закончив свое ночное  путешествие,  потому
что король устал. Они приблизились к  подножью  туманных  гор,  и  длинные
отроги Нан Гурунира протянулись им навстречу. Темная  долина  простиралась
перед ними: луна зашла на западе, и холмы закрыли ее свет.  Но  из  глубин
долины поднимался высокий столб дыма и пара;  поднимаясь,  он  ловил  лучи
заходящей луны и простирал свои сверкающие  серебром  волны  под  звездным
небом.
     - Что вы об этом  думаете,  Гэндальф?  -  спросил  Арагорн.  -  Можно
подумать, что горит долина колдуна.
     - Под долиной в последнее время часто поднимался  дым,  но  такого  я
никогда не видел, - заметил Эомер. - Это  скорее  пар,  чем  дым.  Саруман
варит какое-то колдовское зелье для нас. Может, он вскипятил  всю  воду  в
Изене, поэтому-то река и высохла.
     - Может быть, - согласился Гэндальф. - И завтра  мы  узнаем,  что  он
делает. Теперь отдохнем немного, если сможем.
     Они разбили лагерь у реки Изен; она  по-прежнему  была  молчаливой  и
пустой. Позже среди ночи часовой поднял  тревогу,  и  все  вскочили.  Луна
зашла. Ярко светили звезды. Но над землей ползла тьма, более  темная,  чем
сама ночь. Она ползла по обоим сторонам реки, направляясь на север.
     - Оставайтесь на месте! - приказал Гэндальф. - Не  обнажайте  оружия!
Ждите и она пройдет мимо.
     Вокруг них собрался туман. Наверху слабо сверкало несколько звезд, но
со всех сторон поднялись стены непроницаемой тьмы. Всадники  оказались  на
узкой полосе между движущимися башнями тьмы. Они слышали голоса,  шепчущие
и стонущие, как бесконечный шумный  вздох;  земля  под  ними  дрожала.  Им
показалось, что это продолжалось очень долго.  Но  наконец  тьма  и  звуки
исчезли, растаяли за горными отрогами.
     Далеко к югу, под Хорнбургом, в середине ночи послышался громкий шум,
как будто  в  долине  подул  сильный  ветер;  земля  дрогнула.  Все  воины
испугались, никто не смел двинуться вперед. Но утром они вышли из крепости
и были изумлены: мертвые орки исчезли, исчезли и деревья. По  всей  долине
трава была вытоптана и потемнела, как  будто  гигантские  пастухи  провели
здесь большие стада скота... В миле от ворот Хэлма в земле  была  выкопана
огромная яма, и над ней были нагромождены холмом камни. Люди  решили,  что
здесь похоронены убитые орки. Но так ли это и  были  ли  среди  них  орки,
убежавшие в лес, никто не мог сказать,  потому  что  ни  один  человек  не
решился поставить ногу на холм. Впоследствии его называли Курганом Смерти,
и никакая трава не росла на нем. Странные деревья больше никогда не видели
в долине, они ночью ушли в далекие темные лощины Фэнгорна.  Так  отомстили
они оркам.
     Король и его отряд больше не  спали  этой  ночью,  но  больше  ничего
странного они не видели и не слышали, за одним исключением - река рядом  с
ними неожиданно ожила. Послышался шум воды, текущей по руслу и журчащей  у
камней утром Изен, как всегда струил свои воды в берегах.
     На рассвете всадники готовы были двинуться в путь. Рассвет был  серым
и бледным, восхода солнца они не видели. Воздух  был  насыщен  туманом,  и
почва вокруг была покрыта паром. Всадники медленно ехали, на этот  раз  по
дороге. Она была широкой и твердой,  хорошо  сохранившейся.  Сквозь  туман
слева от себя они смутно видели горные отроги. Они вступили в Нан  Гурунир
- долину колдуна. Она была защищена со всех сторон, вход в нее был  открыт
только с юга. Когда-то она была прекрасной и зеленой, и через нее протекал
Изен, глубокий и сильный до того, как он выходил на  равнины:  его  питало
множество  горных  ручьев  и  речек,  и  по  его  течению  лежала  богатая
плодородная земля.
     Теперь было не  так.  Под  самыми  стенами  Изенгарда  были  участки,
обрабатываемые рабами Сарумана, но  вся  остальная  часть  долины  заросла
сорняками. По земле стлалась ежевика и, взбираясь на склоны,  образовывала
небольшие пещеры, где селились дикие звери.  Ни  одного  дерева  не  росло
здесь, но в траве видны были еще пни древних деревьев, срубленных топором.
Это была печальная страна, теперь молчаливая, если не считать шума  горных
ручьев.  Отовсюду  поднимались  дым  и  пар,  образуя  непроницаемый  слой
облаков.  Всадники  не  разговаривали.  Многие  в  глубине  своих   сердец
усомнились, спрашивая себя, какой зловещий конец ждет их путешествие.
     После того, как они проехали несколько миль, дорога стала  шире,  она
была выложена большими плоскими камнями, обработанными и пригнанными  друг
к другу с большим искусством; ни в одном соединении не было  ни  стебелька
травы. Глубокие каналы, полные журчащей воды, шли с обеих  сторон  дороги.
Неожиданно перед ними появился высокий столб. Он был  черный,  на  вершине
его был установлен камень, обработанный в  виде  большой  белой  руки.  Ее
палец указывал на север. Всадники поняли, что недалеко  должны  находиться
ворота Изенгарда; в сердцах они ощущали тяжесть,  но  их  глаза  не  могли
проникнуть сквозь туман впереди.
     Под защитой горных отрогов в глубине долины колдуна бесчисленные годы
находилось место, которое люди называли Изенгардом. Частично Изенгард  был
сделан природой, но колоссальные работы людей древности сделали его таким,
каков он есть; и Саруман здесь жил долгое время и не сидел сложа руки.
     Большая кольцевая каменная  стена,  видом  своим  напоминающая  холм,
окружала Изенгард, отходя от горного отрога и возвращаясь к нему.  В  этой
стене был сделан только один вход - большая  арка  в  южной  части  стены.
Здесь в скале был пробит глубокий туннель, с обеих  сторон  его  закрывали
мощные железные двери. Они были сделаны так искусно -  на  больших  петлях
державшихся на больших стальных столбах и врезанных в скалу, -  что  когда
они открыты, их можно было распахнуть легким  толчком...  Открывались  они
бесшумно. Тот,  кто  проходил  глубокий,  отражающий  эхо  туннель,  видел
равнину, большой круг, плоский и  похожий  на  большую  мелкую  чашку;  от
одного ее края до другого было не менее мили. И когда-то она была зеленой,
на ней росли ряды фруктовых деревьев, орошаемых ручьями, которые стекали с
гор в озеро. Но в поздние дни Сарумана здесь нельзя было увидеть ни одного
зеленого  листика.  Дороги  были  выложены  плоскими  камнями,  темными  и
твердыми, а  по  краям  их  вместо  деревьев  шли  длинные  ряды  столбов,
некоторые  из  которых  были  из  мрамора,  другие  из  меди  или  железа,
соединенные тяжелыми цепями.
     С внутренней стороны в стене было врезано  множество  комнат,  залов,
проходов, так что со всех сторон глядели бесчисленные окна и темные двери.
Здесь жили тысячи рабочих, слуг,  рабов  и  воинов  с  огромными  запасами
оружия; в глубоких подземельях нижних уровней содержали и кормили  волков.
Вся равнина тоже была изрыта. Глубокие шахты уходили под  землю;  входы  в
них прикрывали низкие насыпи и каменные купола,  так  что  в  лунную  ночь
равнина Изенгарда напоминала кладбище  гигантских  беспокойных  мертвецов,
потому что  земля  здесь  дрожала.  Подземные  ходы  многими  пролетами  и
спиралями уходили в глубокие подземелья; здесь была сокровищница Сарумана,
его арсеналы, кладовые, кузницы  и  огромные  печи.  Бесконечно  вертелись
здесь железные колеса и гремели молоты. Ночью из вентиляционных  отверстий
вырывались столбы пара, освещенные снизу красным отблеском,  или  голубым,
или необыкновенно зеленым.
     Все  дороги  меж  цепей  сходились  к  центру.  Здесь  стояла   башня
удивительной формы. Она была построена строителями древности, выровнявшими
кольцо Изенгарда, и казалась сделанной не искусством, людей,  но  выросшей
из костей земли во времена древней пытки холмов. Это был остров из  черной
блестящей  твердой  скалы,  из  нее  поднимались  четыре  могучих  столба,
соединяющихся вместе на высоте и ограненных со  всех  сторон.  Вершины  их
были остры, как острия копий, а стороны - как ножи. Между ними  находилась
узкая площадка, мощеная полированным камнем  со  странными  изображениями.
Здесь человек мог стоять на высоте в шестьсот футов  над  равниной.  Таков
был Ортханк, цитадель Сарумана, и название это (случайно  или  специально)
имело два значения: на языке эльфов оно означало Клин-Гора, но на  древнем
языке людей Марки - Искушенный Разум.
     Сильным и удивительным  местом  был  этот  Изенгард  и  прекрасным  в
старину; здесь жили великие повелители,  правители  Гондора  на  западе  и
мудрецы наблюдавшие звезды. Но Саруман преобразовал его для  своих  целей,
сделал лучше, как  он  думал,  начинил  изобретениями  и  искусствами,  на
которые он потратил свою мудрость, и хотя он считал это своей выдумкой, на
самом деле все это пришло  из  Мордора;  то,  что  он  сделал,  было  лишь
миниатюрной копией, детской моделью огромной крепости,  арсенала,  тюрьмы,
мощных печей Барад-Дура, Башни Тьмы,  которая  не  терпела  соперничества,
смеялась над лестью, высокомерная в своей гордости и неизмеримой силе.
     Такова была крепость Сарумана, как  говорили  о  ней  слухи:  ибо  на
памяти людей  Рохана  никто  не  проходил  в  ее  ворота,  за  исключением
немногих, таких,  как  Змеиный  Язык,  кто  проходил  тайно  и  никому  не
рассказывал о том, что знал.
     Гэндальф подъехал к большому столбу с  рукой  и  миновал  его;  когда
всадники сделали то же самое, они с удивлением обнаружили, что рука больше
не  кажет