головы,  не  выглядевшие,  однако,  безобразно
большими, непривычные для человеческого глаза кисти рук и  уши  да  слегка
отличающиеся пропорции  тела,  на  женщин  было  приятно  взглянуть.  Даже
слишком после года  монашеской  жизни.  Безбородые  длинноволосые  мужчины
оказались красивы под стать женщинам, и те и другие  были  грациозны,  как
кошки.
     Они не шумели и не толпились без толку.  Было  тихо  и  торжественно,
только на берегу кто-то заливисто  играл  на  рожке.  Миерна  бросилась  к
седому мужчине, схватила его за руку и вытянула вперед.
     - Это мой папа, - радостно залепетала она. - Сейчас его зовут Сарато.
Его последнее имя нравилось мне больше.
     - Надоедает, когда  тебя  все  время  зовут  одинаково,  -  засмеялся
Сарато. - Добро пожаловать, земляне. Вы оказываете нам большую...  лула...
Прошу прощения, мне не хватает слов. Ваше посещение - большое счастье  для
нас.
     Его рукопожатие - наверное, Пенгвил рассказал им  об  этом  обычае  -
было крепким, и  он  смотрел  нам  прямо  в  глаза  с  уважением,  но  без
подобострастия.
     Данникарские  общины  передали  те  немногие  функции  управления,  в
которых они нуждались, специалистам, избираемым на основе принципов,  суть
которых до нас так и не дошла. Здесь же, судя по всему, не  делалось  даже
малейших сословных  различий.  Нам  представляли  всех  по  роду  занятий:
охотник, рыбак, музыкант, пророк (насколько я понял смысл слова  "нонало")
и тому подобное. Мы обнаружили то же отсутствие всяческих табу,  что  и  в
Данникаре.  Зато  в  Таори  действовали  чрезвычайно  изысканные   правила
этикета, соблюдения которых от нас, естественно, никто не ждал.
     Пенгвил - мощного сложения юноша  в  тунике  данникарского  покроя  -
приветствовал нас. В том, что он прибыл именно в Таори, не  было  никакого
совпадения: деревня расположена почти  точно  к  востоку  от  его  родного
побережья и имеет лучшую якорную стоянку на  всем  острове.  Ему  отчаянно
хотелось показать нам свою лодку. Я уступил его умоляющим взглядам,  и  мы
сплавали к ней.
     - Отличная работа, - сказал я  совершенно  искренне,  взобравшись  на
палубу.  -  Есть  только  одно  замечание.  Для  плавания  вблизи  берегов
неподвижный киль не нужен.
     Я описал, устройство подъемного киля.
     - Вот так, - закончил я. - Тогда  она  сможет  подходить  вплотную  к
берегу.
     - Да, Сарато уже додумался до  этого.  Он  даже  начал  строить  свою
собственную лодку по этому принципу. Он еще хочет  отказаться  от  рулевых
весел и укрепить вместо них плоский  кусок  дерева  посредине  кормы.  Это
правильно?
     - Да, - ответил я, с трудом скрывая изумление.
     - Вот и я так подумал, - улыбнулся Пенгвил. - Поток воды так же легко
делится на две струи, как и воздушный. Мистер Исихара объяснил мне  законы
сложения и разложения сил. Это-то и дало мне мысль построить такую лодку.
     Мы вернулись на берег и  снова  оделись.  Вся  деревня  жужжала,  как
потревоженный рой, готовясь к празднику. Пенгвил присоединился  к  ним.  Я
потихоньку выбрался из этой  суеты  и  пошел  бродить  по  пустому  пляжу,
слишком взволнованный, чтобы сидеть на месте. Вглядываясь в море и  вдыхая
по-земному соленый аромат океана, я погрузился в смутные  размышления.  Их
прервала маленькая Миерна, которая подскочила  ко  мне,  волоча  за  собой
небольшую тележку.
     - Хэлло, мистер Кэткарт! - закричала  она.  -  Меня  послали  собрать
ароматных водорослей. Хотите мне помочь?
     - Конечно, - ответил я.
     Она скорчила гримасу.
     - Я рада, что убежала от всех. Папа,  Куайя  и  другие  расспрашивают
мистера Лежена о земной ма-те-ма-ти-ке. А я еще слишком  маленькая,  чтобы
интересоваться функциями. По мне, было  бы  куда  лучше,  если  бы  мистер
Хараши рассказал о Земле, но он  заперся  в  домике  со  своими  друзьями.
Расскажите мне о Земле! Я когда-нибудь полечу туда?
     Я что-то пробормотал. Она начала собирать  в  пучки  нежные  гирлянды
водорослей, выброшенные на берег прибоем.
     - Раньше я не любила эту работу, - сказала она. - Приходилось  ходить
в деревню с каждой охапкой.  А  брать  с  собой  дроматерия  мне  тоже  не
разрешают, потому что он болеет, когда промочит ноги. Я им  говорила,  что
могу сделать ему ботиночки, но они все равно  не  разрешили.  Зато  теперь
совсем другое дело - с этим, этой... Как вы это называете?
     - Тележка. У вас раньше не было таких штук?
     - Нет, никогда. Только волокуши на полозьях.  Это  Пенгвил  рассказал
нам о колесе. Он видел, как земляне им пользуются. Плотник  Хуана  тут  же
начал прилаживать колеса  к  волокушам.  Он  уже  сделал  несколько  таких
тележек.
     Я нагнулся и рассмотрел  конструкцию  колеса.  Оно  было  собрано  из
частей, искусно вырезанных из дерева и кости, а сбоку по  всей  окружности
шел орнамент и какие-то письмена. И колеса не были просто насажены на оси.
Миерна позволила снять крышечку с одной из  них,  и  я  увидел  кольцо  из
прочных круглых орехов. Насколько я знал, никто не рассказывал Пенгвилу  о
подшипниках.
     - Я все думала и думала, - сказала  Миерна.  -  А  что  если  сделать
большую, огромную тележку, чтобы ее  мог  возить  дроматерий?  Только  как
получше его привязать, чтобы ему не было больно тащить и чтобы можно  было
управлять им? И мне кажется, я придумала...
     Она замолчала и стала рисовать на песке схему сбруи. Судя  по  всему,
упряжка была вполне подходящая.
     Тяжело  нагрузив  тележку,  мы  покатили  ее  по  деревне.  Я  был  в
совершенном восторге от  искусной  резьбы,  покрывавшей  балки  и  карнизы
домов. Появился Сарато, наконец оставивший свою беседу с Леженом о  теории
групп (туземцы уже разработали ее сами, так что все сводилось к  сравнению
разных подходов). Он показал мне свои инструменты, изготовленные из острых
кусков вулканического стекла.  Сарато  рассказал,  что  жители  прибрежных
деревень выменивают такое стекло у горцев, и спросил, нельзя ли достать  у
нас кусочек стали. И не будем ли мы настолько  любезны,  чтобы  объяснить,
как из земли получают железо?
     Как мы и  ожидали,  угощение,  музыка,  танцы,  пантомимы,  беседы  с
туземцами - все было великолепно, чтобы не сказать  больше.  Надеюсь,  что
бодрящие  пилюли,  поданные  к  еде,  помогли  нам  не  выглядеть  слишком
мрачными.
     Но нам все-таки пришлось огорчить наших хозяев, отказавшись  остаться
на ночь. Вся деревня провожала нас до  самой  ракеты  при  свете  факелов.
Дорогой они  пели  причудливые  песни,  построенные  по  какой-то  сложной
музыкальной системе, вроде нашей двенадцатитоновой, и полные таких  дивных
гармоничных созвучий, что я в жизни не слышал ничего прекраснее. Когда  мы
достигли ракеты, они тут же отправились назад. Миерна шла  в  самом  конце
процессии. Она поотстала и  еще  долго  стояла  в  медном  свете  огромной
одинокой луны, махая нам ручонкой.


     Балдингер поставил на стол стаканы и бутылку ирландского виски.
     - О'кей, - сказал он. - Действие этих таблеток почти  прошло,  и  нам
нужно немного взбодриться.
     - Да, пожалуй, - Хараши заграбастал бутылку.
     - Интересно,  каким  будет  их  вино,  когда  они  его  изобретут,  -
задумчиво протянул Лежен.
     - Замолчите, - сказал Воэн. - Им это не удастся.
     Мы уставились на него. Он сидел, подрагивая от  напряжения,  в  ярком
люминесцентном свете, заливавшем унылую тесную кабину.
     - Что вы, дьявол вас побери, имеете в виду? - наконец спросил Хараши.
- Если они научатся делать вино хотя бы вполовину так же хорошо,  как  все
остальное, оно пойдет на Земле по десять кредов за литр.
     - Как вы не поймете? - закричал Воэн. - Нам нельзя иметь с ними дела.
Надо скорее убираться прочь с этой планеты и... О боже, зачем  нас  только
занесло сюда?
     Он начал неуклюже шарить по столу в поисках стакана.
     - Ну ладно, - сказал я.  -  Тем  из  нас,  кто  хоть  раз  удосужился
поразмыслить об этом, давно было ясно,  что  когда-нибудь  люди  неминуемо
встретят форму жизни вроде этой. Человек, что он такое,  чтобы  делать  из
него пуп земли?
     - Наверное, эта звезда старше Солнца, - кивнул Балдингер.  -  Она  не
так массивна, поэтому дольше находится в главной последовательности.
     - Дело вовсе не в том, какая звезда старше, -  сказал  я.  -  Миллион
лет, полмиллиона, сколько бы там ни было, - это же пустяки с точки  зрения
астрономии или геологии. Вот в развитии разумной жизни...
     - Но они же дикари, - запротестовал Хараши.
     - Как и большинство разумных существ, что мы встречали, - напомнил я.
- Да и сам человек большую часть своей истории прожил дикарем. Цивилизация
- каприз природы. Она не появляется сама по себе. Например, на  Земле  все
получилось потому, что  Средний  Восток  начал  пересыхать,  когда  ледник
отошел, дичи стало меньше, и пришлось  что-то  предпринимать.  А  машинная
цивилизация, основанная на науке, - это еще большая случайность, результат
совершенно исключительного стечения обстоятельств.  Зачем  жителям  Джорил
идти дальше техники неолита? Им это ни к чему.
     - Зачем им тогда, если они  еще  в  каменном  веке,  такие  мозги?  -
возразил Хараши.
     - А зачем они были нам в нашем каменном  веке?  -  отпарировал  я.  -
Чтобы просто  выжить,  они  не  были  абсолютно  необходимы.  Питекантроп,
синантроп - все эти узколобые ребята и так прекрасно обходились.  Наверно,
эволюция, внутривидовая борьба, половой отбор  -  все  то,  что  развивает
интеллект, продолжает подталкивать человека вперед,  пока  не  вмешивается
какой-нибудь новый фактор, вроде машин. Умный джорилец имеет больше  веса,
занимает высокое место в обществе, у него больше циновок и детей - так все
и идет. Вот только условия жизни у них слишком просты, во всяком случае, в
эту геологическую эпоху. Здесь, насколько я понял, не  бывает  даже  войн,
которые бы подтолкнули развитие техники. До сих пор у них просто  не  было
случая заняться точными науками. Вот они и использовали свой  изумительный
разум в искусстве, философии и социальных экспериментах.
     - Интересно, какой у них в среднем "индекс интеллекта",  -  прошептал
Лежен.
     - Бессмысленный вопрос, - ответил Воэн мрачно. - Разработанная  шкала
обрывается где-то около ста восьмидесяти. Как тут будешь мерить интеллект,
который настолько выше твоего собственного?
     Наступила тишина. Было слышно, как вокруг корабля шумит ночной лес.
     - Да, - задумчиво сказал Балдингер. - Я всегда  отдавал  себе  отчет,
что где-то должны быть существа поумнее нас. Вот  только  не  ожидал,  что
человечество встретится с ними на моем веку. Уж  слишком  микроскопический
отрезок Галактики мы исследовали. И потом... Я всегда  думал,  что  у  них
будут машины, наука, космический транспорт.
     - Они у них и будут, - сказал я.
     - Если мы теперь улетим... - начал Лежен.
     - Поздно, - сказал я. - Мы уже дали им  эту  блестящую  погремушку  -
науку. Если мы сбежим,  они  сами  отыщут  нас  через  пару  веков.  Самое
большее.
     Хараши ударил кулаком по столу.
     - Но зачем нам улетать? - загрохотал он.  -  Чего  вы,  черт  подери,
боитесь? Сомневаюсь, чтобы все население  этой  планеты  достигало  десяти
миллионов. А в Солнечной  Системе  плюс  звездные  владения  -  миллиардов
пятнадцать? Ладно, пусть джорилец умнее. Ну и что? Разве до сих  пор  мало
было парней умнее меня, а мне на это наплевать,  если  мы  делаем  с  ними
бизнес.
     Балдингер покачал головой. Казалось, его лицо выковано из стали.
     - Все не так просто, - сказал он. - Вопрос  идет  о  том,  кто  будет
господствовать в этой части Галактики.
     - А чего плохого, если джорильцы? - мягко спросил Лежен.
     - Возможно и ничего. Они вроде бы вполне  приличный  народ.  Но...  -
Балдингер выпрямился в своем кресле.  -  Я  не  собираюсь  быть  чьим-либо
домашним животным. Я хочу, чтобы моя планета сама решала свою судьбу.
     С этим не приходилось спорить. Мы долго-долго сидели молча, размышляя
над случившимся.
     В нашем представлении гипотетические сверхсущества всегда были где-то
бесконечно далеко, а потому безопасны. Ни мы на них не  наталкивались,  ни
они на нас. Поэтому люди привыкли думать, что поблизости их  оказаться  не
может. А потому  они-де  никогда  не  будут  вмешиваться  в  дела  далекой
галактической провинции, где мы живем. Но планета всего в  месяцах  полета
от Земли! Народ, средний представитель которого - гений, а их гении - вещь
и вовсе непостижимая для человека... Они без сожаления бросят свой  мир  и
ринутся в космос, полные любопытства, энергичные, способные  совершить  за
десять лет больше,  чем  мы  за  столетия.  Они  неминуемо  разрушат  нашу
созданную ценой таких усилий цивилизацию! Мы сами сдадим ее на  слом,  как
примитивные народы прошлого  уничтожили  свои  богатейшие  культуры  перед
лицом более высокой цивилизации  Запада.  Наши  дети  будут  смеяться  над
ничтожными, обветшалыми триумфами  своих  отцов.  Они  бросят  нас,  чтобы
последовать за джорильцами в их смелых начинаниях. И вернутся подавленными
неудачей, чтобы провести  остаток  своих  дней,  создавая  жалкое  подобие
чужого образа жизни и мучаясь от бессилия и безнадежности. И так будет  со
всеми остальными разумными формами жизни,  если  только  у  джорильцев  не
хватит сострадания оставить их в покое... Скорее всего у них  его  хватит.
Но кому нужно такое сострадание?
     Казалось, был только один ужасный выход,  но  лишь  у  Воэна  хватило
смелости прямо сказать о нем.
     - Ведь есть же планеты, куда запрещено ввозить  технику,  -  медленно
заговорил он. - Культуры, слишком опасные, чтобы можно  было  предоставить
им современное оружие, не говоря уже о космических кораблях.  Джорил  тоже
можно поставить под запрет.
     - Теперь, когда мы дали им представление о технике, они сами все  это
изобретут, - сказал Балдингер.
     Лицо Воэна злобно передернулось.
     - Они не смогут этого сделать, если единственные два района, где  нас
видели, будут уничтожены.
     - Боже милостивый... - вскочил Хараши.
     - Сядьте! - отрезал Балдингер.
     Хараши грязно выругался. Его лицо горело. Остальные  сидели,  потупив
головы.
     - Вы как-то  назвали  меня  неразборчивым  в  средствах,  -  прорычал
торговец. - Возьмите это предложение назад, Воэн, и подавитесь им. Если не
хотите, чтобы я раздавил ваш череп, как гнилой орех!
     Я представил себе атомный гриб, взмывающий к небесам, легкое  облачко
пара, бывшее когда-то девочкой по имени Миерна, и сказал твердо:
     - Я - против.
     - Единственный другой выход, - сказал Воэн, не отрывая пронзительного
взгляда от массивной головы своего противника, -  это  ничего  не  делать,
пока не станет необходимой стерилизация всей планеты.
     Лежен затряс головой, словно от боли.
     - Все не так... Не так... Нельзя брать на себя смертный  грех  только
ради того, чтобы выжить.
     - Не о нас речь. А ради жизни детей. Их свободы... Их гордости.
     - Да разве они  смогут  гордиться  собой,  узнав  правду?  -  перебил
Хараши.
     Он перегнулся через стол, схватил Воэна  за  шиворот  и  одной  рукой
поднял его в воздух. Покрытый шрамами лоб торговца  пылал  в  каких-нибудь
трех дюймах от побледневшего лица представителя Федеральной администрации.
     - Я сейчас  скажу,  что  нам  делать,  -  процедил  он.  -  Мы  будем
торговать, обмениваться знаниями, родниться, как со  всеми  народами,  чью
соль мы ели! И встретим судьбу, как положено людям!
     - Отпусти его, - скомандовал Балдингер.
     Хараши сжал свободную руку в кулак.
     - Если ты ударишь его, я расправлюсь  с  тобой,  пусть  мне  придется
ответить за это дома. Отпусти его, я сказал!
     Хараши разжал кисть. Воэн покачнулся и осел на пол.  Торговец  тяжело
опустился в кресло и спрятал голову в ладонях, стараясь взять себя в руки.
     Балдингер снова наполнил стаканы.
     - Ну, джентльмены! - сказал он. - Мы вроде бы зашли в тупик. Куда  ни
кинь - все клин.
     Он усмехнулся.
     - Бьюсь об заклад, что у  джорильцев  даже  нет  пословицы  на  такой
случай.
     - Они могли бы столько нам дать! - горячо вступился Лежен.
     - Именно дать! - Воэн с трудом поднялся и встал напротив  нас,  дрожа
всем телом. - В этом все и дело! Они будут давать! Если захотят,  конечно.
Но это не будет наше. Вероятно, мы даже не сможем понять их  творений,  не
сумеем использовать их или... В общем, это будет не наше, говорю я вам!
     Хараши  вздрогнул.  Целую  минуту  он  сидел  абсолютно   неподвижно,
вцепившись в ручки своего кресла, а потом медленно поднял большую голову и
громко выпалил:
     - Но почему не наше...


     Мне все-таки удалось поспать несколько часов, пока не начало светать.
Потом первые лучи,  проникавшие  сквозь  иллюминатор,  разбудили  меня,  и
больше уснуть не удалось. Навалявшись вдоволь,  я  спустился  на  лифте  и
вышел на поляну.
     Вокруг царила тишина. Звезды уже гасли, но заря на востоке еще только
занималась. В прохладном воздухе из  темного  леса,  обступившего  поляну,
доносились первые трели птиц. Я сбросил  башмаки  и  прошелся  босиком  по
мокрой траве.
     Я почему-то не удивился, когда из леса появилась  Миерна,  волоча  на
поводке своего дроматерия. Она бросила поводок и кинулась ко мне:
     - Эй, мистер Кэткарт! Я так надеялась, что кто-нибудь  уже  встал.  Я
еще не завтракала.
     - Сейчас что-нибудь сообразим.
     Я схватил ее и начал подбрасывать в воздух, пока она не завизжала.
     - А потом, может быть, совершим небольшую прогулку на ракете. Как  ты
на это смотришь?
     - О-о, - фиолетовые глаза округлились.
     Я опустил крошку на землю. Она долго  собиралась  с  духом,  а  потом
спросила:
     - До самой Земли?
     - Нет, боюсь, что на этот раз капельку поближе. Земля ведь далеко.
     - А когда-нибудь в другой раз? Ну, пожалуйста!
     - Когда-нибудь? Наверняка, малышка. И ждать не так уж долго.
     - Я полечу на Землю! Я полечу на Землю!
     Она крепко обняла дроматерия за шею и прижалась к нему.
     - Ты будешь обо мне скучать. Большеногий, пучеглазый,  самый  сильный
из зверей? Не пускай так грустно слюни! Может  быть,  тебя  тоже  возьмут.
Возьмем его, мистер Кэткарт? Это такой хороший дроматерий, честное  слово,
и он так любит крекеры.
     - Ну... не знаю. Может возьмем, а может и нет, - сказал я.  -  Но  ты
полетишь, обещаю тебе. Любой житель планеты, если захочет, сможет посетить
Землю.
     "А захочет большинство. Я уверен, что Совет одобрит наш план. Ведь он
единственно разумный. Если не можешь превзойти..."
     Я погладил Миерну по головке.
     "Строго говоря, дорогая ты моя малышка, ну и грязную же  шутку  мы  с
тобой сыграем! Подумать только  -  вырвать  тебя  из  этой  патриархальной
дикости и швырнуть в горнило гигантской  бурлящей  цивилизации!  Ошеломить
нетронутый мозг всеми нашими техническими штуками и бредовыми  идеями,  до
которых люди додумались не потому, что умнее,  а  потому,  что  занимались
этим немного дольше вас. Распылить десять миллионов джорильцев среди наших
пятнадцати миллиардов!
     Конечно, вы клюнете на это. Вам с собой не совладать,  да  и  соблазн
велик.  А  когда  вы,  наконец,  поймете,  что  происходит,  будет  поздно
отступать, вы окажетесь на крючке. Но я не думаю, что вы сможете сердиться
на нас за это.
     Ты станешь земной девочкой. Конечно, когда ты  вырастешь,  тебя  ждет
место среди тех, кто правит миром. Ты сделаешь колоссально много для нашей
цивилизации и будешь пользоваться заслуженным признанием. Все дело в  том,
что это будет наша цивилизация. Моя и... твоя.
     Не знаю, будешь ли ты скучать по этим лесам, по маленьким  домикам  у
залива, по лодкам, песням и  старым  сказкам  и,  конечно  же,  по  своему
дорогому дроматерию. Но в одном  я  уверен:  родная  планета  будет  очень
скучать по тебе, Миерна. И я тоже".
     - Пойдем, - сказал я. - Пора готовить завтрак.