ла скрыта от нас. Равнина
напоминала  поверхность  блестящего  полированного  металла,   рассеченную
тенями от западной стены. Спуск казался крутым,  конец  его  потерялся  во
тьме, но его нужно было преодолеть.
     Мой шлем, попавший в полосу прямого  солнечного  света,  вскоре  стал
напоминать духовку, в  то  время  как  ноги  оказались  в  тени  и  начали
леденеть. Но я забыл обо всем этом, когда увидел перед собой туман.
     Вы слышали об этом? Астрономы наблюдали его уже долгое время - в виде
облаков, периодически появляющихся в некоторых кратерах. Платон - один  из
таких. Я надеялся, что наше путешествие поможет раскрыть эту  тайну,  -  и
вот теперь, в четверти мили под  нами,  завиваясь  причудливыми  потоками,
клубился туман.
     Он поднимался из тьмы, и когда на него падали солнечные лучи, начинал
отливать золотом, после чего исчезал, растворялся, таял.
     Я начал спускаться.
     - Эй! - крикнул Бэйрд. - А ну вернись!
     - Я только посмотрю, - попросил я. - Ногу вывихнешь, и тебя  придется
тащить на себе! Ночь уже близко. Нет!
     - В этом балахоне ничего себе не вывихнешь, - ответил я.
     Скафандр снаружи весь покрыт  металлом,  даже  гибкие  сочленения,  а
пластиковый  шлем  был,  пожалуй,  еще  прочнее.  Так  что,  если  бы  мне
захотелось покончить с собой, то бросаться надо было бы с  немалой  высоты
и, может быть, не один раз.
     - Возвращайся, или я отправлю тебя под  трибунал,  -  процедил  Бэйрд
сквозь зубы.
     - Шеф, будь человеком, - сказал Эрнандес.
     В конце концов, он его уговорил. Капитана почему-то раздражаю  только
я. Мы обвязались страховкой и осторожно начали спуск.
     Туман поднимался из расселины примерно  посередине  стены.  Там,  где
лежали  тени,  наши  фонари  высветляли  иней,  который  тут  же   начинал
испаряться под действием света. Наверное, когда приходила ночь, все  здесь
вокруг было покрыто льдом. Вода? Не знаю. Быть может, следы лунной  жизни,
например, - низшей растительной формы. Правда, за  все  время  нашего  там
пребывания  мы  ничего  подобного  не  обнаружили.   А  вот  то,   что  мы
обнаружили...
     Ниже трещины  виднелся  широкий  выступ.  Мы  спустились  на  него  и
остановились, осматриваясь.
     А теперь вы должны все  четко  себе  представить.  Мы  находились  на
выступе в несколько ярдов шириной. Над нами четко вырисовывалась  зубчатая
стена кратера, под нами была пропасть, дно которой  терялось  во  тьме,  а
впереди можно было разглядеть стальной отблеск дна  кратера.  За  миллионы
лет грунт  покрылся  слоем  метеоритной  пыли,  я  видел  отпечатки  своих
ботинок, четкие и глубокие, и знал, что они сохранятся такими навсегда, по
крайней мере, до тех пор, пока новые слои пыли их не смажут.
     В  десяти  футах  над  головой  виднелась   расщелина,   напоминающая
окаменевший рот, именно из нее вырывался туман и клубами уходил вверх.  Он
образовывал преграду, тоненькую прослойку между нами и небом.  Солнце  для
нас находилось словно за горизонтом, но зубы  скал  отражали  часть  лучей
вниз, сквозь туман.
     Так мы и стояли,  залитые  этим  холодным,  бледным,  бело-золотистым
светом, дымным светом... Господи! Нигде и никогда не может быть такого  на
Земле! Казалось, свет шел отовсюду, обволакивая нас,  напоминая  способное
светиться молчание. Это был свет Нирваны.
     Но я уже видел его где-то. Я не помню - где. И я стоял, вслушиваясь в
вечное безмолвие, царящее в моих наушниках, в моей душе,  и  я  забыл  обо
всем, кроме тишины и невероятного очарования окружающего...
     Но я никак не мог вспомнить, где я уже видел это.
     Вдруг Эрнандес вскрикнул. Мы с Бэйрдом оторвались  от  созерцательных
размышлений и неуклюже направились к нему.  Эрнандес  стоял  в  нескольких
футах от нас, прижимаясь к стене, и что-то напряженно разглядывая.
     Я посмотрел на грунт и во мне что-то оборвалось. Я увидел следы.
     Мы даже не спрашивали себя, не оставил ли их кто-то из нас. Эти следы
были не от ботинок американских скафандров. И кроме того, они  шли  снизу.
Поднимались вдоль стены,  на  мгновение  замирали,  словно  оставивший  их
топтался на месте, переступая с ноги на ногу. А потом мы обнаружили  след,
снова ведущий вниз.
     Молчание натянулось, словно готовая  лопнуть  струна.  Наконец  Бэйрд
поднял  голову  и  оглянулся.  Свет  превратил   его   лицо   в   изваяние
нечеловеческой красоты, и  где-то  я  уже  видел  лицо,  освещенное  таким
образом. Я глядел на него, забыв обо всем, с полчаса,  может,  больше,  но
где, в каком забытом сне?
     - Кто... - прошептал Бэйрд.
     - Только одна страна может тайно послать корабль на  Луну,  -  сказал
Эрнандес мертвым голосом.
     - Англия, - продолжил я. - Франция.
     - Будь так, мы бы об этом знали.
     - Значит... И они до сих пор здесь?
     Я посмотрел вниз, во тьму, заполнившую кратер Платона.
     - Хватит болтать, - сказал Бэйрд. - Этим  следам,  может  быть,  пять
часов, а может миллион лет.
     Это были отпечатки ботинок,  подбитых  гвоздями.  Не  очень  большого
размера, но судя по длине  шага  -  даже  здесь  на  Луне  -  принадлежали
человеку высокого роста.
     - Почему они не объявили об этом всему  миру?  -  раздраженно  сказал
Эрнандес. - Могли бы похвастаться...
     - Ты так думаешь? - проскрипел Бэйрд.
     Я посмотрел на юг. Низко над  горизонтом  висела  Земля  в  полуфазе,
далекая и бесконечно прекрасная. Я подумал, что вон там, прямо перед  нами
- Америка, но не был в этом уверен.
     Была лишь одна причина держать эту экспедицию в секрете. Они основали
здесь нечто, способное нарушить баланс - и, несомненно, в их пользу. И как
раз в эти мгновения там, на Земле,  могло  происходить  то,  чего  мы  так
опасались.
     - Но как можно осуществить такой рейс в тайне? - удивился я.
     - Может быть, корабль черного цвета и  стартовал  он  в  тот  момент,
когда наша станция находилась на противоположном участке орбиты.
     - Да заткнитесь вы! - Бэйрд застыл в молчании.
     Солнце спускалось все ниже,  сверхъестественный  свет  умирал  и  его
сменяло голубое сияние Земли. Наши лица в нем приобрели трупный оттенок.
     - Пошли, - сказал Бэйрд и повернулся. - Надо вернуться на  корабль  и
послать сообщение.
     - Если об этом станет известно, может начаться война, - сказал я.
     - У меня есть шифр.
     - А ты уверен, что его нельзя прочитать?
     - Ты, щенок, заткнись, сказано же тебе! - яростно выкрикнул Бэйрд.
     - Может быть, нам лучше пробраться туда, - мягко сказал  Эрнандес.  -
Пойти по этим следам и все разведать?
     - У нас нет оружия, - возразил Бэйрд.
     Я не буду останавливаться на споре. Решено было, что Бэйрд и Эрнандес
вернутся на корабль, а я пойду и погляжу, что там дальше. Для того,  чтобы
идти по следу у меня есть примерно час, но  не  больше,  если  я  не  хочу
замерзнуть навсегда.
     Один раз я оглянулся и увидел силуэты  их  скафандров,  чернеющие  на
фоне звезд. По мере того как солнечные лучи скрывались и  расширялись  мои
зрачки, звезд становилось все больше. А потом тени поглотили меня.
     Спуск был неровным, но я шел быстро. В этих местах преобладал  темный
и хрупкий камень, но я мог проследить путь  незнакомца  по  более  светлым
пятнам в тех  местах,  где  под  его  ногами  камень  крошился.  Сперва  я
удивлялся, как эти обломки могли сделаться светлее, когда  вокруг  вакуум,
но потом решил, что причиной тому фотохимический эффект.
     В тени трудно было отыскать путь. Но вскоре я  выбрался  на  открытое
пространство,  и  когда  мои  глаза  приспособились  к   земному   сиянию,
оказалось, что его вполне достаточно. Примерно через полчаса я оказался на
дне кратера. Солнце скрылось за краем стены. Вокруг меня царила ночь.
     Нельзя было терять время. Я стоял на гладкой темной  лаве  и  пытался
отыскать следы в пыли. Путь мог оказаться неблизким.  Я  пожал  плечами  и
прыжками помчался вперед, стараясь развить максимально возможную скорость.
     В  свете  Земли  нелегко  было  различать  след.  И  это   неудобство
раздражало меня больше, чем любая опасность.
     Я немного превысил лимит безопасности, когда обнаружил лагерь.
     Разглядеть можно было  немного.  Длинная  полоса  нарушенной  пыли  и
раздробленных камней в  том  месте,  где  опустилось  некое  устройство  с
экипажем, а потом улетело обратно... и никаких признаков  работы  ракетных
двигателей! Несколько шрамов в тех  местах,  где  были  отколоты  образцы.
Следы. Ничего больше.
     Я смотрел на стену кратера, позади меня  лежала  ночь,  а  туман  все
поднимался, на этот раз голубоватого оттенка. Я стоял, пытаясь сообразить,
кто же прилетел сюда без всякой ракеты, но так ничего и не придумал. Обвел
небосклон глазами  и  заметил  красноватую  крапинку  Марса.  И  сразу  же
почувствовал дрожь.
     Неужели марсиане побывали раньше нас на нашем собственном спутнике?
     Пора было возвращаться. Каждая минута промедления уменьшала мои шансы
на возвращение.
     Но что-то не пускало...
     Невдалеке виднелось небольшое гранитное обнажение.  Я  подумал  было,
что  это  сложенная  из  камней  пирамида,  но  когда  подошел  ближе,  то
оказалось, что это образование природного происхождения. Пожав плечами,  я
повернулся...
     Что-то приковало мой взгляд. Я подошел поближе.
     Это  был  утес  цвета  мокрого  снега.   Его   единственная   плоская
поверхность была обращена к Земле. И на  ней  я  обнаружил  вырубленный  в
камне крест.
     Я забыл о времени  и  об  усиливающемся  холоде.  Стоял,  пораженный,
пытаясь понять, то ли крест был всего лишь случайным символом, то ли и там
- на Марсе, или на какой-нибудь другой планете под чужим солнцем - был Он,
который...
     Надо мной кружили и сияли миллионы звезд.
     И тут я вспомнил. Вспомнил, где я  видел  тот  падавший  на  скальную
стену на заходе солнца свет. Теперь я знал всю правду.
     Я повернулся и побежал.
     Я еле успел. Батареи иссякли милях в пяти от корабля.  Я  сообщил  об
этом  по  радио  и  побежал  дальше,  надеясь   движением   компенсировать
недостающее тепло. Но ноги быстро замерзли, я начал спотыкаться, а холод с
каждой минутой крепчал.
     Бэйрд встретил  меня  на  полпути,  содрал  разрядившиеся  батареи  и
подсоединил новый комплект.
     После чего закричал:
     - Кретин! Проклятый,  безмозглый  идиот!  Если  ты  еще  хоть  раз...
прикончу без суда...
     - Даже если я скажу тебе, кто всаживался в Платоне?
     - Что-о?
     Мы были уже в корабле, и мои пальцы отогрелись раньше,  чем  я  успел
закончить оправдания. Возражений было много, но когда он ухватил идею...
     Даже после того  как  мы  вернулись  домой  и  рассказали  обо  всем,
разведка  долго  продолжала  работать  сверхурочно.  Теперь-то  они  точно
установили, что никакой экспедиции до нас не было. Правда, Бэйрд, Эрнандес
и я знали это еще в нашу первую ночь на Луне.
     Вот, вкратце, причины, почему мы остановились на вас, профессор. Мы с
вами отправимся за границу. Официально - как туристы. Вы будете  рыться  в
архивах, а  я  подскажу  вам,  если  попадется  что-нибудь  интересное.  Я
сомневаюсь, очень сомневаюсь, что  из  этого  что-нибудь  получится.  Этот
секрет хорошо укрыт, так же, как и тайна подводной лодки, которую он решил
не отдавать враждующему миру. Но если когда-нибудь  нам  удастся  отыскать
хоть намек - я буду счастлив.
     Наши эксперты - деятельные ребята, они перероют все. И теперь,  зная,
какие силы подключены и как это важно, надеюсь, вы понимаете,  что  это  -
действительно величайшая тайна?
     Как, вы отказываетесь?! Профессор,  я  поражен  и  расстроен.  Вы  же
историк!
     Ладно. Мы с вами отправимся в Лондон, я приведу  вас  в  Национальную
Галерею и посажу напротив картин под названием "Мадонна у скал". И вы сами
увидите этот никогда  не  сиявший  на  Земле  свет  -  холодный,  бледный,
непередаваемый мягкий свет, ласкающий Матерь Божию и Сына. А имя художника
- Леонардо да Винчи.


                            [От переводчика]

     Этот рассказ был впервые  опубликован  в  мартовском  номере  журнала
"Гэлакси Сайенс Фикшн" за 1957 г., то есть до  начала  "космической  эры".
Поэтому все подробности  первой  высадки  американцев  на  Луне,  описание
лунных пейзажей и т.п. остаются на совести авторского воображения.





                         Пол Андерсон

                           Литания



      Монастырь Св. Марты Бетанской стоит на высокой  горе  в
 Лунных Карпатах. Его стены сложены из дикого камня и неотли-
 чимы от окружающих скал, они возносятся в вечно черное здесь
 небо словно темный утес. Когда вы подлетаете со стороны  Се-
 верного полюса, стараясь держаться пониже, в  тени  защитных
 противометеоритных экранов вдоль дороги Платона,  то  видите
 венчающий башню крест, который четко вырисовывается на  фоне
 голубого диска Земли. Оттуда не донесется  колокольный  звон
 -- где нет воздуха, нет и звуков.
      Но зато вы сможете в положенные часы услышать  колокола
 внутри монастыря и внизу, в криптах,  где  трудятся  машины,
 поддерживающие здесь подобие земной среды. Если же вы немно-
 го задержитесь, то услышите и призыв к заупокойной  молитве.
 Такова традиция обители Св. Марты: возносить молитвы за тех,
 кто канул в Пространстве, а число  этих  жертв  прибывает  с
 каждым годом.
      Главная забота монахинь не молитвы.  Их  дело  помогать
 недужным, бедным, убогим, сошедшим с ума, -- всем, кого Про-
 странство изломало и швырнуло обратно. На Луне таких  отвер-
 женных полно; потому ли, что им больше не по силам  выносить
 притяжение Земли, или из-за страха землян, что они  принесут
 с собой неведомую инопланетную чуму. А может, просто потому,
 что люди так заняты раздвиганием рубежей неведомого, что  им
 некогда тратить время на неудачников. Сестры одевают скафан-
 дры не реже, чем свое монашеское одеяние, и медицинские инс-
 трументы в их руках столь же обычны как четки.
      Но и у сестер есть время, чтобы предаваться размышлени-
 ям. Лунной ночью,  когда  на  полмесяца  исчезает  солнечный
 блеск, ставни часовни раскрывают и через ее прозрачный купол
 звезды смотрят на огоньки свечей. Звезды здесь не мерцают  и
 их свет по-зимнему холоден. Есть одна монахиня, чаще  других
 приходящая в часовню помолиться за своего покойника. И абба-
 тисса специально следит за тем, чтобы эта женщина обязатель-
 но смогла присутствовать на ежегодной мессе, которую заказа-
 ла еще до того, как дала обет.
           Requiem aeternam dona eis, Domine,
           et lux perpetua luceat eis.
           Kyrie eleison, Christe eleison.
           Kyrie eleison.


      В экспедицию к сверхновой Сагиттари  входило  пятьдесят
 человек и одно пламя. Экспедиция проделала долгий путь,  на-
 чавшийся на околоземной орбите, а последнего своего участни-
 ка подобрала на Эпсилоне Лиры. После этого шаг за шагом  ко-
 рабль начал приближаться к своей цели.
      Парадокс времени и пространства в том,  что  одно  есть
 проявление другого. С момента взрыва минула уже  сотня  лет,
 когда люди на Последней Надежде заметили его. Эти люди явля-
 ли собой часть длящихся поколениями стараний создать цивили-
 зацию существ, совершенно на нас не похожих.  Однажды  ночью
 они взглянули на небо и вдруг увидели свет настолько  яркий,
 что у предметов выросли тени. Этому волновому  фронту  пред-
 стояло достигнуть Земли лишь через несколько столетий. Но  к
 тому времени он бы ослаб настолько, что в небе просто появи-
 лась бы новая яркая точка -- и только. Однако корабль,  спо-
 собный прокалывать пространство, по которому вынужден ползти
 свет,  сумел  проследить  всю  историю  гибели  колоссальной
 звезды.
      Сначала расположенные на  безопасном  удалении  приборы
 записали все, что происходило перед взрывом. Пекло,  рушаще-
 еся внутрь себя после того, как догорели  последние  остатки
 его ядерного топлива. Прыжок сквозь пространство --  и  люди
 увидели, что творилось сто лет назад: судороги звезды,  буря
 квантов и нейтрино, излучение, по мощности равное сотне мил-
 лиардов солнц в этой галактике.
      Эта буря затихала, оставляя в небесах после себя пусто-
 ту, и "Ворон" переместился поближе к  звезде.  На  пятьдесят
 световых лет -- на пятьдесят лет -- ближе, и вот он уже изу-
 чает сжимающийся огненный комок посреди тумана,  сверкающего
 ярче молний.
      Еще двадцать пять лет -- и центральный шар совсем сжал-
 ся, а окружающая его туманность расширилась и  померкла.  Но
 поскольку и расстояние теперь было намного меньше, все каза-
 лось крупнее и ярче. Невооруженный глаз видел лишь  источник
 ослепительного блеска, смотреть на который было  невыносимо,
 а созвездия по сравнению с ним казались совсем  тусклыми.  В
 телескоп удавалось разглядеть голубовато-белую искорку, пря-
 чущуюся в серцевине опалесцирующего облака со струящейся ба-
 хромой по краям.
      "Ворон" готовился к финальному прыжку -- в  непосредст-
 венную близость к сверхновой.
      Капитан Теодор Сцили отправился в последний контрольный
 обход. Вокруг него тихо мурлыкали системы корабля, разгоняв-
 шегося до нужной собственной скорости при ускорении в  1  g.
 Гудели силовые генераторы, пощелкивали регуляторы, шелестела
 вентиляционная сеть. Капитан ощущал, как по его жилам  текла
 энергия. Но вокруг был сплошной металл, безликий и неуютный.
 За иллюминаторами горели яростные полчища звезд и призрачная
 дуга Млечного Пути; там был вакуум, космические лучи,  холод
 чуть выше абсолютного нуля, невообразимое расстояние до бли-
 жайшего человеческого очага. Капитану предстояло сейчас  по-
 вести людей туда, где еще никто никогда не бывал; в условия,
 о которых ничего нельзя было сказать наверняка -- и это  тя-
 желым грузом давило на его плечи.
      Элоизу Уаггонер он обнаружил на  ее  рабочем  месте,  в
 клетушке, соединенной прямой связью с капитанским  мостиком.
 Его привлекла музыка, торжествующая просветленность незнако-
 мой мелодии. Остановившись на входе в кабину, капитан увидел
 Элоизу сидящей за столом, на котором стоял маленький  магни-
 тофон.
      - Что это? - требовательно спросил он.
      - Ой, - женщина (он никак не мог заставить себя  думать
 о ней как о девушке, хотя она  была  еще  почти  подростком)
 вздрогнула. - Я... я ждала, когда мы прыгнем.
      - Ждать полагается наготове.
      - А что я должна делать? - ответ прозвучал  менее  сму-
 щенно, чем ей бы того хотелось. - Я ведь не член  экипажа  и
 не ученый.
      - Вы входите в состав команды. Техник специальной связи.
      - С Люцифером! А он любит музыку. Он говорит, что среди
 всего известного ему про нас, именно в музыке мы ближе всего
 подошли к единению.
      Сцили приподнял брови:
      - Единению?
      На тонких щеках Элоизы заиграл румянец. Она  уставилась
 на свой стол и сплела пальцы.
      - Может, это и не то слово. Мир, гармония,  единство...
 Бог?.. Я чувствую, что именно он хочет сказать, но у нас нет
 подходящего выражения.
      - Хм... Что ж, вам положено следить, чтобы ему было хо-
 рошо, - Капитан оглядел ее и вновь его  охватила  неприязнь,
 которую он постарался подавить. Он считал Элоизу в  общем-то
 славной на свой тихий и неприметный лад, но  вот  внешность!
 Костлявая, с огромными ступнями и здоровенным носом, с  гла-
 зами навыкате и волосами словно пыльная пакля -- и  вдобавок
 капитану всегда становилось не по себе  от  телепатов.  Она,
 конечно, утверждала, что может читать только мысли Люцифера,
 но кто мог сказать, так ли это на самом деле?
      Нет. Нельзя так думать. Одиночество  и  непохожесть  на
 остальных могут сломать здесь человека в два счета, даже ес-
 ли к этому не добавлять еще и подозрения  товарищей  по  ко-
 манде.
      Если, конечно, Элоизу Уаггонер можно было назвать чело-
 веком в полном смысле этого слова. Она  была  скорее  чем-то
 вроде мутанта. Что еще можно сказ