ыли
и особенно красивые образчики кораллита, из которого на  Земле  выделывают
украшения, и несколько видов раковин удивительной красоты.
     Были здесь и образчики подводной жизни для изучения, почти все -  еще
не виданные человеком.  Сколько  миллионов  разновидностей  живых  существ
населяют эту планету? Были кое-какие инструменты, когда-то  оброненные  за
борт и погребенные в иле, а сейчас вновь открытые переменчивыми подводными
течениями; был какой-то непонятный комок - легкий, желтого  цвета,  жирный
на ощупь, возможно, вещество биологического  происхождения,  вроде  амбры;
быть может,  оно  малоинтересно,  а  быть  может,  это  ключ,  открывающий
совершенно новую область химии. Добыча со всей планеты болталась сейчас  в
коробках Хоуторновой коллекции.
     Для всех новинок  была  установлена  определенная  довольно  скромная
цена. Если люди и во второй раз возьмут такой же  образчик,  они  заплатят
дороже, и так будет опять и опять, пока не установится постоянная цена, не
слишком высокая для землян и не  настолько  низкая,  чтобы  дельфоидам  не
стоило трудиться, поставляя товар. Просто удивительно, какую  подробную  и
точную систему товарообмена можно разработать, не прибегая к помощи речи.
     Хоуторн посмотрел вниз, на Оскара.  Огромный  морской  зверь  недавно
вынырнул поблизости и теперь лежал  на  воде,  носом  к  пристани,  лениво
поплескивая хвостом. Приятно смотреть,  как  блестит  темно-синим  глянцем
круто выгнутая спина.
     - Знаешь, дружище, - пробормотал Хоуторн, - уже сколько лет на  Земле
хихикают над вашим братом, - мол, экие простофили, отдают  нам  невиданные
драгоценности в обмен на какие-то дрянные  побрякушки.  А  вот  я  начинаю
думать - может, мы с вами квиты,  и  еще  неизвестно,  кто  кого  дурачит?
Может, на Венере эти самые огневики не такая уж редкость?
     Оскар легонько фыркнул, пустил из дыхала фонтанчик и повел  блестящим
лукавым глазом. Престранное выражение мелькнуло на его морде. Конечно  же,
было бы чистейшим легкомыслием,  недостойным  ученого  мужа,  назвать  это
усмешкой. Но хоть убейте, а внутренне Оскар именно усмехнулся!
     - Ладно, - сказал Хоуторн, - ладно. Теперь поглядим, какого вы мнения
о наших новых р-роскошных изделиях. Мы  столько  лет  соображали,  чем  бы
скрасить ваше житье-бытье, -  и  вот  привезли  всякой  всячины.  Все  эти
изделия вместе и каждое в отдельности, господа и дамы дельфоиды,  испытаны
и проверены в наших безупречных лабораториях, и не думайте,  что  это  так
просто - испытать, к примеру, патентованный пятновыводитель. Итак...
     Мелодичное  журчание  Шенберга  было  отвергнуто.  Возможно,   другие
композиторы-атоналисты  пришлись  бы  местному  населению  по  вкусу,   но
учитывая, что в межпланетных кораблях каждая кроха груза  на  счету,  опыт
повторится не скоро. С другой стороны,  запись  старинных  японских  песен
исчезла, взамен оставлен был самоцвет в два карата  -  вдвое  больше,  чем
платят обычно за  новинку;  это  означало,  что  какой-то  дельфоид  хочет
получить еще одну такую же запись.
     По обыкновению, картины всех современных художников были  отвергнуты,
но, признаться, Хоуторн и сам не  очень  жаловал  эту  живопись.  Ни  один
дельфоид не польстился на Пикассо (средний период), но Мондриан  и  Матисс
шли недурно. Куклу взяли за самую низкую цену - обломок минерала. Дескать,
ладно уж, эту мы  (я?)  возьмем,  но  не  трудитесь  -  больше  такого  не
требуется.
     Опять же отвергнуты были непромокаемые  книжки  с  картинками;  после
первых немногих проб дельфоиды никогда не брали книг. Среди прочего именно
их неприязнь к книгам заставляла многих исследователей сомневаться в  том,
что это действительно разумные, мыслящие существа.
     "И ничего из этого не следует, - думал Хоуторн.  -  У  них  нет  рук,
поэтому для них неестественно  пользоваться  печатным  текстом.  Некоторые
лучшие образцы нашего искусства стоят того, чтобы утащить их  под  воду  и
сохранить просто потому, что они красивы или интересны, или забавны,  или,
кто знает, что еще находят в них  дельфоиды.  Но  если  нужно  запечатлеть
факты и события, у дельфоидов вполне могут  быть  для  этого  свои,  более
подходящие способы. Какие, к примеру? Кто его знает?  Может  быть,  у  них
отличная  память.  А  может  быть,  при  помощи,  скажем,  телепатии   они
записывают все, что требуется, в кристаллической структуре камней  на  дне
океана?"
     Оскар  кинулся  вдоль  пристани,  догоняя  Хоуторна.  Тот  присел  на
корточки и потрепал дельфоида по мокрому гладкому лбу.
     - Ну, а ты что обо мне думаешь? - спросил он вслух. - Может,  в  свой
черед гадаешь, способен ли я мыслить. Ну да, ну да. Мое племя свалилось  с
неба и построило плавучие металлические поселки и доставляет вам всяческие
занятные и полезные штучки. Но ведь и муравьи, и термиты живут по каким-то
своим законам, и у вас на Венере есть твари в этом роде, с очень  сложными
правилами общежития.
     Оскар пустил фонтанчик и ткнулся носом в щиколотки  Хоуторна.  Далеко
на воде резвились его сородичи, высоко взлетали, описывая в воздухе  дугу,
и снова ныряли, взбивая  на  фиолетовых  волнах  ослепительную  ярко-белую
пену. Еще дальше, в дымке, едва  различимые  глазом,  трудились  несколько
взрослых дельфоидов: при помощи трех разных видов  прирученных  (так,  что
ли?) водяных жителей загоняли косяк рыбы. Судя по всему, они  делали  свое
дело с истинным удовольствием.
     - Ты не имеешь никакого права быть таким умницей и хитрецом, Оскар, -
сказал Хоуторн. - Согласно  всем  правилам,  разум  развивается  в  быстро
изменяющейся среде, а океан, согласно всем теориям, недостаточно изменчив.
Да, но может быть, это справедливо только для земных морей? А тут Венера -
много ли мы знаем о Венере? Скажи-ка, Оскар, может быть, ты - что-то вроде
собаки, а рыба, которую вы тут пасете, это просто тупой скот, и она так же
покорно служит вам,  как  травяная  тля  -  муравьям?  Или  это  настоящие
домашние животные, которых вы сознательно приручили? Наверняка именно так.
Я буду стоять на этом до тех пор, пока муравьи не  начнут  увлекаться  Ван
Гогом и Бидербеком.
     Оскар  фыркнул,  обдал  Хоуторна  углекислой  океанской  водой.   Она
живописно запенилась, защекотала кожу. Чуть повеял ветерок, сдувая влагу с
одежды. Хоуторн вздохнул. Дельфоиды, совсем как дети, ужасные  непоседы  -
еще одно основание для многих психологов  ставить  их  лишь  чуточку  выше
земных обезьян.
     Не слишком логично, мягко говоря. Темп жизни на Венере  куда  быстрей
земного,  каждую  секунду  на  тебя  сваливается  что-то   неожиданное   и
неотложное. И даже если у дельфоидов просто непостоянный нрав,  разве  это
признак глупости? Человек - животное, тяжелое на подъем,  он  давно  забыл
бы, что  значит  играть  и  резвиться,  если  бы  ему  об  этом  вечно  не
напоминали. Очень может быть, что здесь, на Венере,  жизнь  сама  по  себе
доставляет куда больше радости.
     "Напрасно я унижаю собственное племя, - подумал Хоуторн. -  Суди  все
века, кроме нынешнего, и все страны, кроме своего отечества. Мы не  похожи
на Оскара, только и всего. Но разве из этого следует,  что  он  хуже  нас?
Ладно, давай лучше сообразим, как бы  сконструировать  такую  пилу,  чтобы
дельфоиду сподручно было с нею управляться. Сподручно? Когда  у  тебя  нет
рук, а  только  рот?  Если  дельфоиды  станут  выменивать  у  людей  такие
инструменты, это будет веским доказательством, что по уровню развития  они
совсем не так далеки от человека. А если не пожелают,  что  ж,  это  будет
лишь означать, что у них  иные  желания,  и  вовсе  не  обязательно  более
низменные, чем наши.
     Вполне возможно, что племя Оскара в умственном отношении  стоит  выше
человечества. Почему бы и нет? Их организм и их окружение таковы, что  они
не  могут  пользоваться  огнем,  обтесанным  камнем,  кованым  металлом  и
графическими изображениями. Но может быть это заставило  их  мысль  искать
иные, более сложные пути? Племя философов, которое неспособно  объясняться
с человеком, ибо давно позабыло младенческий лепет...
     Да, конечно, это дерзкая гипотеза. Но одно бесспорно: Оскар отнюдь не
просто смышленое животное, даже если его разум и не равен человеческому. И
однако, если племя  Оскара  достигло,  скажем,  уровня  питекантропа,  это
произошло потому, что в условиях жизни  на  Венере  есть  что-то  особенно
благоприятное для развития разума. Это особое условие будет действовать  и
впредь. Пройдет еще, скажем,  полмиллиона  лет  -  и  дельфоид  духовно  и
умственно наверняка ничуть не уступит современному человеку. А  человек  к
тому времени, пожалуй, выродится или сгинет вовсе. Возможно, у  них  будет
куда больше души... больше чувства красоты, больше  доброты  и  веселости,
если судить по их нынешнему поведению.
     Короче говоря, Оскар либо  (а)  уже  равен  человеку,  либо  (б)  уже
обогнал человека, либо (в) быстро и несомненно растет, и его потомки  рано
или поздно (а) сравняются с человеком и затем  (б)  обгонят  его.  Милости
просим, брат!"
     Пристань  дрогнула.  Хоуторн  опустил  глаза.  Оскар   вернулся.   Он
нетерпеливо тыкался носом в металлическую стенку и махал передним  ластом.
Хоуторн подошел ближе и  посмотрел  на  дельфоида.  Не  переставая  махать
ластом, Оскар изогнул хвост и хлопнул себя по спине.
     - Э, постой-ка! -  Хоуторна  осенило.  В  нем  вспыхнула  надежда.  -
Постой-ка, ты что, зовешь меня прокатиться?
     Дельфоид мигнул обоими глазами. "Может быть, для него мигнуть  -  все
равно что для меня кивнуть головой? А если так, может быть, Оскар и впрямь
понимает по-человечьи?!"
     Хоуторн бросился за электролизным аппаратом. Скафандр хранился тут же
в ящике, Хоуторн натянул его на себя - гибкий, как  трико,  с  равномерным
обогревом. Задержал дыхание, отстегнул маску от резервуара и  смесителя  и
вместо них надел два кислородных баллона, превратив обычное  снаряжение  в
акваланг.
     На минуту он замялся. Предупредить  Джевонса?  Или  хотя  бы  отнести
коробки с очередными приношениями дельфоидов? Нет, к  черту!  Это  вам  не
Земля, где пустую бутылку из-под пива и ту нельзя оставить без  присмотра,
непременно свиснут. А Оскару, пожалуй, надоест ждать. Венериане - да, черт
подери, вот так он и будет их  называть,  и  провались  она  в  тартарары,
высокоученая осмотрительность в выборе терминологии! -  венериане  не  раз
вырвали людей, терпящих бедствие, но никогда еще не предлагали покатать их
просто так. Сердце Хоуторна неистово колотилось.
     Он  бегом  кинулся  обратно.  Оскар  лежал  в  воде  совсем  рядом  с
пристанью. Хоуторн сел на него верхом, ухватился за  маленький  затылочный
плавник  и  прислонился  спиной  к  мускулистому  загривку.  Длинное  тело
скользнуло прочь от Станции. Заплескалась вода, лаская босые ступни.  Лицо
там, где оно не было прикрыто маской, освежал ветер. Оскар взбивал ластами
пену, будто завилась снежная метель.
     Низко над головой неслись радужные облака, небо на  западе  прошивали
молнии. Мимо проплыл маленький полипоид, килевой плавник его был  погружен
в воду, отливающая всеми цветами радуги перепонка-парус влекла его вперед.
Какой-то дельфоид неподалеку хлопнул хвостом по воде в знак приветствия.
     Они  скользили  так  ровно,  незаметно,  что,  оглянувшись,   Хоуторн
внутренне ахнул: от Станции уже добрых пять миль! И  тут  Оскар  ушел  под
воду.
     Хоуторн немало работал под водой и просто  в  водолазном  костюме,  и
подолгу -  в  субмарине  либо  в  батискафе.  Его  не  удивила  фиолетовая
прозрачность верхних слоев воды, переходящая во все  более  сочные  густые
тона по  мере  того,  как  опускаешься  глубже.  И  светящиеся  рыбы,  что
проносились мимо, будто радужные кометы, были тоже ему знакомы. Но никогда
прежде он не ощущал между коленями этой  живой  игры  мускулов;  вдруг  он
понял, почему на Земле иные богачи все еще держат лошадей.
     Наконец они погрузились в прохладную, безмолвную, непроглядную тьму -
и вот тут-то  Оскар  пустился  полным  ходом.  Хоуторна  чуть  не  сорвало
встречным током воды, но какое это было наслаждение - так мчаться, держась
изо всех сил! Не зрение, какое-то шестое чувство подсказывало ему, что они
петляют по пещерам и ущельям в горах, скрытых глубоко  под  водой.  Прошел
час, и впереди замерцал свет - далекая слабая искорка. Еще полчаса - и  он
понял, откуда исходит этот свет.
     Он часто бывал у светящихся кораллитовых гряд, но эту видел  впервые.
По масштабам Венеры этот риф был не так уж  далеко  от  Станции,  но  даже
радиус в двадцать миль охватывает огромную площадь, и люди  сюда  пока  не
добрались. Притом обычные рифы  не  так  отличались  от  своих  коралловых
собратьев на Земле: причудливая мешанина шпилей, зубцов,  откосов,  пещер,
колдовская, но дикая красота.
     А здесь  кораллит  не  был  бесформенным.  Глазам  Хоуторна  открылся
подводный город.
     Позже он  не  мог  в  точности  припомнить,  каков  был  этот  город.
Непривычный мозг не умел  удержать  странные,  чуждые  очертания.  Но  ему
запомнились   изящные   рифленые   колонны,    сводчатые    помещения    с
фантастическими  узорами  на  стенах;  здесь  высился  массив  с  чистыми,
строгими линиями, там  изгибалась  варварская  прихотливая  завитушка.  Он
видел башни, витые, точно бивень нарвала;  тончайшие  филигранные  арки  и
контрфорсы; и все объединял общий стройный рисунок, легкий, словно  брызги
пены, и в то же время мощный, точно прибой, опоясывающий целую планету,  -
грандиозный, сложный, безмятежно спокойный.
     Город  был  построен  из  сотен  пород  кораллита,  каждая  светилась
по-своему, и так тонко подобраны были цвета, что на черном фоне  океанской
глуби играли и переливались все мыслимые тона и оттенки  огненно-красного,
льдисто-голубого, жизнерадостнозеленого, желтого. И откуда-то, Хоуторн так
и не понял откуда, лился слабый хрустальный звон, неумолчная  многоголосая
симфония - в переплетении этих голосов он не  мог  разобраться,  но  вдруг
вспомнилось детство и морозные узоры на окнах...
     Оскар дал ему поплавать здесь самому и оглядеться.  Тут  были  и  еще
дельфоиды, они двигались неторопливо, спокойно, многие - с детенышами.  Но
ясно было, что они здесь не живут. Может быть, это какой-то памятник,  или
художественная галерея, или... как знать?  Город  был  огромен,  опускался
отвесно вниз, ко дну океана, по меньшей мере на полмили, ему не видно было
конца - вздумай Хоуторн уйти так далеко в глубину, давление убило бы  его.
И однако это чудо зодчества, несомненно, создано было не  ради  каких-либо
практических целей. А может быть, не так? Быть может,  венериане  постигли
истину, давно забытую на Земле, хотя древним  грекам  она  была  известна:
тому, кто мыслит, созерцать красоту столь же необходимо, как дышать.
     Чтобы под  водой  соединилось  в  одно  гармоническое  целое  столько
прекрасного - это, конечно, не  могло  быть  просто  капризом  природы.  И
однако  этот  исполинский  дворец  не  был  вырезан,  вырублен  в  древнем
подводном  хребте.  Сколько  Хоуторн  ни  присматривался  (а  при   ровном
безогненном пламени видно было превосходно), нигде он не обнаружил  следов
резца или отливки. Напрашивался  единственный  вывод:  каким-то  неведомым
способом сородичи Оскара попросту вырастили этот город!
     Он  совсем  забылся.  Наконец  Оскар  легонько  толкнул  его  в  бок,
напоминая, что пора  возвращаться,  пока  не  иссяк  кислород.  Когда  они
подплыли к Станции и Хоуторн шагнул на пристань, Оскар  мимолетно  ткнулся
носом ему в ногу, будто поцеловал, и шумно пустил огромный водяной фонтан.
     К концу дня - на Венере он тянется сорок три часа  -  стали  вразброд
возвращаться лодки.  Почти  для  всех  просто  минула  еще  одна  рядовая,
будничная  вахта:  сделан  десяток-другой  открытий,  записи  и  показания
приборов пополнились новыми данными, над  которыми  будешь  теперь  ломать
голову и, возможно, что-нибудь в них  поймешь.  Люди  устало  причаливали,
разгружали свои суденышки, собирали находки и шли поесть и отдохнуть. А уж
после настанет пора копаться во всем этом и спорить до хрипоты.
     Вим Дикстра и Джимми Чентун вернулись раньше других и  привезли  кучу
измерительных приборов. Хоуторн в общих чертах знал, чем  они  занимаются.
При помощи сейсмографа и звуковых  зондов  исследуя  ядро  планеты,  делая
анализы минералов, измеряя  температуру,  давление  и  изучая  еще  многое
множество всяческих показателей, они пытались  разобраться  во  внутреннем
строении Венеры.
     Это была часть извечной загадки. Масса Венеры составляет  восемьдесят
процентов земной, химические элементы здесь те же. Земля и  Венера  должны
быть схожи, как сестры-близнецы. А между тем  магнитное  поле  Венеры  так
слабо, что обычный компас  здесь  бесполезен;  поверхность  планеты  такая
ровная,  что  суша  нигде  не  выступает  над   водой;   вулканические   и
сейсмические процессы не только гораздо слабее, но и протекают, неизвестно
почему, совсем иначе; у потоков лавы и у взрывных  волн,  расходящихся  по
толще  планеты,  какие-то  свои,  неясные  законы;  горные  породы   здесь
непонятных типов и непонятно  распределены  по  дну  океана.  И  еще  есть
несчетное  множество  странностей,  в  которые  Хоуторн  даже  не  пытался
вникать.
     Джевонс  упомянул,  что  в  последние  недели  Дикстру  все   сильней
обуревает тайное волнение. Голландец из  тех  осторожных  ученых,  которые
словом не обмолвятся о своих выводах и открытиях, пока не установят все до
конца  твердо  и  неопровержимо.  По  земному  времени  он   проводит   за
вычислениями целые  дни  напролет.  Когда  кто-нибудь,  потеряв  терпение,
все-таки чудом прорывается к ЭВМ, Дикстра  нередко  продолжает  считать  с
карандашом в руках.  Нетрудно  догадаться:  он  вот-вот  разрешит  загадку
геологического строения планеты.
     - Или, может быть, афродитологического? - пробормотал Джевонс. - Но я
знаю Вима. За этим кроется не просто любопытство или желание прославиться.
У Вима на уме что-то очень серьезное и очень  заветное.  Надеюсь,  он  уже
скоро доведет дело до конца.
     В этот день Дикстра бегом ринулся вниз  и  поклялся,  что  никого  не
подпустит к ЭВМ, покуда не кончит. Чентун еще повертелся тут же,  притащил
ему сэндвичей и наконец вышел со всеми на палубу: на Станции  снова  ждали
Малыша Мак-Клелана.
     Здесь его и нашел Хоуторн.
     - Послушайте, Джимми, хватит напускать на  себя  таинственность.  Тут
все свои.
     Китаец расплылся в улыбке.
     - Я не имею права говорить. Я только ученик.  Вот  получу  докторскую
степень, тогда начну болтать без умолку, все вы еще пожалеете,  что  я  не
выучился восточной непроницаемости.
     - Да,  но  черт  возьми,  в  общем-то  всем  ясно,  чем  вы  с  Вимом
занимаетесь, - настаивал Хоуторн. - Как я понимаю,  он  заранее  высчитал,
какие примерно  показатели  получит,  если  его  теория  верна.  И  теперь
сопоставляет свои предложения с опытными данными. Так в чем  же  соль  его
теории?
     - По существу, тут никакого секрета  нет,  -  сказал  Чентун.  -  Это
просто подтверждение гипотезы, выдвинутой сто с лишком лет назад, когда мы
еще сидели на Земле и никуда не летали. Смысл в том, что  ядро  Венеры  не
такое, как у нашей Земли, отсюда и все другие  коренные  различия.  Доктор
Дикстра разработал целую теорию,  и  до  сих  пор  все  полученные  данные
подтверждают ее. Сегодня мы доставили сюда кое-какие  измерения,  пожалуй,
они решат вопрос; это больше по части сейсмического отражения, полученного
при взрыве глубинных бомб в океанских скважинах.
     - М-мда, кое-что я об этом знаю.
     Застывшим взглядом Хоуторн смотрел вдаль. На воде не  видно  было  ни
одного дельфоида. Может быть, они ушли в глубину, в свой прекрасный город?
А зачем? "Хорошо, что на вопросы  далеко  не  всегда  получаешь  ответ,  -
подумал он. - Если бы на Венере не оста